Сука

      Анубис проиграла. Человеческая глупость состоит в том, что они считают возможным одолеть Бога. Анубис тоже когда-то была человеком. После рождения воспоминания об «Эннеаде» стали ключевыми в новой жизни. Она цеплялась за каждую страничку когда-то прочтенной манхвы, каждую сцену, что могла бы помочь ей выжить, каждый диалог, что мог бы дать ей дополнительную информацию о своих врагах.       Записывать подобные знания было невозможным, слишком высок риск нахождения этих папирусов. Анубис не хотела знать, что с ней могли сделать ее новоявленные родители, узнав, что она по сути заменила собой их сына. Поэтому каждое утро, на каждый обед, каждую ночь перед засыпанием, девушка воспроизводила в своей голове «Эннеаду», чтобы настоящая Эннеада не смогла навредить ей. Страх, испытываемый от осознания того, что день начала канона все близится и близится, пронизывал ее своими черными нитями. Молиться нельзя. Это не ее бывший мир, где Боги не более, чем эфемерные сущности. Здесь они реальны, и любая молитва могла стать последней для нее. Даже произносить хоть что-то из тайных знаний вслух — табу. Ра наблюдает с рассвета и не прочь воспользоваться услышанным после заката.       Анубис проиграла. Хотя думала, что сделала все возможное, чтобы по крайней мере оттянуть начало. Все эти тренировки, на которых она ломала свое тело и пределы, чтобы стать максимально сильной до возможного суда. Знания вытрясенные из бедного тела Тота и остальных Богов ничем ей не помогли, постижение мудрости для становления Богом оказались бесполезными.       Высокомерие. Анубис была слишком высокомерна, действительно считая, что может одурачить Осириса, но куда там малявке вроде нее, до существа, против которого и Ра не спешит выступать.       Анубис проиграла. Потому что думала, что прогнав мерзкую Сехмет, сможет что-то изменить. Но действия трагедии были положены ещё до ее рождения. Ее трепыхания и попытки избежать своей судьбы, напоминали действия птицы, пытавшейся взлететь с отрубленными крыльями. Жалко.       Лёжа в собственной кровати, Анубис повернулась в сторону, услышав короткий стук двери. Она совершила главную ошибку, позволив существу за ней войти внутрь. Осирис не выглядел опасным в этот момент, он спокойно поинтересовался, могут ли они поговорить и не замечая подвоха, Анубис дала положительный ответ. Разговор был недолгим и в основном говорил «дядя», как и все его речи, слова его были заумные и пропитаны какой-то своей философией, он говорил о долге, который висит над каждым Богом, об ответственности перед людьми, что он несёт на своих плечах, об усталости и невозможности больше скрываться.       От него пахло возбуждением и нетерпением.       Впервые в жизни Анубис закричала от страха.       Его сильная рука пробила ее грудную клетку, минуя ребра.       Полубогиня лихорадочно заметалась на собственной постели, пытаясь содрать инородный объект, но каждое ее движение лишь сильнее ломало ей ребра. Свободной рукой Осирис прижал «племянницу» к матрасу за горло, его холодная ладонь вошла глубже, обхватывая горячее сердце. Пальцами он осторожно ощупывал орган словно пытаясь понять, как лучше порвать аорты, чтобы не повредить их. Анубис хрипела, смотря на мужчину широко распахнутыми глазами, в голове отдавало тупой болью, она чувствовала, как горло заполняло горькой кровью, заставляя глотать ее и лишь больше задыхаться.       Всё не так! Почему же в манхве мальчик лежал спокойно без капли крови на теле? Почему ей так больно? Почему она чувствует, как вновь умирает?       Анубис шепчет что-то, сама не понимая что именно, гул в голове нарастал подобно улью диких пчел. Из последнего дыхания изо рта вырвалось безобразное: «Отец». Осирис вырвал ее сердце, в глазах Анубис потемнело.       Она не знает, где находится и даже сколько времени прошло. Но вокруг лишь одна темнота. Анубис бродит по этой тьме, ступая босыми ногами по холодному полу. Здесь ничего не видно. Здесь ничего не слышно. Ее крики не имели значения. Блуждание в столь темном месте заставляли девушку вспоминать то, что происходило после ее первой смерти. Неужели история повторяется? И она будет сидеть здесь, совсем одна, незнамо сколько времени, пока кто-то там наверху не решит смилостивиться над ней и перебросить ее дух в новую тушку…       Анубис думала о своей жизни. О том, как действительно была счастлива, несмотря на совершенно другую культуру, язык, людей и прочее. Здесь не было интернета, в котором можно найти ответы на все вопросы, а потому знания, которые были доступны лишь для современного поколения, были тщательно отсортированы в ее голове и «разложены по полочкам». Такому приему ее научил Тот, благодаря этому ее память стала намного лучше, выкидывать из головы всякий мусор и бережно хранить важное не составляет тру- ОТЕЦ!!!       Как она могла забыть об этом?! Г-грязный Осирис разобравшись с ней, наверняка отправился к ее бедному отцу. Анубис прекрасно знает, что произойдет дальше, и что ублюдочный зелёный мох начнет шантажировать Сета ею. Ее жизнью. И отец согласится на все, лишь бы его драгоценный ребенок не пострадал. Но что же она может сделать?! Казалось, что она застряла между жизнью и смертью, выбраться отсюда не представляет возможным для нее. Уж без сердца точно не побегаешь. Анубис боится, что прогнав Сехмет, та может не вмешаться, и Осирис буквально затрахает своего брата до смерти.       Помощь пришла откуда не ждали.       Вернее, Анубис не ждала помощи от нее.

***

      Пока Анубис находилась в темной месте, плачущая от ненависти к самой себе Нефтида решила навестить свою дочь. Чтобы признаться в совершенном грехе и ей. Возможно, Богиня Мира была мазохистской, иначе объяснить эти странные порывы сделать себе как можно больнее не понятны. Всхлипывая от стыда, Богиня мягко отворила дверь комнаты и аккуратно вошла внутрь. Попытки позвать ребенка провалились, что было странно. Из-за тренировок Сета, сон Анубис стал более чутким, в обычное время она услышала бы приближение матери ещё когда та поднималась по лестнице. А тут тишина. Что-то было не так.       Моментально подобрав свои слезы, Нефтида тихой поступью шагала к кровати ребенка.       Самый худший кошмар любого родителя предстал перед ней. Ее милая дочь лежала в своей кровати с разодранной грудной клеткой, бледное, как мел тело и красные глаза с лопнувшими капиллярами, ее шея была до того синей, что создавалось впечатление, что ее выкрасили сурьмой.       Нефтида закричала.       Она упала на каменный пол больно разбивая колени, но разве эта боль сравнится с той, что оказалась перед ней? Дрожащими руками Богиня тянулась к холодному телу ребенка. Все происходящее казалось дурным сном, хотелось ударить себя, приказывая наконец очнуться, но сколько бы она не била себя по щекам, проснуться так и не получалось.