1
Родители Ибуки Аки умерли, когда ему было восемь лет. Это был несчастный случай. Вечером, когда они возвращались домой, налетел тайфун, и машина, которую вёл его отец, упала с горной дороги. Возможно, из-за шока от аварии он не запомнил этот момент. Не успел он оглянуться, как уже лежал один на больничной койке. По словам врачей, он чудом выжил. От своей тёти он услышал, что на самом деле всё было по-другому. — Это воля моей сестры. Пожалуйста, сделайте приоритетом продление его жизни. Очевидно, такова была воля его матери. Его отец умер мгновенно. Ему сказали, что вскоре после разговора с тётей мать тоже умерла. Его тётя последовала воле матери. Вот почему Ибуки не умер. После выписки из больницы его взяла к себе тётя, но ненадолго. Подождав месяц, пока Ибуки восстановится физически и душевно, тётя посадила его на корабль, и они отправились к острову на юге. Остров назывался Аяка. В этом месте он был впервые. Сразу по приезде тётя направилась в безлюдное кафе в старом городе. Там они встретились с мужчиной, одетым в гавайскую рубашку с ужасным рисунком. Ему было чуть за двадцать, но, несмотря на молодость, он казался странно постаревшим и высохшим. — Привет… Мужчина пристально взглянул на его тётю, попыхивая трубкой во рту и взъерошивая руками свои странные, тонко заплетённые волосы. — Он не собака и не кот. Не говори так легкомысленно. — Я не могу сама воспитывать этого ребёнка. Его склонности не имеют значения. А ещё из-за окружающей его обстановки. — Тогда почему я? — Другого подходящего варианта нет. — Я тоже не случайный прорицатель. — Я слышала, ты уже о ком-то заботишься. — Он родом с этого острова. Это не имеет значения. — Какая разница, один или два человека. — Ну, он же не собака и не кот. Общение между взрослыми двигалось взад-вперёд, как разговор на другом конце провода. Для начала, хотя она являлась его тётей, он едва знал её. Она была младшей сестрой матери и приходила к ним домой один или два раза в год. Вот и всё. Он никогда не играл с ней и никогда по-настоящему с ней не разговаривал. У них только однажды произошёл странный разговор. Тогда Ибуки почувствовал, что не только он сам, но также его отец и мать, её старшая сестра, были подавлены присутствием тёти. Вероятно, это было связано с молчаливым и мрачным характером его тёти, а также с её непонятной работой. Однако причина, по которой Ибуки остался жив, заключалась в «бизнесе» его тёти. Поэтому… в действительности он хотел жить со своей тётей. Он сказал ей об этом, но она отклонила просьбу племянника. И привела его сюда. Она подошла к мужчине со скверными манерами, который сидел за столом напротив. — Я не настоящий лейлист. Если он последует за мной, это плохо кончится. Произнося это, его тётя была такой же мрачной и бесстрастной, как всегда. Хотя она и не выглядела взволнованной, однако было что-то прекрасное в том, как она сидела на стуле. Это была та же самая твёрдость, с какой были отвергнуты желания Ибуки. — Прежде всего, если будешь продолжать в том же духе, у тебя наверняка возникнут проблемы. Судя по тому, что я видел… — Мужчина сверкнул глазами в сторону его тёти и опустил их. — Ты добилась большого прогресса, верно? Разве это не хорошая возможность? Почему бы тебе не вытереть ноги? — Дело не только во мне. — В любом случае, я помогу тебе, идёт? — Бесполезно. Если рискнуть, ситуация выйдет из-под контроля. В первую очередь, это путь, который выбрала я. — Выбрала? — Нет. У меня был выбор. Я приняла решение. Мужчина глубоко вздохнул и, закрыв глаза, тихо застонал. Лицо его тёти всё так же напоминало маску, она больше ничего не сказала. Окна магазина были открыты, и солнечный свет струился внутрь, падая на столы. Перед ним на столе с лёгким звуком таяли в стакане кубики льда. Он слышал, как булькает яблочный сок. Глядя на маленькие игривые пузырьки в стакане, Ибуки внимательно вслушивался в молчание взрослых. Потом он вдруг поднял голову… И заметил, что мужчина смотрит на него. Их взгляды встретились. В глазах мужчины было сочувствие. С тех пор, как умерли его родители, другие взрослые… кроме его тёти… смотрели на него именно так. Однако казалось, в глазах этого человека была глубина, которой он никогда раньше не чувствовал. Суровая, но богатая глубина, как у океана, окружавшего этот остров. — Хех. — Губы мужчины изогнулись в улыбке. Он рассмеялся. Одно это уже было для него необычайно привлекательным. — Я Янаги. — А? — Янаги Макото. А ты? — Ибуки Ака. — Ака? Ещё одно странное имя. Его одноклассники говорили ему это много раз, но впервые он услышал это от взрослого, с которым только что познакомился. Более того, который самоуверенно улыбался. Наверное, он был в замешательстве, но почему-то не чувствовал никакого дискомфорта. — Ты слышал, о чём мы говорили, верно? Твоя бессердечная тётя хочет оставить тебя со мной. Тебя это устраивает? Тон был насмешливым, но Ибуки понял, что это специально для того, чтобы ослабить его напряжение. И тогда он честно кивнул. Его тётя говорила, что это бесполезно, и Ибуки считал также. Единственный родственник, которого он знал, это тётя, и если она не хотела, чтобы он был рядом с ней, то других взрослых, кому он мог бы доверять, не было. Для Ибуки не имело значения, незнакомец ли это, какое-либо учреждение или неприглядный мужчина напротив. Только одно. Человек перед ним, называвший себя Янаги, имел для Ибуки особый «смысл». — …Вы тоже лейлист, правда? Тётя рассказала ему. Янаги был «соратником» его тёти. Убедившись, что Янаги кивнул, он продолжил: — Пожалуйста. Пожалуйста, научите меня. В этот момент для Ибуки это было единственной целью. Янаги пристально посмотрел на него, а затем вздохнул. — Эй, ты знаешь, что такое импульсная связь? — Я не знаю подробностей, но я… Он посмотрел на свою тётю, сидевшую рядом с ним. Было непонятно, заметила ли она пристальный взгляд Ибуки; его тётя всё ещё смотрела на Янаги с выражением, похожим на маску. Жизнь Ибуки спасла его тётя. Если бы он мог быть таким, как его тётя… Если бы в то время он был лейлистом… Возможно, его отец и мать не умерли бы. Ибуки перевёл взгляд со своей тёти на Янаги и сказал с глубоким волнением: — Я хочу стать лейлистом. Взгляд Янаги, устремлённый на него, стал ещё глубже. Вот тогда это и произошло. — …О, прекрасно, — вдруг пробормотал Янаги. А потом через стол, где трое сидели лицом друг к другу, мягко скользнула маленькая белая тень. Она влетела в магазин через открытое окно. Ибуки не мог отделаться от шока. Насекомое… нет; судя по размеру, он сначала решил, что это маленькая птичка, но они были слишком разными. Оригами. Для бумажного самолётика необычной формы предмет был странно хрупким. Он больше походил на вырезанный лист бумаги, чем на оригами. Самое главное, он скользнул на стол и не упал. Он продолжал парить над столом. Глаза Ибуки расширились, но Янаги и тётя, казалось, совсем не удивились. — Ты нашёл это? Принеси мне. Он обратился к парящему оригами. Ибуки, не понимая, посмотрел на Янаги, а затем на свою тётю с удивлением и сомнением, но ни один из них не дал никаких объяснений. И тут он вдруг понял. Это Янаги. Он управлял этим листом бумаги при помощи силы лейлиста. — … Через некоторое время… Раздался стук гэта. Звякнул колокольчик, и дверь кафе открылась. Когда в щель подул ветерок, внутрь проскользнул ещё один такой же листок бумаги. Затем вслед за листком в магазин вошёл мальчик. Вошедший был примерно того же возраста, что и Ибуки. Хотя он являлся таким же ребёнком, как он сам, он был одет в японскую одежду священника храма. Листок бумаги, пролетев по воздуху, направился к столику Ибуки. Мальчик проследил за движением листа, и его взгляд остановился на Янаги. Затем он посмотрел на его тётю, которая сидела рядом, а потом на Ибуки. Мальчик казался смышлёным и обладал изяществом «добродушного монаха». В безлюдном кафе он чувствовал, что разница между мальчиком, одетым в японскую одежду, и ребёнком вроде него самого подчёркивает что-то вроде «элегантности» мальчика. Он рефлекторно подумал, что это полная его противоположность. Разлучённый с родителями, брошенный родственниками и окружённый тяжёлой атмосферой, он был мрачным ребёнком, который не знает, что ждёт его в будущем. А это невинный и благоразумный мальчик, который носит идеально разглаженную одежду и смотрит на него без малейшего намёка на темноту в глазах. Однако, как ни странно, никакого чувства неполноценности не возникло. Возможно потому, что всё ещё присутствовало удивление от листа бумаги, а возможно, что с самого начала он чувствовал себя не в своей тарелке. Прежде чем ощутить себя несчастным по сравнению со своим соперником, он подумал: «Что это?» Странный длинноволосый паренёк, появившийся посреди серьёзного разговора. Такое несоответствие ситуации, как если бы бог, почитаемый в маленьком святилище на острове, вдруг явил свой лик в мире людей. — Харуаки. Сюда, — позвал Янаги, и мальчик приблизился. Слегка поклонившись Ибуки и остальным, он спросил Янаги: — Учитель? — как будто просил объяснений. Первым делом Янаги обратился к Ибуки, а не к мальчику. — Ака. Это Курама Харуаки. Как и ты, он мой ученик, и стремится стать лейлистом. Он почувствовал облегчение. То, о чём его тётя упомянула ранее в разговоре, насчёт «заботиться о ком-то», вероятно, относилось к этому ребёнку. Этот мальчик, который казался полной его противоположностью, преследовал ту же цель, что и он. И… — Итак, Харуаки. Это Ибуки Ака. С сегодняшнего дня он будет моим младшим учеником. Услышав эти простые слова, не только Ака, но и мальчик, стоявший перед ним, не смогли удержаться и взглянули друг на друга. Лицо мальчика выражало некое удивление, смущение и беспокойство. И немного надежды на будущее. Дружеское любопытство по отношению к Ибуки, который был того же возраста. А что же Ака? Его интересовало то, как он смотрел на него сейчас. Когда они оба замерли от неожиданности, Янаги улыбнулся, показав белые зубы. — Живите дружно, ладно? Он услышал, как его тётя рядом тихонько вздохнула с облегчением. В тот день Ибуки Ака встретил Кураму Харуаки и стал учеником Янаги Макото. Это было начало новой жизни в новой семье. А потом…2
Семь лет спустя. Перед глазами Ибуки была та же улыбка, что и тогда. В чёрной рамке. Ибуки мрачно смотрел на эту улыбку, которую он никогда не сможет вернуть. Прошло пять дней с тех пор, как Янаги пожертвовал собой, чтобы усмирить Огненного Дракона после извержения Шиносимы. После похорон Янаги прошло два дня. «В конце концов, я…» Семь лет прошло, как он прибыл на остров, и семь лет, как стал учеником Янаги. Ибуки усердно тренировался каждый день, и результаты этих тренировок уже стали его неотъемлемой частью. В этом году ему исполнялось пятнадцать лет. Ибуки сейчас находился на рубеже того, чтобы стать лейлистом. Но действительно ли эти семь лет имели какое-то значение? Ибуки рассчитывал овладеть навыками лейлиста, чтобы защитить «свою семью». Но итог таков. Он точно так же потерял свою «семью». Эта невыносимая потеря разрушила семь лет жизни Ибуки. Его тело было тяжёлым. Словно плоть и кости превратились в грязь. Чёрная смола облепила всё тело, разъедая его и давя на сердце. Он даже не чувствовал злости от поражения. В конце концов, он не смог защитить его. Нет, несмотря на то, что он хотел защитить Янаги, у него не получилось даже умереть вместе с ним. Даже собрав все свои силы до конца. — … Ибуки сжал кулаки, словно пытаясь побороть чувство опустошённости. Стиснул зубы. Сила восстала против себя, и его всё ещё покрытое шрамами тело застонало от боли. Однако на самом деле этого было недостаточно. Он был уверен, что заслуживает более сильной боли. Боль была настолько велика, что уничтожила его. Но никакой боли не хватило бы, чтобы заглушить эту сокрушительную потерю. — …Ака-кун. Услышав позади себя голос, Ибуки медленно обернулся. Там стояла Амамия Момоко. У неё был ужасный цвет лица, но она продолжала улыбаться. Она всегда была такой. Даже когда наступали трудные или печальные времена, она проявляла упорство и преодолевала их со спокойной улыбкой на лице. Она пытается пройти и через это. — Ты в порядке? Ты ведь тоже почти не спал прошлой ночью, да? — Это ерунда… Я в порядке. — А что насчёт еды? Ты с утра ничего не ел, верно? Приготовить тебе что-нибудь простое? — Нет… у меня нет аппетита. От бесцветного голоса Ибуки улыбка Момоко обернулась невесёлой усмешкой. — Но… рана ещё не зажила. Тебе нужно немного подкрепиться. — Раз так… То, что сказала Момоко, было правильным. Она всегда тщательно следила за самыми обыденными вещами. Она не проявляла беспокойства, но и не медлила, поскольку это составляло основу её жизни. Только благодаря созданию мощной основы, люди могут двигаться вперёд. Она понимала это без всякой логики. Сама Момоко, должно быть, переживала потерю также глубоко, как и он. Тем не менее она могла заботиться о других. Ибуки в полной мере чувствовал, что уступает её силе. Только… Какой смысл сейчас питаться? Нет никакого «будущего», к которому он мог бы двигаться сейчас. Ибуки промолчал, и Момоко больше не стала его принуждать. Она перевела взгляд с Ибуки на то, что находилось позади него. Ибуки тоже повернулся, чтобы снова взглянуть на умершего, надеясь, что это захватит его внимание. Янаги Макото. Впечатление было таким же, какое сложилось при их первой встрече: беспечный парень. В то же время он был и «великим отшельником», достойным восхищения жителей острова. Сильный, щедрый и смелый. Однако он был загадочным человеком, у которого имелись также небольшие тонкости. Наставник Ибуки. И возможно… второй отец. Он представлялся ему неким чудовищем, которое не сдвинется с места, что бы ни делало. Естественное существование, словно неотъемлемая часть этого мира, такое как ветер, вода и солнце. Он не мог поверить, что его больше нет. — …Я уверена, на том свете он будет извиняться. Будет преувеличивать, говоря, что это горячо, но ни в малейшей степени не плохо… — шутливо сказала Момоко. В конце фразы послышалась лёгкая дрожь, но Ибуки сделал вид, что не заметил. Янаги Макото мёртв. Он умер. Может быть… в обычных условиях такого не должно было случиться. «Чёрт! В конце концов, это моя вина». Он знал, что сила Огненного Дракона возрастает. Янаги также принял меры предосторожности против этой проблемы. Да, момент получился ужасным, но если бы было чуть больше времени, с ситуацией можно было справиться. Совсем немного времени. Они не смогли подготовиться, чтобы выиграть даже такой короткий промежуток. Он не смог помочь своему наставнику. Какой позор. «Я…» Череда обрывочных мыслей хлынула из глубины его сердца. Головокружительный жар и озноб сотрясали всё тело. «Я должен был остаться. Даже если бы и умер в итоге». Когда он подумал об облегчении, которое испытал в тот момент, то не смог сдержать слёз. В тот момент он отдал бы всё, что имел, и прожил свою «жизнь» на полную катушку. Возможно, было бы некоторое сожаление, но должна была быть и некая гордость. Но этого не случилось. Он оставил своего наставника и ушёл. И он будет продолжать жить, не ощущая себя «живым». «Почему? Почему это происходит?» И вот… — …Ака. В тот момент, когда он услышал этот голос, ему показалось, будто чёрная смола, разъедавшая его, внезапно вспыхнула и загорелась. Чувства, поднимавшиеся из глубины его души, превратились в гнев, подобный магме. Он обернулся. Там стоял его брат, глядя на него печальными глазами. Его сердце неистово билось. Поток крови, казалось, давил на мочки ушей. Однако рядом была Момоко, и возможно из-за этого он немедленно не выпустил свой гнев наружу. — Харуаки-кун. Голос Момоко прозвучал слегка неуверенно. Хотя он не рассказывал подробностей, она, должно быть, о чём-то догадалась по тому, как они оба себя вели, когда вернулись с острова. Они выросли как настоящие братья, но между ними возникла необычная трещина. — … Ибуки сделал шаг вперёд. Проходя мимо своего брата, он тихо сказал: — Пошли, — и продолжил идти, не оглядываясь. Спустя мгновение он понял, что его брат следует за ним. Ибуки шёл, изо всех сил стараясь сдерживать себя, хотя казалось, что вот-вот взорвётся. — Эй, Ака-кун? Момоко окликнула его сзади, но он проигнорировал это и ушёл. На отношение Ибуки его брат даже не сделал замечания. Возможно, он тоже решил, что будет лучше, если они останутся вдвоём. Ничего не говоря, Ибуки обулся и вышел за дверь. Его брат молча последовал за ним. Недолго думая, они обогнули дом и вышли в сад. Ибуки шёл впереди, его брат следовал за ним. На самом деле он хотел отойди в более отдалённое место. Но когда Момоко скрылась из вида, его терпение кончилось. Ибуки задрожал и замер. Следуя за его движениями, его брат тоже остановился. Ибуки развернулся всем телом вокруг своей оси, и они посмотрели друг на друга. — … Курама Харуаки, брат Ибуки. Курама спокойно выдержал взгляд Ибуки, полный молчаливого укора. Курама был бледным и мрачным. По сравнению с ним самим, он казался внезапно повзрослевшим. Ибуки подумал, неужели он стал так смотреть на него после смерти Янаги. Даже когда они нашли тело их наставника и на похоронах, они вдвоём едва обменялись взглядами. А сейчас... Ибуки казалось, что он вот-вот взорвётся от гнева, клокочущего внутри. Он чувствовал, как кипят негативные эмоции, сжигая его разум и тело. — Э… Опередив брата, который собирался что-то сказать ему, Ибуки выплюнул резкий вопрос: — Почему ты сбежал? Лицо Курамы окаменело.* * * * *
Как и догадалась Момоко, в тот момент между этими двумя всё-таки была пропасть, из которой сочилась кровь. Острая и ледяная трещина, откуда вырывались боль, гнев и беспомощность. Наверное, братья пытались помириться. Ибуки всё ещё думал, что ни за что не сможет сделать что-то подобное, но, возможно, именно это он и хотел сделать в тот момент. Попытаться залечить раны, хотя бы немного. Смотреть вперёд, как Момоко. Конечно же, он не смог этого сделать. На самом деле разрыв увеличился. Для Ибуки этот разговор только подтвердил, что восстановить их отношения невозможно. Было ясно, что они расстались. Поэтому он покинул остров. Он ничего не сказал. И ничего не оставил позади. Не то чтобы он знал, что делать. Но он не мог оставаться на острове. Однако, как только он покинул остров, у него появилось представление о том, куда нужно отправиться. Или, возможно, он неосознанно вспомнил это. Фраза, которую однажды сказал его наставник. Он слышал обрывки разговора, который тот вёл со своей подругой «из той же отрасли», как если бы это было чьё-то чужое дело. Сделать это — всё равно что поймать облако. И всё-таки Ибуки без колебаний поставил всё на эту возможность.3
Митама парила в воздухе, излучая слабый свет. Для юного Ибуки «существо», которое он изредка видел в повседневной жизни, было как бабочка или паук. Только когда он стал достаточно взрослым, то, наконец, осознал, что «это» невидимо для всех, кроме него. Когда Ибуки обнаружил это, мать посоветовала ему никому не рассказывать. Однако Ибуки не считал способность видеть «это» чем-то особенным. В возможности видеть «это» не было ничего хорошего, и у него в связи с этим никогда не было плохого опыта. Для юного Ибуки «это» было настолько очевидным, что ему не хотелось глубоко об этом задумываться. Поэтому, конечно, он понятия не имел, какие опасности таила в себе подобная «специальность». — Помогите! За ближайшим святилищем раскинулась полузаброшенная роща. То, что он увидел в тот день, несколько отличалось от обычного. Обычно оно испускало слабый свет, но в тот день почему-то казалось мутным. Увидев это, он почувствовал отвращение. Затем он бросил камень. Было лёгкое ощущение, словно он отгонял это. Он никогда не думал, что «это» будет «давать отпор». Мутный свет сгустился и сделался твёрдым, открыв пару жутких глаз. Сотрясаясь от смеха, оно напало на Ибуки. Он в отчаянии бросился прочь. Но «это» погналось за ним. В процессе преследования Ибуки «это» постепенно увеличивалось в размерах и, приближаясь сзади, становилось всё более зловещим и «отвратительным». Ибуки от страха почти перестал дышать. И всё же он сопротивлялся изо всех сил. — Иди отсюда! — Он повысил голос и замахал руками. В этот момент «это» вдруг остановилось, но ситуация только ухудшилась. Благодаря оказанной поддержке, его глаза узнали Ибуки и обратились строго к нему. «Это» подпрыгнуло и приблизилось. И поразило бы его. Ибуки инстинктивно зажмурился, но боли и шока, которых он ожидал, не последовало. Напротив, он заметил, что «неприятное ощущение», которое он испытывал, внезапно исчезло. Когда он от удивления открыл глаза, то увидел спину взрослого человека, стоявшего там, будто бы защищавшего Ибуки от «этого». Это была его тётя. В тот момент, когда Ибуки снова испытал шок от «этого», «оно» упало на землю по другую сторону тёти и растаяло, словно бы вскипев. Ибуки был ошеломлён сценой, развернувшейся перед ним. Его тётя оглянулась через плечо. И произнесла с тем же холодным видом, что и всегда: — У тебя талант. Это нехорошо.* * * * *
Шёл сильный дождь. В углу кладбища стояла женщина, одетая в чёрный траур, с чёрным зонтом в руках. Цветы, которые она принесла, лежали мокрые от дождя на могиле перед ней. Ибуки издали посмотрел на спину женщины, сравнив это со смутными воспоминаниями о ней, а затем отошёл в тень дерева. Зонта не было. Вместо этого он натянул на голову капюшон. Женщина уже должна была его заметить, но с её стороны не последовало никакой видимой реакции. Ибуки подошёл к женщине перед могилой, сознательно хрустя гравием под ногами. Он молча остановился позади неё. Мелкий дождик мягко ударял по зонту женщины, мочил капюшон Ибуки. Запах растений, тающих под дождём, щекотал нос. «Что я должен сказать?» — размышлял Ибуки, глядя на спину женщины. — Давненько не виделись. Женщина заговорила первой. После нескольких секунд молчания Ибуки коротко ответил: «Да». — Сколько тебе сейчас лет? — Пятнадцать. — Да. С тех пор прошло семь лет, — сказала женщина, медленно обернувшись. Она посмотрела на Ибуки: — Ты вырос. —…По сравнению с прежним. В конце концов, он не видел её с тех пор, как стал учеником Янаги. Это была их первая встреча с детства. По крайней мере, было естественно, что его фигура стала больше. С другой стороны, женщина, стоявшая перед ним, совсем не изменилась по сравнению с тем, какой он её помнил. Во всяком случае, он так считал. Бледное лицо и безжизненные глаза. Неживая внешность и истощённое лицо. Всё как тогда, когда она пригласила Ибуки на острова Аяка. Словно время для неё остановилось. Однако в отличие от того времени, когда он был ребёнком, Ибуки теперь мог видеть разные вещи. Напряжённая, но прекрасно контролируемая жизненная сила. Она остра и тверда, но в то же время податлива. Женщина перед ним обладала «силой» хорошо натренированного японского меча. У неё также была тёмная «сила», заставлявшая лезвие пропитываться кровью. Ибуки невольно ахнул от холодного прикосновения. Его тело естественным образом напряглось. «Партнёр» Янаги. Ещё один человек, которого Ибуки знает. «Как нам следует разговаривать?» Ибуки задумался ещё более взволнованно, чем раньше. Однако, словно для того, чтобы избавить его от напряжения, женщина повернула голову и снова посмотрела на могилу. Могила, где похоронены родители Ибуки. Могила её сестры и зятя. Сегодня была годовщина их смерти. — Вы приезжаете сюда каждый год? — спросил он прежде, чем подумал об этом. — Да, — безучастно ответила на вопрос тётя. — Потому что это узы. — Вы имеете в виду близкое родство? — Верно… но это немного другое. Для меня сестра была нитью, связывающей меня с миром, в котором она жила. — Мир? — Да. — Его тётя слегка кивнула. — Мир, отличный от того, где я нахожусь, реальный мир. Именно потому, что я связана с ним, я смогла избежать падения. — Даже после её смерти? — Жизнь или смерть, не имеет значения, — решительно сказала его тётя. В этих словах не было никакого напряжения, но Ибуки всё равно не смог унять дрожь. — Я определённо связана с этим местом. Для таких людей, как я, этот факт важен. Я приезжаю сюда раз в год, чтобы подтвердить большую значимость этого места. Он осознавал, что, возможно, не до конца понял смысл слов своей тёти, которые она произнесла так спокойно. Тем не менее, он чувствовал, что может уловить «вес», заключённый в её словах. Она отважилась рассказать ему эту историю, и это было её намерение. На самом деле… — Кажется, Янаги умер. Он решил, это значит то, что вступление окончено. Она сразу перешла к делу. Когда Ибуки вздрогнул и приготовился… — Но да. Похоже, этот человек не пошёл по короткому пути. Оставить тебя там было правильным решением. — Что вы имеете в виду? — Теперь ты можешь стоять самостоятельно. Это была удивительная оценка, и он был вынужден признать, что она противоречила его ожиданиям. Ибуки в очередной раз осознал, что хотел, чтобы на него смотрели свысока, как на незрелого цыплёнка, а не как на полноценного человека. Потому что как только они узнают тебя, ты больше не сможешь им доверять. Он плотно сжал губы. Ему в очередной раз дали почувствовать свою слабость и самоуверенность. Её слова и действия, вероятно, основывались на понимании намерений Ибуки, когда он пришёл встретиться с ней. Однако вернуться туда он не мог. Ему приходилось держаться за это, даже притом, что было неприятно. — Пожалуйста, — выдохнул Ибуки всем телом. Словно желая броситься на землю, он упал на колени и простёрся ниц. — Пожалуйста, сделайте меня своим учеником. Я хочу, чтобы вы начали с нуля! Колени его были мокрыми от грязи, а спина — от дождя. Неосторожно… — Давным-давно вы сказали, что у меня есть талант. Тогда вы сможете раскрыть этот талант. Любой метод подойдёт. Это не обязательно должен быть правильный путь. Даже если я сойду с пути! Последовало долгое тяжёлое молчание. Только лил дождь, делая тело Ибуки холодным. После… — Почему? — коротко спросила его тётя. Ибуки уткнулся лбом в землю. — Я хочу отомстить врагу моего учителя! Я не хочу больше никого терять! Мне нужна «сила», чтобы сделать это! — воззвал он от всего сердца. В этот момент показалось, будто жизненная сила, протекавшая под землёй, слегка дрогнула. Снова воцарилась тишина. Потом… — Даже если ты сойдёшь с пути… — пробормотала его тётя. Несмотря на то, что голос её остался прежним, это прозвучало так, словно её переполняли какие-то безумные эмоции. — Похоже, ты узнал это от Янаги. — …Подробности мне неизвестны. — Всё-таки ты знаешь это, верно? Что я использую запрещённые методы. — Да. — И ты пришёл ко мне? — Это всё, — чётко ответил Ибуки. Его тётя глубоко вздохнула. Её голос прозвучал немного хрипло, как будто она внезапно постарела: — …Идиот. «В этом нет сомнений. Я глуп. И всё же я не могу выбрать другой путь». Он не мог выбрать. В тот день Ака стал учеником своего второго в жизни наставника.4
— Самое главное — это гармония. Ибуки неуверенно кивнул в ответ на объяснения брата, не совсем понимая. Прошло полмесяца с тех пор, как Ибуки приехал на остров, расстался со своей тётей и стал учеником Янаги. Они уже встретились с семьёй Амамия, где остановились, и Ино Санджи, друг Янаги, взял на себя все хлопоты. Ибуки уже являлся жителем островов Аяка. По крайней мере, юридически. Однако он не чувствовал себя на своём месте на этом идиллическом острове, куда приехал впервые. И это фактически заставляло его осознавать, насколько он чужой. — А. Смотри! На этом острове очень богатый жизненный поток, не так ли? Как сказал его старший брат, «эта штука» была обычным явлением на острове. Вдобавок, все они были несколько крупнее, чем те, что встречались на материке. Этот факт, несомненно, являлся свидетельством богатства, о котором говорил его брат, но у Ибуки складывалось впечатление, что в поле кружило много насекомых, и они были огромными. Судя по всему, «оно» на этом острове называлось «митама». — …Ясно. Теперь, когда я понимаю такие вещи, как гармония и изобилие, пожалуйста, расскажи мне больше о техниках. Если я собираюсь стать лейлистом, это не сработает без умения использовать магию, — проворчал Ибуки, чувствуя себя неловко. Выражаясь по-детски, для Ибуки лейлист являлся «колдуном». А волшебник потому и волшебник, что может использовать «магию». Колдун, не использующий магию, подобен рыбе, которая не умеет плавать. Нет, прежде всего, в буквальном смысле, человек, который не может использовать магию, не является «колдуном». А брат, стоящий перед ним, который всего на год старше, определённо способен использовать магию. Позже ему сказали, что таинственными листами бумаги, парящими в воздухе, которые он увидел, когда познакомился с ними, очевидно, управлял его брат. Этот мальчик уже овладел той же техникой, что Янаги и его тётя. Однако когда его брат услышал торопливое бормотание Ибуки, то покачал головой, словно был не согласен. — Нет, Ибуки-кун. Самое главное для лейлиста не уметь пользоваться техникой, а чувствовать движение жизненного ритма и жизненной энергии. Стать единым целым с природой или, точнее, наблюдать за жизненной формой. Я имею в виду, что искусство лейлиста — это всего лишь вторичный аспект этого стиля. Брат прочитал ему пафосную лекцию с ясным и гордым выражением лица. Прошло полмесяца с тех пор, как они познакомились, но он уже хорошо представлял себе характер своего брата. Умный, элегантный, в некотором роде изящный «добрый монах» — именно такое впечатление сложилось у него при первой встрече. В то же время он был «странным парнем», совершенно не на своём месте. Если бы они были одноклассниками, то, наверное, ради блага других его бы выбрали старостой беспокойного класса. Он был уверен, что тоже был бы рад это сделать. Однако в роли «брата» он очень раздражал. — …Харуаки. Необходимости сдерживаться не было, и Янаги тоже это подтверждал. Ибуки выкрикнул имя своего брата Курамы с явным намёком на недовольство, хотя они всё ещё называли друг друга по фамилии. — Я уже вполне усвоил вашу теорию импульсной связи. Но я пришёл сюда, чтобы изучить технику. И ты, и наставник можете её использовать, только я один не умею. Мне это не нравится. Не могу простить себя за то, что я единственный, кто кажется «другим». — Это потому, что Ибуки-кун только что стал учеником. — Ака. — А? — Давай, Ака, всё в порядке. Он не хотел на него давить, но его голос прозвучал естественно. Курама выглядел смущённым. Он хотел с ним поладить, но не получилось. В этом заключалась его особенность. Ибуки продолжил говорить, понимая, что причиной этого был не Курама, а он сам. — От наставника я тоже слышал нечто похожее на то, о чём ты говоришь. Я понимаю, что такой образ мысли является основой связи, и что это важно. Думаю, это философия связи или образ мышления. Но, учитывая сказанное, я хочу постичь это как можно скорее. Теперь, когда Ибуки потерял родителей и уехал оттуда, где жил, единственные люди, к которым он обращался, это чувствующие «связь». И ещё до того, как эта мысль смутно оформилась в его голове, Ибуки ощутил, что зря тратит время, даже не успев встать на ноги. Это чувство тоже привело его к разочарованию. Он хотел испытать это «ощущение» как можно скорее. Почувствовать, что он не был неправ, ощутить, что это правильно, и быть способным принять сложившуюся ситуацию. — …Пожалуйста, Харуаки. Курама, похоже, тоже почувствовал разочарование Ибуки. Его старший брат убрал свою обычную улыбку и серьёзно взглянул на Ибуки. Затем, после некоторого колебания, он принял решение и кивнул. Встав лицом к лицу с Ибуки, он медленно приблизился. — Закрой глаза. — Э? — Хорошо. Курама говорил серьёзно. Ибуки подавил сопротивление, которое вдруг овладело им, и закрыл глаза, как он ему и говорил. — Дыши глубоко, расслабь тело и постарайся расслабиться. Следуя словам Курамы, он только приоткрыл один глаз. Курама, стоявший прямо перед ним, закрыл оба глаза. Он также сделал глубокий вдох и расслабился, концентрируясь медленно и глубоко. Ибуки быстро закрыл глаза и сделал глубокий вдох, обостряя своё сознание. Концентрация. Мысли Ибуки исчезли. — Чувствуешь, как жизненная сила течёт через тебя? — Ну, так себе. — Сосредоточься на потоке. — Я делаю это… — Больше. Как будто видишь это своими глазами, прикасаешься руками, ощущаешь это. — … Он подумал, что это абсурд. Однако быстро отбросил насмешки и стал серьёзным. Он всерьёз, от всего сердца, сосредоточился, чтобы ощутить жизненную силу. На таком уровне, который даже не замечал каждый день. Он гнался за ощущениями, которые каким-то образом всегда испытывал, словно глядя на них своими глазами или трогая руками. Жизненная сила внутри него. Жизненная сила Курамы была прямо рядом с ним. Вдобавок… — О, митамы пришли. Ты понимаешь? — …! Он понял это. Его глаза оставались закрытыми. Митамы даже не касались его тела. Однако… они были вместе с ними. Две… нет, их было ещё больше. Три, четыре и даже больше. Много разных, всего одиннадцать. Паря в воздухе, словно вынырнув из-под земли, все одиннадцать митам приблизились и мягко окружили их. Он мог ясно чувствовать их присутствие, даже не видя их глазами и не касаясь руками. Не только их существование, но и любопытство, которое митамы испытывали к ним. Распознание. Это взволновало его до мурашек. —…Отлично. Итак, сохраняя текущее состояние, давай перенесём наши ощущения «вовне». Хорошо бы «вниз». Посмотри ещё ниже, под ноги. Узнаёшь это? Распознать. Там что-то было. Проходило глубоко под землёй. Что-то обширное, похожее на океан, мерцало и струилось под землёй. Таинственная полоса света, одновременно ослепляющая и расплывчатая. Огромное, загадочное, торжественное и прекрасное. Бесчисленные… словно звёзды, стаи митам рождались, подобно пузырькам, и поглощались снова. То, из чего состоит мир, нельзя увидеть невооружённым глазом, но оно определённо существует. Лей-линия. Просто глядя на это, он чувствовал, что его затягивает. Ибуки был… «Ай…» — Он вскрикнул и оступился, чувствуя, что тонет. Он отчаянно цеплялся за всё, чего вдруг касалась его рука. Ибуки уже был готов упасть, когда что-то мягко накрыло его руку, которой он держался. — Прикосновение, притяжение и соединение с этой вещью — вот что связывает нас с нашим пульсом. Ибуки неосознанно открыл глаза, которым полагалось быть закрытыми. Его спина была разбита, и он схватился за брата, цепляясь обеими руками за одежду на его груди. Курама невесомо положил ладонь на ту руку, которой он держался. Курама молча смотрел на Ибуки со своей обычной улыбкой на лице. Ибуки с трудом перевёл дыхание, посмотрел на Кураму, пришёл в себя и отпустил его руку. Чувство, которое у него было только что, исчезло. Однако «истинное ощущение» осталось. «Истинное ощущение», что он явно вступил в контакт с чем-то большим, чем рассчитывал, но намного его превосходящим. — Я уверен, что ты сможешь добиться большего, если потренируешься… — застенчиво сказал Курама и взглянул на Ибуки. — Что думаешь, Ака? Он не выглядел гордым и даже не пытался показать свою реакцию. Это был простой, естественный вопрос без каких-либо других намерений. Ибуки глубоко вздохнул. Его тело было наполнено, но разум был пуст. У него не было ни времени, чтобы приукрасить это, ни сил, чтобы защититься. Лишь откровенно, но с серьёзным лицом: — Я голоден. Курама широко улыбнулся и кивнул: — Я согласен.* * * * *
Лунная ночь в горах, в богом забытом месте. Ибуки пристально смотрел на «это» ледяным взглядом, а оно беззвучно смеялось. Выпученный глаз в центре «этого» весело смотрел на Ибуки. Теперь Ибуки знал хорошо знакомое название «этого». Арамитама. — Так, «уничтожь» ядро, не повредив его. Ибуки слегка кивнул, не оборачиваясь, когда стоявшая позади наставница приказала ему это. Существует сила, которая течёт под землёй и является источником жизни. Янаги обладал этой силой, которая известна по всему миру под разными названиями… и его тётя также называла её «лей-линией». Говорят, что вся жизнь зарождается там и возвращается туда после смерти. Он не знал, насколько это истинно, и ему не нужно было этого знать. Ему было важно лишь то, что речь шла о «силе». Импульсное соединение — техника, использующая эту «силу», важнейшую энергию, текущую по венам жизни. Ибуки скрестил руки и пальцы, образуя печать. Хотя движения были в стиле Янаги, тётя, ставшая его новым наставником, не пыталась изменить движения ученика под её собственный стиль. Потому что в этом не было его «истинной силы». — Человек, земля и небо! Ибуки произнёс заклинание и взял под контроль жизненную силу внутри себя. Естественно, сущность жизни также текла через Ибуки. Однако собственной энергии было недостаточно. Таким образом, лейлист использовал собственную жизненную силу в качестве основного источника, перекачивая жизненную силу из лей-линии, протекающей под землёй. Вот как он пользовался энергией своей жизненной силы. Однако когда Ибуки применил эту технику за пределами острова, он снова осознал, насколько Аякские острова благословлены жизнью. На материке поток жизни глубокий и сконцентрированный. Поэтому необходим более строгий контроль над энергией. Невзирая на обстоятельства, арамитама неуклонно приближалась к Ибуки. Его энергии было всё ещё недостаточно. Перекатившись, Ибуки уклонился от атаки арамитамы. «Чёрт!» Это было, словно он сразу же вернулся после того, как стал учеником Янаги. Однако новая наставница не давала никаких советов нерешительному ученику. Она просто наблюдала за ним. Нет, или, может, она вообще просто наблюдала. Независимо от того, ранен Ибуки или нет, не было никакой гарантии, что его тётя ему поможет. Но это было хорошо. Доверчивое сердце становится изнеженным. Избалованность отнимает силы. — Человек, земля и небо! Ибуки снова повторил технику. Жизненная сила, текущая под землёй, иногда выходит на поверхность и вырывается наружу. Когда жизненная сила, покинувшая лей-линию, достигает определённого количества и плотности, она принимает форму, называемую митама. Ибуки с детства видел таинственную морскую луну, парящую в воздухе. Те, кто имел талант, могли увидеть это невооружённым взглядом, но в сущности, митамы были бесполезными и безвредными, как насекомые. Однако жизненная сила, из которой состоит митама, иногда становится «застойной» из-за влияния внешнего мира. Когда вся их энергия застаивается и затуманивается, митамы укрепляют своё собственное существование и начинают нападать на то, что является источником влияния из внешнего мира: на людей. Как эта арамитама прямо перед ним. «Дальше, решай!» С ярким светом в глазах, Ибуки завершил свою технику. Жизнь запульсировала и изменила атмосферу. Возник вихрь, который в мгновение ока набрал силу. Кроме того, жизненная сила, создавшая вихрь, сгустилась и сконцентрировалась, превратившись в острое лезвие. Бесчисленные мечи обрушились на арамитаму. Издав звук, который нельзя было назвать криком или смехом, арамитама развалилась на куски и рассыпалась. Наконец в воздухе осталось только центральное глазное яблоко, ядро арамитамы. Однако в тот момент, когда Ибуки разжал губы, последний меч задел глазное яблоко. — Ах… Он не смог удержаться от восклицания. Но было уже слишком поздно. Рана, нанесённая лезвием, быстро расползлась, и глазное яблоко, как и всё остальное тело, распалось и исчезло. «Чёрт». Ибуки стиснул зубы. Тётя велела ему не повредить ядро. И арамитама, которая только что исчезла у него на глазах, была третьей за ночь. Он проделывал это с арамитамой много раз. Даже если бы она была во много раз сильнее, чем эта, он был уверен, что сможет очистить её самостоятельно. Так это казалось. Ни неблагоприятные условия пребывания за пределами острова, ни нестандартный стиль боя, при котором остаётся только ядро, не могли служить оправданием. Этот результат — ни что иное, как доказательство незрелости Ибуки. Чувство собственной никчёмности, которое он испытывал с тех пор, как потерял Янаги, в конце концов стало давить на него тяжёлым грузом. Однако даже после третьей неудачи ученика выражение лица тёти не изменилось. Тем же спокойным голосом, что и два предыдущих раза… — Ещё раз, — коротко произнесла она. Затем его тётя слегка подняла правую руку и осторожно вытянула указательный палец. А потом пробормотала заклинание себе под нос. В тёмном лесу глубоко в горах пальцы его тёти были такими белыми, что казалось, будто они слабо светятся в лунном свете. Как бы привлечённая белизной, откуда-то из леса появилась новая митама. Паря в воздухе, митама без колебаний приблизилась к его тёте. Словно стрекоза, она опустилась на кончик её вытянутого пальца. Затем, встряхнувшись, начала застаиваться и становиться мутной. В то же время — увеличиваться в размерах и становиться более зловещей. Ибуки напрягся и побледнел, хотя уже начал привыкать к этому зрелищу. Наконец внешний вид митамы совершенно изменился, её центр открылся, и изнутри появилось глазное яблоко. От митамы к арамитаме. Это техника его тёти. В технике Янаги намеренное загрязнение жизненной силы считалось недопустимым. — Уничтожь это, не повредив ядро, — холодно прозвучал голос его тёти. Тётя устремила указательный палец по направлению к Ибуки. Арамитама сорвалась с него и подпрыгнула в воздухе, выражая искажённую радость. Ибуки отбросил страх перед своей семьёй: не страх перед арамитамой, а страх перед табу, — и сосредоточился на четвёртой битве. На этот раз у него получилось. Тело арамитамы исчезло, и на землю упало только оставшееся ядро — глазное яблоко. Оставив тяжело дышащего Ибуки, тётя молча подошла к ядру и осторожно подняла его, как будто срывала полевой цветок. Она встала прямо перед Ибуки. — Руку. У него потекла слюна. Он не хотел этого признавать, но всё-таки смущённо протянул руку. Тётя отдала Ибуки поднятое ядро. Взгляд Ибуки был прикован к его собственным рукам. Он не смог бы сразу описать то чувство, которое поднималось от его ладони. Оно было сырым, но фальшивым, скользким, но острым. Однако он ощущал, словно бы оно слегка пульсирует. Грязное, страшное и вызывающее негативные эмоции. В то же время оно было жестоким, властным и разрушительным. «Сила» арамитамы всё ещё была очень заметна. — Она разбавлена до предела. На мой взгляд, с её составом проблем нет. Однако, это всё ещё нелегко. От этого довольно скромного предупреждения у Ибуки по спине пробежали мурашки. Если будет больно, он это выдержит. Однако трудно преодолеть физиологическое отвращение сделать нечто ещё более непростительное, чем табу — то, что показала его тётя. Если то, что он собирался сделать, было законной связью, например, с Янаги это было бы непростительным поступком. Сам Ибуки возненавидел бы его всего несколько недель назад. Но теперь… Перед глазами Ибуки, в ладонях его рук, в устрашающей форме пряталась некая «сила». В поисках этой «силы» Ибуки покинул остров и людей, которые там жили. Он сошёл с пути. Даже если он сойдёт с правильного пути… — Пожалуйста, приготовься к следующему шагу. — Следующему? — Напоминает большую столовую. Ибуки выдавил из себя улыбку и поднял ядро арамитамы над головой. Он сжал его пальцами обеих рук и со всей силы раздавил. Ядро лопнуло, и густое содержимое вылилось на лицо Ибуки. Ибуки широко раскрыл рот, чтобы принять его и проглотить. Это было похоже на припадок самоубийцы. В детстве Ибуки пошёл по стопам Янаги.5
Наступил сезон, когда на острове становится холодно. Подметая территорию храма, Курама на мгновение остановился, чтобы посмотреть на деревья. И вдруг подумал о течении времени. Менялся запах воздуха. И внешний вид деревьев. Пульсировала жизненная сила. Скоро будет… — Это зима. Течение времени никогда не останавливается. Этого можно не заметить сразу, но изменения происходят день ото дня. Неважно, что случается. Например, даже если исчезнет молодой мастер или ученик. Курама переосмыслил эту очевидную истину. — Он сказал, что собирается на материк. Может быть, он не хочет оставаться на острове без Янаги-сенсея. Так сказала Момоко. Ещё она сказала: — Если дело в этом, то всё в порядке. Однако Курама думал иначе. Он не сказал бы, что Момоко не чувствовала того же, но не мог поверить, что его младший брат покидает остров только по этой причине. Он никогда не убегал. Даже сейчас Курама чувствовал, что он уехал с острова, чтобы двигаться вперёд. Младший ученик покинул остров, ничего не сказав. После этого Момоко получила письмо, в котором он просил её не беспокоиться, но она не могла с ним связаться. — Пока я позволю ему делать всё, что он хочет. Так сказал Ино. Даже говоря это, он, похоже, втайне работал, чтобы, по крайней мере, попытаться выяснить его местонахождение. Теперь, когда умер Янаги, он вызвался стать законным опекуном для Курамы, Ибуки и остальных. Даже Курама не мог противостоять дотошному отношению Ино, который присматривал за ним. Просто тогда… — Интересно, всё ли в порядке. Он этого не знал. И не осталось никого, кто мог бы подсказать ему ответ. Курама смотрел на деревья, готовящиеся к зиме. После этого он вернулся к уборке территории храма.* * * * *
— Смотри. Она испеклась. — Ты опять… только что развёл огонь без разрешения, наставник же отчитал тебя. — Что? Тебе это не нужно? — Я этого не говорил. — Тогда посмотри. — Боже… Курама перестал подметать двор и с сердитым лицом повернулся к Ибуки. Однако его суровость быстро сменилась лукавой улыбкой, и к тому времени, когда он подошёл к Ибуки, сидевшему на корточках перед остатками костра, к нему вернулось его обычное доброе выражение. — Да, — сказал Ибуки, наклоняясь и протягивая ему печёную картошку. Курама, получивший это, воскликнул: — Горячо! — Идиот. Она только что из костра. Не бери голыми руками. — Потому что ты… Ах, она плывёт по ветру, да? Ты очень умелый. — Так она быстрее остынет. — Ты используешь технику для глупых вещей… — При помощи техники я тушу огонь, и для устранения последствий тоже использую технику. Я практикую это каждый день. Услышав слова младшего ученика, Курама снова улыбнулся и сказал: «Да, да». Затем, сложив руки печатью, он произнёс короткое заклинание, разбудил маленького Кама-итати и очистил кожуру с печёной картошки, как будто ножом. Ибуки, который гордился изощрёнными приёмами своего брата, принял серьёзное выражение. Увидев лёгкую печаль на его лице, Курама улыбнулся и спросил: — Что думаешь? — Как всегда, ты хорош в технике. — Потому что у меня есть основы. В отличие от тех, кто хочет заниматься только практикой. — То, что ты собираешься съесть, является продуктом этой практики. — Понимаю. Спасибо, Ака. Курама послушно поблагодарил Ибуки и сел рядом с ним. Ибуки, улучив нужный момент, схватил печёную картофелину и разломил её пополам. Когда они оба одновременно откусили, на их лицах появились довольные улыбки. — Как тебе жаркое? — Подними руки, Ака. Теперь ты полноценный лейлист. — О, я получил одобрение брата. Однако моя цель не стать «полноценным» человеком, а быть в одной лиге с «сильнейшими». — Чтобы открыть магазин по продаже жареной картошки, тебе не нужна сила. — Это не магазин жареной картошки. Я имею в виду, зачем мне магазин жареной картошки? Ибуки бросил взгляд на своего брата, который всё ещё казался немного неуместным. Между тем Курама улыбался и набивал рот печёной картошкой. — Если подумать, Ака. Это ведь то, что разделят Момоко-сан и Джинги? — Они этого не упустят. — А как насчёт наставника? — … Ибуки потерял дар речи. Изначально, поскольку ранее его отругали за разведение костра, он подсознательно рассчитывал сохранить это в тайне от Янаги. Однако, исключая Момоко, он не верил, что юный Джинги способен сохранить тайну. Казалось, Кураме почему-то было весело. — Предыдущее одобрение откладывается. Если наставник узнает, что у меня не хватает, он обязательно меня накажет. — …Другими словами, нам не придётся это выяснять. Планы поменялись. Давай съедим всё сами. — Разве это не значит быть стойким? — Так постарайся не раскрывать этого. Говорю тебе, раз ты это съел, значит, ты сообщник, Харуаки. — Давай сделаем так. Отдадим две оставшиеся печёные картофелины Момоко-сан и попросим её подать их на ужин. — Ты что, собираешься поделиться этими двумя кусочками со всеми? — Я собираюсь использовать их в качестве ингредиента для приготовления пищи. Момоко-сан будет рада, верно? — О, ясно… — Может, немного печёного картофеля не помешает. Или растопить масло и посыпать солью… — Ты просто гений, Харуаки! Поэтому ты лучший ученик наставника. — Хе-хе. Гармония важна во всём. — В таком случае, давай проверим картошку, чтобы убедиться, что она правильно приготовлена. — Верно. Будет затруднительно, если она не допеклась. Они оба рассмеялись, заканчивая печь картошку. Потом, когда Янаги увидел картофель, выложенный на ужин, он посмотрел на двух своих учеников, сидевших перед Момоко, которая расхваливала человека, что принёс ингредиенты. И, не сказав ни слова, сел за стол, лукаво улыбаясь двум незнакомцам.