°°°
Они вальсировали как заведённые, не было мыслей, печалей, страхов да неудач, ошибок. Мелодия прочно засела в голове бывшего фигуриста: «Ничего себе, что вспомнил!», — Гюлер не помнил, чтобы улыбался просто так, не искажал в фальши и притворстве лицо, не натягивал подобострастное выражение, после которого хотелось в душ, а казалось, что сросся и сам стал. Значит не стал. «Она знает? — сердце стучало, ощущалась паника. —...то скажет? Отвернётся как другие, но...», нет счёта, потерялся тот, о той, что стала первой... «Ты хотел сказать жертвой? Себе врать не нужно!» «И кто должен терпеть, ты сначала себя-то вытерпи, — нервная усмешка, — сказочник...», по её глазам видно... Снова пируэт, тело устало, болит, но ещё помнит, какие-то мысли в сознании вопили: «Возвращайся, Ганс! У тебя так хорошо получалось, попробуй ещё раз и, какая разница, что Инквизитор...» — Устал? Вздрогнул, встрепенулся и посмотрел таким взглядом, она притянула его и поцеловала; только выдохнул ей в губы. Музыка продолжала играть, цветок в руке плавно перекочевал в его причёску, наманикюренные пальчики опять их растрепали, создавая беспорядок. Он отвечал: не мог не ответить, ладонями обхватил лицо; боялся раньше собственных мыслей, идей и что коснутся они её; чистой души и его человека. Она заставила его задуматься о поступках, справедливости и порядочности, разбудила спящую совесть. Больше, чем просто... — Тигрица моя, львица, — руки давно шалили, но без пошлостей, под блузочкой, — твои коготки держат моё пылающее сердце... — Романтик, — с рыком прижала к стене, ощупывая и оглаживая, — и возбуждение у романтиков... — накрыла пах рукой. Ганс ахнул, не ожидал — чтобы возбудиться всего лишь от поцелуя? От взрослой женщины и... Повело, продолжал ласкаться в ответ, распаляясь. Что-то отличало это от всего прочего: чувство лёгкости и полёта. «Наконец-то!» Наконец-то кто-то, кто сам пожирает его глазами и искренне улыбается при встрече, кто понимает и разделяет с ним радость, делится своими эмоциями, даёт советы. «Ты ещё скажи себе спасибо, — грыз внутренний голос, обретший полную свободу: у него с ним ещё много свиданий, слёзными ночами, под одеялом, когда никто не видит, — что не приставал к ней, придурок! Ты тупой, жалкий, никчёмный...» Но и мешающие внезапные мысли не сбили восторга, она прижалась всем телом, потираясь. Они вновь поцеловались, на сей раз страстно. Заиграло танго. — Сможешь? «А то, я на спор как-то триксель со стояком прыгнул!» — Ни возбуждения ни трикселя? То брала, то отдавала инициативу, как в сексе; ставила метки на шее, заставляя задыхаться и просить повторить. — Вслух сказал? Ганс остановился. — Поедем? Всё равно, если директрису и найдут...давай сбежим? — глаза его сверкали, смахнул муху с чёлки. Екатерина твёрдо решила, что все терзания прочь: она рискует, тем более неизвестно чем закончится. Кивнула. Неожиданно он подхватил её на руки: как и не танцевали только что; закружил и поставил, пряча улыбку где-то в дурацкой новомодной стрижечке.°°°