Тихий омут

К концу первой недели в Бурсе Джемре начало точить ноющее чувство тревоги. Нет, у нее не горела в голове красная кнопка опасности или что-то в этом роде, но появилось какое-то ощущение неправильности ситуации, фальши всего, что происходило вокруг, и Джемре не понимала, почему. Джерен жила практически в какой-то семье из телешоу, добрая, милая, заботливая патриархальная семья из провинции, туда попадает современная стамбульская девушка, раздраженная косностью и ретроградностью местных диких обычаев, а потом проникается их честностью и благородством, и вот в итоге, сама оказывается босая, беременная и на кухне, счастливая и такая же шумная и веселая, как они. Обычно дело происходит в Адане или Караденизе. Вот только Джемре сама была из патриархальной семьи из провинции, так что прекрасно знала, что все это сказки для дневных сериалов, вроде тех, что любила смотреть бабушка, и теперь ей очень не нравилось вдруг оказаться в такой сказке. История Джерен именно и казалась такой сказочной. Сказка от первого до последнего слова, и Джемре не могла сказать, насколько Джерен сама верила в эти сказки. Когда она пересказывала историю Дженку, она почти ожидала, что Дженк ответит ей что-нибудь вроде «подруга, это бред, беги оттуда», но он принял все за чистую монету. Да, удивился совпадению, но решил, что после того, как в истории Джерен откуда-то нарисовался господин Агях, им уже ничему не следует изумляться. Возможно потому, что он не был из патриархальной семьи из провинции, вот и верил в сказки с канала ATV. В первый день были слезы. Много слез, море слез, океан слез. Плакала Джемре, плакала Джерен, глядя на мать плакал перепуганный маленький Умут, плакала тетушка Хюлья и ее дети, родственники и соседи. Джерен. Джемре могла закрыть глаза и вспомнить, как увидела сестру впервые за много лет прямо перед собой, не как в прошлый раз, когда она на долю секунды мелькнула перед ее взором, чтобы быть утянутой в машину Агяхом Карачаем. Какой же она была маленькой, напуганной… Ненастоящей. Джерен не была такой. Джерен была дерзкой, острой на язык, колкой. Джемре скорее ожидала бы, что сестра обругает ее и прогонит прочь, не желая ее видеть или еще что-нибудь такое, спросит, где она была все эти годы, почему раньше не нашла, или что и не хотела ее никогда видеть больше, и потому и сбежала… Джемре ждала от Джерен скорее этого, а не напуганных слез. И то, как Джерен была одета. Даже если забыть форменный халат и платок, повседневная одежда Джерен была… Анти-Джерен. Она во всем была Анти-Джерен. Одним из первых звоночков для Джемре было, когда на третий день в день в доме тетушки Хюльи одна из тетушкиных дочек принесла Джерен «ее таблетки», которые Джерен послушно выпила. – У Джерен очень слабое здоровье, – ласково сказала тетушка, обнимая Джерен за худенькие плечики, и Джемре внутренне подобралась. – Она такая хрупкая, так легко заболевает. – Джерен, – Джемре была искренне встревожена. – Как такое может быть? Ты же никогда не болела! У Джерен было железное здоровье, всегда. Даже в детстве, когда Джемре и Дживан заболевали, Джерен не брали никакие вирусы. Она всегда была крепкая, сильная, пышущая здоровьем. – Ах, дочка, родишь – сама узнаешь, что это такое, – с веселой улыбкой ответила тетушка Хюлья, и Джемре обеспокоенно посмотрела на слабо улыбающуюся Джерен. – Роды – это очень тяжело, дорогая, – подтвердила Медине, дочка тетушки. – Но ты не волнуйся, у нас очень хороший доктор, очень хорошо смотрит за нашей дорогой Джерен. – Я бы хотела посмотреть рецепты, я ведь сама медсестра, – настороженно сказала Джемре, и Хюлья понимающе улыбнулась в ответ. – Они где-то лежат, мы потом покажем, – и у Джемре появилось ощущение, что они словно пытаются замять тему. В тот день она не стала настаивать, но на следующий день, и еще через день спросила снова, потому что поведение сестры начало очень ее беспокоить. Кроме манеры одеваться и странно пассивного состояния, Джемре смущали правила, по которым жила Джерен. Она не выходила из дома без согласия Хюльи или ее детей. У нее не было соцсетей. Она не ходила за покупками или куда-нибудь еще без сопровождения. И обычно не покидала квартал, в котором жила – квартал, в котором располагалась «фабрика». Нет, Джемре не видела, чтобы с Джерен и Умутом обращались плохо. Нет, они были окружены заботой и любовью. С ними говорили ласково, нежно, не повышая голос. Умута так и вовсе обожали и баловали, тискали и лелеяли, словно маленького принца, где каждый был готов бежать на край света, исполняя его желание. И все они заботились о «маме Умута». Именно эта роль отводилась Джерен. Мама Умута. Именно так сказала Медине, когда наконец показала Джемре справки и рецепты от врача. «Вот бумаги от доктора, чтобы мама Умута была здорова». Диагноз Джемре удивил. Синдром хронической усталости, авитаминоз, прописаны были совершенно обычные в таких ситуациях витамины и биодобавки, ничего такого, что внушило бы опасение. Кроме одного. Джемре с удивлением уставилась на таблетки, на которых было написано, что это антигистаминный препарат. У Джерен никогда не было аллергии. – У меня аллергия, – подтвердила Джерен, нервно передергивая плечами. – После беременности появилась аллергия. Теоретически, такое было возможно, но на что? Но прежде чем Джерен успела ответить, вмешалась юная внучка госпожи Хюльи. – На духи и одеколоны, так сказали. – Не на все, на какие-то, – поправила ее Джерен, и девушка хихикнула. – На одеколон господина Агяха, например. В первый раз тогда и было. Один раз у господина Агяха был новый одеколон, и Джерен чуть не умерла от этого. Это еще больше обеспокоило Джемре. – Настолько сильно? Джерен пожала плечами. – Она преувеличивает. Просто стало нехорошо, – как-то равнодушно сказала она, но Севда стояла на своем. – Да она чуть не задохнулась же, чуть в обморок не упала, господина Агяха чуть не убила, чуть не задушила его, так схватилась ему в глотку. Джемре изумленно округлила глаза, обернувшись на сестру, но та молчала, на этот раз позволяя Севде продолжить. – Хорошо, что господин Агях такой добрый, не разозлился на тебя, велел везти Джерен в больницу, а сам тут же побежал душ принимать, чтобы смыть с себя одеколон, вот как он о нашей Джерен беспокоился. Это еще больше удивило Джерен. – То есть, господин Агях уже знал, что у Джерен аллергия на одеколон? Но ты говорила, что в первый раз. – Нет, не в первый, я оговорилась, – поправила себя Севда. – У Джерен и до этого, плохо ей бывало, подойдет кто-то близко, а она как подскочит, как начнет задыхаться. Но тогда она еще и сказала, что пахнет плохо, когда господин Агях пришел, вот мы и поняли, что это одеколон. И в больнице тоже сказали, что аллергия, господин Агях там за большие анализы для Джерен сам заплатил. Здоровья господину Агяху, что бы мы без него делали. Иногда Джемре казалось, что она попала в какую-то секту. Секту, в которой было два божества – маленький Умут и господин Агях. И если Умута просто баловали, то господина Агяха Карачая в прямом смысле боготворили. День, когда господин Агях вдруг увлекся росписью по шелку стал самым счастливым в жизни этой семьи, да и всего квартала, и теперь они были ему руки целовать, да что там руки, ноги! «Это не понравится господину Агяху» – Джемре услышала это всего несколько раз, но сразу заметила, как угнетающе это действовало на всех. И впервые она это услышала, когда приехала в Бурсу. Когда обняла сестру, она услышала за спиной шепот «это не понравится господину Агяху», и она бы это и не услышала, если бы ее уши не отреагировали на знакомое имя. «Это не понравится господину Агяху» – сказали они о каком-то деле на фабрике, о том, что сломалась машина у Кахрамана, о том, что сломался планшет, на котором Умут смотрел мультики, о том, что Джемре повела Джерен в кафе, чтобы поговорить там с ней без лишних ушей. Джемре казалось, что им очень не хотелось ее отпускать, но они не смогли найти причины отказать ей. Там, в кафе Джемре допытывала сестру, как именно Джерен оказалась в семье Джибраноглу, как оказалась на этой фабрике, и история эта сама по себе казалась странной и какой-то сказочной, из сериала, но которую почему-то спокойно принял Дженк. – Слишком много совпадений, Дженк, – сердито сказала она ему. – Ты знаешь, что у президента Линкольна был секретарь по фамилии Кеннеди. А у президента Кеннеди был секретарь по фамилии Линкольн. Вот это совпадение, а то, что ты рассказываешь – так, случайность. Бывает. Голос Дженка был сонным, и Джемре это раздражало, хоть Дженк отрицал это, она думала, что он снова вчера пил. Ей не нравилось, когда Дженк выпивал, иногда он не мог остановиться, а наутро уже просто не помнил, что происходило прошлой ночью. Однажды он пришел к ней пьяный и поцеловал ее. А утром он не помнил, как вообще оказался запертым в ванной ее квартиры, и почему у него пятно от пощечины на лице. Дурак. – Ладно, Джемре, послушай, – начал он вдруг бодрым голосом. – Смотри. Твоя сестра сбежала из дома. Без денег. Без плана. Просто куда глаза глядят. Не зная, что собирается делать… Слушай, она точно твоя сестра? – Дженк отвлекся. – Она не приемная? – Дженк, не болтай чепухи. – Ну ладно. Так вот, она просто села на автобус и поехала вникуда. А по дороге разговорилась с женщиной, которая сказала, что Хюлья Джибраноглу принимает к себе домой девчонок, дает им жилье и стол, обучает работе. И эта женщина подала идею Джерен ехать в Бурсу. А выбора у твоей сестры не было, адреналин спал, я полагаю, и она встала перед жестокой реальностью, как обычно бывает у сбегающих подростков, а не взрослых женщин… Джерен всегда была ребячливой и незрелой, с этим трудно было спорить. Она хотела сделать аборт. Это рассказала ей Джерен в тот день, в кафе. Едва не со слезами на глазах. Она в ужасе была, что у нее могло не быть Умута. «Я не любила его, Джемре. Я его не хотела. Тетя Хюлья меня отговорила. Сказала, что это дар Аллаха нам всем. Что я не могу от него отказаться, что я его полюблю». И она правда полюбила сына. От всей души. Джемре представить себе не могла, что Джерен будет такой прекрасной матерью. Она обожала Умута, каждая минута без него для нее была адом. Она работала ради него, училась росписи по шелку ради него, жила Умутом, и ради Умута была согласна на правила тетушки Хюльи, тетушки Хюльи и господина Агяха, которому все не нравилось. – Ну так вот, думаю, выглядит все очень складно. – Слишком складно, Дженк. Если бы я видела такое в кино, я бы не поверила. Сказала бы, что перебор. – Да, но жизнь страннее любого кино. Например, мы с тобой познакомились, а оказалось, что мой отец знает, где твоя сестра. Это Хюлья спросила у нее сразу. Как Джемре нашла сестру. Джемре ответила, как они и условились – что кто-то из работников офиса Карачаев видел ее объявление в сети, и узнал Джерен в офисе. – Кстати, Джемре, ты спросила, куда они с Джерен ездили в тот день с моим отцом? – Не спросила, – Джемре ответила ему как маленькому. – Как бы я это спросила, что вдруг оказалась рядом с гостиницей? Спросила, что она делала в офисе, и они там сразу ответили. Господин Агях хочет перевести часть фабрики в Стамбул. Джерен ездила туда с братом Хюльи, чтобы посмотреть варианты, а потом господин Агях возил их с Умутом в парк Миниатюрк и в музей игрушек. Дженк замолчал на некоторое время, и когда он заговорил, голос его был странным. – Он возил нас туда, знаешь. – Вас? – Джемре не поняла. – Ну, нас троих. Мне с братом было неинтересно, конечно, мы были уже большие, но Дамла была в восторге. – Это очень мило… – Да, но… Джемре, слушай, ты уверена, что он не отец Умута? – Ну я же говорю, – Джемре едва не раздавила телефон в руках от раздражения. – Господина Агяха и близко здесь не было, пока Умуту не исполнился год. Все это подтверждают. В тот день он пришел на фабрику, и Джерен тогда всегда брала его с собой, и там на фабрике он увидел Умута, узнал, что ему именно в этот день исполняется год, и подарил ему деньги, и потом начал приходить его навещать, потому что он очень ему понравился. – Странная история. Но, допустим… – Дженк, послушай, я же говорила с Джерен. То, как она говорит о господине Агяхе, так не говорят об отце своего ребенка. Она его очень уважает, и немного боится, и зовет она его «господин Агях». А Умут зовет его «дедушка Агях». – Дедушка? Джемре сразу уловила смену тона. – Так, что на этот раз тебе в голову пришло? – Джемре, – медленно начал Дженк. – не взрывайся сразу, хорошо? Но я вот что подумал… Я же сказал, может твоя сестра приемная… – Дженк, – медленно, предупреждающим голосом сказала Джемре. – Нет, просто… Если не Умут сын господина Агяха, может быть Джерен его дочь? Ты как думаешь? – Дженк!!! – Или, может быть, мой дядя Мюмтаз… Если Джерен его дочь, то отец тоже… – Дженк!!! – По счастью, на этот раз Дженк замолчал, иначе Джемре рванула бы в Стамбул и убила его на месте. – Дженк, ты говоришь о чести моей матери. – Господи, не трогаю я честь твоей матери, Джемре! Если Джерен приемная… – Она не приемная! Джерен – моя сестра! Моя родная сестра, она выросла на моих глазах! Подумай сам, что ты несешь? – Джемре едва не кипела от возмущения. – А если бы я сказала тебе, что твой брат или сестра Дамла приемные, ты представляешь себя на моем месте? Дженк помолчал с секунду. – В случае нашей семьи я бы подумал, что приемный – я. Джемре сразу остыла. Семья была больной темой для Дженка. – Ладно, забудь, – твердо сказала она. – В любом случае, я больше не хочу, чтобы Агях Карачай был в жизни моей сестры и моего племянника. Я поэтому хотела попросить твоей помощи, Дженк. – Слушаю? Джемре набрала в грудь побольше воздуха. – Я собираюсь забрать свою сестру и Умута из Бурсы. К себе, в Стамбул. – Но… – Дженк был озадачен. – Ты же говорила, что у них там хорошо? Дом, жилье, работа… – Это не ее дом, Дженк. Это дом этой ненормальной семейки. И они мне не нравятся, Дженк. Что-то мне в них не нравится. – Но ты сама говорила, что они заботятся о ней! Что она там как в коконе. – Вот именно, Дженк. Они опутали ее заботой, как липкой паутиной. Они вздохнуть ей не дают. Мне это все очень не нравится, Дженк. Прошу тебя, приезжай в Бурсу. Я позвоню тебе и скину локацию. Приезжай и забери нас оттуда.