Погоня за «Завтрашним днём»

Десятое октября, день третий.

Утро встречало Карла болью в буквально каждой части тела. Это снова был сон? Да быть не может! Карлу ничего реалистичнее радужного слона обычно не снится, а тут это... Взгляд на часы. 6:57. Прямо как вчера... Сегодня? Тело Карла сотрясается в фандомной боли, задыхаясь. Осознание бьёт по голове огромной кувалдой, как в мультфильмах восьмидесятых, а реальность превращается в ту самую полупрозрачную бумагу, рвущуюся в одно неаккуратное движение. Кард реально умер. Видел тьму и почти переходил черту, но... Но сейчас он здесь. Сидит на кровати, тяжело дышит. Это уже нельзя оправдать игрой разума. Но что тогда делать? Первая же мысль попадает в цель: нельзя идти в школу. Всё самое плохое начинается со школы. Стоит остаться, и... «А вдруг Охотник об этом позаботился?» Тело трясёт, но разве у Карла есть выбор? В лучшем случае он выберется из этого кошмара, а это того стоит. Карл дрожащими руками бросает рюкзак на пол, туда же бросает подготовленную одежду, пишет родителям: «Мне плохо, у меня температура, кашель и горло болит. Я останусь дома, ок?» Беспокойство не унимается. Не хочется быть паникёром, но это очень проблематично, когда перед глазами продолжают крутиться воспоминания. Нечёткие и очень странные, но зато какие. Ответ: страшные до усрачки. Болезненные и страшные, тревожные и безнадёжные. Это как жизнь Карла, сжатая до одной секунды. Столько эмоций за одну секунду – фантасмагория жизни. В дверь стучат. –Боже блять мой... Не вспоминай Господа вооче, иначе воздастся тебе Божья кара? Да Карлу Божья кара пошла в подарок к рождению! Нормальным людям в честь рождения ребёнка дарили холодильник или, в худшем случае, пелёнки, а родителям Карла – ненависть Богов. Или Бога? Не столь принципиально. Перед лицом смерти все религии на одно лицо. Стук продолжается. Он громкий, агрессивный и способный легко выбить из колеи. Он и выбивает, но даже сильнее, чем планировалось изначально. Трясёт. Карл не успевает понять, когда начинает плакать. Парень рвано дышит, мечется между столом и кроватью, но вдруг слышит глухой голос из-за деревянной двери: –Карл? Нолан? Что он здесь забыл?! Карл стирает слёзы, вскакивает и бежит к двери. Что происходит? Он нараспашку открывает дверь и чуть ли не кричит: –Нолан?! –О, привет, Карл... – смущённо лепечет Нолан, протягивая парню термоз, – Ты в порядке? –Да... А это?.. – Это твой... Ты дал его мне, – парень осёкся, – Ну, попросил подержать. А потом забыл забрать... Ушёл домой пораньше. –Оу. Карл жалеет, что начал диалог с испуганного крика. От него наверняка ждут объяснений. Парень занят немного другим: он нервно перебирает в голове варианты, как его убъют на этот раз, и хочет судорожно спрятаться под одеялом. Придумать оправдание своему странному поведению не входит даже в первые десять целей на сегодня. Разговаривать вообще не хочется. Но Нолан совершенно этого не замечает, размеренно продолжая: –... И я прочитал в группе класса, что ты заболел, так что сделал тебе малиновый чай с мёдом. У тебя же нет аллергии? –Н-нет, – голос парня предательски подрагивает. Нолан осматривает его с ног до головы, сжимая губы и по-детски хмурясь. –... Ты и правда выглядишь неважно. В голове проносится сотня вариантов ответа, от «Я всегда так выгляжу» до «Ещё бы мне важно выглядеть, меня убили несколько раз», но Карл лишь закатывает глаза и улыбается: –Ну спасибо! – саркастично-едкий комментарий, очень в его стиле. Карл боится, что Нолан примет это за наглость... ...Но он смеётся. Громко и непрерывно, улыбаясь и щурясь, совсем как ребёнок. У его смеха странный эффект: секундной слабостью Карл забывает про все свои смерти, незнакомца, собственную панику и цветы... Он просто исчезает в моменте, в этом кратком миге, где ему можно смеяться и делиться взглядами, ни о чём не беспокоясь. «Если он задержится, может пострадать тоже.» Мысль ошпаривает, как кипяток. Терзает самое личное – чувство вины. Нолан пострадает... Уже плохое предложение. Но что б ещё и из-за Карла? Ну уж нет! Парень начинает максимально аккуратно: –Нолан, я, это... Болею же. –Ага, – легко и быстро соглашается Нолан, будто и не чувствует всей этой опасности, что витает вокруг Карла, как надоедливая мошкара. Комар такой маленький – а переносчик смертельных болезней! Карл тоже ростом не отличился – да вот только несёт у себя за спиной столько хаоса и смертей (Пока что только собственных), что за хватит на пару миров и тележку мороженого. И никто не воспримет в серьёз весь ущерб, что нанёс человечеству комар. Нолан может умереть. Они все могут умереть. –Не мог бы ты уйти? – говорит резко Карл и осекается, – Я просто болею, не хочется тебя заразить... –А... Ну... – Нолан хлопает глазами и смотрит в пол с такой тяжестью, словно в нём хлещет печаль всего мира, – Хорошо... А чай?.. –Ах, точно! Чай! Спасибо... – с притворной улыбкой восклицает Карл в попытке не обидеть Нолана ещё сильнее. Кажется, из-за раздумий выглядит так, словно он пытается друга выгнать. Он правда пытается, вообще-то! Но выглядеть всё должно не так. Он же из лучших побуждений... Нолан улыбается печально-смиренно, и, немного посмотрев на Карла понимающим взглядом (Что же он понимает, интересно?!) разворачивается. –Пока, Карл. Надеюсь, ты придёшь в школу завтра... Не придёт. На душе вдруг становится так сколько, и оставаться в пустой квартире – слишком больно, одиноко, остро... Но пересилить себя приходится – видимо, это и есть взросление. Карл не взрослеет ни на день физически, но морально... Между ним физическим и ним ментальным два дня разницы фактически и пару лет по ощущениям. Ну, если следовать внутреннему календарю Карла, он опаздывает за "завтра" на три дня как минимум. Нужно начать погоню! Карл захлопывает дверь и бежит по квартире туда-сюда, не понимая, что делать дальше. Есть подвал... Можно посидеть там до прихода родителей. Карл хватает рюкзак, завтрак и бежит туда. В темноте и тишине очень некомфортно, но это дешёвая расплата за маленький шанс, что Карла это обойдёт стороной. Ладно, немного преувеличенно: тут всё ещё горит дешёвая лампочка, свисающая с потолка и иногда страшно мигающая, хотя вот тишина действительно мёртвая – слышно даже собственный пульс. Недолго думая, Карл берёт скетчбук и пенал. Когда нервы – нужно рисовать, так получается уже на автомате. Карл вспоминает трёхглазого парня, с рисования которого всё началось. Появляется несвойственная парню злость, даже отвращение. Всё это падает на холст, но не так, как обычно: человек на бумаге становится не носителем, а жертвой эмоций Карла. Он плачет, и резкими линиями парень рисует ему раны на теле. У шрамов своя эстетика – боль всегда рождается из жизни, и Карл может быть уверен: мальчик на рисунке жил. Или даже живёт, но где-то далеко-далеко, так, что и не узнать, правда это или нет. Ресницы Карла дрожжат, когда он дорисовывает ему волосы. Потом на бумаге расцветает базилик. Что поделать, любит Карл растения, всей душой и сердцем. С ними легче, чем с людьми. Люди злые. А те, что добрые, слишком добрые... Кажется, термос с чаем остался наверху. Скетч красивый, даже очень: парень получается прекрасным без исключений и с любых ракурсов. Даже третий глаз ему идёт. Кажется, что он смотрит в будущее. А может, в настоящее? Карл хочет умиротворённо вздохнуть, но... Не получается. Его лёгкие просто не могут дышать.. Что?.. Он пытается сломать люк, ограждающий подвал от спасительного кислорода, но все попытки тщетны. Карл обречён. Паника сжимает его тело, заставляя задыхаться ещё сильнее.. Хочется матерится-плакать-кричать, но не хватает лёгких. Он заперт в этой маленькой комнатке и не может выбраться, как бы не старался. Сложно описать словами, как ощущается смерть от удушья. Эта минута проходит под покровом паники, страха и траура, попытки открыть люк приводят к всё большему отчаянью, а спасательная мысль о перерождении уже не спасает. Не может спасти. Парень так и не попробовал малиновый чай... Карл мчится из одной стороны комнаты в другую, пока, наконец, не падает в обморок.