вместе

      — чонин, — неуверенно зовёт чан. что делать в такой ситуации — не понятно. такому не учили на бесконечных тренировках и беседах. их учили быть лучшими, идеальными во всём, быть милыми и скромными, улыбаться и никогда не жаловаться. а к такому подготовить забыли.       чонин глубже кутается в плед, которым чан в спешке прикрыл его голое тело, и по новому кругу кусает алые губы. его узкая ступня, обтянутая розовой мягкой тканью, чуть виднеется из-под самого краешка и притягивает взгляд. как завороженный чан пялится на неё, пока та не исчезает в складках пледа.       — ты же понимаешь, что будет, если кто-то посторонний об этом узнает? — давит чан. горло перетянуто тугим канатом, и слова выходят натужно и хрипло. — что будет, если эти фотографии кто-то увидит.       — я знаю, хён, — чонин вскидывает голову, но только на мгновение. прячет взгляд — влажный и испуганный. — конечно, я всё понимаю.       — ты… это кому-то отсылаешь?       — нет, — качает головой чонин и шепчет: — я бы хотел, но боюсь.       правильно, думает чан, но вслух говорит лишь:       — хорошо. будь осторожен, — и выходит, прикрыв за собой дверь.       движения намеренно аккуратные, когда он проходит в свою комнату и раскладывает вещи из сумки. в противовес этому, внутри грохочет ураган из мыслей и эмоций. что он должен чувствовать, когда застаёт самого младшего из своей группы за созданием интимных фото? и не абы как, а в розовых гольфах и задницей кверху. если бы это был кто-то другой — не чонин, думается чану, он бы тихо поржал в кулак и пригрозил скорой расправой, если подобное повторится. но чонин… что делать с ним? он чану, вообще-то, нравится.       в дверь тихо скребутся. чан медленно выдыхает через нос, считая до десяти — говорят, помогает успокоиться, но, если по правде, врут.       — чан-хён, — чонин робкой мышкой скользит внутрь, теребит длинные рукава, а голос виноватый и плаксивый.       чан молча осматривает его. тот успел одеться в любимый зелёный свитшот и широкие серые штаны, из-под которых виднеются всё те же розовые ступни. гольфы так и не снял, отстранённо думает чан и переводит взгляд на чониново лицо. оно всё в красных пятнах неровного румянца, губа закушена, но глаза смотрят упрямо, хоть и покраснели от непролитых слёз.       — что ты хотел, чонин-а? — наконец отмирает он.       — я хотел… — тот запинается и взгляд всё же тупит. — хотел спросить разрешения… могу я отправить те фото одному человеку?       по голове как кувалдой бьёт. в ушах нарастающий гул, а в сердце так больно и остро, будто иглой насквозь проткнули. но чан берёт себя в руки, не время страдать о своей нелепой влюблённости.       — ты доверяешь этому человеку? — всё же спрашивает.       — больше, чем себе, — твёрдо отвечает чонин.       — хорошо, — чан смотрит в его милое румяное лицо ещё пару секунд, а после отворачивается. — отправляй, раз ты уверен.       он пожалеет об этом. он точно пожалеет. сейчас чонин уйдёт, а вместе с ним спокойствие и мнимая надежда на взаимность. но тот не уходит, мнётся чего-то у двери, а потом на телефон чана приходит уведомление. он хватается за него как за спасение от всей этой безнадёги и неловкости, но чуть не роняет обратно.       одно новое сообщение от чонина мигает маленьким кружочком, а по ощущениям будто воет сиреной в чановом мозгу. трясущейся рукой он открывает единственное вложение. на фотографии чонин выгибается в спине — не очень сильно, ведь он не особо гибкий, но достаточно, чтобы показать выставленную наверх маленькую задницу. лицо какое-то томное, по-прежнему милое, но словно более взрослое, и чёртовы розовые гольфы на согнутых в коленях ногах.       так это про него — я бы хотел, но боюсь?       чан резко оборачивается, едва не снеся ноутбук со стола. чонин всё так же мнётся позади, кусает губы и глаз поднять не смеет. сейчас он привычно маленький и робкий, не то что на фото. чан тянет к нему руку, и тот смущённо ловит её самыми кончиками пальцев.       — чонин-а, это ты… это мне? — глупо спрашивает чан и сам же бьёт себя по лбу, ну конечно тебе, кретин. — это… вау, спасибо.       наверное, это так отстойно, получить такую благодарность за интимку, чан видит это по чужому исказившемуся лицу и тут же пытается себя поправить:       — я, правда, благодарен за твоё доверие. прости за мою идиотскую реакцию, я просто первый раз в такой ситуации и не знаю… — он обрывает сам себя и спешно шепчет действительно важное: — я просто надеюсь, что ты сделал это, потому что я тебе нравлюсь, ведь ты мне — очень, чонин.       вместо ответа тот подходит ближе, горячит шею рваным дыханием и короткими задушенными всхлипами. его пальцы на чужой ладони стиснуты так, что чану почти больно. он ласково гладит его мягкие чёрные волосы и позволяет уронить несколько вырвавшихся слезинок на своё плечо. чонин быстро затихает под его нежными руками, но не отстранятся, прячась.       — всё в порядке, если я тебе не нравлюсь, — врёт чан. конечно, не в порядке, но разве он об этом скажет. — я переживу, а ты-       — нет, хён, — перебивает его чонин. — не говори так. ты единственный, кому я бы хотел отправлять такие фотографии. потому что я влюблён в тебя.       он поднимает голову и прямым взглядом буравит чановы глаза. какой он всё-таки смелый и искренний. чан давится вздохом от его внутренней силы, проникающей до самого мозга, а ещё от чужих мягких губ, прижавшихся к его раскрытому рту. их поцелуй странный, как и вся ситуация. они неловко возятся, пытаясь совладать друг с другом, чонин слишком торопится, а чан слишком тормозит.       и лишь когда чан мягко отстраняет от себя младшего за плечи, а потом вновь аккуратно припадает к его губам, поцелуй выходит такой, как надо. они медленно касаются друг друга, пробуют и осторожничают, лишь слегка прикусывая зубами. губы чонина такие влажные и розовые-розовые — подстать его гольфам, когда они отстраняются во второй раз. он сбито дышит и всё не может отпустить чужих плеч, за которые схватился в беспамятстве.       чановы ладони скользят по его талии, собирая ткань свитшота в кулак. бешеное сердце никак не унимается, и чан жмурится, пытаясь охладить свой разум и тело. с чонином всегда так — запредельно и бешено, но в то же время до щемящего нежно. тот неловко переступает ногами, прижимаясь ближе, и чан невольно бросает взгляд вниз — точно, гольфы.       — чонин-а, — осторожно, боясь спугнуть. — но почему вдруг такие фото?       — тебе не нравится?       — ты даже не представляешь, как сильно мне нравится, — низким шёпотом на ухо.       — вот и мне тоже, хён, нравится их делать, — из смущённого лицо чонина вдруг резко становится хитрым. он блестит глазами из-под чёлки и добивает чана лукавым: — и ещё больше нравится твоя реакция на них.       чан чувствует, как задыхается от смеси шока, восхищения и возбуждения — сколько же всего таится в скромном на первый взгляд младшем. рука сама тянется шлёпнуть по тощей заднице, и чонин охает от неожиданности, почти падая на чана. тот ловит его в свои объятия и прижимает близко-близко, стремясь врасти ему под кожу и ещё глубже.       — какой же ты, — шепчет он и вновь целует — коротко, но плавно, обдавая жаром своего дыхания.       тело воском плавится в этом жаре, чонин льнёт всё ближе, хотя кажется дальше — некуда. становится совсем податливым, пластичным, и чан мнёт его как пластилин, раскатывает по своей груди, чувствуя, как заводится всё сильнее. надо остановиться, ревёт сиреной в мозгу, но сердцу так не хочется отпускать только-только обретённого чонина. тот сам целует его — поспешно и как-то отчаянно, будто ждал этого момента долгие годы и, наконец дождавшись, теперь не может никак поверить.       — йени, — младшего дёргает от ласкового обращения, и чана кроет от этого ещё сильнее. — что же нам делать? нам стоит остановиться.       — да, — шепчет тот на выдохе, но, вопреки своим словам, целует вновь.       ладонь уже под свитшотом, гладит нежную кожу от самых плеч до поясницы. чонин весь в мурашках, вздрагивает через раз и тихонечко мычит в чановы губы. он такой горячий — раскалённый как угли — и очень-очень отзывчивый. ведёт дрожащими пальцами по шее, вначале робко, но после — стискивает волосы у самого основания, обводит бока, забирается под худи и крепко сжимает грудь, тут же хныча в удовольствии.       — нравится? — ухмыляется чан.       он хочет лишь поддразнить, ожидая смущения, но сам же давится вздохом, когда чонин поднимает на него глаза и совершенно искренне отвечает:       — очень. давно мечтал так сделать.       сдавленный полурык сам рвётся из груди. чан тянет его за талию, вынуждая сделать последний шаг навстречу. теперь их бёдра соприкасаются, и он чувствует, какой чонин твёрдый под штанами. ткань оттягивается как-то слишком сильно, заставляя строить некие догадки. не дав себе и секунды на сомнения, чан ныряет ладонями под тугую резинку на талии и тут же охает, понимая, что под штанами у чонина — ничего. только гладкая мягкая кожа — такая же горячая, как и стон, исторгнутый его ртом.       — так спешил, что даже до конца не оделся, м? — шипит чан ему на ухо.       чонин прячет лицо в сгибе его шеи и едва слышно скулит — ему так стыдно и при этом так хорошо от слов, что говорит хён, от широкой ладони на бедре и от твёрдого члена, который он чувствует своим собственным. преодолевая стеснение, он давит на чужую руку, смещая ближе к паху, и почти воет, стоит чановой ладони провести по члену и сжать в горсть яички. чан стонет в ответ так страдальчески, будто испытывает сильную боль, на деле же — лишь свою выдержку.       широкие серые штаны соскальзывают на пол, и чонин перешагивает их, открывая взору стройные гладкие ноги в розовых гольфах до колен. чану эти гольфы точно сниться будут — в кошмарах или сладких грёзах, он ещё не решил. спешно стягивает свою одежду, торопится куда-то, вот только куда — и сам не знает. уже тянет пальцами зелёный свитшот, но неожиданно встречает сопротивление. чонин отчаянно вцепляется в него и мотает головой, не давая снять.       — не надо, хён, пожалуйста.       голые фото он спокойно шлёт, а тут стесняется, с досадой думает чан, однако беспрекословно уступает и шепчет:       — хорошо, хорошо, конечно, йени.       тот сразу расслабляется, стекает в руки и ластится щекой о шею и плечи, гладит и трогает сильное чаново тело — изучает. он столько раз уже видел хёна обнажённым, но чтобы вот таким — никогда. возбуждённым, открытым, низко стонущим его имя, стоит провести ладонью от живота к твёрдому члену. чонин замирает на мгновение, оглушённый таким потрясающе правильным звуком, и уже больше не останавливается.       — постой, чонин-а, — чан перехватывает его пальцы, переплетая со своими. — иди сюда.       он притягивает чонина совсем вплотную, задирает свитшот и прижимается горячим животом, сталкивая их возбуждение где-то в точке кипения лавы. чонин льнёт навстречу этому жару, двигает бёдрами, потираясь, и скулит что-то неразборчивое и просящее в чаново плечо. они оба такие мокрые, такие распалённые, такие влюблённые — воздух напитан этой любовью, и они вдыхают её вместо кислорода. новый поцелуй выходит пылким и громким, с влажным причмокиванием и глухим мычанием. сдержанность уходит на второй план, оставляя после себя лишь чистое желание.       — йени, малыш, — бормочет чан. ласковые прозвища сами слетают с губ, и в ответ на них чонин хнычет и крепче вцепляется пальцами в чужие плечи. — развернёшься ко мне спиной? хочу кое-что попробовать.       чонин повинуется, переступая на ватных ногах. его так сильно трясёт от всего происходящего, кажется, будто это очередная его фантазия, и совсем скоро он откроет глаза и попадёт в реальный мир, где чан — всего лишь его лидер и заботливый хён. но собственное воображение не может передать мягкость губ, мажущих за ухом, жар ладоней, ласкающих животик, и томные вздохи удовольствия, когда чан пахом трётся о его ягодицы.       чан собирает пальцами естественную смазку с чонинова члена и размазывает по внутренней стороне его ляжек. это прикосновение кажется ещё более интимным, каким-то запредельным, и младший жмурится, стараясь уловить каждое размашистое движение чужой ладони. с влажным звуком чан проводит по собственному возбуждению и пристраивается чуть ниже мягких ягодиц, плавно надавливая, и чонин, наконец, понимает, что тот задумал.       — сожми ножки посильнее. не бойся, я тебя удержу, йени, — раздаётся прямо над ухом.       чонину хочется сказать, что он и не боится, ведь в руках хёна ничего не страшно, но не успевает — чан толкается меж его бёдер, проходясь членом по чувствительной мошонке, и его коротит как от удара током. сейчас он — оголённый провод, дёргается и искрит, захлёбываясь в стоне. чан держит за талию — крепко и надёжно, а свободной рукой гладит живот и грудь под свитшотом, ласкает и нежит губами шею под самой кромкой волос.       кожа с тихим шлепком ударяется о кожу, когда чан толкается вновь и медленно двигается, постепенно наращивая темп. нежность и тепло чониновых бёдер крепко сжимает член, и он жарко выдыхает ему в загривок, посылая мурашки. ладонью обнимает чужое возбуждение, гладит по всей длине и внезапно громко стонет прямо в затылок, когда чонин опускает руку ещё ниже и пальцами касается показавшейся между бёдер крупной головки.       — хён, — жалостно зовёт чонин, запрокидывая руку и голову в поисках поцелуя. и чан даёт его — прижимается сначала к румяной щеке, тычется носом в её мягкость и ведёт к призывно раскрытым губам.       младший цепляется за его кудри, мыча в поцелуй, весь изгибается корпусом, пока чан одной рукой оглаживает его тело, а другой ритмично надрачивает в такт собственным толчкам. неужели это и правда происходит с нами, проскальзывает в мозгу. и чан постепенно замедляется, пока вовсе не останавливается, как есть — с зажатым между худых бёдер членом. тычется носом в мягкие волосы, целует и замирает так на долгие мгновения, осознавая происходящее, пока не слышит чониново неуверенное:       — чани-хён? что-то не так?       чан отстраняется и тянет его за талию, вновь разворачивая к себе лицом. взгляд чонина — напуганный, влажный и такой отчаянно преданный, что сердце сбоит и падает куда-то в желудок. такого чонина хочется спрятать в своих объятиях от всего мира и, одновременно с этим, поставить на колени, чтобы тот ластился к ногам и послушно подставлялся под всю любовь, что ему готовы дать. чан коротко мотает головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, взамен этого ловит в ладони нежное взмокшее лицо — пунцовые щёки и закушенные в волнении губки. целует в лоб, потом в круглый нос, в подбородок, нежит его всего, пока чонин крепко держится за его предплечья, будто боится упасть.       — просто очень хочу видеть твоё личико, йени, — наконец отвечает он.       то, с каким облегчением тот выдыхает, заставляет чана невольно задержать дыхание. ну нельзя же быть таким — отдающим всего себя, вверяющимся в чужие руки с беспрекословным доверием. чан сжимает пальцы на его ягодице, чувствуя, как нежность к чонину переполняет его. её так много — этой всепоглощающей нежности, что бедное чаново сердце трещит, грозясь не выдержать. и он даёт ей выйти — плавным движением тянет йени на себя и обхватывает ладонью оба их члена, зажимая в кулак.       чонин в его руках бьётся птичкой, стонет надрывно и падает лбом в сгиб чановой шеи. короткие поцелуи оседают на ней невидимыми ожогами, а чана колотит так, будто ему действительно больно. всё, что происходит сейчас между ними, сладко до боли — ладонь, ласкающая их возбуждение, короткие поцелуи и жаркие вздохи.       — х-хён, — бормочет чонин. — я сейчас… всё.       он так сильно дрожит, ноги подкашиваются, и, если бы не крепкая хватка на талии, он бы точно обессилено соскользнул на пол. чан перехватывает его крепче и думает, что тоже — всё. дрожь чужого тела передаётся и ему. ладонью он вжимает чонинову голову в своё плечо и шепчет, шепчет что-то поощряющее, ласковое, любовное — такое, что тот срывается в тихий скулёж и кончает, содрогаясь всем телом.       его сперма пачкает ладонь, и чан размазывает её по своему члену вместо смазки. её так много — подол зелёного свитшота тоже испачкан, и этот факт отчего-то так сильно волнует распалённое сознание, что чан кончает следом. чонин выцеловывает взмокшую шею и ключицы, пока тот дрожит и отрывисто дышит, приходя в себя. ноги всё-таки подводят, и они вдвоём оседают на пол, цепляясь друг за друга.       — йени, йени — шепчет чан в беспамятстве.       чонин забирается ему на колени, жмётся так близко и впивается пальцами в кожу так отчаянно, что чан сразу понимает — боится. боится, что эта спонтанная близость лишь разверзнет пропасть между ними, что после всего случившегося они вновь разойдутся, словно ничего не произошло, будут сторониться друг друга и, в конечном счёте, утонут в океане неловкости, совсем перестав общаться. чан отцепляет от себя его ладони, переплетая пальцы, и мягко целует в дрожащие губы.       — я никуда не уйду, чонин-а, — тихо говорит он. — верь мне.       его ладони в белёсых разводах, и, не придумав ничего лучше, он кладёт их на чужие голени. ткань розовых гольфов теперь тоже в сперме — весь чонин перемазан ей. чан прикрывает глаза и шумно выдыхает, успокаивая свой распалённый разум. он и не знал про себя, что ему нравится — вот такое. наверное, ему просто-напросто нравится всё, что связано с чонином. тот стискивает его в своих объятиях и скороговоркой выпаливает:       — чани-хён, я люблю тебя! запомни это сейчас, больше не буду говорить.       — эй! — притворно возмущается чан. — почему это?       — чтобы не зазнавался.       в его голосе — улыбка, но чан знает, что скрывается за шутливым тоном. эти слова так много значат для меня, что я не хочу обесценивать их, повторяя слишком часто. и чан с ним полностью согласен. он шепчет об этом чонину на ушко, прикусывая мочку, и тот взвизгивает и дёргается, невольно отклоняясь назад под тихий смех.       разгорячённые прежде тела постепенно остывают. чонин ёжится и подбирает под себя ноги, залазит целиком на чана и застенчиво водит пальцем по бледной, едва заметной россыпи веснушек на его плече. у обоих в мыслях — лишь одно. как дальше будет строиться их жизнь? будет очень сложно заново сближаться и при этом держаться друг от друга подальше. у них будут лишь жалкие мгновения наедине против долгих и долгих часов под взглядами чужих людей — сканирующими, оценивающими, осуждающими. справятся ли они?       от этих тяжёлых мыслей плечи невольно опускаются, и весь чан сутулится под их гнётом. чонин в его руках такой маленький и робкий, кутается в свой огромный свитшот и лязгает зубами от холода.       — пойдём-ка в душ, чонин-а. а то ты у меня совсем замёрз.       чонин кивает и улыбается ему одной из своих самых ярких улыбок — такой, что чану слепит глаза, и он на мгновение зажмуривается. а когда открывает их вновь и встречается с его влюблённым взглядом, то понимает — будет тяжело, но они точно справятся. вместе.