Закрой уши и слушай

Октавия меланхолично помешивала хлопья, только что залитые молоком, размышляя, какой сироп выбрать — клубничный или карамель. Из правого уха свешивалась ниточка наушника. Привычка — и тщательно отработанная тактика. Лучше всего приходить к завтраку первой. И, услышав нервное щелканье шпилек матери или шарканье отца, сразу же засунуть второй наушник в ухо, таким образом оказавшись в собственном маленьком мирке. И дальше лишь краем глаза наблюдать за пантомимой силуэтов. Матери, ожесточенно жестикулирующей и что-то кричащей. Отца, сидящего прямо, манерно держащего маленькую чашку с кофе и отстраненно смотрящего куда-то чуть выше левого плеча матери. Когда-то одна из чудных уютных домашних традиций — собраться вместе за завтраком, чтобы начать новый день. Белоснежная скатерть, блестящая посуда, вкусности и сладости, приятная музыка, запах свежей выпечки, мама, всегда в новом платье, смеющаяся и оживленная, отец, улыбающийся и спрашивающий, что ей снилось. Наверное, такого утра никогда не было. Если хорошо сосредоточиться, то получалось извлечь из памяти счастливые осколки воспоминаний. Сложить их вместе, и получить его — идеальное утро. А может, и самих воспоминаний не было? Похоже, когда Вия была маленькая, мама даже была довольна, что родилась именно девочка, а не мальчик. Точь в точь как у Люцифера и Лилит, маленькая принцесса. Пасторальные картины с самой счастливой семьей ада не сходили со страниц глянцевых журналов и дамских сайтов. Девочки были в моде. Маленькие принцессы. Чудные радостные веселые создания, в летящих платьицах с оборками, умильные и солнечные, улыбающиеся, играющие в мячик, тискающие плюшевых зайцев, сидящие на коленях у скалящихся отцов. Она даже в свое время подстегивала Столаса, чтобы тот сдружил Чарли с Вией, но в детстве даже несколько лет — уже непреодолимая преграда, и Вия безнадежно опоздала стать, как мечталось маме, лучшей подружкой и наперстницей принцессы ада. Может, то, что она помнила — всего лишь реальность, слепленная на основе этих счастливых картинок, наводнивших медиа в ее детстве? Плоские вульгарные декорации с картонными фигурками, на которые воображение налепило изображение родителей? Потому что так хотелось, чтобы что-то подобное в ее жизни было, что она сама себя убедила и в это поверила? «Да! У меня — счастливая семья! И вот — доказательство!» Октавия шаркнула ногой по полу и уставилась на клубничный сироп. — Так и думал, что ты его выберешь, — донеслось из-за спины. Октавия заполошено обернулась, и, улыбнувшись, достала ниточку наушника из уха. Из портала, закутанный в меховую шубу, вышел дядя в своем человечьем обличье. В кухню вместе с ним влетел порыв холодного ветра, раздраженно швырнувший вдогонку пригоршню снега. Снег, пушистой пелериной покрывавший роскошную опушку, тут же начал таять, сбегая по меху каплями воды. Фигура дяди тоже будто поплыла, расплываясь, так, что глаз не мог сосредоточиться на том, что видит. Часть разрушающегося отводящего взгляд заклинания. Октавия закрыла глаза на пару секунд, чтобы переждать, пока остатки магии играют с ее восприятием, создавая тошнотворные химеры, и, когда открыла, то увидела привычную фигуру дяди. Шуба слегка разошлась, открывая покрытый серебряной вышивкой длинный бледно-голубой камзол. Слегка сощурившись, он с привычной ехидной полуулыбкой смотрел на нее. — Что, решила, что идеальная фигура — это форма шара, и спешишь достичь совершенства? Октавия пожала плечами, выдавив сироп к себе в чашку и помешивая. — Они низкокалорийные. И мне просто ничего не хочется. — Держи угощайся! — Дядя засунул руку за пазуху и извлек оттуда небольшую коробочку, неаккуратно обернутую золотистой фольгой с белыми ёлочками и перевязанную бантиком. Подойдя, он положил ее перед Октавией на стол. — Что, очередные восточные сладости? — Скривилась Октавия. — А? Нет, презент от Оттиса, из моего ковена. Его накрыл следак, который оказался под ангельской защитой. Но, слава звездам, он сумел вовремя меня вызвать, а я знаю, где у этой гадости слабое место. Хорошо она работает лишь на праведниках, поэтому стоило нащупать слабину, и она слетела. Пух! Как облако. — Дядя развел пальцы, показывая, как вышеупомянутая защита разлетелась в прах. — Так что он презентовал мне самое свое дорогое. Давай, открывай, полакомимся. Вия потянула за ленточку, стаскивая ее и разрывая фольгу. Под ней оказалась картонная коробочка из-под какого-то человеческого гаджета. Откинула крышку. На ватной подстилке лежало девять засушенных разных женских пальцев с немного неряшливым маникюром. Андреальфус, наклонившись над ней, подцепил один и начал обкусывать фалангу. — Как говорится, мне не дорог твой подарок, дорого внимание, — философски заметил он. — С каждой своей жертвы он оставляет себе сувенир на память, высушивает и украшает по вкусу. — Вкус так себе. Во всех смыслах. — Октавия слегка откусила от длинного белого пальца с карминно-красным маникюром, на котором было нарисовано черное сердце со слезой, и положила его на край тарелки с круассаном. — Что есть, то есть. Зато от души. — Дядя скинул шубу на пол. Моментально соткавшийся будто ниоткуда дворецкий подхватил ее и также быстро исчез. Андре сел напротив нее, придвинув к себе френч-пресс с чаем и аккуратно отлил немного в чашку. — Вия, все нормально? — прищурился он, делая глоток. Октавия вздохнула. — Мне надо возвращаться домой. И угадай, что скажет мама, когда меня увидит? — Что? — Андре оживленно зарылся в выпечку, вытаскивая круассан без начинки, разрезая его и намазывая маслом. — Что я предательница, поскольку кинула ее в самый ответственный момент, а потом не пожелала явиться и дефилировать между столами с остальными старперами. — Вия, не сочти за критику, но твоя мама все же отчасти права. Тебе надо привыкать быть хозяйкой бала. В твоем возрасте мы с мамой… — Знаю-знаю. Уже были самой красивой парой на выданье и закатывали лучшие вечера в аду. — Ну, может, не лучшие. Вельзевул бы с тобой поспорила. Но что самые роскошные — это точно. Так что, дражайшая моя, это у тебя в крови. И вовсе не обязательно быть букой и огрызаться на тех, кто в ближайшем будущем будут входить в твои альянсы. — Я хочу быть собой. — Вия раздраженно посмотрела на дядю исподлобья. Тот холодно поймал ее взор. Несколько секунд они так и застыли, глядя глаза в глаза, пока Вия, вздохнув, не потупилась. — Ты всегда будешь собой, — уже куда мягче сказал Андреальфус, кладя ладонь на стол. Пальцы затарабанили по скатерти, выбивая легкую дробь. — Ты просто можешь быть разной собой. И показывать другим ту часть, какую хочешь. — Лгать и притворяться. — Играть и наслаждаться! — пропел Андреальфус. — Не воспринимай себя как жертву обстоятельств. Веди свою игру, как и положено, и тогда все волшебным образом само встанет на свои места. И вечер будет томным, а удовольствие — подлинным. Ну а насчет мамы… давай чуть попозже пойдем вместе. Я отвлекаю, а ты — пробираешься в свою комнату. — Он поднял над столом кулак и протянул его в сторону Вии. Та раздраженно выдохнула. Андре склонил голову набок, но руку не убрал. Вия, наконец, улыбнулась и потянулась к нему своим кулачком, ударив костяшками о костяшки. — Вот и умница! — Резюмировал Андреальфус, откидываясь на спинку стула. — Слушай, я могу тебя попросить об одном одолжении? — Да? — Вия выпрямилась, отложив ложку. — Можешь встать? Андре поднялся и обошел стол. Вия встала, вопросительно глядя на дядю. — Все нормально. Мне нужно просто сделать кое-какие твои замеры. Встань прямо, пожалуйста. Дядя зашел ей за спину. Вия рефлекторно дернулась, ощутив холодное прикосновение сзади к пояснице. — О, прости. Холодные? Сейчас. Как-то суетливо дядя отдернул руки и быстро подошел к раковине. Включил горячую воду. От воды повалил пар. На пару секунд он замер, глядя на парящую струю воды, словно завороженный, а затем передвинул переключатель чуть вбок. Засунул под струю воды ладони. Постояв так с десяток секунд, выключил воду и вернулся к Вие. — Сейчас будет нормально. Он снова наложил ладони ей на поясницу. Теперь ладони были теплыми. Сдвинул чуть вниз, вбок. Вия попыталась оглянуться, посмотреть, что он делает. Лицо Андре было сосредоточено. А затем внезапно из его клюва начало раздаваться гудение, немного меняющее тональность. — Хммм… Нет, не чувствую. Пожалуйста, ты не могла бы приподнять свитер? — Так? — Вия взялась за края свитера крест-накрест и подняла подол до середины лопаток. — Да, спасибо. Скажи, если что-то почувствуешь, ладно? Ладони снова легли чуть ниже лопаток. Теплые, осторожные. Разделились, скользнули вниз, по бокам вдоль позвоночника. Опять гул, чуть меняющий тональность. — А что я должна… — начала спрашивать Вия. И тут ощутила. Как будто что-то, чуть ниже поясницы, у нее внутри завибрировало. Ощущение было не то, чтобы неприятным. Скорее, каким-то странным. — Сейчас, — подала она голос. — Угум. — Отозвался дядя. Руки остановились. Чуть вжались в ее спину и бока. Тональность стала чуть выше, еще, еще. Ощущение пропало. — Ничего не чувствую, — проинформировала она. Хотя… не то, чтобы она совсем ничего не чувствовала. Осторожные прикосновения были… приятными. Почему-то в голове возникла шальная мысль — отпустить подол свитера и прижать ладони к себе сильнее, чтобы продлить это прикосновение. Чуть прогнуться, чтобы они скользнули вдоль ребер, повыше. С клюва сорвался едва слышный клекот. Руки тотчас же отдернулись. Когти чуть скребнули по коже через майку, и почему-то от этого побежали мурашки вдоль позвоночника, а что-то внутри сжалось в приятном спазме. Вия отпустила подол свитера и обернулась. Дядя снова стоял около мойки с включенной водой. Руки он держал под струей воды. И на этот раз горячая вода была откручена на максимум. — Дядя? Он вздрогнул, быстро отключив воду. Руки были ярко-красными. — А, это. — Он быстро схватил полотенце, вытирая руки. — Готовлю для тебя кое-что. На долю секунды на его лице промелькнуло какое-то потерянное выражение, но Вия даже моргнуть не успела — и снова перед ней был ее привычный дядя. Протирая руки полотенцем, он подмигнул ей. — Подарок на твою будущую свадьбу. Очень практичный и полезный подарок. — А что… — начала Вия. — Ну, если я скажу, это уже не будет сюрпризом. — Он дернул головой и лучезарно улыбнулся. Глаза сверкнули ярким аквамарином. — Ну что, сейчас пойдем, или чуть позже? — Давай позже… я хотела кое-что занести в подвал. Ты же не против? — А, ну да, ты же писала… Нет, ни в коем разе. Давай, иди. Набери мне, как будешь готова. Дядя плавной походкой, слегка покачивая хвостом, прошел мимо нее к открытой двери. — Хорошо. Вия снова нахмурилась. Что-то ей не нравилось в этой деланой беззаботности. Но она лишь проводила дядю взглядом и села обратно. Подобрала отложенную сушеную фалангу пальца и впилась в нее клювом. ==================== Дверь в подвал встретила ее привычной вспышкой сигиллы. Не обращая на нее внимания, Вия отворила дверь, спустившись вниз по ступеням, прижимая к боку картонную коробку с кристаллами. Поставив на пол, она хлопнула в ладоши, и пространство залилось неоново-белым светом. Под ним катакомбы хранилища теряли ореол загадочности, становясь тем, чем по сути и являлись — громадным складом разнообразных вещей. Центральная часть, запутанный лабиринт — вотчина дяди, его трофеи и артефакты, а та часть, которая ей сейчас была нужна, находилась справа, через пару проходов. Небольшой отнорок между стеллажами с совершенно обычной деревянной дверью вел в хранилище личных вещей. Над ним также висела защитная сигилла, и, как подозревала Вия, проход защищала не только она, поскольку в нужное ей подземное помещение имели доступ и обслуживающие здание бесы, только через другой проход. Помещение было просторным и выглядело совсем обыкновенным. Как стандартный склад для уже не нужных, но, возможно, когда-то пригодящихся, вещей. Простые металлические регулируемые металлические стеллажи. Слева — крупные — для мебели. Дядя, конечно, не так часто и не с таким усердием занимался перестановкой и ремонтом, как мама, но также периодически обновлял интерьер, и уже устаревшие, но вполне пригодные вещи перемещались в подвал. Там же хранился и декор для званых вечеров, стойки, столы, дополнительные стулья и прочее, что лучше иметь под рукой и слегка подновить, чем ожесточенно заказывать по каталогам в последний момент. Справа — стеллажи поменьше, заставленные коробками. Ближе ко входу — современными пластиковыми, дальше — картонными. В глубине уже можно было найти деревянные ящики и сундуки. Личные вещи Гоэтия, сосланные в подвал за ненадобностью. Дядя еще долго давал побродить по его коллекции артефактов строго под присмотром, да и сейчас для ее посещения она каждый раз спрашивала разрешения. А вот сюда он пускал ее без вопросов, и довольно часто, пока сам возился в центральной части. Вия не возражала. Ей даже разрешалось рыться в коробках, если она давала обещание все положить на место. Даже на стремянку залезать, хотя она ее и недолюбливала — та шаталась и пару раз предательски пыталась скинуть ее, когда она тянулась за особо любопытной коробкой. По виду коробок можно было даже прикинуть приблизительно хронологию. Если зайти в самую глубь, то реально откопать старинные платья и украшения, винтажные табакерки, наборы для письма и какие-то предметы, даже названия которым Вия не знала. Типа щипцов для завивки и хитрых запонок для навороченных древних костюмов. Наверное, принадлежащие прабабкам и прадедам. Когда-то она даже отрыла коробку с фарфоровыми куклами, наборами чайной посуды и целым гардеробом платьев, и где-то на неделю пропадала, устраивая чаепития точь-в-точь как на иллюстрациях к викторианским книжкам. Или вдруг отрыть целый сундук с бижутерией, начиная от шляпных булавок и кончая разноцветными бусами. Пару из сувениров ей даже удалось выпросить, и они сейчас лежали где-то наверху, в ее вещах. Вия поставила свою коробку на нижний стеллаж и медленно двинулась вглубь. Где-то наверняка был каталог, по крайней мере, коробки в левом верхнем углу были пронумерованы цифрами, буквами и какими-то значками. Дошла до картонных коробок, и, наклонившись, начала вытягивать одну за другой. Старая одежда. Обувь. Ничего интересного. Правее, чуть выше — знакомая коробка, с погнутым уголком. Она потянула ее на себя, раскрыла. Коробки конструкторов. От простых деревянных, до замысловатых пластиковых. Машинки, мосты, действующая модель маяка. Даже громадная коробка с замком из тысячи деталей. Она улыбнулась. Даже гадать не надо, чьи это были игрушки. Еще одна коробка. Паззлы. Головоломки. Однажды, когда ей было лет восемь, дядя принес из людского мира сделанный на заказ громадный паззл с солнечной системой. Очень сложный, поскольку в нем было много темных одинаковых деталей с звездным пространством. Папа разложил его на бильярдном столе в одной из комнат, перенес туда проигрыватель с ее дисками со сказками братьев Гримм, и они почти неделю вдвоем вечерами собирали. Мама, разумеется, ворчала, что они попортят антикварное сукно, и в конце концов Вия все же пролила на него шоколадное молоко, но папа совсем не ругался. Только переживал, что уголок паззла немного покоробился. До сих пор висит на стене в одной из комнат, в золотой рамке. В ответ папа через Вию передал дяде такой же по размеру полностью черный паззл. И через три дня получил в ответ фотографию с собранным квадратом абсолютной тьмы. Октавия достала из кармана огрызок карандаша и начала помечать в левом нижнем углу просмотренные коробки. Похоже, нужно было все же сдвинуться чуть ближе ко входу. Она просмотрела уже коробок двадцать, когда телефон тренькнул напоминалкой. Связь, разумеется, тут не ловилась. — Пора выходить… — с сожалением пробурчала она себе под нос. Спрыгнув со стремянки, с тоской посмотрела на штабели коробок. — Это все равно, что искать черную кошку в темной комнате, где ее, может, и нет… Пометив очередную коробку, шаркая, направилась к двери. Может, стоит просто положиться на волю случая и ткнуться наугад? Угу, в одну из этих сотен коробок. Обязательно найдет, ага. С ее-то удачей… Открыв дверь, она раздраженно хлопнула ей, так, что пыль полетела. — Уже иду… Пройдя мимо стеллажей, она заметила какое-то шевеление в глубине. Нахмурилась. Развернулась, и, обогнув по дуге большой шкаф с что-то нашептывающими книгами, выглянула из-за угла. Дядя, спиной к ней, стоял возле стеллажа с оружием. Видно не было, но кожей Вия почувствовала неприятное покалывающее напряжение. А прищурившись, разглядела слабый золотистый отблеск. Ангельское оружие. Дядя стоял возле открытого ларца с ангельским кинжалом. Потянувшись, осторожно взял одной рукой за рукоять, другой, через темную ткань, за лезвие, вынул и положил на полку. Присел, пошарив внизу, и вытащил что-то. Октавия чуть сместилась, чтобы лучше видеть. Старинные ножны из двух дощечек, перехваченные в несколько раз внахлест шнуром. Выложил их рядом с кинжалом. Октавия сделала пару шагов назад, развернулась и пошла по проходу обратно. Понятно, очередной обмен между высшими. И ей явно не надо знать то, что она сейчас увидела. Просто так ангельское оружие не выменивают. Даже учитывая, что она не особо интересовалась внутренней политикой двора, ясно, для чего это. Любое ангельское оружие, каким бы образом оно не попадало в руки, должно было быть сдано в оружейную Люцифера, что, разумеется, не отменяло черный рынок, где каждый подобный артефакт ценился даже не на вес золота. За подобную услугу можно было получить очень многое, и, судя по всему, дядя, наконец, нашел достойного покупателя. Ну а по новостям вскоре можно будет узнать, для кого этот кинжал предназначался. За спиной раздался легкий щелчок и тихий монотонный рокот запечатывающего заклинания. ========================= — Явилась… — процедила Стелла даже не повернув головы, лениво почесывая под подбородком на редкость мерзкого бело-черного квифа с завитой гривой. Тот млел и чуть ли не пускал ей на колени слюни. Октавия удивленно воззрилась на него. Тот, подобравшись, зарычал, уловив настроение новой хозяйки. Тявкнув, он вопросительно посмотрел на Стеллу, а затем вывернулся у нее из рук и спрыгнул с дивана, с тявканьем бросившись прямо к Октавии, явно намереваясь впиться ей в лодыжку. Та, инстинктивно взвизгнув, шарахнулась в сторону. Квиф поскользнулся на гладком паркете, тяжелая непропорциональная голова перевесила тщедушное тельце, но он тут же повернулся, снова нацелившись атаковать. Октавия уже подняла ногу, чтобы пнуть шавку, как мимо Октавии шарахнула голубая искра, прямо попавшая в квифа. Тот замер как статуя. Глаза бешено вращались, вместо тявканья издался хриплый писк, шерстка покрылась белым инеем, который тут же стал расползаться ледяным панцирем. Еще секунда — и посреди комнаты стояла ледяная статуя. Еще одна искра, и квиф с громким треском рассыпался по полу сотнями ледяных кусочков. Октавия скривилась и обернулась. Дядя, сложив руки на груди, стоял за ней. Портал за его спиной медленно закрывался. — Андре! — возмущенно рявкнула Стелла. — Что ты себе позволяешь? — Дражайшая сестричка, — Андре щелчком сбил невидимую пушинку с лацкана своего камзола, — Ты разве забыла, о чем мы договаривались? Еще раз увижу этих тварей, шастающих в пределе моей досягаемости — разговор будет короткий. Или ты думала, что я шучу? — Мне, между прочим, его подарила Клотильда, — проворчала Стелла, с отвращением уставившись на ледяное месиво на коридоре. — Он, вообще-то был из элитного выводка, — обиженно проныла она. — То есть был особо мерзким ублюдочным выродком, — хладнокровно подытожил Андре. — Хватит с меня тех тварей, которые шлялись по нашему дому. Никаких мозгов, только мерзкий склочный характер, вечно липнущая ко всему шерсть и адская злопамятность. — Сам виноват, что они тебя не взлюбили. Саймон был лапочкой… пока ты его не вышвырнул в окно. — После того, как он решил обоссать все книги в книжном шкафу на нижней полке, которые были в пределах его досягаемости. Октавия, воспользовавшись перепалкой, уже потихоньку перемещалась к выходу гостиной. — А ты куда, юная леди? — Моментально забыв о квифе, переключилась на нее мать. — Мало того, что шлялась где-то целую ночь, так теперь еще и пытаешься улизнуть? — Мам, я не шлялась… — Октавия была у меня. — Перебил Андре. — Она… неважно себя чувствовала, и не хотела портить тебе праздник, — Андре плавной походкой подошел к сестре и, грациозно поправив полы камзола, уселся с ней рядом. — Девочка очень беспокоилась, что ты будешь переживать из-за ее самочувствия и не сможешь полностью насладиться своим триумфом. Очень сожалею, что оставил тебя посреди вечера, не расскажешь, что я упустил? Кривая ухмылка Стеллы превратилась в искреннюю улыбку. — О, да. Жаль, что ты ушел. Аннабель как раз рассказывала, как ее муж… Андре незаметно махнул рукой Октавии в сторону двери. Та, кивнув, попятилась к ней. — Ты куда пошла? — тут же встрепенулась мать. — У Реи сегодня девичник. Я к ней, помочь подготовиться. Мне надо переодеться, — быстро выдала Октавия, продолжая пятиться к двери. — Рея тебя позвала? Какая молодец! Вот, бери пример с нее. Ты уже подготовила свадебный подарок? — Мам, ну какой подарок? Будет обычный девичник… ничего официального. Только между подругами. — Даже удивительно, что, несмотря на твою угрюмость и нелюдимость тебя все же кто-то приглашает… Ладно, хорошо, давай, — Стелла махнула рукой. — Не забудь вызвать водителя, когда будешь уходить. Не вздумай пользоваться этими ужасными такси, мало того, что водители там — полные идиоты, так еще и вечно воняет, даже когда заказываешь Эктра-VIP. Готова поспорить, что они не утруждаются пропылесосить салон между заказами. Еще подхватишь какую-нибудь гадость… — Хорошо-хорошо. Пока-пока! — Октавия выскользнула за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. — Подростки! — Делано нахмурившись, Стелла склонила голову набок. — Абсолютно никакого сладу нет. Столас ее избаловал. Да и ты… тоже хорош. Потакаешь ей. Небось, симулировала, чтобы получить побольше внимания. Точь в точь как ее отец. Заявился, когда уже все собрались, поднял пару тостов и изволил удалиться. Под предлогом мигрени. Ах ты, бедненький, а мне одной, значит, гостей развлекать? Бесполезное ничтожество. И зачем я за него вышла? Андре, откинувшись на спинку, заложил ногу за ногу и вопросительно заломил бровь. — Ладно, не говори. Как будто у меня кто-то спрашивал… — Вздохнула Стелла, потянувшись к чайной чашке на столе. — Никто меня в этом доме ни во грош не ставит. Муж, дочь… Даже слуги, пока на них не наорешь. Лакей тихо скользнул в дверь, замерев навытяжку. — Ну, что стоишь? Принеси чайник и вторую чашку. И прибери… это, — брезгливо ткнула пальцем Стелла в уже начинающие подтаивать ледышки на полу. — Тупые бесы. — Взяв чашку с блюдца, она оттопырила мизинчик и сделала глоток. — Пока не ткнешь, ничего не сделают. Столас совсем их распустил. Ты представляешь, — она толкнула Андре в плечо. Тот нервно дернулся. — Я даже слышала, как он обращался к дворецкому на «вы»! Вот как так можно! Не удивлюсь, что еще чуть-чуть, и они чечетку у него на столе будут отплясывать, а он лишь морщиться да пытаться убрать свои бесконечные бумаги, чтобы им было удобно. — Ну, вежливость — далеко не самый страшный порок, — Андре взял диванную подушку, расправил ее бахрому и подложил себе под локоть. — Хотя, как я вижу, дела у тебя с ним уже давно не ладятся? — Спрашиваешь… — Вздохнула Стелла. — Вот, честно, я не понимаю, как я вообще эти годы протянула? Сначала надеялась, давала какие-то авансы. Все рассчитывала, что со временем он как-то возьмет себя в руки… Но, ты знаешь, когда только ты все время пытаешься спасти брак, хоть как-то заставить все это работать, и постоянно видишь, что это — улица с односторонним движением… Я не знаю. Она замолчала, и, сгорбившись, уставилась в пол. — Вот, скажи, только честно. — Она повернулась к брату. Нервно сжала руки. — Я подурнела? Я сильно состарилась? — и тревожно посмотрела на него. — Милая… — Андре наклонился к ней и, протянув руку, поправил выбившееся из прически перо. — Ты — самая прекрасная женщина в аду. Спроси любого. Даже и не сомневайся. — Тогда почему он меня игнорирует? Он, мой собственный муж. Он даже меня не ревнует. Я специально флиртовала с Сатаной, прямо у него под носом, он даже глазом не моргнул. Думаешь, это не… это не больно? Когда он даже не смотрит на тебя, а просто скользит по тебе глазами. Я уже не говорю о комплиментах. Я прикладываю все усилия, чтобы блистать, чтобы соответствовать, а кроме холодного «ты прекрасно выглядишь сегодня», которое из него клещами выцарапываешь, ничего не получаю. Чтобы он сам подошел. Обнял. Я даже… даже не помню, когда это последний раз было. Она трагично заломила руки. Опустила голову. Шмыгнула носом. — Когда у Октавии начались кошмары, он перебрался в соседнюю с ней комнату. Для того, чтобы она меня не будила. А потом вообще организовал себе отдельную спальню в северной комнате. Якобы там темнее, холоднее и спать вообще удобней. И что, думаешь, он с тех пор сам, по своей инициативе, хоть раз пришел ко мне? Всхлипнув, она по-детски потерла кулаком правый глаз. — Знаешь, каково это — лежать одной в спальне и ждать, когда он придет? А он не приходит. Вообще никогда. А ты лежишь и думаешь, что в тебе не так. Встаешь, подходишь к зеркалу и начинаешь выискивать морщинки. Пытаешься подтянуть кожу к вискам, чтобы проверить, не оплыло ли у тебя лицо. Не нависает ли верхнее веко. Нет ли синяков под глазами. Становишься на долбанные весы, чтобы проверить, не набрала ли веса. Я их уже ненавижу… А потом садишься на кровать, закутываешься в одеяло и чувствуешь себя… просто пустым местом. Это ужасно, Андре, понимаешь? А знаешь, что еще ужаснее? Что это повторяется изо дня в день. Шмыгнув носом, она отвернулась и начала резкими движениями рыскать по дивану, пока не добыла пачку сигарет между подушками. Еще раз хлюпнув носом, рванула пачку, вытаскивая дрожащими руками сигарету. Андре, протянув руку, зажег между указательным и большим пальцем голубой огонек, коснулся им кончика сигареты. — Спасибо. — Стелла нервно затянулась, пыхнув дымом. — Понимаешь, Андре, я как в клетке. И днем все нормально. Ну, дела, подруги, сам понимаешь. А чем ближе к вечеру, тем мне хуже. Иногда мне хочется… просто отсюда убежать. Все равно, куда. Только бы не возвращаться. Не смотреть в его пустые глаза. Не слышать это манерное: «Доброе утро, Стелла». Он будто… будто не живой. Даже когда я кричу на него, пытаюсь добиться хоть какой-то реакции… Ему плевать. Ему просто на меня плевать. Знаешь, иногда мне кажется, что я здесь — единственный живой человек. А муж, дочь… лишь призраки, которые скользят мимо, и реагируют только тогда, когда ты на них кричишь. Единственный, кто вообще хоть что-то чувствует. Я просто… просто не хочу, чтобы это повторялось, повторялось и повторялось. Понимаешь? Просто не хочу. — Стелла… — Андре наклонил голову, достал платок и потянулся вперед. Аккуратно прикоснулся к щеке сестры, стирая стекающую по алебастрово-белому оперенью слезу. — Я понимаю. — Самое страшное — это остаться одной. Вот, у меня есть семья. Образцовая, блядь, семья. В которой я абсолютно одна. Я никому такого не пожелаю. Знаешь? — она перехватила руку Андре, сжала ее ладонями. — Я очень рада, что у тебя сейчас появился Гор. Скажи, ты же чувствуешь, насколько тебе стало теперь лучше? Андре замер. Нахмурился, глядя на сестру. Та смотрела на него умоляющими глазами, еще крепче сжав пальцы между своих ладоней. Наконец, он улыбнулся краешком рта и кивнул. — Я рада. Я очень рада за тебя. Правда. Быть одному… это невыносимо. — Она покачала головой. — Самая жуткая пытка. Быть одной и никому не нужной. — Ты не одна. Она покачала головой. — И ты не обязана оставаться одна. Стелла отпустила руку брата и потерла лоб. — Для того, чтобы что-то начать, нужно что-то закончить, — окончил фразу Андре, и вопросительно посмотрел на сестру. — Ты же не имеешь в виду… — нерешительно начала она, сжала клюв и посмотрела на Андре исподлобья. — Ты — великолепная, красивая, очаровательная и харизматичная женщина. Весь ад будет лежать у твоих ног. Стоит только тебе самой захотеть. — Нет! — отрезала Стелла. — Я не собираюсь подавать на развод. Она вскочила, встав перед Андре и уперев руки в бока. Глаза метали молнии. Сигарета, зажатая между пальцев, злобно дымила. — Я не буду жалкой неудачницей, над которой будет смеяться весь ад из-за того, что к ней охладел муж! Знаешь, что будут говорить? Стелла сбежала, поджав хвост. Не смогла справиться с собственным мужем. Нет уж. Знаешь, вот где он у меня будет! — она сжала кулак. — Найду способ! Не может быть, чтобы его не было! Просто я недостаточно прикладывала усилий. — Как скажешь, сестрица! — Андре всплеснул руками, скривив рот. — Я просто к тому, что… Посмотри на себя. И на Столаса. Да, тогда, когда мы были практически детьми, у нас не было выбора. Но теперь… Знаешь, как говорят — какой смысл пришпоривать, уговаривать, бить дохлую лошадь? Когда можно оседлать горячего и страстного жеребца. И уже по своему выбору, — промурлыкал он последнюю фразу. Стелла затянулась окурком, швырнула его на пол и плюхнулась рядом с Андре. — Я не знаю…. — она скрестила руки на груди и откинулась на спинку дивана. — Тебе просто так рассуждать. Ты мужчина. А у мужчин всегда все просто. Не нравится одно — почему бы не попробовать другое? Ты не завел семью, потому что всегда был безответственным. На этот раз уже Андре фыркнул. — Да, семья — это ответственность! — Повернулась к нему Стелла и нахмурилась. — У меня ребенок, статус, определенное положение, в конце концов. А если я разведусь — то кем я буду? Кому я буду нужна? — Ну, начнем с того, что ты будешь нужна мне, — улыбнулся Андре. Нахмуренное лицо Стеллы расплылось в улыбке. Она с силой пихнула Андре кулаком. Тот качнулся в сторону, демонстративно потер бок и скорчил преувеличенно болезненную гримасу. — Перья тебе повыдергаю, — потянулась к нему Стелла, смеясь. Андре шутливо прикрыл голову, прячась. И получил еще один тычок в бок. — Больно! — обиженно проныл он. — Слабак! — Самодовольно заявила Стелла. — Ну, это ты у нас в семье самая сильная и драчливая. Стелла отвернулась и откинулась на спинку дивана, заложив руки за голову. — И будем мы с тобой жить в ледяном замке. Как эти две принцессы. Как их там? Эльза и… — Анна. — Ну да, Эльза и Анна. А прекрасный принц Ханс пусть убирает навоз в своем замке. Эх… — Она развернулась, опершись локтем о спинку дивана и положив на ладонь голову. — Почему все не может быть так просто, как в сказке… Дверь в гостиную раскрылась. — Стелла? Дорогая, ты тут? На пороге замялся Столас. В своем обычном одеянии, в цилиндре и горностаевой пелерине. — Легок на помине, — фыркнула Стелла, моментально садясь прямо. — Твой телефон звонит. Ты забыла его на столе столовой. — А, да. Карла должна была перезвонить. Благодарю, дорогой, — в последнее слово Стелла вложила столько сарказма, что даже Андре скривился. Стелла выжидательно протянула руку. Столас непонимающе посмотрел на нее. — Телефон, — Требовательно произнесла она. — На столе в столовой, — повторил Столас. — То есть, ты его не взял? И просто пришел сюда сообщить мне, что он там лежит? — Взорвалась Стелла. Вскочила, машинально оправив платье. — Звезды, какой же ты недоумок. Штурмующей походкой она направилась к дверям. Не останавливаясь, толкнула Столаса в бок. — Отойди, что застыл в дверях? — и каблуки злобно зацокали по коридору. Столас, в последний момент удержавший цилиндр, от резкого толчка едва не слетевший с головы, уставился на Андре. — Добрый день, я полагаю? — начал он. — Столас… — промурлыкал Андре, разворачиваясь к нему. — Рад тебя видеть… воочию. — Навещал Стеллу? — Столас склонил голову к плечу. — Имел честь. Кому-то, как я полагаю, надо развлекать твою жену, пока ты находишь более приятные развлечения, чем исполнять свои супружеские обязанности, — осклабился Андре. Щеки Столаса слегка порозовели. Он кашлянул, снял цилиндр, нервно теребя его в руках. — Это правда? — Андре грациозно поднялся с дивана. — Ч.что? — все четыре глаза Столаса моргнули. Нижняя пара округлилась, а верхняя прищурилась. — То, что мне рассказала Стелла. — Андре медленно, плавно приближался к нему. Хвост на секунду распушился, а затем сложился снова. — Про то, что вы уже давно вместе не спите? — Андре, тебе не кажется, что тебе несколько неуместно вмешиваться в мою личную жизнь? — Сглотнув, Столас потянулся к ручке двери, пытаясь ее нащупать, при этом не спуская глаз с Андре. — О, ну, раньше мое вмешательство в твою личную жизнь тебя не тревожило. Даже наоборот. — С придыханием произнес Андре. Рука Столаса, тянувшаяся к ручке, внезапно оказалась крепко схвачена за запястье. Андре внезапно оказался слишком близко. И, хищно улыбаясь, смотрел ему прямо в глаза. Столас попытался покрутить запястье, чтобы высвободить, но Андре прижал его сильнее прямо к двери. — Как всегда, любишь пожестче, хмм? — промурлыкал он. Зрачки блеснули аквамариновыми огоньками. Столас резко дернул рукой и подался налево. Пальцы разжались, позволив ему отпрянуть, павлин развернулся, и дверь теперь оказалась за Андре, так что выскользнуть в нее можно было только оттолкнув его. — Прекрати! — Огрызнулся Столас. Цилиндр он с раздражением швырнул на кресло. — Что ты вообще тут делаешь? — Ты же сам сказал — навещал свою сестру, твою дражайшую супругу. И заодно пользуюсь возможностью оказать почтение вашему сиятельному высочеству. — Андре склонился в низком церемониальном поклоне, выставив ногу и махнув рукой, при этом не опуская головы и глядя прямо на Столаса. — Мне вот интересно. — Павлин замер, хвост расправился за его спиной, и на Столаса уставились сотни радужных глаз. — Как долго ты еще собираешься ломать комедию с твоим так называемым браком? — Это абсолютно не твое дело, Андре! — Рявкнул Столас, делая шаг назад. Клюв Андре искривился в ядовитой усмешке. — Разумеется, это мое дело. Это — семейное дело, Столас. И, хочешь ты этого или не хочешь, я — часть твоей семьи. Так или иначе. — Я не обязан перед тобой отчитываться. — Да, конечно же. Твой идеальный брак. Только мы с тобой великолепно знаем, что шит он белыми нитками. Что, Столас? Не хочется, но я повторю. Я же говорил! Я же говорил, чем это закончится. Знаешь, это даже приятно. — Что? — Видеть, как ты страдаешь. А ты страдаешь, Столас. Мучаешься каждый день, верно? И клянешь себя за свое идеальное, единственно верное решение. Ну что, дорогой? Стоило оно того? Стоило быть примерным сыном, и послушно идти на заклание, куда тебя на веревочке тянул твой отец? Стоило одобрительных возгласов ада? Стоило ломать свою жизнь ради чванливой пародии на счастливую семью? И что в итоге? Удалось тебе все это перетерпеть? Сломить себя? Неожиданно Андре оказался близко. Чересчур близко. Так близко, что Столас чувствовал тепло, исходящее от его тела. Он попытался отшатнуться, но Андре схватил его за предплечье. Наклонил голову так, что клюв оказался прямо у него над ухом. — Мне даже интересно, кого ты представляешь, когда вынужден ложиться с моей сестрой? Кого-то очень похожего, верно? — рука двинулась по предплечью вверх. Щеки Столаса вспыхнули. — О, как мне нравится, когда ты так смущаешься. Такой жаркий. Такой податливый. Интересно, был ли кто-то у тебя кроме Стеллы? Похоже, что нет… А жаль, такой птенчик пропадает… — Бедро Андре потерлось о бедро Столаса. Тот издал затравленный клекот. — Что, уже мокрый? Это всегда мне в тебе нравилось. Как мало тебе надо, чтобы завалиться на спину. — Прекрати! — Столас с силой отпихнул Андре. Тот, хихикнув, отпрянул, отпустив руку Столаса. — Голодный. Ты такой голодный, Столас. Не ожидал, как это будет трудно, переломить свою природу, исполнять долг, вместо того, чтобы получать то, что желаешь? И как теперь? Понял, что получаешь за притворство? Ненависть! Чистую, незамутненную ненависть. И ты ее заслужил. Всю. До последней капли. Ну, так как? Стоило оно того? Звук пощечины. Столас отпрянул, будто это не его рука ударила. Голова Андре дернулась, но он не сдвинулся с места. Продолжал стоять, улыбаясь, только рука потянулась к щеке, потирая алое пятно. — Лучший ответ. Предельно четкий и ясный. Лицо Столаса скривилось. Рука сжалась в кулак. Вокруг головы начала сгущаться тьма. — Хочешь знать, стоило ли оно того? Так вот — да! Оно того стоило. Октавия того стоила. Ухмылка на лице Андре увяла. Уголки губ опустились. Рука сильнее прижалась к щеке. — Да, мне плохо. Да, возможно, это было не идеальное решение. Оно принесло много боли мне, Стелле… Но у нас — семья. У Октавии — семья. Отец и мать. И, может, вначале это и было долгом, но как только она появилась, я сделал бы все, что угодно, чтобы она была счастлива. И то, что мне приходится переживать ради нее — это такая ничтожная малость… но, впрочем, тебе, Андре, это не понять. У тебя никогда не было ребенка. Ты всегда был слишком эгоистичен. Ты слишком зациклен на себе, своих удовольствиях и потребностях чтобы понять, что это такое — сделать все, чтобы другой человек был счастлив. Ты всегда ставишь во главу угла себя. И тебе плевать на других. Остальные для тебя — лишь статисты, обслуживающие твои потребности. Столас распрямился. Андре опустил ладонь. Хвост сложился, опустился на пол. Хохолок приподнялся. Глаза сощурились. — И, знаешь, я рад, что понял это раньше, чем купился на твои увещевания. Да, хорошо, можно сказать, что я тебя использовал, но ты использовал меня не меньше. Ты всегда всех используешь. Ты просто понять не можешь, что могут быть интересы выше собственных удовольствий. И что другой человек может быть для тебя ценнее, чем ты сам! Челюсть Андре задрожала. Он издал громкий, пронзительный вопль. — Только не надо тут лепить из себя мученика! И как? К чему привели эти твои высшие интересы? Все страдают! Твоя жена, твоя дражайшая Октавия, я. я вижу, что опять говорю со стенкой! Какой же ты непробиваемый тупица! Андре раздраженно развернулся. Повеяло ледяным холодом. Резкими движениями он нарисовал сигиллу и открыл портал. Обернулся. — С твоими принципами ты дождешься, что тебя закопает собственная жена. И, видят звезды, я не буду ее останавливать. С этими словами он развернулся и ухнул в открывшийся портал. Злобный холодный ветер хлестнул Столаса в лицо. Портал стянулся в точку и исчез. Столас потянулся и поднял свой цилиндр. Поля его были покрыты инеем. — Андре, я… — прошептал он. — Прости. Прости, пожалуйста. Я опять… Я опять наговорил лишнего… ======== Бес, убиравший со стола, испуганно шуганулся, когда Андре появился прямо посреди кухни. Тот злобно зыркнул на него, и бес тут же метнулся к двери. Дробный цокот копыт раздался в коридоре. — Идиот. — Прошипел Андре. Схватил со стола кружку и с силой запустил ее в стену. Белая кружка с рождественскими узорами взорвалась осколками. Стало немного легче. Хлопнув дверью, Андре помчался по коридору. По полу за ним змеился след изморози. — Бестолковый кретин. … Ты не понимаешь, Андре… Я должен… — Шваль. … Да, нам было хорошо, но это был только зов плоти. Ничего больше…. — Напыщенный жеманный сноб. … это просто увлечение. Мы же вместе с детства, ты просто путаешь обычную привязанность и что-то большее… В груди что-то кольнуло. Остро и больно. Андре остановился, наклонился, уперев руки в колени. Выдохнул. … ты же сам говорил, дать шанс. Видишь? Просто не получилось… Левая рука начала неметь. Стала какой-то ватной. В голове зазвенело. … мне нужен наследник. Ты же сам понимаешь. Я не могу разорвать помолвку со Стеллой… Он рванул дверь. Почему-то пол качнулся под ногами. Он мотнул головой. Несколько шагов. Тумбочка возле кровати. Верхний ящик. … Семьей? Ты вообще меня слышишь? Мне нужен ребенок. Что ты тут вообще можешь придумать? …. Зря он попытался вытащить ее левой рукой. Пальцы были словно чужие. Оранжевая баночка вывалилась из них, закопавшись в одеялах. Он упал на колени возле кровати, отбрасывая неожиданно тяжелые покрывала прочь. … давай начистоту. Прекрати это говорить. Если ты кого-то любишь, то только себя… Вот она. Черт. Он же только дотронулся до нее… И теперь тупо глядел на ледяной кубик с вмороженными пилюлями. Осел на пол, осоловело уставившись перед собой. Шум в ушах становился все сильнее. Он попытался подняться, но нога подкосилась. Затравленно оглянулся. Зацепился взглядом за деревянные ножны на кресле. Снова попытался встать. Зашипел, и просто начал подтаскивать тело еще действующей рукой. Рывок. Еще рывок. Наконец. Ножка кресла. Звезды, какой же он неуклюжий. Вся левая половина тела была просто мертвым грузом, тянущим к земле, прижимающим вниз. Когти подцепили ножны. Как неожиданно темно. Почти ничего не видно. Только очертания. Он ухватился клювом за гарду и потянул ножны вниз. Ярко и больно засиял ангельский свет. Все, соберись. Пальцы сомкнулись на рукояти. С размаху клинок вошел в плоть. Боль. Живительная боль. Еще удар. Еще. В бедро. В предплечье. Ангельская энергия жгла, как кислота, как раскаленный металл, нет, сильнее, в сотни раз сильнее. На этой боли можно было сосредоточиться. Живительная, злобная, сжирающая. Еще раз. Еще. Боль оживляла. Подстегивала. В левой руке начало покалывать. Перед глазами расплывались радужные круги, но это было лучше, чем стылый серый мрак, сжирающий по краям поле зрения. Пальцы левой руки зашевелились. Он скорее видел, чем чувствовал это. Но это было хорошо. Пришпоренный организм моментально вытаскивал всю энергию, из самых неприкосновенных запасов, и бросал на защиту от смертельного для Гоэтии оружия, попутно исцеляя и другие повреждения. Нога двинулась. Яд адского оружия растекался по венам, отравляя и оживляя. Клинок выпал из пальцев. Он позволил себе повалиться на бок и какое-то время просто лежать. Лежать было здорово. Просто великолепно. Сколько он лежал? Вечность? Минуту? Он не помнил. Наконец, он приподнялся. Оперся о кресло, подтянул под себя ногу. Пальцы были заляпаны черной кровью. Он машинально вытер ее об жилетку. Пальцы нащупали твердый прямоугольник в кармане. С третьей попытки он вытащил его. Мазнул пальцем по экрану. Прищурился. Дотронулся до зеленой трубки. Последние контакты. Нажал на последний звонок. Иконку с золотистым глазом на черном фоне. Звонок. Тишина. «Абонент не отвечает, или временно не доступен. Попробуйте позвонить позднее.» Еще раз. «Абонент не отвечает…» Еще. «Абонент…» Телефон лежал на полу. А он сидел, сжавшись в комок. Подтянув колени к себе. Тихо поскуливая и всхлипывая. Какая разница. Все равно никто не слышал.