objects in the mirror are closer than they appear

В этой квартире недостатков — как тараканов у Джима в голове. Проводка ни к чёрту, трубы текут при малейшей возможности, в стенах трещины, пол скрипит. Это можно было бы назвать лофтом, будь тут немного больше уюта, но чёрта с два — просто переделанный этаж заброшенной фабрики по производству каких-то там сапог. Но что Себастьян любит безумно, так эту ванну. Древняя, на львиных ножках, она гордо возвышается посреди кухни. Джим ванну тоже любит, любит присаживаться на её край, раздражая готовящего Морана; любит валяться в ней без воды и в одежде. Отдельно любит залезать в ванну, когда в ней уже лежит Моран, наблюдая, как медленно вода переливается через край и звонко бьёт по кафелю. И Моран, положа руку на сердце, не может сказать, что ему это не нравится тоже. Мориарти приходит поздно, когда единственный свет извне — полудохлый фонарь, колотящийся лучами в окно. Каждый раз, находя в таком освещении Морана, Джеймс боится, что на самом деле тот мёртв. Он представляет, что вода в ванне багровая, и глаза Себа смотрят в потолок, не мигая. Поэтому судорожно включает свет на кухне и выдыхает только когда видит, как Себастьян недовольно щурится. Джим стягивает галстук и оставляет пиджак по пути. Туфли он снял заранее, поэтому теперь по кафелю переступают босые ноги, и Моран из-под ресниц любуется его ступнями. Когда Джим опускается на край ванны и опускает руку в воду, край его манжета намокает. Раз так, он довольно быстро снимает рубашку, беспечно отбрасывая её в сторону. По неписаному правилу Моран бездействует, лениво наблюдая за боссом в его перевоплощении. В наиболее общих чертах это превращение Мориарти в Джима. В деталях — что-то намного, намного более сложное. Когда Джеймс заканчивает раздеваться, он аккуратно ставит ноги в ванну, наблюдая, как поднимается вода. Только здесь Себастьяну позволено начать действовать: протянув руку, он, как ирландский спрут, затягивает босса под воду и тянет на себя. Переливаясь в электрическом свете, вода выходит из чугунных берегов. Голова Мориарти ложится на грудь Морана, он облизывает губы и говорит тихо: — Сегодня в банке мне пришла в голову одна идея… Себастьян слушает вполуха. Он рад, что Джим не видит выражения лица своего личного снайпера, потому что оно до неприличия довольное. Единственное, что раздражает — в гостиной чертовски громко тикают часы. Всё остальное — идеально. — …и если для этого нанять пару детей, можно ловко отвести подозрения, — продолжает Джим, мечтательно разглядывая люстру. Мало-помалу его рассказ сбивается, а голос становится тише, когда руки Морана приходят в движение. У Себастьяна большие ладони, и каждый палец точно отдаёт себе отчёт в том, что делает, и поэтому он может с лёгкостью заставить даже Джима Мориарти забыть о своих коварных планах. Не поймите неправильно, Морану нравится голос босса, его интонации, его чарующее скрытое сумасшествие, но гораздо больше ему нравится, когда Джим стонет. Банально и пошло стонет. Поэтому, когда пальцы Себастьяна смыкаются вокруг члена Мориати, последний теряется и нервно облизывает губы. — Если заранее… украсть пару… о, Себ… Вода замедляет движения, и кажется, что время тянется вечно. Моран утыкается носом в висок Мориарти, ему нравится ощущение этих мокрых чёрных волос у себя на щеке. Каждое движение Джима, его запах, его сбившееся дыхание — всё это чертовски возбуждает, и всё это… подконтрольно Себастьяну. У него даже в мыслях нет дать Джиму кончить сейчас. Дождавшись, когда он станет податливым, как пластилин, Моран переворачивается. Вода снова выплёскивается из ванны, Джеймс оказывается прижат к её дну. — Подожди, Себ. Всё это чушь. Настоящий Мориарти никогда не просит подождать, никогда не просит двигаться медленнее или мягче. Он никогда не откажется от порции боли. Все эти испуганно распахнутые чёрные глаза и неровное дыхание — часть игры, в которую они просто не могут перестать играть. На крайний случай у них есть стоп-слово, о котором они условились давным-давно. Такое, которое ни одному из них в здравом уме в голову не придёт сказать. А все эти «хватит» и «прекрати» — всего лишь игра. Поэтому Моран с чистой совестью продолжает. Он оттягивает бёдра Джима ниже, позволяя тому почти полностью погрузиться в воду. Теперь на поверхности только лицо и ноги, закинутые на бёдра Себастьяна. Одна рука Морана придерживает босса за поясницу, другая сжимает оба его запястья над головой у края ванны. — Нет, действительно, Се… ох чёрт. В любом случае перечить военным — не лучшая идея. Они либо проигнорируют тебя, либо, как в случае Морана, просто возьмут своё. Молча. Себастьян подаётся вперёд, заставляя Джима уйти под воду. А Мориарти чувствует себя бесконечно расширяющейся Вселенной, когда одновременно горячая вода врывается в ноздри, а Моран — в его тело. Джим — тысяча галактик, и пара минут до следующей возможности вдохнуть растягивается на миллионы лет. Когда задерживаешь дыхание, сердце начинает колотиться невероятно громко. Особенно если ты под водой, где каждый звук порывается пробить барабанные перепонки. После того, как Себастьян позволяет Джиму подняться на поверхность, все звёзды этой Вселенной перемешиваются, и оба они могут слышать только дыхание друг друга: Джим судорожно глотает воздух, Моран просто горячо выдыхает, ритмично вбивая босса в дно ванны. Не успев отдышаться, Мориарти снова уходит под воду. Полковник считает время по безбожно громким ударам часов в гостиной. Он знает, что лёгких Джима хватает где-то на полторы минуты, поэтому всегда ждёт до последнего, прежде чем позволить ему набрать воздух. Задыхаясь, Джеймс сбрасывает с себя весь напускной пафос, всё привнесенное извне сумасшествие, остаётся беспомощным. Он судорожно сжимает ноги вокруг бёдер Морана, еле заметно дёргается. Элемент непредсказуемости. От размаха ритмичных толчков Себа почти половина воды уже растекается по полу, каждый раз приходится прижимать Джима чуть ли не ко дну ванны. И каждый раз, получая секунды на поверхности, Мориарти шепчет сбивчиво: — Стой, я не… Или: — Себасть… мне бо… Или: — Я не могу боль… Но чаще: — Сильнее, твою ма… И вряд ли что-то может заводить Морана больше. Он знает, что позже Джим будет жаловаться на воду в носу, синяки на спине и ноющую задницу, но такие моменты бесспорно стоят последующей отдачи. Мориарти продолжает разлетаться космосом, извиваться под Мораном, прижиматься к нему и давиться стонами, которые не может выпустить на волю под водой. В сотый раз разрывая себе лёгкие воздухом, Джим выпаливает: — Оялюблютебясеб. И не успевает пройти ни одного удара часов, прежде чем Моран останавливается. Вселенная поставлена на паузу. — Что не так? — отстранённо интересуется Себастьян. Мориарти облизывает губы: — Что? — Стоп-слово. Ты сказал стоп-слово. Кровь мгновенно приливает из нижней половины тела Джима в верхнюю, он боится вздохнуть, внимательно глядя на Морана. Ещё пара ударов, и он берёт себя в руки: — Ах да. Стоп-слово. Мне просто… стало нехорошо. Закончим в другой раз? Себастьян отпускает его руки, отодвигаясь. Перед тем как вылезти из ванны, он зачем-то целует Джима в лоб. Тот растерянно улыбается. Он смотрит на ручейки воды, которые, повинуясь силе тяжести, сбегают по телу Морана вниз; смотрит и часто моргает, возвращаясь в реальность. Превращается из бесконечно расширяющейся Вселенной обратно в Джима Мориарти. Не того, который гордится своим костюмом от Вествуд и пугает весь Лондон, а того, который пытается выровнять дыхание, сидя в ванне посреди старой фабрики, переделанной в жилой дом. Моран обычно не пользуется полотенцем, и этот раз не исключение — он просто уходит в спальню, оставляя Мориарти слушать, как мокрые ноги ритмично шлёпают по кафелю. Оставаясь один, Джеймс откидывается на край ванны, убирая с лица мокрые волосы. И думает, что их с Мораном отношения вышли на какой-то новый извращённый уровень, на котором им нужно придумывать новое стоп-слово.