Midnight Masquerade

В течение следующих часов эльфы продолжали владеть друг другом, делая перерывы только тогда, когда их кожа начала ссыхаться в ванне. Но даже когда они остановились, чтобы омыть тела друг друга, им не терпелось продолжить свой страстный марафон. Теперь же ночное небо отбрасывало тень на спальню Астариона. Огонь потрескивал в очаге камина. Спальня Астариона сильно отличалась от комнаты для гостей, в которой он разместил Селфи. По крайней мере, он так думал. На стенах его комнаты было не так много украшений, как в гостевой. Большая кровать с балдахином и красными занавесками, привязанными к столбам, стояла в центре главной стены, напротив камина. Комнату украшал лишь большой шкаф с приставными столиками в тон и зона отдыха. Стены и пол были сделаны из камня, покрытые коврами и занавесками, которые защищали от солнца. Но только тогда, когда он хотел его избежать. Вдоль стен стояли книжные полки и гобелены. Вытканные изображения рассказывали историю героев Врат Балдура. Его любимыми изображениями были два эльфа: один с каштановыми волосами, другой с белыми. Хотя ему нравилось смотреть и на те, где был только седовласый эльф. Сегодняшняя ночь была иной, поскольку его внимание было сосредоточено на эльфийке, которая спала на его кровати. Её обнаженное тело было накрыто красным стеганым одеялом и белыми простынями. Астарион переоделся в простую одежду вскоре после того, как Селфи от изнеможения впала в медитацию, и сейчас пытался читать книгу у огня в одном из кресел. Если бы он только мог удержать взгляд от Селфи. Он смотрел, как простыни поднимаются и опускаются в такт её дыханию, полностью расслабленном в его дворце. Астарион не мог не вспомнить прошлое, когда она впервые выступила против шести лордов-вампиров, не имея ничего, кроме маленького кинжала, который не мог оставить даже маленький порез на огре. Страх потерять её, когда она потеряла сознание от ран и истощения, заставил его умереть заново. Заставил его переосмыслить всю свою жизнь. Он провёл последние сто лет, живя как лорд-вампир и думая, что он свободен. Он налаживал связи, чтобы увеличить свою власть и обеспечить свою свободу в дальнейшем. Так почему же он чувствовал себя свободнее, когда эльфийская охотница спала на его кровати? Хотя всю свою жизнь он верил, что свобода приходит от обладания силой, эта девушка доказывала ему иное и заставила усомниться в пути, который он проложил для себя за годы их разлуки. Стоила ли жизнь без неё, пустынного дворца и поверхностных отношений, которые оставляли его сердце опустошенным? За прошедшую неделю с тех пор, как Селфи вернулась во Врата Балдура, он на какое-то время почувствовал себя целостным. Это не могло быть вызвано заключением тёмных закулисных сделок или встречами с кем-либо из его доноров, которые были там только для того, чтобы получить сексуальное удовлетворения от его прямой потребности. Так с ним обращались всегда, даже до вознесения. Украшение, которым можно воспользоваться. Даже когда он лично дёргал за марионеточные веревочки. Люди, которых он контролировал, использовали его не только для политического или экономического положения. Десятилетия наполнились желчью после того, как дворяне и светские люди ласкали и подталкивали его. Он больше не мог терпеть нежелательные ухаживания от людей, которые жаждали его, ухаживания от тех, кто не принимал отказ в качестве ответа. Кладбище уже было заполнено людьми, совершившими эту серьёзную ошибку. И даже тогда это не помешало другим похотливым ублюдкам попытаться. Только прикосновение Селфи возбуждало его, заставляя жаждать её ещё больше. Её глаза пристально смотрели на него не только с желанием — чувством, за которое она себя не винила, но и с любовью. Любовь, которая говорила ему, что он может сказать ей что угодно, не опасаясь осуждения. Что он мог сказать ей «нет» и она не только будет уважать его решение, но и следить за тем, чтобы его отказ поддержали. И все это без попыток вызвать у него чувство вины. Когда всё, что он мог предложить — это целомудренный поцелуй в губы и руки, это ночные обьятия, пока они вместе медитировали. Простые вещи, которые заставляли любить её безоговорочно. И это также заставило его переосмыслить всю идею мирового господства. По крайней мере, пока Селфи была здесь. Он не хотел рисковать её неодобрением. Но он готов рискнуть всем, чтобы заставить её улыбнуться. — Боги, ты действительно совершенна, — прошептал Астарион. Тихая молитва о том, чтобы время остановилось. Потрескивание огня эхом разносилось по комнате. Свет мягко освещал Селфи — картину, которую он хотел навсегда запечатлеть в красках. Но он решил запечатлеть этот образ в своём сердце. В спальне раздался стук, доносившиеся из-за двери. Астарион затаил дыхание, когда Селфи пошевелилась, но не вышла из медитации. Он встал, выдохнул и подошёл, чтобы открыть дверь комнаты. — Сэр, — Карик стоял с походным рюкзаком. — Мы смогли без проблем забрать вещи девушки. — Отлично, — Астарион взял у Карика рюкзак и начал закрывать дверь, бормоча слова благодарности. — Что угодно, сэр, — Астарион мог проклясть слух этого человека, но это делало его превосходным охранником. Без спокойной головы и быстрой реакции Карика Селфи, возможно, не дожила бы до этой ночи. Астарион отогнал эту мысль и положил рюкзак на пол рядом с прикроватной тумбочкой рядом с Селфи. Он сам остановился, навис над девушкой, убирая волосы, которые упали ей на лицо, и поправил простыню, чтобы прикрыть её обнажённое плечо. Простое пребывание в одной комнате со своей возлюбленной заставило его физически измениться, как будто ему не нужно было носить идеально созданную улыбку, поскольку более нежная, любящая улыбка уже украшала его лицо. Его плечи опустились, но не от печали, а потому, что ему не нужно было соответствовать чужим стандартам или оставаться настороже. Он был расслаблен. Он был самим собой. Ни Лорд Вампир, ни спаситель Врат Балдура. Просто Астарион. — Доброе утро, — пробормотала Селфи, когда вышла из транса. — Как ты? — Я не мог заснуть, — улыбнулся Астарион, наклонившись, чтобы поцеловать её в лоб, прежде чем сесть на кровать. — Держу пари, — усмехнулась Селфи над его некреативной шуткой. Как только Астарион сел на кровать, Селфи заключила его в свои объятия. — Всё в порядке? — Карик только что принёс твои вещи, — Астарион поцеловал охотницу в щеку и обнял, прижимая ближе. Его подбородок прижался к ее лбу. — Как прошла твоя медитация? — Одиноко, — он почувствовал, как Селфи уткнулась носом в его грудь, её голос все еще был тихим после выхода из транса. — Ох, бедняжка. Лучше я тебя поцелую, — Астарион начал оставлять поцелуи на её щеках, лбу, подбородке, носу и, конечно же, губах. Его действия были вознаграждены тем, что она захихикала и извивалась под ним. — Так. Лучше? — Я люблю тебя, — слова эхом отдавались в её ушах. Его тело искрилось радостью каждый раз, когда она говорила это. Он наклонил голову, чтобы ещё раз глубоко поцеловать её, прежде чем снова лечь. Усталость, наконец, взяла верх. — И я люблю тебя, — зевнул Астарион. Его разум автоматически погрузился в медитативный транс. — Это мило. Он почувствовал лишь губы на своем лбу, когда он перестал осязать мир вокруг. Селфи наблюдала, как Астарион медитировал у неё на руках, слушала его дыхание, когда его грудь поднималась и опускалась. Он, должно быть, не впал в транс в одно время с ней, и она не могла не задаться вопросом. Что он делал всё это время? Затем вспомнила, что Астарион сказал ей. Карик принёс ей рюкзак. Она осторожно выскользнула из рук Астариона, осознав, что её тело очень болит. Хотя она не могла сказать, было ли это результатом её борьбы с вампирами или её возни со своим вампиром. В любом случае, она нашла свою сумку и вытащила чистую пару нижнего белья, а также пару брюк и крестьянскую рубаху с длинными рукавами, молча поблагодарив себя за то, что постирала одежду перед входом в город. Размяв ноющие мышцы, она оглядела комнату, благодарная, что не вернулась в безвкусную спальню, в которой её разместили. Сначала она забеспокоилась, что это и была комната Астариона. Та самая, в которой девушка была прикована к постели в течение нескольких дней. Селфи считала, что ей повезло, ведь большую часть времени она была без сознания. Она осмотрела комнату, обращая особое внимание на гобелены, украшавшие стены. Охотница могла точно определить изображения наутилоидов и знаменитых зданий во Вратах Балдура. Там было множество знакомых лиц на гобеленах. Большинство из них ушли с Фаэруна. Сердце Селфи сжалось; она молча оплакивала своих друзей. Если бы не её рисунки, она бы давно забыла их лица. Именно тогда Селфи вспомнила о своих альбомах для рисования. Она поползла обратно к своей сумке и нашла художественную папку, в которой хранились альбомы для рисования, карандаши и другие инструменты, которые она собрала во время путешествий. Это умение она приобрела в первые несколько лет после событий во Вратах Балдура. На неё произвел впечатление художник Оскар Феврас, и она попросила его научить её, когда встретила мужчину в новом городе. Он был согласен с тех пор, как она спасла его от Жентарима и согласилась стать моделью для его портретов. Он сделал неплохую выручку на изображениях одного из героев Врат. Она вспомнила, как он рассказал ей, что во Врата Балдура было отправлено множество портретов, и задалась вопросом, натыкался ли когда-нибудь Астарион на один из них. В любом случае она открыла альбом и посмотрела на страницы, на которых она рисовала своих товарищей. Они разделяли общую угрозу превращения в пожирателей разума и общих союзников, которых приобрели на пути к устранению той самой угрозы. Она наблюдала, как эскизы меняются, показывая влияние времени, но все равно возвращаются ко времени, когда они все были ещё молоды. Единственной постоянной вещью был тот, кто находился в разгаре медитативного сна. — Красивый, — прошептала она себе, когда от вдохновения у неё зачесались пальцы. Как можно тише Селфи схватила одно из кресел, рядом с которым на столике лежала книга, и осторожно подтащила его к Астариону. Она разожгла свечу, сделав спальню ярче, чтобы она могла видеть, что рисует, и свернулась калачиком в кресле, открывая новую страницу. После столетия практики она смогла быстро наметить его пропорции, прежде чем переходить к прорисовке более крупных деталей к меньшим. Селфи время от времени возвращалась к своим предыдущим рисункам и замечала небольшие различия между использованием своих воспоминаний в качестве ориентира и обращением к реальному мужчине перед ней. На её рисунках его волосы были более растрепанными, а челюсть выглядела так, словно могла перерезать горло драконорожденному. В ее новом наброске его взгляд был более мягким, менее царственным. Как будто она не рисовала бывшего магистрата или лорда-вампира. А обычного мужчину, которого она любила телом и душой. Она потеряла счет времени, так как не остановилась на одном наброске, а заполнила несколько страниц. Ничего из этого она не собиралась ему показывать. Селфи сложила свои принадлежности и альбомы для рисования обратно в рюкзак, оставив сумку на полу. Она распакует вещи позже, когда они оба проснутся. Затем она прочитает ему лекцию об отсутствии у него вкуса, ведь дело касалось его комнат для гостей. Тем более она планировала остаться здесь как можно дольше. Серый солнечный свет начал проникать в спальню, когда Селфи снова заползла в объятия возлюбленного, вдыхая аромат мыла, роз и ноток бергамота.