Тая, замолчи!

Наверное, до сих пор всё шло хорошо. Даже отлично. Прекрасно. Слыша далеко впереди и за спиной голоса коллег в почти пустом здании, они спускались по лестнице мирно и спокойно, не торопясь, будто бы ничего и не происходило — разве что притормозили ненадолго у ресепшен под надуманным предлогом, чтобы пропустить мимо себя продюсеров и Диму, которые, впрочем, вышли на улицу, как ни в чем не бывало, только махнув им руками на прощание. Из всего общего, что было между Таей и Антоном, главенствующую роль всё же играло инстинктивное желание скрыть свои взаимоотношения и сделать всё, чтобы никто на свете даже не предположил, что между ними зарождается что-то более мощное и разрушительное, чем просто дружба; поэтому они терпеливо выждали пару минут, пока знакомые покинут здание и отойдут на безопасное расстояние, прежде чем сами решились выйти на мороз, кутаясь в шарфы и посылая друг другу ебланские улыбки. Но, должно быть, как после думала Тая, куда безопаснее было бы выйти из здания офисов СТС одной большой компанией. Занятые разговором, они неспешно спускались по ступенькам, когда Антон, движимый каким-то чутьем, остановился и посмотрел куда-то в сторону, прерывая себя на полуслове. Тая по инерции посмотрела туда же, ожидая, в принципе, чего угодно, но только не… Матвея, которого хмуро теснили Дрон со Стасом — Позов, видимо, успел проскочить мимо назойливого журналиста. И даже издали, сквозь вечерний трескучий морозный воздух, было слышно, как они рычат ему бесконечное безликое «без комментариев», и как он продолжает речитативом швыряться вопросами, бестолково тыча им в лица свой телефон, который, видимо, до сих пор использовал вместо адекватного диктофона. — Заебали, — будничным голосом объявил Антон, озираясь на Таю, но той уже рядом не было — выразительно прошептав «блять», она круто развернулась на каблуках с целью исчезнуть с концами обратно в здании, отчаянно вжимая голову в плечи, будто это могло ей как-то помочь. Не став разбираться, Шастун прошипел «да куда ты», поймал её за рукав и подтащил к себе, чуть развернувшись боком, будто бы не при делах, при этом продолжая держаться на почтительном расстоянии от продюсеров, чтобы не помешать своим присутствием и при этом слышать хотя бы часть их отрывистых реплик. — Все разговоры с прессой — исключительно при согласовании заранее, — громко бросил Дрон, и в его понимании эти слова ставили точку в любом взаимодействии со СМИ; но, думала Тая, обливаясь холодным потом и вцепившись в тёплую руку Антона до побелевших костяшек, с Матвеем понятие этики не прокатывает. Никогда не прокатывало. В названии раздела Википедии «Журналистские этика и стандарты» явно не хватало фразы в скобках «То есть те вещи, на которые Матвей Крюков срать хотел». Но основная проблема возникла, когда Матвей догадался глянуть поверх голов обступивших его продюсеров, на ступеньки в главный вход в здание, и своим знаменитым орлиным зрением разглядеть там нелепо замеревших Таю и Антона. Промелькнувшие на лице Крюкова секундные недоумение и растерянность моментально сменилось до дрожи знакомым Тае хищным выражением с зубастой ухмылкой — Зыкова даже допустила, что он сейчас прорвет оборону ценой собственной жизни и бросится к ним, но, кажется, одного осознания, что они стоят рядом, и одного вида того, как Тая бессознательно вцепилась Антону в руку, было ему достаточно для того, чтобы, не предприняв ничего, отступить, кивнув Стасу и вежливо отодвинувшись с дороги, поднимая руки в жесте «сдаюсь» с мерзкой всепонимающей усмешкой. Запоздало поняв причину, Стас оглянулся и горящим взглядом опалил парочку, но не стал никак комментировать — резко махнув им головой, чтобы скорее проходили мимо (судя по искривленным губам, желательно раздельно), пока журналист не привязался ещё и к ним. Расцепив наконец руки, Тая с Антоном спешно, опустив головы, будто это могло ещё на что-то повлиять, спустились с лестницы и двинулись в сторону подземной парковки. Зыкова уже понадеялась, что Матвей ничего компрометирующего не ляпнет, однако ей в спину всё равно прилетело громкое: — Тая, привет! Как дела? Сто лет не виделись! Она вздрогнула всем телом, на секунду зажмуриваясь. Антон притормозил и оглянулся на него. — Иди, — махнул ему рукой Дрон, поторапливая, пока Шастун внимательно разглядывал лицо журналиста, который бесстрашно, с наглецой, всё ещё усмехаясь, смотрел на него в ответ: — Антон, пару слов о работе с Таей? Если бы она жила в сериале, то сейчас непременно заиграло бы что-нибудь безысходное, типа «Лакримозы». Потому что это было, блять, попадалово. Но вместо этого звучали только отрывистые фразы продюсеров-Церберов, и торопливые хлюпающие шаги Таи и Антона по талому снегу. — Это ж тот, про которого ты мне тогда говорила? — Шастун нарушил оцепеняющее молчание, когда они ступили под крышу парковки, — Твой однокурсник? — Да, — пробормотала Тая, которая всё ещё эхом на подкорке слышала голос трижды проклятого Матвея. — Вот пидор! — в сердцах бросил Антон, — Караулил же, мудак. Настроение было безнадёжно испорчено, к тому же сил на то, чтобы хотя бы притворяться невозмутимой, у Таи после репетиции не осталось никаких, поэтому она молчала всё время, что они шли по парковке, пока садились в машину, а так же пока Антон завёл двигатель и выехал за шлагбаум — и Шастун не пытался вытащить её на разговор, только включил обещанный плейлист. Тая безразлично смотрела в окно, не ощущая уже даже дрожи — неприятное потрясение как будто выключило её, спрятало в темницу. Когда они выехали куда-то на трассу и неслись по ней в потоке машин, Антон предпринял попытки выведать что-нибудь про Матвея, но Тая только устало отмахивалась, параллельно бормоча извинения — помимо общей усталости и ощущения выбитой колеи, ей вообще не хотелось вспоминать. И предполагать тоже. В какой-то момент, когда Антон, видимо, достаточно намедитировался за рулём, он предложил отвезти её домой — завтра важный день, им обоим нужно выспаться, и Тая не стала отказываться, особенно учитывая то, с каким беспокойством он порой на неё поглядывал на светофорах. Когда машина уже вырулила на знакомую улицу, Тая всё же взяла себя в руки и негромко произнесла: — Я просто не ожидала. А теперь думаю, что он себе что-то напридумывает, и подаст читателям под соусом сенсации. — Стыдиться нечего, — ответил ей Антон, — Я имею в виду, ну, нам с тобой. Пиарщики отобьют, если что. А если кто-то и поверит, то, ну, мы ж нормально смотримся вместе. — Тебя это волнует? — Тая устало рассмеялась, тут же ловя ответную улыбку, — Болван. — От Стаса, конечно, получим, — с горькой уверенностью добавил Шастун, — Следующие полгода будем соблюдать дистанцию полтора метра, как в ковид, чтоб слухи не ходили. — Тайные отношения типа? — Ага, «Служебный роман». Очередной. Ага. Это Антон ещё не выяснил, что Тая с Матвеем два года встречалась. Дело вроде бы даже к свадьбе шло, к такой дурацкой, но страшно романтичной студенческой свадьбе, когда ни у одного из вас нет ни кола, ни двора, зато есть куча друзей, столовка при университете вместо приличного ресторана, и написанные от руки пригласительные. Потому что бесплатно. Остаётся надеяться, что Матвей больше не отловит Шастуна и не заявит ему о такой новости десятилетней давности — но на это уже нельзя было уповать. Этот чёрт умудрился даже просто, не в диалоге, дать Антону понять, что они с Таей знакомы — с него станется для подогрева интереса ляпнуть потом что-то вроде «Нормально она целуется? Это я научил». И конечно, это всё не отменяет того факта, что Тая тоже однажды едва не стала его коллегой по цеху. «Импроком» наверняка уже сталкивались с нерадивыми сотрудниками, которые сливают внутреннюю информацию желтушным (или даже нет) изданиям — и поверят ли они в то, что на этот раз в деле о сливе подробностей, которые раскопает Матвей, бывшая журналистка и его непосредственная знакомая ни при чем — вопрос интересный. Издевательство какое-то. На прощание они с Антоном поцеловались прямо в машине, неспешно, словно бы утешающе, а после соприкоснулись лбами, длинно синхронно вздыхая, пока Тая медленно, задумчиво перебирала его волосы пальцами. — Всё нормально будет, — тихо произнёс Шастун. Тая сделала вид, что поверила, прежде чем выбраться из машины. *** Компрометировать себя и нарочно лезть в бутылку — настоящая херня. Этой херней Тая и занялась сразу после душа, продумав текст сообщения как раз между намыливанием тела и долгой сушкой волос феном; надев пижаму и заварив зелёный чай, она села с телефоном в руках на кровать, разыскала нужный диалог и вдумчиво напечатала: Тая Зыкова, 20:22 Зачем ты это сделал? Ты же знаешь порядок Если тебе нужен комментарий от кого-то в нашем коллективе, тебе нужно обратиться к руководству с запросом Хотелось ещё добавить «и найти работу в нормальном издательстве», потому что крупные медиа желтушников воспринимают примерно как грязь — вроде поебать, а вроде ботинки жалко пачкать. Но провоцировать Матвея не следовало — Тае оставалось только пытаться поддержать иллюзорно нейтральный мир между ними двумя, чтобы не пробудить в нём принципиальное желание докопаться до сути. Хотя о какой сути может идти речь? В случае с газетными сплетнями об «Импроком» с Таей можно было связать только две вещи: первая — что она вылезла из провинции в шоу-бизнес благодаря связям и, возможно, тому, что с кем-то удачно переспала, и вторая — что она и есть новая скандальная пассия Шастуна. Первый и второй случай, между прочим, очень выгодно между собой сочетаются. Если Матвей хоть пол-слова об этом напишет, более серьёзные издания непременно за это зацепятся, и вопросы на официальных интервью станут конкретней, а косые взгляды — пристальней. Сама виновата. Нечего было за руки хвататься. Идиотка. Матвей Крюков, 20:24 Да я просто мимо проходил, ничего личного)) Если Тая — идиотка, то Матвей совершенно точно мудак. Не удивительно, что они встречались. Нашли, блять, друг друга среди трёхсот человек на потоке первого курса. Матвей Крюков, 20:24 Моё предложение о сотрудничестве всё ещё в силе, если что) Разве что вектор чуть-чуть поменялся Тая Зыкова, 20:25 Матвей Ты же не думаешь, что я стану срать себе на голову и рассказывать тебе о нашей внутренней кухне? Нет, ну серьёзно? Матвей Крюков, 20:25 Конечно нет, как ты могла подумать!)) К тому же, внутренняя кухня меня не интересует А вот твоё честное мнение о проблемах российского шоу-бизнеса вполне может стать читаемой темой) Разумеется, абсолютно анонимно и в общих чертах. Не буду я тебя подставлять, мне это не надо)) Вот не козёл ли? Тая со вздохом закатила глаза, ощущая, как начинает ныть висок, и прежде чем напечатать ответ, сделала несколько глотков чая и провела быструю дыхательную гимнастику, чтобы проветрить голову. Тая Зыкова, 20:27 Никаких проблем и нет. У меня на работе всё замечательно А если тебе нужна конкретика — пожалуйста, обращайся в отдел связей с общественностью Матвей Крюков, 20:28 Так не интересно) Тая Зыкова, 20:29 Зато честно, Матвей Матвей Крюков, 20:30 Тогда вопрос) Ты с ним спишь, Тая? Заебал, серьёзно. Хотелось, конечно, настрочить (а лучше записать голосовым) пуд угроз и мешок возмущений, но Тая ещё с универа помнила свод правил общения со СМИ, и месяц назад обновила его в новом чтении, когда устраивалась на работу в СТС. Поэтому взяла себя в руки и строго напомнила себе, что скриншот переписки для некоторых читателей — тоже доказательство. Тая Зыкова, 20:31 С кем? Матвей Крюков, 20:32 Ну, тебе виднее, конечно Но я вообще про Шастуна)) Не для протокола, конечно же, просто любопытно) Не для протокола, как же. Ну, по крайней мере, они сейчас не общаются лично. Что, кстати, в принципе странно, и на Матвея, взявшего след, мало похоже. Он задавал вопросы, при ответе на которые нужно видеть реакцию собеседника — в переписке-то можно что хочешь написать. А вот при личном общении трудно скрыть бегающие глаза и нервозные заминки в речи. Что-то тут не то. Тая Зыкова, 20:33 Мне не до отношений сейчас Даже не до дружбы Матвей Крюков, 20:34 Это хорошо) Что-то пиздец не то. Тая Зыкова, 20:34 А что, ты собрался мне в нетленных чувствах признаться? Матвей Крюков, 20:35 Ахаха)) нет) я женат на работе, знаешь же Ответ чисто в духе Матвея. Как раз вовремя упало уведомление, что Шастун прислал ей в личный диалог кружочек — должно быть, заснял, как его встречает дома Люк, как и обещал. Так и оказалось — и пока Тая с умилением наблюдала, как под аккомпанемент просящего кошачьего мяуканья Антон нежнейшим голосом спрашивает, что пушистый зверь натворил на этот раз, Матвей, видимо, не дождавшись от неё ответа, написал вновь. Матвей Крюков, 20:38 Но я реально рад, что ты не влезла в отношения с ним. Если, конечно, это правда) Я просто тут кое-что некрасивое про него выяснил Хотел вот предупредить старую подругу) Тая Зыкова, 20:39 Как благородно Матвей Крюков, 20:39 Ну ты же не думаешь, что они с его бывшей реально не сошлись характерами? Они столько лет были вместе, и вдруг всё закончилось Тая Зыкова, 20:40 Ну, меня это не касается И тебя тоже Матвей Крюков, 20:41 Нужно только убедиться кое в чём Ну, знаешь, чтоб не ошибиться и человека случайно не оклеветать)) Тая Зыкова, 20:42 Матвей, я ничего не знаю А если бы знала — не сказала бы всё равно Матвей Крюков, 20:43 Знаю) Дальше произошло одновременно несколько вещей. Во-первых, Матвей прислал ей фотографию. Во-вторых, Тая выронила из мигом ослабевших рук телефон. В-третьих, её сердце подскочило до самого горла, мешая дышать, потому что сто лет как заебавшее всех чеховское ружье только что, блять, выстрелило. Ведь знала же, чувствовала, что тогда, во дворе дома Иры Кузнецовой, это была не просто вспышка, и что за фотоаппаратом стоял именно Матвей! Только лишь ждала, когда чертова фотография всплывёт в местных новостях. Теперь, когда злополучное фото загрузилось в её диалоге с Крюковым, всё наконец стало на свои места — при свете фонаря были различимы Ира и Антон, разговаривающие у машины, в то время как сам салон оказался неведомым образом в тени — если не знать, что кто-то сидит на переднем сиденьи и нарочно не присматриваться, то и не разглядишь. Поэтому Матвей не стал использовать фотографию в своем ТГК — она практически ни о чём не говорила читателям. А теперь, если присмотреться… Матвей Крюков, 20:44 Я сначала даже не заметил Да и не узнал)) ты изменилась) Потом два часа осветлял, улучшал качество, искал у тебя в инсте фотки твоего лица с похожего ракурса, и разглядел всё-таки) Тая подобрала телефон, вновь всмотревшись в фото. И занесла пальцы над клавиатурой, крепко сцепив зубы и мысленно успокаивая взвившееся в бешеном стуке сердце. Тая Зыкова, 20:45 Ну и зачем, спрашивается? Матвей Крюков, 20:45 Для этого момента) Блядство. Тая сама не заметила, как у неё начали дрожать колени, и усилием воли заставила ноги стоять на полу ровно. Отставить панику. На фото нет ничего компрометирующего. Они даже не целуются. Просто Тая сидит в его машине, и они всего лишь приехали во двор к его бывшей. Блять. И как она в тот вечер догадалась не выходить из машины… Снова пришло сообщение от Антона, но Тая досадливо смахнула его. Не время. Тая Зыкова, 20:45 Ну и что теперь? Такое даже на твой канал не выложишь Матвей Крюков, 20:46 Следишь за моим каналом?) Тая Зыкова, 20:47 Конечно. Интересно же, где опять в Москве произошла драка, на которую всем плевать Матвей Крюков, 20:47 Ну да)) Но вообще, можем пересечься Расскажу тебе интересную историю про твоего импровизатора)) К тому же, тебе, наверное, хочется обсудить своего нынешнего со своим бывшим) сравнить, так сказать Тая Зыкова, 20:48 Он не мой нынешний Извини, не получится Много работы Отключив уведомления и закрыв диалог, она всё же перешла в телегу, чтобы поговорить с Антоном, клятвенно обещая себе, что больше не ответит ни на одно сообщение Крюкова — слишком много чести. Она уже начала набирать ответ Шастуну, но в итоге плюнула и просто нажала кнопку видеозвонка, устало подпирая голову рукой и рассеянно улыбаясь сама себе, пока шли гудки. Антон ответил почти сразу, и экран показал его лицо — Тая узнала на заднем плане ванную в его квартире. — Парой секунд позже, и пришлось бы переходить на новый уровень наших отношений, — пошутил он, чуть отводя руку и демонстрируя свободный от одежды торс и джинсы, пока застёгнутые. — Жаль, — притворно вздохнула Тая, — Я тогда перезвоню через пару секунд. — Ты как там? — Пережила уже. Буду сейчас искать видосы с распевкой, чтобы завтра не хрипеть. Порадую с утра соседей. — За тобой заехать завтра? — предложил он, поглядывая в камеру, что-то со звоном и стуком переставляя за кадром, — В театре, где выступаем, надо быть в одиннадцать, мне как раз мимо твоего дома ехать. — Да, спасибо, — Тая тепло улыбнулась, ежась от приятного чувства. — Ну к десяти тогда подъеду. Я наберу. Ты чего звонишь-то? — спросил он, перебрасывая через плечо полотенце, — Точно всё норм? — Представь, что мы в романтичном кино, — Тая прокашлялась, и фальшиво пропела: — Просто хотелось услышать твой голос. — Ой блять, — Антон рассмеялся, запрокинув голову, — Никогда больше так не делай. — Мандраж беспокоит? — Перед завтрашним? Не, не слишком. Не первая и не последняя техничка в нашей жизни. А ты напейся своих ебучих успокоительных травок и ложись спать, — посоветовал он, — А лучше этих самых успокоительных травок покури. Напряжённый ведущий — пизда шоу. — Шоу и так пизда, — мрачно отозвалась Тая, — Видел комментарии? — Только те, где зрители ссутся кипятком с того, что мы всё-таки взяли в шоу девушку, — состроив честнейшее лицо, ответил Антон, а затем, не удержавшись, фыркнул, — Да забей. Башку отключи, она тебе завтра не понадобится. — Заебись совет. Сразу чувствуется — профессионал своего дела, — засмеялась Тая. — Если ты сейчас не отключишься, мне реально придётся раздеться в прямом эфире, — предупредил Шастун, насмешливо лыблясь, комкая край полотенца, — Я не против, конечно. Но ты тогда хуй уснешь. — Большого ты мнения о себе, — хмыкнула Тая, с сожалением щурясь — действительно, пора уже ложиться. А хотелось восполнить пробел в сегодняшнем вечере общением. Пусть даже ни о чём, — Ладно тогда. До завтра. Искренне желаю тебе выспаться. — Тебе тоже, — Антон смешливо собрал губы в подобии поцелуйчика, — О долбоебах и мудаках не думай. Обо мне лучше думай. — Голом, — хором договорили они и рассмеялись. *** Сон дался легко, и Тая подозревала, что ей бы вряд ли удалось так просто уснуть, если бы она легла в растрёпанных чувствах, сразу после переписки с Матвеем, — краткий диалог с Антоном возымел над ней какое-то магическое свойство, и она уснула и проснулась с улыбкой на губах. Приятно потягиваясь в нагретой постели, она зашла в соцсети, чтобы посмотреть пожелания удачи от Маши, написанные caps lock и с огромным количеством смайликов, и сдержанные советы по уверенности в себе от Оли. От Матвея с ночи висело непрочитанное сообщение с повторным, уже чуть более настойчивым предложением встретиться — Тая отметила его прочитанным, не отправив в ответ ни точки. К моменту, когда Тая уже почти собралась, Антон появился в сети, и она ему в насмешку отправила фотографию своего завтрака — чай и кашу на воде, на что получила ответ — блюющий смайлик, и этим удовлетворилась, потому что у самой была примерно та же реакция. Но в большей степени, конечно, вырвать её могло не от невкусной еды и вязкой консистенции овсянки без сахара, а от беспокойства. Ещё несколько часов, и она выйдет на сцену перед людьми. На настоящую сцену перед живыми людьми. Вместе с четырьмя профессионалами своего дела. Будучи при этом чуть больше, чем просто любитель. Тревога пока ощущалась отдалённо, смутно — организм был обманчиво спокоен, будто бы Тая собиралась на очередное занятие ораторским мастерством на Новослободскую, а не на импровизированное «Лобное место» в предместьях Библиотеки Ленина. Хотелось бы, чтобы ощущения такими и остались — к тому же Стас авторитетно заявил вчера, что на техничках ещё можно ошибаться. Они для этого и придуманы. Только Тае ошибаться нельзя. С её-то славой среди скептически настроенных зрителей… Сегодня к её словам будут иронично прислушиваться, чтобы уловить любую глупость, пусть даже нарочную, и раздуть её до вселенских масштабов в сети, будут пристально и пристрастно наблюдать, чтобы на любой её неловкий жест презрительно фыркнуть и настрочить очередное «ну и нахуя она вам нужна?» в комментариях. Нельзя быть слишком смешной — скажут, что перетаскивает на себя внимание публики, и нельзя быть слишком аморфной — скажут, что ни рыба ни мясо; нельзя быть слишком холодной — покажется, что она отстранённая, и слишком активной тоже — будет выглядеть наигранно. Нельзя лезть в происходящее на сцене и нельзя держаться на слишком демонстративном расстоянии. Нужно умудриться с ходу попасть в золотую середину, причём всем одновременно — образом, голосом, шутками, взаимодействием с актёрами и со зрителями. В общем, нужно, наверное, как и сказал Антон — башку отключить. Он умный, опытный, хуйню бы советовать не стал. Значит, схема должна быть рабочей. И Тая искренне старалась. Всё время, пока ей не позвонил со двора подъехавший Антон, она старательно улыбалась в зеркало, делала лёгкую разминку, пыталась даже распеться (пока ей в стену не постучал сосед), танцевала под свой самый весёлый плейлист — всё, чтобы почувствовать себя уверенней. И должно быть, это сработало, потому что когда она спустилась из подъезда и приблизилась к курящему у машины Шастуну, он ей одобрительно улыбнулся, выпуская дым: — Я думал, будет хуже. Молодца! После вчерашнего провала с Матвеем вряд ли уже будет, кисло подумала Тая, и при этом — она могла этим гордиться — широкая улыбка на её губах не померкла ни на люмен. Устроившись в машине, они одновременно потянулись друг к другу, даже не расстегнув куртки, обвивая друг друга руками и неуютно ерзая в слишком тесном пространстве, голодно захлебываясь поцелуем, будто миллион лет не виделись, пробуя друг друга на вкус, как в первый раз. Тая зарылась пальцами в его волосы, привычно до слёз, пока его ладонь свободно гуляла по её талии поверх пальто, не имея пока возможности проникнуть поближе к голой коже. — Я пиздец скучал, — пробормотал Антон, спускаясь припухшими тёплыми губами по её подбородку, а затем к податливо изогнутой шее, задевая чувствительную кожу, но предусмотрительно не оставляя следов. Отольнув, он заглянул ей в глаза, — Просто пиздец как. Пользуясь моментом, Тая приблизила лицо, целуя его сначала в чуть колючую щеку, переходя на линию челюсти, слушая его глубокое дыхание, к незащищённой шее, ответом на его порывистость покрывая лаской, вдыхая аромат духов, ощущая, как крепче сжимается его рука на её талии, бессознательно стараясь прижать ближе. Напоследок щекотнув кожу ресницами, Тая нехотя отодвинулась, убирая руки, с сожалением резюмируя, ловя на себе жадный взгляд зелёных глаз и отвечая им тем же нежным голодом: — Надо ехать. Эшафот ждёт. Шастун что-то пробухтел и с неохотой развернулся к рулю, притворно тяжело вздыхая. Тая откинулась на спинку сиденья, переплетая свои пальцы с его свободной рукой, мирно лежащей на его бедре (слава автоматическим коробкам передач), и прикрыла глаза, намереваясь продремать до самого места назначения — всё лучше, чем впустую нервничать. В театр, который любезно предоставлял «Импровизации», а теперь и «Импровизаторам», зал и сцену для технических вечеринок, Антон повёл Таю уверенно, здороваясь со всеми, кто попадался на пути, с кем-то даже по имени и за руку, при этом присматривая, чтобы ведущая не отстала. Они опоздали минут на пятнадцать, но оказалось, что это далеко не предел — когда они вошли в выделенную им гримёрную, Оксана как раз по телефону ругалась своим милым, но жутко строгим голосом с, видимо, Серёжей, который, кажется, продрал глаза ориентировочно тридцать секунд назад. Кроме неё, в помещении были ещё несколько человек, и все они явно чувствовали себя как рыбы в воде — Тая узнала только Стаса с Дроном, Арсения, визажиста Арину, специалиста по волосам Юлю, и, к собственному удивлению, младшего продюсера их проекта со стороны канала — высокую и кудрявую, Кира её, кажется, зовут. Остальные присутствующие, скорее всего, были работниками театра. На вошедших тут же посыпались приветствия. — Представитель канала тоже будет в зрительном зале? — тихонько спросила Тая у Антона, выполнив все общественные обязанности по этикету и усевшись на диван. — В смысле? Киру ты имеешь в виду? Она продюсер, — поправил Антон — в его вселенной, видимо, это были совершенно разные вещи, — Да она нормальная. И в выступление лезть не будет. Тут уже не её территория. А теперь вопросик. Тае себя как вести на сцене? Так, словно она — преданный проекту актёр, которому поебать на указания канала, или так, будто правила канала для неё — прописная истина, а Стас с Дроном так, посредники? Интересно. Пиздюлей получать придётся, видимо, с обеих сторон. От кого менее болезненно? Наверное, от канала. Так что если она будет играть по негласным правилам «Импроком», Стас, если что, вступится за неё перед СТС. Наверное. Когда подъехал Дима, Стас, решив, что дожидаться Матвиенко будет себе дороже, потащил импровизаторов на сцену — для Таи это вообще был первый выход, поэтому её с напускным важным видом, под добивки и смех остальных, взялся инструктировать по всяким театральным суевериям единственный квалифицированный актёр их братии. — На сцену надо ступить с левой ноги, — объяснял Арсений, — А ещё ищи гвоздь. — Гвоздь? — переспросила Тая, решив, что ослышалась. — Да, торчащий из сцены гвоздь. — Мы уже все нашли, — вставил Позов. — Только не подсказывайте ей, — Попов быстро обвёл всех взглядом, — Каждый сам должен найти гвоздь. Это к успеху. А ещё нельзя желать удачи. — Ни пуха, ни пера? — предположила Тая. — Да, только так. Ну, иди, — он указал в сторону ступенек, по которым следовало подняться на сцену, — Тебя первую, как кошку в новую квартиру. Левой ногой! Подсчитав количество ступенек, чтобы не ошибиться, с какой ноги начать, Тая быстренько поднялась наверх и под торжественные хлопки коллег ступила на сцену, как положено, после чего прошла в центр, заинтересованно озираясь и старательно глуша внутри нервозность, рвущуюся из-под рёбер. Уже за ней последовали остальные. — Гвоздь ищи, — напомнил Арс, — Любой. Тая закатила глаза — из суеверий она верила только в то, что если чешется левая рука — это к деньгам. У её бабушки в принципе было много всяких повседневных примет, и все они были почему-то либо к деньгам, либо к чьей-то смерти. Но, сдаваясь, Тая всё же опустила взгляд и принялась послушно красться вдоль края сцены, выискивая предательски торчащую шляпку. Раз они сказали, что каждый уже нашёл свой гвоздь, наверное, это был один и тот же гвоздь (вряд ли это были четыре разных), и если уж это такая важная примета, вряд ли работники театра его заколотили. Тем временем на сцену таскали какие-то столы и тумбы, какие-то кресла, которые потом утаскивали обратно, меняя на стулья, а потом тащили снова на сцену, знакомые люди из крю устанавливали камеры, ловко орудуя проводами, Дрон руководил ими, Стас руководил актёрами, Ден вместе со своей верной камерой беспрепятственно шарился по залу… А Тая искала гвоздь. Как дура, которую сослали подальше, чтобы не мешала. И когда попыталась присоединиться к ним, её всерьёз погнали обратно. — Это первая техничка на новом канале, — пояснил Стас чуть раздражённо, — Если она не пройдёт ахуительно, нам кранты. И если она не пройдёт ахуительно из-за того, что не было выполнено ебучее театральное условие, если не закроется этот блядский гештальт, и из-за этого техничка покатится к чертям — я тебя на Новодевичьем закопаю. — Туда хрен место купишь, — проворчала Тая, возвращаясь к краю сцены. — У меня связи есть, — пригрозил Шеминов, возвращаясь к актёрам. Пока он стоял к ним спиной, Антон незаметно для всех подсказал ей направление искомого пальцем, и теперь зона поисков сужалась до левой половины сцены. Сосредоточив своё внимание, напрягая глаза, Тая обследовала участок и наконец победно воскликнула: — Нашла! — и тут же поймала широкую довольную улыбку Шастуна. Только после этого Стас, видимо, очень трепетно относившийся к приметам, позвал её к ним в компанию и принялся повторно объяснять расстановку в кадре, мимоходом сунув ей в руки подготовленные редакторами карточки с играми на сегодняшние выступления. Теперь-то оставалось только ждать начала, и надеяться, что чёртов гвоздь действительно на что-то повлияет где-нибудь на вселенском уровне. — Воспринимай это как глобальную репетицию съемочного дня, — вдумчиво и серьёзно объяснял Тае Стас, — Все люди в зале на сто процентов наши давние зрители, и многие вещи им уже давно известны, но тебе всё равно нужно разжёвывать все правила с нуля, чтобы мы потом при пересмотре записи понимали, как это будет выглядеть, когда мы будем официально снимать выпуски. То же самое относится к приветствию и к вставкам между играми, которые на видео будут идти после заставки или после рекламы — обязательно говоришь, что за шоу, а остальное, как мы вчера обсуждали. Зрители будут смотреть на тебя как на ебанутую, типа, да, мы в курсе, где мы и что смотрим, но это всё равно обязательно, потому что мы отсматриваем потом эти моменты, чтобы понять, прокатит тот или иной вариант при монтаже, или нет… Его взгляд переместился ей поверх плеча: — Ну нихуя себе, какие люди нас посетили!.. Ладно, разбирайся, — добавил он, обращаясь к Тае и хлопая её по плечу и отступая в сторону, — Сейчас вернусь, там Матвиенко Сергей Борисович соизволил почтить нас своим присутствием. Воспользовавшись тем, что Шеминов насытился её кровью «аж до тошноты», Тая резво ускользнула за кулисы, где быстро разыскала Антона — он как раз фотографировался с, видимо, работницей театра, милой и жутко смущённой девушкой с короткой стрижкой. Тая успела только озлобиться рефлекторной вспышкой ревности, которая её саму в моменте немало удивила, когда Шастун заметил её и помахал рукой: — Иди сюда, сделаем эксклюзивное селфи. Это Тая, наша новая ведущая, — пояснил он девушке, которая, кажется, не горела желанием принимать в кадр с собой и Антоном постороннего человека, и Зыкову это неожиданно так взбесило, что она почти яростно согласилась, оскалилась в своей самой радостной улыбке, и втиснулась между ними, глядя во фронтальную камеру телефона в руках у фанатки — чтоб, блять, не смогла обрезать Таю потом на фотографии. Пусть живёт теперь с этим — с селфи с Шастуном и той самой девкой, которую заочно не выносит весь фандом. После этого, испортив, видимо, бедной работнице театра весь день, Тая потащила Антона на задний двор здания — покурить и проветрить голову от проповедей Стаса. Шастун, судя по всему, чувствовал себя хорошо — если и загонялся по поводу грядущего выступления, первого за полгода, то умело это скрывал. И всё же разговор клеился о чем угодно, кроме грядущей технички — инстинктивно избегая болезненной и тревожащей темы, они обсуждали всякую чепуху, даже условились как-нибудь зависнуть у Антона дома и схлестнуться в бою на приставках. Идиллия на морозе долго не продлилась — их разыскал и загнал обратно Дрон, чтобы убедиться, что все правильно поняли расстановку и ракурсы и прогнать их уже вместе с Серёжей. Затем — бесконечно долгая проверка звука и света, во время которых Тая с единственным согласившимся на это Арсением стояли на сцене и импровизировали в диалоге, каждую фразу стараясь сказать чуть измененным голосом, неожиданно что-нибудь крикнуть или прошептать, чтобы звукооператор убедился в правильной настройке оборудования. Когда их наконец отпустили, распорядившись, что дальше дело за гримёрами, Тая уже почти ничего не соображала — Арина, ловко орудуя кистью, что-то ей говорила, прошедший мимо Серёжа ляпнул какую-то подъебку, а Зыкова даже не могла заставить себя вслушиваться, хотя бы из вежливости: перед глазами стоял ступенчатый зрительный зал, с креслами, уходящими, по ощущениям, под потолок. Кто-то сказал — солд-аут. Значит, в каждом этом кресле будет сидеть человек из старой аудитории «Импровизации». Сидеть, смотреть, слушать, смеяться. Пиздец. Это просто какой-то сюр. И чем близилось время начала выступления, тем жутче становилась обстановка. Тая видела, как мрачнеют лица её коллег, замечала даже, как вроде бы подрагивают руки и как улыбки превращаются в вымученные оскалы; но не было резкостей, не было попыток закрыться в себе от остальных — напротив, они показательно открыто что-то обсуждали между собой, шутили, выкатывали добивки, вроде бы во что-то даже словесно играли, в общем, взаимодействовали как могли, вживаясь обратно в образ. Таю тоже затаскивали в разговор, чуть не силой — что-то спрашивали, что-то рассказывали, подтрунивали, в чем-то даже старались подбодрить, при этом не акцентируя внимания на тревоге. Умом Тая понимала, что как ведущая это она должна сейчас стоять и насильно трясти из них позитив, но не могла заставить себя вымолвить ни единого лишнего слова. Хоть и старалась. Шум толпы, доносящийся со стороны зрительного зала, ничуть не улучшал положение. Порадовало разве что то, что перед выходом импровизаторов публику расшевелит и разогреет «специально обученный человек», как высказался Дрон: один из редакторов, задача которого — сделать пребывание зрителей комфортным. Потому что если пребывание комфортно для зрителей — то оно комфортно и для актёров. Играть на полный зал стесняющихся аплодировать и ржать в голосину людей — так себе аттракцион. Бьёт по самооценке. Это Тая ещё с выступлений Краснодарских стендаперов хорошо запомнила. Перед смертью не надышишься, хмуро думала она, затягиваясь сигаретным дымом на улице, куда улизнула, чтобы хоть пять минут побыть одной. Оксана втихаря сунула ей какую-то таблетку успокоительного, и теперь осталось дождаться, пока она подействует. Потому что… Потому что, блять, тяжело было даже представить себе, что ещё полчаса — и Тая… Да быть не может. Она зло втаптывала окурок в утрамбованный грязный снег, когда тяжёлая железная дверь открылась, и на улицу вышел Антон, на ходу достающий пачку. Заметив чуть в стороне Таю, он замер. — Помогает? — спросил он, хмыкнув. — Посмотрим, — пожала плечами та, шаркнув ногой по окурку в последний раз, и подошла к Шастуну ближе, спрашивая себя, будет ли сейчас уместно им хотя бы обняться, или лучше не перебивать профессиональное настроение проявлением более близких взаимоотношений. Антон решил за них обоих — так и не достав сигарету, приглашающе раскрыл руки и позволил Тае прижаться к себе, опять-таки осторожно, не лицом, чтобы не испортить макияжные потуги Арины. Он что-то говорил, видимо, подбадривающее, но Тая благоразумно отключила на время слух — только кивала порой, предпочитая полностью погрузиться в ощущение крепкого родного тела под своими руками. Любые утешающие речи, скорее всего, сейчас просто повергнут её в бесконтрольную истерику — куда лучше будет просто договориться с собой. Поставить работу выше своих страхов и привычек, и сделать её хорошо. Объятия помогали. Верхняя одежда — очевидно, мешала. Хотелось вжаться ещё плотнее, ещё теплее, аж до рёбер, спрятаться под чужой кожей от всего мира, где уютно и безопасно, как нигде. Безумная необходимость. — Можно у тебя сегодня переночевать? — негромко спросила Тая, когда Антон наконец растратил всё своё красноречие, — Обещаю, что больше не буду пиздеть на Джа-Джа Бинкса. — Да, конечно, — чуть удивлённо, но довольно согласился Антон, невесомо целуя её в макушку, после утыкаясь носом, бормоча скорее для проформы: — Если опять заведёшь волынку, что он ситх, ночевать будешь на балконе. — Разумная цена. — Тогда сразу после афтепати поедем, — заключил Шастун. — Если выживем, — мрачно добавила она, за что тут же получила лёгкий шутливый подзатыльник. — Идём, — сказал Шастун, размыкая объятия и окидывая её тёплым взглядом, — Заставим зал охуеть. — Спасибо, доча, я уже охуел, — с этой цитатой из несмешного анекдота они двинулись обратно в здание театра, напоследок на секунду соединив пальцы. — Где вы ходите? — на них почти сразу выскочила бледная от беспокойства Оксана, — Готовность десять минут!