***
После мирной переправы на пароме в Кале мы совершили ряд пересадок на поезда, пересекающие Францию в направлении Швейцарии. Мистер Вустер, задрав ноги, читал детективные романы, не выходя из купе, в котором мы в основном были одни, а я чередовал чтение с простым созерцанием пролетающей мимо прекрасной сельской местности. Время от времени я замечал, что мистер Вустер поглядывает в мою сторону поверх своей книги, но не мог расшифровать значение его взгляда. Возможно, его позабавило то, насколько новым все еще был для меня этот опыт. Мы провели несколько ночей в различных небольших отелях, где в тесных помещениях для прислуги постоянно сменялась популяция камердинеров, лакеев и дворецких. Эти люди охотно обменивались юмористическими и часто скандальными историями о своих работодателях, которые варьировались от герцогов и графов до провинциальных адвокатов. Мистер Вустер наслаждался тишиной у камина, а я проводил буйные вечера за тускло освещенными длинными столами, практикуясь в переключении с одного языка на другой. В последний день продвижения к югу из Страсбурга мы уютно устроились в нашем дребезжащем дощатом купе, ели круассаны ― хотя я не одобрял летающие повсюду крошки ― и пили явно третьесортный кофе. Внезапно мистер Вустер обратился ко мне: ― Мне пришла в голову мысль, Дживс, что я ничего не знаю о Швейцарии, кроме фондю. На каком языке они вообще говорят? ― Швейцарцы говорят на нескольких языках, сэр, включая немецкий, французский, итальянский и романский. Страна подразделяется на 22 кантона... К этому моменту я в полной мере ожидал, что меня прервут и попросят отложить кантоны на ненастный день, но, к моему удивлению, никакого прерывания не последовало. Мистер Вустер серьезно кивнул. ― ...которые функционируют почти так же, как отдельные штаты Америки, со всеми юридическими полномочиями. Каждый кантон обладает суверенной властью до тех пор, пока это не вступает в противоречие с федеральным законом и его собственным языковым профилем. Кантоны, которые мы посетим, в основном немецкоязычные, хотя их язык значительно отличается от верхненемецкого, например, того, на котором говорят в Берлине, сэр. ― Черт, я почти ни слова не знаю по-немецки. Конечно, ни одно из действительно длинных слов, то есть тех, где приходится задерживать дыхание на середине. Начинается и заканчивается на «Hallo», на самом деле. ― Я надеюсь, что моего понимания языка будет достаточно, сэр. Он просиял так, что я поборол иррациональное желание покраснеть. ― Уверен, что этого будет более чем достаточно. Ты просто чудо, старина. Мой язык намертво прилип к нёбу и отказывался двигаться с места. Я вообще не мог придумать, что сказать, и меня спас только поезд, прибывший в Базель. Когда мы встали, чтобы выйти, я смахнул оставшиеся крошки с фасада костюма мистера Вустера, и он посмотрел на меня и улыбнулся мимолетной, загадочной улыбкой, от которой у меня защемило сердце. Я упрекнул себя за сентиментальность, хотя и решил сохранить этот момент глубоко в памяти. Момент, когда я впервые ступил на швейцарскую землю, не был отмечен грандиозной церемонией, поскольку у нас было всего несколько минут, чтобы осуществить последнюю пересадку. К чести мистера Вустера, он не жаловался, а взял свои чемоданы и бодро зашагал по вокзалу. Мы пронеслись по платформе в прискорбно несолидной манере, пока не добрались до последнего поезда ― чистого черного локомотива, который усердно попыхивал в сторону Люцерна. ― Введи меня в курс дела, Дживс, где мы остановимся? ― Сам город расположен у подножия горы под названием Пилатус и на берегах Озера четырех кантонов, названного так потому, что оно граничит с четырьмя разными кантонами, хотя в Англии оно известно просто как Люцернское. Я взял на себя смелость забронировать коттедж на берегу озера, сэр. ― Звучит чудесно. Заберемся ли мы на упомянутую гору? На твой первый Альп? ― Если пожелаете, сэр, тем более что на его вершине есть удобно расположенный отель. Однако это не Альпы, а скорее массив, поскольку он независим от остальной части горного хребта. ― Что ж, массивный Альп или вовсе не Альп, это все равно звучит так, что его стоит посетить. И мы, конечно, должны ловить рыбу и купаться в этом озере сколько душе угодно, Дживс. Это важный аспект серьезного бизнеса по проведению отпуска, ― глаза мистера Вустера блеснули. ― Как скажете, сэр.***
Коттедж, куда мы прибыли, действительно находился прямо на берегу. Несмотря на скромность, он был крепким и оборудованным просторной кухней и столовой, а также двумя спальнями. Мистер Вустер сразу же забрался в гамак на дощатом патио, дав мне время распаковать вещи, сориентироваться и приготовить простой ужин. Я настаивал на том, чтобы мы поужинали отдельно, так как иначе было бы в высшей степени неприлично, но мистер Вустер бросил на меня обиженный взгляд и спросил, почему он должен ужинать в полном одиночестве. При этих словах я не смог сохранить свою решимость и чопорно сел с ним за стол. После трапезы он объявил, что пришло время искупаться, и пригласил меня спуститься на озеро. Я возразил, сославшись на мытье посуды, хотя в конце концов пообещал присоединиться позже. Сразу же после того, как мистер Вустер ушел, я с ужасом понял, что мне придется предстать перед ним в неподобающем виде ― раздетым. Когда я переоделся, завернулся в халат и набрался смелости спуститься на галечный пляж, он уже весело плескался, ни о чем не заботясь. Я нашел небольшой пирс и быстро прыгнул с него, обнаружив, что вода намного холоднее, чем ожидалось. Я вынырнул на поверхность, кашляя и отплевываясь, под мелодичный звук веселого смеха мистера Вустера. Я отплыл на некоторое расстояние, и к тому времени, как вернулся, изрядно замерз, поэтому в тот вечер пришлось согреться у камина с чайником горячего напитка. Мы оба сидели в креслах, тихо читая, и я едва осмеливался дышать или смотреть на мистера Вустера, чтобы чары не рассеялись и наше поведение не вернулось в норму.***
― Какое странное название для горы, Дживс, ― заметил мистер Вустер после нескольких минут уютного молчания. Мы переправились на пароходе через реку и начали наше восхождение на гору. ― Согласно местной легенде, сэр, Понтий Пилат бежал из Иудеи после смерти Христа и прибыл сюда, чтобы умереть. ― Кажется, это немного чересчур, Дживс. ― Да, сэр. ― Особенно до того, как появились какие-либо поезда. ― Действительно, сэр. Я сомневаюсь в правдивости этого слуха и считаю более вероятным, что название произошло от «pileatus», что означает «облачный». ― Кстати, о поезде: тебе не кажется, что это довольно жульнически ― вот так забираться на вершину горы? ― Возможно, сэр, но не каждый, кто желает ее посетить, физически способен подняться на гору, и это надежный способ доставить товары в отель. ― Ты говорил, сюда приезжала королева Виктория? ― Да, сэр, в 1863 году, за 36 лет до того, как здесь был проложен поезд. Ее величество поднялась верхом на лошади. ― По-моему, это тоже обман, даже если ты монарх. Все утро прошло примерно в том же духе, причем мистер Вустер проявил несвойственный ему интерес к моим знаниям местной истории, даже внимательно выслушал мое описание того, как зубчатая железная дорога может работать под таким крутым углом. Время от времени мы останавливались, чтобы попить из фляги, съесть бутерброды, полюбоваться видом и послушать, как заводится и пыхтит поднимающийся и спускающийся поезд с зубчатым колесом. Мистер Вустер неоднократно настаивал на том, чтобы нести рюкзак, но я отказывался, ссылаясь на неприличие, а не на мое личное убеждение, что он слишком тяжел для него, чтобы долго нести его. Мы постепенно приближались к линии деревьев, и тропинка становилась все более каменистой. Я с неприятным чувством ощутил дефицит кислорода в воздухе, хотя мистер Вустер не выказывал никаких признаков неудобства. Совсем наоборот, он бодро шагал, насвистывая и размахивая своим альпенштоком, который я не смог помешать ему приобрести ― или, скорее, это была необходимая уступка, чтобы отговорить его от национальных кожаных штанов. Я содрогнулся при одном воспоминании. Теперь внизу была видна большая часть озера, поблескивающего на солнце, по поверхности которого, казалось, ползли пароходы. В вышине над нами сиял белый фасад отеля «Pilatus Kulm», и его зеленую вывеску можно было разглядеть, прикрывшись рукой от света. Это было долгожданное зрелище. Внезапная нервная энергия мистера Вустера, казалось, только усилилась, когда мы поднялись по ступенькам на солнечную террасу отеля. ― Послушай, Дживс, после всех этих усилий мне что-то хочется пить. Не мог бы ты принести нам вон того чая со льдом? Не успел я налить немного альпийского травяного чая из графина у входа, как мистер Вустер умчался в направлении стойки регистрации. Я осушил свой стакан, хотя чай был несколько переслащен, и снова подхватил вещи. С нарастающим чувством тревоги я заметил виноватую улыбку на лице мистера Вустера, когда он подошел ко мне с явно наигранной беспечностью и вручил мне два ключа от номеров. ― Итак, Дживс. Не расстраивайся из-за этого слишком сильно, ― прошептал он. ― Я знаю, что феодальный дух взбунтуется и все такое, но помещения для прислуги находятся под землей. Я приподнял бровь. ― Ну подумай, какой злобный наниматель, подкручивающий усы, заставил бы своего образцового камердинера тащить их багаж всю дорогу на гору и даже не позволил бы ему спокойно любоваться указанной горой из своей комнаты? Негодяй, вот кто, и уж точно не Вустер. И в любом случае, от тебя не потребуется никаких обязанностей по обслуживанию в этом отеле. ― Должен ли я понимать, что вы забронировали два номера, сэр? ― Да, Дживс, и я не желаю слышать никаких аргументов по этой теме. Дело сделано, как видишь. Я вздохнул и понял, что могу сделать очень мало, кроме как с достоинством согласиться и принять этот подарок, каким бы неуместным он ни был. Я подозревал, что таково было намерение мистера Вустера, а вестибюль был слишком людным местом для препирательств. Я мысленно проклинал постоянно расширяющееся толкование Кодекса Вустеров, которое, как всегда, скрывало возможную природу расположения мистера Вустера ко мне. Это было нетипичное поведение по отношению к слуге, но, тем не менее, его можно было просто объяснить бесконечной щедростью мистера Вустера. ― Как скажете, сэр. Мне приготовить комнаты? Я подал ему стакан чая со льдом, он со смущенной улыбкой вручил мне ключи, и я поднялся по лестнице, устланной плюшевым ковром, чтобы приступить к своим обязанностям. Комнаты располагались рядом, на общей площадке стояли два мягких кресла и небольшая этажерка с путеводителями. Интерьер был роскошным по сравнению с помещениями для прислуги даже в лучших отелях Нью-Йорка, обстановка ― комфортабельной, но без показухи. Главной фишкой было большое окно с видом на долину и зубчатую железную дорогу. Холодный горный воздух ворвался внутрь, когда я открыл ставни, и до меня донеслись отзвуки голосов с нижней солнечной террасы и отдаленный звон колокольчиков. Мне очень хотелось иметь возможность как-то выразить свою благодарность, но я просто не мог себе представить, как я вдруг пойду на такую неловкую эмоциональную открытость со своим работодателем. Вместо этого я решил отплатить ему равнозначным образом, если возникнет подходящая ситуация. Затем я спустился по лестнице в вестибюль и увидел, что мистер Вустер взгромоздился на барный стул, наклонился вперед, положив оба локтя на стойку, и увлеченно болтал с барменом, темноволосым парнем, который грамотно, хотя и с сильным акцентом, говорил по-английски. Хотя мистер Вустер от природы открытый и общительный джентльмен, а бармен профессионально обязан проявлять дружелюбие, меня, тем не менее, захлестнула иррациональная волна ревности. Мистер Вустер поднялся на ноги, держа в руках два бокала джина с тоником, и сообщил мне, что мы заслуженно можем их выпить на солнечной террасе, особенно учитывая близкий закат. Я колебался, прежде чем сесть рядом с ним, пока он не махнул рукой на скамейку. ― Дживс, возможно, будет к лучшему, если мы, так сказать, немного отодвинем старые феодальные правила. Я имею в виду, что могут возникнуть нежелательные вопросы о том, почему ты не размещаешься с другими слугами. ― Да, сэр. ― А можно обойтись без «сэр», учитывая обстоятельства? ― Нет, сэр. ― Стоит попробовать, а? Мы могли бы просто говорить потише за ужином. Обедать с моим работодателем в уединенном коттедже ― это одно, но на публике ― совсем другое. Однако теперь с этим ничего нельзя было поделать, хотя мысль о том, чтобы притворяться ровней мистеру Вустеру в социальном плане, болезненно ударила по нервам.***
«Зал королевы Виктории» был настолько роскошным, насколько говорило его название. Он был оснащен деревянными панелями и колоннами из зеленого мрамора, окна были задрапированы расшитыми золотом красными камчатными портьерами, каждая из которых, несомненно, стоила больше, чем моя месячная щедрая зарплата. Официантка провела нас к центральному столику, под сияющей золотой люстрой, и я почувствовал себя, пожалуй, самым убогим и неуместным из всех, кого я когда-либо видел, ― в прогулочном костюме, среди утонченного звона бокалов и болтовни высших классов. Что я здесь делал, простой камердинер, притязающий на роскошество вместо прислуживания? Как я позволил этому случиться? Мистер Вустер сел напротив меня, одетый в тонкий твидовый костюм, и одарил меня плутоватой ухмылкой. ― Я и вполовину не чувствую себя в своей тарелке здесь, Дживс. Он ободряюще улыбнулся и помахал меню, и я почувствовал, как мой позвоночник немного расслабился. ― Не могу разобрать ни слова из этого. Что, черт возьми, такое Пастина... накен... вот это? ― Пастинакенкремзуппе, сэр. Суп-пюре из пастернака и сливок. Меню основано на традиционной альпийской кухне, в которую обычно входят сыр, картофель и сливки. ― Ты имеешь в виду плотную еду для горных фермеров? Хотя я полагаю, что она вполне подойдет и таким бесстрашным альпинистам, как мы. Я снова оказался на знакомой почве и позволил уголкам своего рта слегка приподняться. Мистер Вустер попробовал насыщенное красное вино и сказал, что оно в самый раз, и через секунду наша жизнерадостная официантка принесла нам бутылку. Моя голова кружилась все сильнее с каждым новым, необычным нарушением общественных нравов, и я лихорадочно вспоминал время, проведенное в качестве посыльного в школе для девочек, чтобы припомнить правильные манеры за столом, которые требовались в данный момент. Если мистер Вустер и заметил мою нехарактерную возню со столовыми приборами, он ничего не сказал, но выдал замечательный поток анекдотов о своих собственных школьных злоключениях, все время следя за тем, чтобы мой стакан был наполнен, и успокаивая мою нервозность своим обычным поведением. Блюда проплывали мимо, хотя я так и не заметил, какими они были на вкус. Когда наконец принесли пудинг, я был так очарован видом мистера Вустера, улыбающегося в золотом свете лампы, что забыл о своем альпийском яблочном пироге с кремом, пока он совсем не остыл, лежа в луже подтаявшего ванильного мороженого. ― Хочешь прогуляться, Дживс? Я, например, объелся. ― Это было бы очень приятно, сэр. Мистер Вустер оплатил счет, и мы вышли на темную веранду, тускло освещенную керосиновыми лампами. Гора под нами простиралась в кромешной тьме, и городская часть на берегу озера выглядела только как мерцающие точки света вдалеке. Мистер Вустер взял мягкий серый шерстяной плед с одной из скамеек и накинул его мне на плечи, прежде чем я успел среагировать. ― Вернусь в два счета, Дживс! Я слегка вздрогнул, несмотря на плед: мне показалось, что я все еще чувствую тепло короткого прикосновения руки мистера Вустера к моему плечу. Он зашагал обратно в отель, а я попытался привести в порядок свои измученные эмоции. Мне уже достаточно этого, неубедительно сказал я себе. Мистер Вустер проявил ко мне больше доброты, чем я когда-либо мог ожидать от работодателя, учитывая, что наше общение переросло в несколько незаконную дружбу. Это было самое большее, что он мог мне дать, и я дорожил этим, и в немалой степени ненавидел себя за свой эгоизм, когда хотел большего. Мистер Вустер появился снова, держа в руках большой футляр и указывая на вершину за отелем. ― Я подумал, мы могли бы взобраться на Томмин Горн, если не возражаешь? ― На Томлисхорн*, сэр? ― Ну да, тот самый. Какой смысл карабкаться сюда всю дорогу и не добраться до самой вершины, так? Я сложил плед и вернул его на прежнее место. Мы осторожно начали подниматься по извилистой, утыканной камнями тропинке позади отеля, наш маршрут освещался только бледным светом гостиничных ламп внизу. Футляр мистера Вустера казался тяжелым, но он отвергал все попытки разрешить мне нести его, как и вопросы о его содержимом. Бодрящий ночной воздух быстро рассеял ощущение приятного опьянения от выпитого вина. Минут через десять мы достигли вершины Томлисхорна, отмеченной деревянным крестом. Ночь была ясной и светлой, и мы просто стояли неподвижно, любуясь видом, пока у нас не перехватило дыхание. ― Знаешь, этот горный воздух не особенно освежает, Дживс. Я чувствую себя астматиком. ― Со временем к этому можно привыкнуть, сэр. Мистер Вустер указал на гору под нами и другие вершины, которые мы едва различали на расстоянии. ― Это напоминает мне того парня-художника, знаешь, с горами? Вроде, японского? Или китайского? Я вспомнил поход в Британский музей в прошлом месяце, в компании мисс Мадлен Бассет, которая вцепилась в руку мистера Вустера, как пиявка. Я прочитал все до последней строчки информации в путеводителе по музею, чтобы отвлечься от своей бурлящей ревности. ― Кацусика Хокусай**, сэр. Его гравюры на дереве, изображающие природные и общественные сцены, были типичны для «плавучего мира» Японии эпохи Эдо, где люди всех классов встречались по ночам, чтобы пообщаться и пойти в театр, среди других формально запрещенных занятий, сэр. ― Как этот наш отпуск? Только благодаря многолетней практике я смог сохранить нейтральное выражение лица. ― В некотором роде, сэр. ― Может ли вершина горы быть плавучим миром, Дживс? Надеюсь, она прочно связана с остальным миром. ― Полагаю, что плавучий мир ― это метафора, сэр. ― Очень странные штучки, вот это всё. В любом случае, у меня есть для тебя сюрприз. Мистер Вустер осторожно поставил футляр на землю и расстегнул ремни, обнаружив мощный серебристый телескоп со штативом и линзами. Он улыбнулся мне, и я почувствовал, как меня переполняет нежность к нему, прилагающему такие усилия, чтобы я еще больше наслаждался нашей поездкой. ― О, сэр. ― Парень из бара порекомендовал нам попробовать. Тебе это нравится? И, что еще важнее, есть ли у тебя хоть малейшее представление о том, как это настроить? Вскоре я включил телескоп и, сориентировавшись с помощью Плуга и Кассиопеи по Полярной звезде, начал осмотр видимых созвездий, сменяя место у телескопа по очереди с мистером Вустером. ― Не повезло кому-то быть мифологической фигурой, сформированной в виде буквы W. Представляю, как трудно подогнать одежду. ― Говорят, что в этом созвездии можно рассмотреть сидящую королеву, сэр. Обратите внимание на линию талии, колена и голени. Мы уселись рядом на холодную каменистую землю, и я решил не обращать внимания на пыль, которая наверняка скапливалась на наших костюмах. Я перешел к Гераклу. ― Ты имеешь в виду парня с подвигами? Только я не помню, чтобы он был таким квадратным. Или танцующим. Или без головы, если уж на то пошло. Может быть, один из львов откусил её? Или это были лошади? ― Геркулес столкнулся с обоими, сэр, хотя я полагаю, что у джентльмена действительно была голова. ― Сложновато выполнять все подвиги без нее? ― Как скажете, сэр. Мистер Вустер отвел взгляд от телескопа и поднял голову к небу. ― Только подумай, Дживс, если бы все было по-моему, мы бы отсиживались в Нью-Йорке, уворачиваясь от толпы моих хитрющих старых приятелей, которые вечно что-то просят, и никогда бы не увидели этого чудесного зрелища! Именно тебе следовало выбирать наши маршруты с самого начала! Это как минимум нужно было пресечь в зародыше. ― Могу я говорить свободно, сэр? ― Говори, Дживс! ― И могу я задать вопрос? ― Валяй! ― Почему мы здесь, сэр? Это награда за то, что я избавил вас от помолвки? Если это так, то это совершенно ни к чему, если не сказать неуместно. Я увидел, как плечи мистера Вустера поникли, и сразу почувствовал себя ужасно. ― Нет, Дживс, мы здесь потому, что, ну... Он заломил руки и решительно уставился в глазок телескопа рядом со мной. ― Потому что я хочу сделать тебя счастливым, Дживс! ― выпалил он и нервно обернулся, чтобы увидеть выражение моего лица. Моя маска сползла настолько, что удивление стало очевидным. ― Просто... тебе, наверное, не очень приятно постоянно вытаскивать меня из новых супов, куда я сам себя загоняю, и это такая пустая трата твоего замечательного мозга, Дживс! Ты мог бы заниматься чем угодно, вместо того чтобы повсюду следовать за старым толстоголовым Берти! Я довольно глупо молчал во время его страстной вспышки, пытаясь рассчитать, как выразить свои мысли, не выдавая слишком многого. ― Сэр, ― мягко сказал я, ― если бы я не был доволен работой на вас, я бы ушел. У меня было много других предложений, от которых я отказался, предпочитая остаться с вами. Черт, это определенно выдавало слишком многое. ― Я тронут, Дживс. Я просто хотел бы знать, почему. Сейчас было самое время сказать только корректную часть правды, а затем быстро сменить тему, но я совершенно не сумел это сделать. ― Если мне будет позволено сказать, сэр, вы самый великодушный работодатель. Вы не только щедры, но и чрезвычайно добры, что, по моему профессиональному мнению, действительно редкая черта характера. Возможно, это было неприлично, но я утешал себя тем, что, по крайней мере, не совсем проговорился о своем непрофессиональном мнении относительно моего нанимателя. Мистер Вустер одарил меня довольно неубедительной улыбкой, и я притворился, что не вижу слез в уголках его глаз, поблескивающих в мягком свете звезд. ― Дживс, если есть что-то, что сделает тебя счастливым, пожалуйста, скажи мне. Я сделаю все, что угодно. Он не мог иметь это в виду. Конечно, не мог. Мое сердце забилось намного быстрее, что нельзя было объяснить высотой. Я почувствовал, как кровь застучала у меня в ушах, когда он наклонился вперед и очень нежно положил руку мне на плечо. ― Я даже не могу выразить, как много ты для меня значишь, старина. Если это доставляет тебе неудобство, я остановлюсь и обещаю, что никогда больше не буду говорить об этом, но... Он замолчал и, казалось, собрался с силами, чтобы заговорить снова. Я был поражен полной немотой. Мы долго смотрели друг на друга. ― Сэр, я уже совершенно счастлив, ― запинаясь, сказал я, ощущая ложь во рту. ― Дживс, разве ты не знаешь, что я могу определить, когда ты лжешь? ― Мистер Вустер грустно улыбнулся, все еще не отпуская моего плеча. ― Нет ничего, о чем я мог бы просить вас, сэр. Это, конечно, не было ложью. Я никогда не мог попросить своего работодателя ответить взаимностью на мои чувства, так как это могло погубить как его, так и меня. ― Значит, все-таки что-то есть? Может быть, что-то, о чем ты не можешь попросить? Когда эта ситуация полностью ускользнула от моего понимания? Я чувствовал себя беспомощным, беззащитным перед искренним великодушием мистера Вустера, но в то же время неспособным солгать ему, чтобы вывести нас из этой неловкой беседы. Если бы мой секрет был раскрыт, его отношение ко мне как к образцу всех камердинеров, несомненно, рассеялось бы навсегда, сменившись отвращением или, в лучшем случае, жалостью. Я почувствовал комок в горле. ― Пожалуйста, сэр. Вы должны прекратить это направление расспросов. ― Конечно, Дживс. Как чертовски несправедливо с моей стороны. В конце концов, ты можешь потерять больше, чем я. Хочешь услышать, как я это скажу? Если ты возненавидишь меня за это, то сбрось меня с горы. Мой рот бесконтрольно открылся. Я кивнул. Я наблюдал за мистером Вустером, казавшимся черно-белым в тусклом свете, и задавался вопросом, было ли это сном или кошмаром. Было легко притвориться, что мир под нами, полный правил, фиксированных ролей и приличий, исчез и не имеет никакого отношения к нашему разговору. Его рука прижала меня к земле, но я чувствовал, как он дрожит. Возможно, от холода. ― Когда... когда я называю тебя образцом, Дживс, и чудом, и так далее, это не только потому, что ты являешься ярким примером идеального камердинера. Скорее, это потому, что, ну... я по уши влюблен в тебя. Я бы никогда ничего не сказал, если бы ты не позволил мне столько нарушений правил на этом отдыхе, и я подумал, что смогу продолжать, пока мы не поговорим на равных, и я, наконец, смогу сказать тебе, что ты и сливки в моем кофе, и соль в моем рагу, и я, конечно, пропал бы без тебя, и не мог бы ты, прошу тебя, остановить меня от декламации Коула Портера*** и сказать мне, не испортил ли я все между нами? Я довольно неловко накрыл его руку своей и обнаружил, что дрожу так же сильно, как и он. ― Нет, сэр, ― я запинался на каждом слове, слыша свой голос как будто издалека. ― Не испортили. Я был неправ. Вы действительно могли сделать меня счастливее, и сделали это. ― О. Дорогой мистер Вустер поднес другую руку к моей щеке. Жест был нежным, а его рука ― восхитительно теплой. ― Тогда, может, я смогу убедить тебя позволить мне... Чувствуя себя весьма пристыженным из-за того, что заставил мистера Вустера нести основную тяжесть этого эмоционально насыщенного диалога, я решил вернуть ему долг благодарности, как намеревался раньше. Я положил руку ему на талию и поцеловал его. Ощущение его теплых, мягких губ было поистине восхитительным. Он издал тихий звук восторга и бросился в мои объятия; я же, осмелев от этого, обхватил его руками и прижал к себе. От мысли, что мне может быть позволена такая близость, закружилась голова. Наш поцелуй углубился и быстро накалился. К сожалению, я толкнул телескоп локтем и едва успел поймать его, прежде чем он упал на землю. ― Меньше всего мне хочется останавливаться, сэр, но я предполагаю, что это, возможно, не лучшее место для продолжения нашей дискуссии. Нас могут заметить альпинисты или другие гости отеля. ― Тогда сколько времени нужно, чтобы спуститься с этой дурацкой горы? Мистер Вустер вытянулся и практически лежал на земле, но тем не менее лучезарно улыбался. Его волосы были очаровательно взъерошены. Я не смог удержаться, чтобы не поцеловать его снова, хоть и коротко, и очень неохотно отстранился. ― Боюсь, я бы не посоветовал спускаться ночью, сэр. Путь не освещен и значительно опаснее, чем при дневном свете. ― Мы могли бы сжульничать! Сесть на поезд! ― Следующий поезд отправляется не раньше половины восьмого завтрашнего утра, сэр. ― То есть мы проторчим здесь до утра? ― Да, сэр. Мистер Вустер вздохнул. ― И мы должны вернуться в отель, пока не получили обморожение или какой-нибудь подобный ужас? ― Боюсь, что да, сэр. Он немного приподнялся, чтобы взять меня за руки. ― Боже мой, Дживс, ты уже на пути к обморожению! ― Прошу прощения, сэр, у меня довольно слабое кровообращение. Он потер мои руки и заключил их в свои. Я посмотрел вниз на наши руки, растроганный нежностью этого жеста. ― Тогда нам лучше вернуться, пока у тебя не начали отваливаться пальцы или что-то в этом роде. Только сначала могу я спросить тебя, Дживс, просто чтобы быть уверенным... я имею в виду... ― Я люблю вас, сэр, и очень хотел бы вступить с вами в отношения, если вы согласитесь. У мистера Вустера отвисла челюсть, а у меня скрутило живот. Неужели я как-то неправильно понял его намерения? ― Если я соглашусь? Разве ты не заметил, что для старого Берти Вустера чертовски долгое время выбор был либо ты, либо никто? Я чуть не лишился самообладания, как и любой другой человек в подобных обстоятельствах, и мои глаза увлажнились. ― Нет, сэр, не заметил. То же самое было и со мной, практически с тех пор, как мы встретились. ― Какими идиотами мы были. Впрочем, для меня это в порядке вещей. Я предполагал, что ты знал, просто был слишком учтив, чтобы что-то сказать. ― Уверяю вас, сэр, я бы сказал что-нибудь гораздо раньше, если бы был осведомлен о ситуации. Мистер Вустер вскочил на ноги и протянул руку. Я нерешительно взял ее, и он поднял меня на ноги с удивительной силой, так что мы оказались нос к носу. Я осмелился поцеловать его еще раз, коротко и нежно, словно желая раз и навсегда доказать, что это был не сон. Он с тоской посмотрел на меня и сжал мою руку, прежде чем мы отправились обратно в отель. От головокружения я несколько раз чуть не споткнулся. Мистер Вустер время от времени оглядывался, как бы желая убедиться, что я все еще там, и поэтому мы спускались гораздо дольше, чем следовало. Телескоп был благополучно оставлен в пустынном вестибюле, и мы поднялись наверх, все еще украдкой поглядывая друг на друга.***
Добравшись наконец до лестничной площадки, мистер Вустер отпер свою дверь. ― Спокойной ночи, Дживс! ― сказал он нарочито громко, затем потянул меня за руку в свою комнату и закрыл дверь. Я намеревался спросить, действительно ли он считает разумным продолжать в том же духе, но обнаружил, что меня страстно целуют у двери. Мистер Вустер прижался своим телом к моему таким образом, что его намерения были очень заметны, снял с меня шляпу, швырнув ее за спину в неизвестном направлении, и пробежался рукой по моим волосам приятнейшим образом. ― Сэр, мы действительно станем... ― Да, Дживс, станем. Доверься моему благоразумию и все такое. И никакого «сэр»! ― Как скажете, с... ― Вижу, сложновато избавиться от этой привычки. ― Действительно, сэр. ― Неважно. Может, пойдем в постель? Мистер Вустер с надеждой посмотрел на меня, и я понял, насколько удручающе я был не готов к такому повороту событий. ― Я должен сказать вам на данном этапе, сэр, что я довольно неопытен в таких вопросах, и не хотел бы... разочаровать вас. ― Да ни за что! ― воскликнул он, снимая с меня пальто и пиджак и сдергивая свой. ― У меня был некоторый опыт, но и я не Кассиопея. ― Казанова, сэр. ― Ну, и не он тоже. Если тебе это не нравится, то и не будем, дружище. И это ни на йоту не изменит того, что я чувствую к тебе. ― Я неопытен, но не лишен энтузиазма, ― признался я, чувствуя, как мое лицо краснеет от смущения. ― Я прошу только вашего терпения, сэр. Я надеялся сохранить свою обычную обходительность и самоуверенность в этой ситуации, но обнаружил, что краснею и заикаюсь от силы своего желания. Пыл мистера Вустера от этого не уменьшился. Я чувствовал его радость, которая отражала мое собственное изумление от нашей удачной фортуны. Он обращался со мной с такой нежностью, что мои нервы успокоились. Дорогой мистер Вустер ― возможно, мне следовало бы назвать его Берти ― повел меня в постель, беспечно отбросив нашу одежду в сторону, о чем я совершенно не обеспокоился. Он продолжал осыпать меня восторженными поцелуями и ласками, и меня настолько захлестнуло ощущение его губ на моих и чувственность его гибкого тела, скользящего по мне, что я достиг разрядки, испугавшись, что закончил наш контакт слишком быстро. Однако, как только я начал подражать его предыдущим действиям, поглаживая его сначала робко, а затем с возрастающей уверенностью, он схватил меня за плечи, выкрикнул мое имя и вскоре достиг своего собственного пика удовольствия. Мы долго молча держали друг друга в объятиях, несмотря на беспорядок, который мы устроили в простынях. Меня затопило чувство взаимной любви, утоленного желания и полного изнеможения. ― Знаешь, я совсем не хочу возвращаться в Лондон, ― пробормотал Берти, рассеянно перебирая мои волосы. ― Может, продлим поездку? ― Конечно, ― сказал я и тихо, неуверенно прибавил: ― любимый. Он ухмыльнулся и объявил, что пора в ванную, поцеловал меня в лоб (что, возможно, в тот момент было не самым приятным впечатлением) и направился наливать нам горячую мыльную ванну. Так началась наша совместная жизнь по-настоящему.