Was such a bad idea

      Самой ужасной в мире идеей была любовь к Ян Чонвону. К его пухлым щекам с самыми очаровательными ямочками, почти незаметной родинке на подбородке и привычке носить невероятно мягкие пушистые кофты в нежных пастельных оттенках.       Джея даже не спрашивали, хочет он того или нет: сердце упрямо остановилось, заглушив работу всех органов. «Ты будешь его любить», — как итог. И никому неинтересны возражения.       Впервые они встретились в коридоре университета. Максимально банально и дорамно. Ян Чонвон, как гром среди ясного неба, свалился прямо Джею под ноги вместе с телефоном и несколькими книгами. Конечно, его пришлось поднять. Отряхнуть. Подобрать книги и все бумажки, которые были внутри, а также мобильник, которому досталось больше всего — защитное стекло треснуло от угла вдоль экрана. А потом аккуратно передать всё в руки ошалевшему от происходящего Чонвону. На месте Джея так сделал бы каждый вежливый и воспитанный человек. Помогать нуждающимся — правое дело. Но разве после помощи такие люди заправляют пряди волос красивым мальчикам за ухо и как ни в чём не бывало называют своё имя? Над этим наверняка постаралось грёбанное сердце, уже тогда начавшее опасно принюхиваться и составлять план действий на ближайшее будущее. Совместное будущее. Вот их кот резвится на лужайке с идеальным газоном, вот они наблюдают за общим питомцем с веранды, а вот Джей бесцеремонно подтягивает своего самого чудесного во вселенной мужа и крепко целует в раскрасневшиеся губы, а потом…       Глаза Чонвона тогда в пору было бы сравнить с велосипедными колёсами или, раз на то пошло, с двумя громадными колесами обозрения. Он сначала что-то невнятно промычал, глотая половину звуков, точно маленькая рыбка, а после представился в ответ.       Пока сердце бешено тарабанило в груди, не предвещая для Джея ничего хорошего, он с непонятным для себя удовольствием смаковал на языке каждый слог чужого интересного имени и уже начинал думать не в ту сторону.       Чонвон должен был вылететь из головы с такой же скоростью, с какой сам младший вылетел из коридора, за считанные секунды оказываясь за пределами высшего учебного. Но тот почему-то остался, мороча всем своим прекрасным существованием голову Джея.       Джей поначалу очень злился: на носу сессия, а в мыслях какие-то едва знакомые симпатичные второкурсники. Чего таить: он зол до сих пор.       Ту сессию он сдал, благополучно забывая о прошедших кругах ада и спокойно уходя на положенный ему отдых, а вот широкие плечи и распахнутые кошачьи глаза — не-а. И, собственно говоря, они забываться не собирались. Ян Чонвон с того дня, как назло, стал маячить перед глазами чаще, а мыслей о нём становилось всё больше-больше-больше. В один день он не выдержал и вывалил всё прямиком на ни в чём не повинного Сонхуна. Жить от этого стало едва ли легче.       А потом Ян Чонвон, мучитель джеевого ментального состояния и частый посетитель его ночных кошмаров (самых лучших снов), подошёл сам. Первый. Неловко переминаясь с ноги на ногу в одной из своих плюшевых кофт, с красным подносом в руках, попросил разрешения сесть рядом. Наверное, с тех пор трава Джею стала казаться зеленее, солнце теплее, а жизнь счастливее.       До Ян Чонвона теперь можно было дотянуться рукой, потрепать его за волосы и обнять при встрече. Стали нормой и ежедневные переписки, будь то ночь или утро. Всё эго Джея ехидно раздувалось, когда вдруг узнавалось о жалобах лучшего друга Чонвона. И все они были одинаковыми: Чонвон вечно переписывается с Джеем.       А ещё он вечно разговаривал с ним по телефону, вечно ходил с ним в столовую, вечно гулял с ним после универа. И ещё тысяча таких же «вечно».       Джею это, конечно, льстило. А кому не понравится ежечасно получать внимание от парня своей мечты? Каждый, кому хотелось бы также, смотрел на них и молча поедал собственные руки. Завидовал. И его устраивало всё, что они успели построить за четыре месяца. Дружба, постепенно перетекающая к статусу пары. К этому оставалось только медленно и не торопясь доплыть.       Но неожиданно для себя Джей вдруг почувствовал недостаток. Ему стало мало. Мало всего, что у них тогда было. Мало было быть другом. Появилась резкая и сильная потребность в Чонвоне, как в парне, в поцелуях, так и кричащих: «он мой!» — и, наконец, в легализации «малыша» и «котёнка».       Он набрался сил: купил цветы, белые хризантемы, отрепетировал всё, что так долго вертелось в голове одной и той же пластинкой, сменить которую не было сил, и позвал Чонвона теперь уже не на прогулку — на настоящее свидание.       И признался. Сказал всё, как есть. Сердце тогда готово было выскользнуть из горла, настолько сильно оно скакало внутри. Джей безо всяких сомнений отдавал больший процент в пользу положительного ответа, стараясь не накручивать себя понапрасну.       А по итогу оказался отшит.       Джей тотально проебался.       Ну, почти.       Чонвон в момент признания улыбнулся, смущённо опустил голову к асфальту, мыском кроссовка выводя на нём непонятные полосы. Джей расслабился: дело в шляпе. Как вдруг абсолютно нежданное «нет» прервало поток положительных мыслей и будто перевёрнутое ведро ледяной воды окатило прямиком с уложенных волос до идеально вымытых кроссовок.       «Чуть позже, Джей. Нам пока стоит повременить,» — Чонвон сказал всё.       И ушёл. Но цветы всё-таки забрал.       Джей ощутил себя лежащим на дне глубокой ямы, растоптанным и закиданным грязью. Когда всё успело пойти под откос, а шляпа на самом деле оказалась дырявой?       По прошествии трёх месяцев, по сути, ничего не изменилось. А по факту — ещё как. Находиться в ожидании на протяжении всех этих дней было ужасно. Но ничего точно не будет ужасней идеи принять чёртовы чувства к Ян Чонвону. Смириться с тем, что кроме него не хочешь никого и что кроме его счастливой улыбки жизнь не скрашивает ничего. Так сложно было пройти мимо, не выставляя свою джентельменскую натуру наружу?       Пока Чонвон радостно скачет с лужи на лужу, а Джей тащит его рюкзак на себе, сердце вопит громкое, злорадное – нет. Такое же, как и три месяца назад, сказанное Чонвоном.       Всю ночь ливень нещадно заливал улицы Сеула, чтобы вечером открыто насмехаться над Джеем, который, не посмотрев прогноз погоды, вышел в универ в белых кедах. Блеск.       А Чонвон, будто ангины и простуды не существует, расплёскивает грязную воду в разные стороны, попутно топча все пожелтевшие листья на своём пути. Джею остаётся только угрюмо следовать за парнем, стараясь уворачиваться от брызгов. Какой же он всё-таки неугомонный.       — Простудишься, я тебя лечить не буду, — неправда. Ещё как будет.       Заварит Чонвону малиновый чай, засунет в рот ложку, полную мёда, и завернет в самый тёплый в своём доме плед. Лишь бы только смирно сидел рядышком и не ёрничал.       — Джей-хён, ты такой врун, знаешь, — он смеётся, поворачиваясь к дороге спиной, а к Джею лицом, — был бы ты Пиноккио, давно ходил бы с вот таким носом.       И шуточно показывает рукой его длину — выходит больше метра. Это где Джей столько врал?       — Да везде. — оказывается вопрос он произнёс не только в голове. Чонвон медленно начинает останавливаться. Джей понимает: дошли до подъезда. Сейчас они снова разойдутся в разные стороны, а Джей весь вечер будет фантомно вспоминать взгляды и разговоры — для него это важно. — Я знаю, что ты не отказался бы меня полечить.       Джей не отказался бы, если полечили бы и его сердце.       — Ты слишком много о себе думаешь. Заболеешь — сам виноват, а раз виноват ты, значит, и лечить себя будешь сам, — парирует Джей, снимая чужой портфель со своего плеча, собираясь отдать его обратно владельцу.       — А если поцелую? Будешь лечить?       — В смысле?       Он даже не успевает ничего осознать: его губы скоротечно накрываются чужими, а ручка рюкзака сама выскальзывает из пальцев. Поцелуй выходит коротким, Чонвон спустя пять секунд отрывается от опешившего и не закрывшего глаза Джея, и ему, кажется, совершенно плевать на свою сумку в луже.       Джей глупо моргает глазами, не отрывая взгляд от спокойного Чонвона, не может понять, что сейчас произошло.       Чонвон только что поцеловал его? Взаправду?       — Вот теперь, Пак Чонсон, я просто обязан заболеть, чтобы ты стал моим личным врачом. А потом, когда я выздоровею, может быть, я разрешу тебе стать моим парнем.       И всё-таки влюбиться в Ян Чонвона было самой лучшей в мире идеей.