Утро станет сном

— Доктор Каллен, спасибо, что приехали. Белла наверху, — Чарли сделал приглашающий жест рукой и пропустил Карлайла в дом. Мужчина сразу нашел спальню подростка и деликатно постучал. Получив разрешение войти, доктор переступил порог, и его вниманию открылась небольшая комната, доверху завешанная плакатами и вырезками из газет. На подоконниках стояли горшки с суккулентами и кактусами, которых при желании можно насчитать штук десять или пятнадцать. Шкаф с учебниками и журналами стоял по правую сторону от двери и был похож на огромный дубовый стеллаж из библиотеки при аббатстве Кьяравалле (пару веков назад Карлайл любил там читать Габриэля Д'Аннунцио, спрятавшись от солнечных лучей в винном погребе). Слева от входа, на большой кровати с балдахином, лежала Белла, заваленная ворохом одеял и школьных тетрадей. Рядом лежала нетронутая пачка чипсов. Каллен наблюдал эту картину, и она его угнетала. — Здравствуй, Белла, — как можно мягче проговорил Карлайл и опустился на стул перед кроватью. — Добрый вечер, dottore, — донеслось из под вышитых подушек, и в этот момент хозяйка комнаты резко повернулась на спину, видимо, осознав, кто перед ней, а может просто устыдившись своего состояния. — Come va? — Così così. — Мне грустно это слышать. Хочешь рассказать, что произошло? — дождавшись отрицательного кивка, мужчина потер переносицу. — Хорошо, давай я тогда начну, а ты поправь, если в моей истории будет неточность. Итак, Чарли сообщил, что несколько дней назад ты получила смс, которое тебя взволновало, — неуверенный кивок. — Сегодня на терапии ты испугалась резкого звука, и у тебя случилась паническая атака. Я дал тебе успокоительные и велел ждать отца, — еще один стыдливый кивок. — После этого ты самовольно покинула больницу, взяла машину и поехала на пляж, где собиралась утопиться. Ты ведь не принимаешь таблетки, я прав? Белла рвано выдохнула и потерла опухшие от слез глаза. Было видно, как девушка борется с собой, чтобы не разрыдаться снова. Запоздалый ночной дождь бросил в окно россыпь крупных холодных капель, да так сильно, что стекла в комнате начали подрагивать. Где-то по соседству залаяла собака, видимо, пытаясь напугать припозднившихся гуляк, убегающих от ветра по опустевшим дворам. Молчание в комнате затягивалось, и девушка, будто поломанная шарнирная кукла, неестественно ссутулилась, согнулась в попытках исчезнуть под внимательным взглядом доктора. Карлайл боролся с собой, чтобы не сесть прямо на край кровати и не обнять это слабое, почти дымчатое создание. Ему было жаль видеть, как молодому чахлому цветку не хватает света, чтобы расправить свои лепестки навстречу любящему взгляду и нежным внимательным пальцам. Доктор хотел для Беллы самого тихого, безоблачного счастья, под стать ее имени и храброму сильному сердцу. Истинно так: она не должна была столько страдать за свою короткую жизнь. За все годы работы доктором, для Карлайла самое тяжелое было не привязываться к своим пациентам, безропотно отпускать их, когда придет время и ни в коем случае не обращать в себе подобных, отбирая самое ценное в погоне за незначительным. Воистину, с течением жизни доктор осознал, что отдал бы все, лишь бы у него осталась его маленькая глупая человеческая жизнь, которую он перешагнул там, в погребе, много лет назад, три дня ворочаясь в грязи, собственной крови и мокрой от пота одежде. Он хотел бы с любопытством ожидать завтрашний день, а не бояться, что рассвет принесет лишь разочарование и новые причины ускорить свой бег. — Завтра истекает мое время. Я не хотела ждать, когда он придет за мной, — девушка обняла себя за плечи и подняла глаза на Каллена, все же решаясь его разглядеть: в бордовой рубашке с закатанными рукавами и черных брюках мужчина выглядел довольно просто, но, в это же время, эффектно, притягательно. Всегда идеально выбритый и одетый, с уложенными волосами и дорогим парфюмом, богатый, красивый, добрый и учтивый, он смотрелся инородно в этой глуши, среди простых работяг в засаленных рубашках или пропахших дичью охотников. Неудивительно, что по доктору сох весь город. Среди этих несчастных теперь оказалась и Белла. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился мужчина, подаваясь вперед. Свон порылась в сумке и достала оттуда телефон. Несмотря на все порывы удалить смс и спокойно жить дальше, Белла не сделала ни первого, ни второго. Вместо этого она рассказала обо всем отцу, и стало только хуже: Чарли пристыдил ее и посоветовал не накручивать себя, как будто это было так просто. Она устала просыпаться среди ночи от противного стука голых веток о стекло и успокаивать себя, что это не сбежавший из тюрьмы психопат, который лезет в окно ее спальни, чтобы теперь уже окончательно расквитаться. Раз уж доктор все знает об смс, значит не было смысла притворяться, что Беллу не волнует этот странный тип, поставивший ее на своеобразный счетчик. В конце концов, Каллен выглядел не на шутку обеспокоенным состоянием девушки: он долго утешал подростка в своем кабинете, а сейчас приехал по первому звонку, лишь только услышав о происшествии на пляже. Возможно, ему стоит верить? Ох, как же Белла хотела ему верить! Она устала от этого чувства хрупкости, одиночества и опустошенности, которое ей приходится нести день за днем. С каким бы облегчением она отдала кому-нибудь хоть каплю той тревоги за собственную жизнь, без риска быть высмеянной или обвиненной в слабости. Если бы прошлое было рюкзаком, то она бы давно утопила его в Тихом океане, а не осела здесь, безуспешно пытаясь строить из себя обычного тихого подростка, который готовится к выпускным экзаменам и мечтает поступить в университет. Призраки прошлого шли за ней по пятам, и это стало невыносимым задолго до переезда в Форкс. Белла не отслеживала, когда все это началось, но ее тяга к саморазрушению достала до всего, что так или иначе было ей дорого, до всего, кроме той самой нити, не дающей окончательно порвать с грузом ошибок прошлого. Телефон лег в ладонь доктора, и пальцы девушки на мгновение легко коснулись мраморной кожи, обожглись о ее мертвецкий холод, замешкались на миг, устыдились и исчезли под покровом одеяла. Глаза Карлайла на секунду расширились и вспыхнули, будто сигнальный костер на берегу, но через один гулкий удар глупого человеческого сердца пламя исчезло, уступив место привычному солнечному свету, которого девушке было мало. Уже мало. Сегодня в кабинете, когда доктор встал на одно колено перед заплаканной Свон, зрачки доктора пылали багровым, как одежды Девы Марии на картине Ван Эйка, а его всегда идеально сидящий больничный халат был наспех снят и отброшен в сторону. Оставшись в черной рубашке и брюках, доктор обозначил, что на время стирает ту самую ненавистную границу врач-пациент и готов выслушать девушку, как равный друг, как добрый друг. Это зрелище было прекраснее глотка сангрии в жару, пронзительнее крика птицы перед последним полетом, откровеннее робкого поцелуя под сенью листвы. Как жаль, что хорошее не может длиться долго, и выйдя из кабинета доктора, Свон снова почувствовала весь груз одиночества, раздирающий небо над головой на черно-серые ошметки, на ветошь, которая сгодится лишь для мытья пола, а после будет выброшена за ненадобностью. Не найдя в себе силы продолжать бороться, она ослушалась Каллена и села за руль. Кто мог бы ее осудить за это? Она пыталась изо всех сил быть смелой, но один в поле не воин, особенно там, на заснеженной равнине, где во сне ее раздирал на куски сбежавший преступник Майкл Коллинз. — Отец говорит не накручивать себя и радоваться жизни, — хмыкнула девушка, опередив очевидный вопрос доктора. Нервно поёрзав, Белла положила под спину подушку и оперлась на изголовье кровати. — У тебя есть идеи, кто это мог написать? — не спрашивал, скорее, утверждал Каллен. Вернув телефон владелице, доктор снова окинул взглядом комнату и положил подбородок на сцепленные руки. На вечно спокойном, будто посмертная маска, выточенном из камня аристократичном лице отразились противоречивые чувства. Все свидетельствовало, что доктор сейчас многое обдумывает и анализирует, не заботясь о том, как это может выглядеть со стороны. Белле было жалко прерывать тишину, но мозг уже больше не мог выносить это все в одиночку: он хотел исторгнуть эти роящиеся в голове догадки, отравляющие жизнь своим мерзким жужжанием. — Думаю, это кто-то из друзей Майкла, — призналась Свон и сложила руки на груди, в попытках защититься от той самой действительности, избежать ее карательного удара, из последних сил сгруппироваться, а, может, просто, чтобы не показывать доктору свои давно остывшие дрожащие пальцы. — Или сам Майкл. Судя по смс, 72 часа истекают завтра утром, а значит меня могут поймать, пока я иду в школу, или встретить после уроков. — Мы этого не допустим. Я скажу Чарли, что тебе лучше остаться дома на несколько дней. Если твой отец не поедет завтра на работу или выставит слежку вокруг дома, то это может спугнуть преступника, и он затаится, а когда решит нанести свой следующий удар, то предупреждать уже не будет. До тех пор, пока Чарли не вернется с работы, Элис присмотрит за тобой, — буквально ощутив кожей чужое смятение, Карлайл присел на край кровати и взял девушку за плечи. — Послушай, Белла, тебе нечего бояться: Элис хорошая, и я обещаю, что вы с ней быстро подружитесь. Ты мне веришь? — Да, — прошептали пересохшие губы, и Белла удивилась тому спокойствию, которое ощутила сегодня в кабинете и сейчас, находясь, буквально, в руках доктора. Волна мурашек расползалась до ключиц и обратно, а потом снова обожгла плечи, забралась под кожу, будто огромные круги, оставленные камешком, осевшим на речное дно. — Попробую узнать информацию о владельце того номера и, если что-то прояснится, я сообщу. Вот, возьми на всякий случай, — доктор протянул девушке свою визитку. Интересно, кто вообще в Форксе пользуется визитками, если все друг друга знают и каждый житель города — непременно чей-то родственник? — Если нужна будет моя помощь — звони, и я приеду в течение двадцати минут. А теперь тебе необходимо выпить таблетку и попытаться заснуть. Гладкие простыни окутали ее, но прежде чем заснуть, она услышала легкий звон бокала и почувствовала призрачное прикосновение ледяных пальцев к горящей огнем коже.