The Symbol of Salvation

Ди не может вынести громких звуков. Как только это становится очевидно, Себастиан выдает всей прислуге мягкие тапочки и под страхом огромных штрафов запрещает прислуге говорить в полный голос. В поместье Швагенвагенсов поселяется мягкая, обволакивающая тишина. И нарушает ее регулярно лишь один человек, чей приезд знаменует только очередные приступы рыданий у семилетнего ребенка. Густав, мать его, Швагенвагенс. Иногда возникает ощущение, что введенное правило о тишине его не касается. Отец нарочито громко хлопает дверьми, топает как стадо слонов, и не упускает возможности поорать на горничных/сына/ненавистного внука/бесполезную невестку, нужное подчеркнуть. Сколько бы не просили его вести себя нормально. Об очередном приезде «доброго дедушки» извещает пара обуви в коридоре и столь знакомые оскорбления. Себастиан спешит подняться на второй этаж, не утруждая себя снять мокрые после дождя ботинки или промокшее насквозь пальто. Все-таки зонтик надо было брать. Дэниел захлебывается слезами и пытается зажать уши ладошками. Одна из его щек подозрительно опухла. — ТЫ МНЕ ЕЩЕ УШИ ПОЗАТЫКАЙ, СОПЛЯК!!! Густав замахивается для очередной пощечины, но его запястье перехватывает ладонь сына. — Ты опять за свое?! Глаза у Густава красные как у быка на корриде. — Ты мне еще правила диктовать будешь, сукин сын?! — Это мой дом. Веди себя в нем прилично. — ТВОЙ ДОМ?!!! А НА ЧЬИ ДЕНЬГИ ОН ПОСТРОЕН? — Это подарок моей покойной матери. И сбавь громкость. Ты пугаешь Ди. — МАЛЬЧИШКУ ЗОВУТ ДЭНИЕЛ!!! — Я сам решу как называть сына. И я повторюсь. На полтона потише. — Потакаешь ему во всякой чепухе. — Лишь стараюсь поддерживать ту атмосферу, в которой малышу будет комфортно. — Этому «малышу» уже семь лет. — Он от этого становится взрослым? — Вырастишь неблагодарного сопляка. Избаловать не боишься? — Знаешь, я заметил одну тенденцию. Все боятся избаловать, но при этом я не видел еще ни одного родителя, который боится недолюбить ребенка. Ты кстати зачем пришел? Не помню, чтобы отправлял тебе приглашение. — А мне зайти теперь просто так нельзя? Или за неделю информировать? — Желательно исчезнуть из нашей жизни навсегда. Себастиан смотрит холодно. Внутри бушует целое море ненависти и желания сломать эту тонкую, куриную шею. Густав усмехается. — Не советую идти супротив меня. — Или что? Будешь снова бить линейкой? — Запру тебя в психушке. А твоего выродка больного сдам в интернат для дебилов. Там ему и место. Убить. Убить. Убить. Убить. УБИТЬ. За плохие слова в сторону кровиночки. — Уходи. Скоро приедут Лидия с мужем. А мне не нужна очередная пьяная драка. Итак проблем хватает. — Как твои дела с Бетти? Намекает на то, когда он уже наконец заведет второго ребенка. Здорового. — Даже если у меня появится второй ребенок, ты узнаешь об этом последний. — Ничтожество. Да ты сдох бы на помойке, если бы не я!!! — Пока ты не научишься уважать моего сына, никогда не будешь желанным гостем. — Да как ты… — У нас этот разговор повторяется каждый месяц. Не смей на него кричать. Густав в раздражении покидает комнату, не забывая шарахнуть дверью о косяк, что едва побелка не сыплется на пол. Ди всхлипывает, обнимая голову руками. В ту же секунду Себастиан подхватывает малыша на руки, прижимая к груди. Его маленькое сердечко едва ли не выпрыгивает из груди. Мальчика трясет как при ознобе. Он судорожно глотает воздух, впиваясь потными пальчиками в отцовскую рубашку. В проем заглядывает служанка, с трудом открыв заевшую дверь. Вот скотина, ребенка до слез довел, еще и дверь сломал!!! — Мария, будь добра, закажи моему отцу такси. И проконтролируй, чтоб он не крушил мебель дальше. Старушка кивает и удаляется, а Себастиан начинает еле слышно шептать на ухо своему сыну успокаивающие слова. — Все в порядке, солнышко. Он уже ушел. Он больше тебя не тронет. Ты в безопасности. Папочка с тобой. Папочка тебя очень любит. — Па-а-ап… а тетушка правда приедет?.. — Ты хочешь, чтобы Лидия приехала? — Да… — Значит приедет! Ты главное не плачь. Себастиан укачивает его как в детстве. Ди уже семь, но он очень худ и никак не меняется в росте. Со стороны можно принять за четырехлетнего, да и на руках он все еще отлично помещается. Держать его не тяжело, хотя мужчина никогда не отличался мускулатурой. Он зарывается носом в песочно-светлые кудряшки ребенка, параллельно набирая сообщение сестре. Кнопки двоятся перед глазами, под ногами уже натекла значительная лужа, а ребенок после истерики вырубился почти моментально. Лидия отвечает кратко и лаконично. «Скоро буду.» Себастиан знает, что она точно будет соблюдать тишину.