Anyone Who Knows What Love Is

      Тоджи кажется, что человек – странное существо. Он никогда не вдавался в сравнения и анализ, а судил только по себе. Сначала он делал всё, чтобы утвердиться, потом он утвердился. А потом ещё раз, ещё раз и ещё. И вот когда он окончательно понял, что «достаточно», то не испытал от этой мысли ни толики удовольствия. Более того, где истинный конец этому желанию он не знал, всегда нужно было сделать чуть больше. Больше, больше, больше и больше. Окончательно он понял абсурдность всего замысла (любого) в момент, когда проиграл Сатору Годжо.       После воскрешения Тоджи понял только ещё одну вещь: он ничего не понял. Но он определенно заебался. Окончательно и бесповоротно. Он очень хотел, чтобы от него отстали. И в какой-то момент от него отстали! Мечты сбываются. Принесло ли это ему удовлетворение? Не-а. Разумеется нет. И вот тогда он не на шутку взбесился и пожелал, чтобы внутренний голос заткнулся. Делал что-то, ходил куда-то, говорил с кем-то, а внутри постоянно топил эту мразь, верещащую откуда-то из-под обломков, что нужно бы построить свою жизнь заново.       «Чего ты хочешь?» - впервые Тоджи формулирует этот вопрос у себя в голове и понятия не имеет что на него ответить. Он даже не знает кому на него отвечать. Смотрит в белый потолок и решительно ничего не понимает. Раньше у него всегда был ответ. Сперва он хотел выжить, потом стать сильнее, потом быть с Фушигуро, потом стать настолько сильным, чтобы никакие обстоятельства не могли вмешаться в его судьбу. Он думал, что вот тогда-то он и спросит со всех. Впрочем, что спросит – он не знал. А вот теперь он не знает даже чего хочет. Должно быть у него кризис среднего возраста.       Тоджи цепляет красотку у бара, едет к ней (разумеется, это он едет к ней) и смотрит на театр одного актера, в который играет «коварная» соблазнительница. Подыгрывая, делает вид, что искренне заинтересован в чем-то кроме перепихона (имитирует, что ему нужна именно она). Проходится по выступам рёбер руками, цепляет дорогущее белье, поднимает взгляд и говорит заветное: — Выглядишь охуенно.       Девушка алеет, как маков цвет, вскидывает волосы и залезает ему на колени. Лезет целоваться, отчего волосы, покрытые лаком, неприятно лезут ему в рот. Мужчина чувствует тошнотворную смесь духов и всевозможных видов парфюмерных средств, предполагая, что больше никогда не сможет дышать. Но она красивая – таких снимают для билбордов и в кино. В ней есть харизма, у неё прекрасная фигура, длинные ухоженные волосы и пара-тройка пластических операций на лице. Она хороша. И знает это. Красивые девочки знают, что они красивы. Но часть из них хочет слышать это как можно чаще.       Она стягивает пальчиками с длинными наманикюренными ноготками его безразмерный мешок, который зовётся худи и замирает в восхищении. Почему-то старшему Фушигуро хочется зевнуть, а он не привык себе отказывать. Подведенные женские бровки хмурятся. Она стягивает его штаны, а он разваливается на диване. Она берет ещё вялый член в рот и сильно сжимает влажными от блеска губами. Возбуждение наконец щипает нервы и Тоджи ухмыляется. Девушка собой явно довольна. Делает это не впервые и очень умела.       — Чувствовал когда-нибудь подобное? – у неё елейный голос и классные сиськи. Сделанные, но зато как прибили, так и держатся. Мужчина видел такие и до своей смерти, поэтому не впечатлен.       — Каждый вторник. И иногда по четвергам. Тебе нужно чуть лучше стараться, - он берет её за подбородок и подводит к члену. Минет и правда ничего. Горячий и развратный.       Они трахаются быстро, он даже помогает ей рукой в знак благодарности, и она смотрит на него с таким изумлением, будто увидела призрак. Это тешит самомнение, а секс помогает отбросить мысли. Фушигуро принимает душ и ускользает из квартиры, теряясь в огнях Токио. Его не должно быть там утром.       Наверное, в таких ситуациях принято напиваться, но Тоджи не пьянеет от алкоголя. Чертова устойчивость, а ведь его старику всегда удавалось избежать реальности под алкашкой. Тогда почему у него не получается? Из-за пут или из-за того, что он и правда выродок?       Он сидит в соседской квартире, когда натыкается на видео о медитации и йоге. Заимствует чужой ноутбук на ночь и получает шутливое: не вздумай забрызгать мой ноут, когда будешь дрочить!       Фушигуро стоит вниз головой, что не составляет особо труда и думает, а не фигней ли он занят? Он даже не устает, когда «тренировка» заканчивается и приступает к медитации.       — Ни о чем не думайте.       У Тоджи не получается не думать о том, какие они дегенераты, а хуже всего то, что он даже не может не думать о том, что он сам дегенерат, если думал, что это поможет.       Утром он мажет краешек крышки машины раствором Афтача и с удовольствием слушает визги, посмеиваясь, а потом теряет дар речи, когда девушка нюхает и слизывает чуть присохший сорбент, снова принимаясь визжать, но уже веселее. Она кричит что-то про несмешные шутки, но потом не выдерживает и немного смеется. Ну, по крайней мере он занял утро.       Никто не вызывает его на работу. Он появляется там сам. Берет сразу две миссии, маленьких и незначительных (такую мелочевку их новый барьер теперь детектирует на корню и отлавливают первогодки), но его ловит Нанами. Под предлогом «раз ты все равно здесь» они оба едут искать культистов, промышляющих незаконным (теперь) оборотом проклятых предметов, но находят только очередных поехавших. Возятся со странными проклятиями, возятся с культистами (Нанами против того, чтобы пустить всех на фарш), возятся с полицией, возятся с проклятыми предметами, освобождаются почти через четверо суток и успевают поладить. Кенто всегда выглядел в глазах Тоджи занудой, теперь же он знал это наверняка. Но по крайней мере тот был взрослым. Не задавал вопросов в стиле «почему ты такая скотина», не болел манией величия, только нудил, как старый приёмник. Но так даже лучше – хоть что-то забивает эфир. К тому же он и сам начал ворчать. Осталось начать закладывать руки за спину и прогуливаться по парку и их обоих смело можно везти в дом престарелых.       Теперь они время от времени ездят на совместные задания, выходят на большое дело и к ним, как банный лист к жопе, цепляется Итадори. А за Итадори приходит Фушигуро-младший.       — Отцы и сыновья, - вздыхает Годжо. Мегуми успевает ударить в чужой прессак быстрее, чем Тоджи. Скупая отцовская слеза готова задрожать на черных ресницах. — Ай.       Следствие заходит в тупик, а господа следователи едва не тонут в горной реке. У них не было другого выхода: какой-то фрик собирался спустить воду на плотине. Дело не касалось проклятий, но, когда они это поняли, выхода уже не было. Вниз по течению был целый город.       Заплыв получился длинным и Фушигуро-старший выходит из него победителем. Они 4,5 часа ныряли, чтобы найти взрывное устройство, а потом Итадори детонировал его, благо Мегуми сумел поглотить ударную волну в свою территорию, впрочем, в следствии этого все четверо тонут. Но Тоджи хоть и старый (он так решил), но все же всё ещё дьявольски силён, поэтому вытаскивает всех на берег, отмечая, что возраст всё же берет своё. Теперь он кашляет, как чахоточная псина и трясется, как чахоточная псина. Набирая Годжо, он думает, что и выглядит, как чахоточная псина.       Он отказывается лечиться у милашки-доктора и тащится в свою квартиру. Мокрый, голодный и злой. Роется в карманах и понимает, что, кажется, выронил ключи. И решает поступить как любой порядочный, взрослый, ответственный мужчина – в час ночи он пытается пинками выломать железную дверь. Впрочем, после первого же пинка мышь выглядывает из своей норы и спрашивает, чего это он удумал. Фушигуро-старший тяжело вдыхает, и она открывает дверь своей квартиры пошире, чтобы запустить бедолагу.       — Потом залезешь через балкон, так ты сломаешь только фурнитуру. Советы взрослой мудрой (нет) женщины пришлись кстати.       — Ты всё-таки из мафии и тебя забетонировали и скинули в токийский залив на корм рыбам, да?       Тоджи трясет от холода, раны саднят, сил отшутиться почти нет. Мышь притаскивает аптечку, пока он пытается вылезти в балконное окно. Маленькая рука хватается за его полумокрую футболку.       — Куда?       — Домой. Спать хочу. Долго.       — Ты не был дома черт знает сколько, там сейчас холодрыга. Иди прими душ и разотрись. Заклей раны и ложись.       — Откуда ты знаешь, что я не был дома? – он настороженно поворачивается, даже забыв, что вообще-то устал.       — Ты каждый день ешь в моём доме, откуда я знаю, что тебя не было дома? – она спрашивает так, будто он ребенок с перепачканным в шоколаде ртом, спрашивающий у родителя, откуда тот знает, что он ел шоколад. Фушигуро спрыгивает обратно и идёт в душ.       — Если ты опять стирал у меня вещи, возможно они лежат в сушке, - девушка не хочет сознаваться, что не вытаскивала их с тех пор, но вещи и правда там находятся. Он вообще-то стирает её трусы, а ей лень даже собрать одежду. Но в благодарность за шмот он даже не станет её дразнить по этому поводу.       Конечно, он забивает на раны и идёт прямо к креслу, в котором периодически кемарит с пультом в руке, делая вид, что не спит, но девушка показывает ему на кровать. Кто он такой, чтобы спорить с женщиной? Он заваливается на матрац и, кажется, снова тонет. Постель непривычно мягкая, а из-за одеял ощущается ещё мягче. Мышь притаскивает невесть откуда вытащенный гигантский вязанный плед и накрывает его поверх одеяла. Он хочет что-то сказать. Точнее отхаркнуть «спасибо», но засыпает.       Сон прогоняет боль от прижигания ранок: — фу, дай поспать.       Тоджи пытается перевернуться, но на него бесцеремонно залезают.       — Они начинают гноится, а я не хочу, чтобы ты все тут забрызгал своей отваливающейся плотью.       — Я сейчас… - он собирался сказать, что забрызгает тут все её кровью, но вовремя понял, что не стоит и снова провалился в сон. Девушка пожимает плечами и заканчивает обрабатывать ранки.       Когда он просыпается во второй раз, её нет дома. Он подъедает еду из холодильника и вылезает в окно.       В выходной (день рождения Фушигуро-матери) Тоджи надевает черный костюм и собирается на кладбище, когда встречает шокированного этой новостью Мегуми. Оказывается, тот не знал, что сегодня день её рождения. Фушигуро-старший бьёт себя в лоб. На её могильном камне выбита только дата смерти.       — Почему ты никогда не приходишь на годовщины и дни памяти? – Мегуми, кажется, задевал этот факт, хоть он и не подаёт вида.       — Она не очень любила поминки. Младшенький смотрит на отца и вздрагивает. Мужчина очищает камень и его лицо непривычно смягчается. Сейчас оба Фушигуро выглядят копиями друг друга.       — А что она любила? – Мегуми спрашивает тихо, почти шепотом, потому что не надеется на ответ.       — Фисташковое мороженое, лошадей, бегать по утрам, толстовки с капюшоном и тебя. Больше всех на свете.       Фушигуро-младший не может сдержать слез. Он не помнит маму, но отчетливо помнит момент, когда мужчина, стоявший перед ним, услышав его фамилию, воткнул железный штырь в свой оживший труп. Когда его воскрешают второй раз он снова вытаскивает Мегуми, не смотря на угрозу своей хрупкой новой жизни. Парень рано повзрослел и остался сиротой, но почему-то ни разу в жизни не мог сказать, что родители не любили его. Может они не были хорошими родителями, но сейчас он точно (доподлинно) знает, что мама любила его. Столько, сколько могла. Да и этот тип, зовущийся отцом тоже. Мегуми знает, что хотя его папа никогда не посвятит ему жизнь, но без вопросов отдаст её за него.       Дни сменяют друг друга, а проклятое щемящее чувство никуда не исчезает. Мышь сегодня задерживается и ему пришлось есть роллы из доставки. А они были пластиковые и невкусные. Жизнь к нему несправедлива!       Когда наступает время, когда не стыдно (перед кем?) и заснуть, Фушигуро натягивает одеяло посильнее и слышит хлопок чужой входной двери, а потом плач в ванной. Ну вот, почти получилось. И что там такого случилось?       Рыдания не унимаются, и мужчина встаёт, чтобы дойти до соседской двери и позвонить. Дверь не открывают, и он заходит через балкон.       — Эй, умер кто?       — Жаль, что нет! – голос прорывается сквозь рыдания. — Всё прахом! Больше полугода работы, а этот ублюдок сливает заказчика!       Она не унимается и воет так сильно, что Тоджи ничего не понимает. Он помнит про то, что у неё был какой-то проект, который она готова была презентовать и выйти в свободное плавание. Небольшой, но интересный (даже на его дилетантский вкус) домик с таким же небольшим садом. Он хочет сказать ей «ну построишь потом», но понимает, что не может. Всю жизнь так легко ломал чьи-то мечты, а тут даже язвить не хочется. Встреться они раньше – он бы как следует поглумился над ситуацией. Тоджи никогда не понимал, зачем рисовать воздушные замки. Зачем на что-то надеяться?       Девчонка в сердцах разбивает макет, тот раскалывается надвое, и она сгребает его в мешок, суёт Фушигуро, выставляя обоих за дверь. Он плетется к лифту, но тормозит и относит мешок домой, смотрит на макет немного сочувствующе: — ты, кажется, разочаровал её, приятель. Ну ничего.       Днём он покупает суперклей и сжимает половинки с такой силой, что трещины и не видно, а потом едет далеко в лес, куда не хотел приходить больше никогда, но и не прийти не мог, откапывает деньги, полученные перед самой смертью, скидывает в пакет из-под макета и едет домой, кидая находку рядом со склеенным домиком.       В чужой квартире темно, а хозяйка сидит перед телевизором с печальным лицом взирая на действо на экране. Тоджи хочет стереть это выражение, поэтому подходит и ложится рядом, вытягивая длинные ноги на приставленный стул. Они сидят в полной тишине, и он кладёт руку на чужое колено. Выводит незамысловатые круги и поднимается вверх по бедру. Девушка поднимается и даже не взглянув на него уходит в комнату, залезая с головой под одеяло. Эй, это всегда их утешало! Мужчина цыкает и плетётся за ней, присаживается на край кровати, кладя свою огромную руку на одеяло.       — Построй его.       — А? – девушка разворачивается и смотрит непонимающе, почти зло. — Уходи, Тоджи.       — Построй его для меня.       Она садится и на её лице столь сложное выражение, что Фушигуро ничего не понимает. Ему казалось это решит все проблемы. Сколько бы он не думал – это решение было идеальным.       — Чего? – она усмехается. — Ты в своём уме? Зачем тебе дом?       — Пока не знаю. Не заставляй меня придумывать причину. Просто построй чертов дом.       Тоджи шепчет и прижимается лбом к её лбу с рваной короткой челкой, чувствуя, как чужие волосы щекочут кожу. От неё пахнет дезодорантом, немного кондиционером для белья, шампунем с нероли и немного корицей. Ему нравится.       — Такой же? – у неё хриплый голос.       — Нет. Лучше. Это ведь для меня.       — Большой и вычурный? – она отстраняется и слабо улыбается.       Они сидят в тишине какое-то время, а потом он заваливается на кровать подле неё, стягивая тот огромный вязаный плед, который она так и не убрала с тумбы, накрываясь.       Когда он приходит к ней в очередной раз, девушка показывает ему проект дома в два раза меньше предыдущего. На эскизе двухэтажное строение из камня и дерева. Маленькое, крепкое и уютное, со всех сторон скрытое садом. У него несуразная крыша, окна первого этажа прикрыты деревянными щитами со шпоном, а на втором – четыре панорамных окошка. Тоджи совсем ничего в этом не смыслит, но ему нравится, потому что дом не похож на него, разумеется. Он похож на неё, поэтому он просто кивает, и девушка прячет эскиз.       Она что-то сосредоточенно вычерчивает, а он слоняется по её дому без дела, рассматривая тяжелые книги по архитектуре, запуская пластинки и неизменно подъедая еду из холодильника. Проект она делает только вечерами, поэтому получается не быстро, но всё же получается.       Время утекает сквозь пальцы и к тому времени, как ранней весной он найдет участок на самом пике горы в тихом районе, всё будет почти готово. Нанами советует подрядную организацию, изрядно удивляясь интересу своего нового друга (обоих коробит от этого) к такому, но всё же советует строительную фирму.       Он не появляется на объекте, потому что ему совсем нечего там делать, ведь за всем процессом внимательно следит мышь. А мыши очень наблюдательны.       — Хо-о-о, Вы должно быть архитектор? – высокий мужчина в повязке на глазах появляется у площадки.       — Да, а Вы, собственно, кто? – девушка проверяет лаги пола.       — Да так, коллега Тоджи Фушигуро, говорят тут происходят занятные вещи.       По школе ползёт слух, что у Мегуми точно будет новая мама и что она похожа на очаровательную маленькую кремовую булочку. Когда все уже по разу сбегали к строящемуся дому (кроме Тоджи и Нанами), Маки негодует, почему кто-то вообще способен влюбиться в Дзенина-старшего. Сам Фушигуро-старший на просьбу Нанами пояснить слухи только чешет ухо и издаёт глубокомысленное: — Э?       К концу стройки там не был только ленивый (даже студенты успели посмотреть, а они даже не знают кто такой Тоджи, зная лишь, что тот очень силен), проект участвует в выставке, а девушку приглашают в другое архитектурное бюро. То, о котором она всегда мечтала. Её ждет много потрясающих строений, но это – навсегда её любимое. Тоджи смотрит на дом и чувствует нечто сродни покою. На большее он не смел рассчитывать. Для талантливого мышонка – он трамплин в светлое будущее и что ж, если ему настало время оставить гремливое чудовище, то он рад, что смог что-то сделать для неё. Фушигуро продаёт квартиру.       Она, вопреки его ожиданиям, не растворяется в толпе, а натаскивает в дом мебели, говорит, как лучше оформить комнаты, делает зарисовки и подбирает всё, включая тарелки, сменные фильтры для кондиционера и не забывает даже мелочи для постирочной (удивительно). Его дом полнится вещами, но тот всё равно пустоват - в комнатах гуляет эхо.       — Ну, вот и всё, - она улыбается, осматривая законченный интерьер. — Я сделала эскиз сада, но к реализации приступят только поздней осенью.       — Наверное, спасибо, - мужчина стоит, заложив большие пальцы в карманы и смотрит на пейзаж за окном.       Она что-то болтает, а потом обнимает его со спины, утыкаясь лбом между лопаток, и они стоят не шелохнувшись.       — Пока, Тоджи!       — Прощай, мышь.