пляж

Клыну семь лет, когда родители привозят его на пляж. Дорога была ужасающе длинной, но мама включила ему мультики на планшете, поэтому большую часть времени он терпеливо сидел пристегнутым в детском кресле и посмотрел практически всю «Историю игрушек», пока их автомобиль наконец не остановился. Клын ждёт, когда отец отстегнёт ремни безопасности, а затем быстро выпрыгивает из машины, мимо родительских объятий, и начинает бегать по тротуару, разминая ножки. — Клын! — зовет его мама, подзывая рукой к огромной лестнице куда-то вниз, и Клын спешит, хватаясь за её руку, чтобы медленно спуститься по каменным ступенькам ниже. Пляж заброшенный и практически пустой, вокруг только огромный океан и много-много песка. Лишь где-то вдалеке Клын, прищурившись, видит несколько маленьких пятен, похожих на ракушки, и огромную сгнившую корягу. Мама разрешает ему посмотреть, поэтому он тут же срывается с места и убегает от родителей вдоль берега, хихикая, когда песок пробирается сквозь шлёпки и прилипает к его ногам. Кабклын любил пляж. У его родителей был пляж и целый огромный дом, где останавливалось много людей, в другой части города. Папа называл это отелем, который достался им от дедушки. Клын проводил там каждые выходные, бегая по пляжу, купаясь недалеко от берега и очаровывая местных постояльцев. Он любил убегать от взрослых и просто сидеть на берегу, рассматривая большие волны на горизонте, в честь которых получил имя. Клын хотел бы жить на пляже когда-нибудь. Он рассматривает несколько маленьких ракушек, усевшись совсем недалеко от воды, когда мама зовёт его обратно. — Это твой пляж, — говорит мама с улыбкой. Кабклын восторженно открывает рот, пытаясь охватить взглядом полосу горизонта. — Мой? — Твой. Когда папа ставит немного кривую деревянную табличку с надписью «Пляж Клына», нацарапанной обычным цветным мелком, прямо в песок, рядом с омывающими его водами океана, Кабклын совсем не задумывается над тем, что это значит в реальном мире. Ему всего семь, а у него уже есть целый пляж, на котором он может бегать, прыгать и играть совершенно один, и никто ему не запретит! Это звучит слишком круто для него. Клын думает лишь о том, что он сможет проводить все своё время в одиночестве и ничто ему не помешает. Клыну двенадцать лет, когда родители забирают его из школы на слушания. Мама объясняет, что это просто формальность и совсем ничего страшного, что у налоговой просто возникли вопросы в документах, поэтому им нужно подтвердить их подлинность и законность. Клын скучающе сидит на табурете в огромном здании налоговой инспекции, пока мимо него, в узком коридорчике между кабинетами, туда-сюда снуют государственные служащие. Кабклын подтверждает государственному инспектору, что ему понятно о чем идёт речь, потому что дома мама уже объяснила ему все сложные взрослые юридические вопросы. «Пляж Клына», использующий его имя в своём названии, отчислял ему за это вознаграждение, которое оседало на вкладе, заведённом на него родителями. Папа тоже уже говорил ему об этом. Он сможет воспользоваться средствами оттуда, когда станет совершеннолетним, и теперь господин инспектор проверял легальность сделок его родителей, которые были и его законными представителями, и владельцами отеля в одном лице. Все эти сложные взрослые вещи были для него абсолютно неинтересными. На все вопросы служащего Клын отвечает утвердительно, и с облегчением вздыхает, когда их с мамой наконец отпускают – он уже опаздывал на тренировку по баскетболу. Клыну шестнадцать лет, когда преподаватель по рисованию называет его фамилию и говорит, что он на удивление неплохо справился. Женщина сетует на его нерасторопность и что он мог бы развивать свои навыки в искусстве, если бы уделял должное внимание чему-то помимо баскетбола. Кабклын в недоумении, потому что он всё ещё не сдавал никаких работ на проверку, у него на это просто не было времени. Да, неудовлетворительные оценки сказывались на его общем балле, но между баскетболом, двойной нагрузкой по научной программе и бессмысленным времяпрепровождением за рисованием он точно выбирал не последнее. Он рассказывает об этом Ноэлю после урока, и тот тоже удивляется. Когда они подходят к столу учителя, чтобы забрать свои работы, на листке с именем и ученическим номером Клына действительно поле подсолнухов и лес на горизонте, нарисованные на тему единения с природой. Кабклын ничего не понимает. Через неделю преподаватель снова ставит ему восемь баллов за натюрморт и просит поработать над перспективой. Ноэль вопросительно приподнимает брови со своего места через две парты от него, на что Клын только отрицательно качает головой. Кто-то делал за него работы, но он не мог понять почему. Кто вдруг захотел нагрузить себя такой бессмысленной, двойной работой и зачем? Когда наступает время перемены, Кабклын спешит забрать работу, сданную под его именем. Клын рассматривает немного плоскую вазу и нарисованные рядом яблоки, а затем переворачивает рисунок и замирает. Снова его имя. Вот только ученический номер был чужой. На обеде они с Ноэлем пытаются выяснить кому мог бы принадлежать номер, но так ни к чему и не приходят. Судя по цифрам это был их одногодка, но не из их класса и даже не из соседнего. Клын не помнит таких цифр и даже не знает в каком направлении искать, пока Ноэль не предлагает устроить ловушку. Он караулит дверь в кабинет рисования ровно через неделю, притаившись за углом. Конец срока для сдачи работ был установлен до конца обеденного перерыва, и Кабклын был абсолютно уверен, что никто не прошёл мимо него незамеченным, он видел своих одноклассников, прибегающих, чтобы сдать лист или два, но всех их он знал и их ученические номера не подходили. Остаётся всего семь минут до конца перемены, и он почти готов сдаться, когда слышит тихое шарканье в коридоре, заставляющее его замереть. Кабклын наблюдает, как высокий долговязый мальчишка, сжимая в руках лист с очередным рисунком цветов, медленно подходит к двери, воровато оглядывается по сторонам, а затем быстро заходит внутрь, спеша к столу преподавателя. Кабклын даже прийти в себя не успевает, когда темноволосый юноша выбегает из кабинета и быстрым шагом спешит скрыться из виду. Клын бросается за ним следом. Даоныа. Так его назвал одноклассник, когда мальчик подбегал к классной комнате уже после того, как звонок, оповещающий о начале урока, прозвенел. Клыну нужно спешить в совершенно противоположное крыло школы, ведь он уже опоздал на своё занятие, но он задерживается на секунду, чтобы подойти ближе и запомнить номер кабинета. Ноэль помогает найти в школьном расписании класс, обучающийся в это время, а затем через знакомую в офисе школьного президента получает чужое расписание, закатывая глаза на то, каким взволнованным выглядел Кабклын, просматривая список предметов. Даоныа. Теперь Клын понимает, что мальчик с очаровательными круглыми щеками и милой улыбкой всегда присутствовал где-то рядом с ним, на периферии. Он был красивым и достаточно популярным, освещая жизнь всех вокруг своей широкой улыбкой и милым голосом. Он забавно смеялся над шутками своих одноклассников, и часто путался в собственных ногах, за что его друг постоянно его отчитывал. Не было ни одного человека, кто мог бы сказать о Даоныа хоть что-то плохое. Он сиял ярче полярной звезды. Кабклын не знал почему такой чудесный человек, как Даоныа на протяжении нескольких недель делал за него домашнюю работу по рисованию. Даоныа специализировался на искусстве и даже выигрывал конкурсы со своими картинами, выясняет Клын, молчаливо наблюдая со стороны. Возможно дело было в этом? Он хотел больше практиковаться в искусстве, поэтому брал на себя двойную работу за случайного нерадивого студента, о котором узнал у преподавателя по рисованию? — Ооо, — тянет друг Даоныа, Нэй, и смеется, — Ты трудишься над его работой усерднее, чем над своей собственной. Кабклын складывает руки на груди, облокотившись о дверной косяк, и вытягивает шею, чтобы рассмотреть очередную работу, которая вскоре станет его. Двое школьников не замечают его, склонившись над листом. — Ну и что? — тут же защищается Даоныа, пихая друга в бок подальше от своей работы, — Смотри за собой. Что ты вообще нарисовал такое? Кабклын не может сдержать улыбки. Даоныа увлечённо вырисовывал карандашом линии, иногда высовывая кончик языка от усердия, радостно хлопал по столу, когда у него получалось особенно хорошо. Тратил весь час для самостоятельной работы на то, чтобы нарисовать домашнюю работу за Клына. Прячась за стеной и осторожно выглядывая, Кабклын с благоговением наблюдает, как мальчик пробирается в кабинет по рисованию в обед по средам, чтобы оставить очередную работу для проверки. Даоныа был чудесным и искренним, и это восхищало Кабклына. Иногда Клын замечал, как тот сидит на трибунах, наблюдая за тем, как Кабклын играет в баскетбол с одноклассниками. Иногда они совершенно не случайно пересекались взглядами в столовой, когда Клын выискивал тёмную макушку парня и натыкался на взгляд его карих глаз, который, однако, тут же исчезал, когда Даоныа пытался сделать вид, что не смотрел в сторону Кабклына. Это было очаровательно и... Заставляло Кабклына ощущать те самые бабочки, о которых сплетничали его одноклассницы. Возможно ли, что он... нравился Даоныа? — Ты что, снова делаешь работу за Клына?! — громко возмущается Нэй, и Даоныа шипит на него, быстро закрывая рот друга своей пятерней. Клын останавливается на краю баскетбольной площадки, наблюдая, как паникующий Даоныа бьёт друга по плечу своим большим альбомом с рисунками, оглядываясь по сторонам: — Замолчи! Люди могут услышать! Кабклын не сдерживает улыбки. Он уже отказался от обеда с Ноэлем, чтобы караулить мальчика со звездным именем у кабинета в северном крыле здания. Звучало глупо, но уже несколько недель они встречались там, даже если Даоныа был не в курсе этого, и Клын чувствовал себя глупцом, когда на губах расцветала ужасно глупая улыбка от мысли, что это почти похоже на тайное свидание, даже если о нем знал только он. — Знаешь, ты можешь просто заговорить с ним. Ну там, подойти, сказать, что ты всё знаешь. Пригласить на свидание, в конце концов. Уже ведь понятно, что у вас с Джиа нет отношений. Просто поговоришь с ней позже, — говорит Ноэль, доставая зонт из своего рюкзака и протягивая другу, собирающемуся выбежать на улицу. Клын ничего не отвечает, отказываясь от предложенного зонта. Он вновь оставляет Ноэля, направляющего на дополнительные занятия, чтобы дойти до внутреннего школьного двора, где обычно любили проводить время школьники из класса искусств. Он знал, что один из уроков был отменен, потому что преподаватель болел, так что рассчитывал найти того, кто так внезапно стал центром его внимания, именно там. Даоныа с огромной улыбкой на губах разрисовывал белый горшок подсолнухом. Клын замирает у опорной колонны, рассматривая, каким счастливым выглядел парень, смешивая краски, аккуратно выводя жёлтые лепестки, пока его друг рядом бубнил о чём-то бессвязном. Внутри него что-то теплело каждый раз, когда он наблюдал за этим мальчиком, всегда счастливым и улыбающимся, всегда открытым и дружелюбным со всеми. Даоныа был бескорыстным, никогда ничего не требуя взамен и, кажется, даже не собирался признаваться в том, что именно он был причиной почему средний балл Клына резко стал выше, чем обычно, когда исчезли неудовлетворительные оценки по рисованию. Но он молчал. Это была их маленькая тайна, которую они хранили на двоих. Единственная ниточка, которая позволяла Кабклыну чувствовать, что он близок к Даоныа. Он так хотел подойти к звездному мальчику и заговорить, возможно вскользь упомянуть о том, что он всё знает, но каждый раз, когда он думал об этом, его дыхание прерывалось, а сердце начинало слишком громко биться где-то в горле. Клын волновался и понимал почему, но не мог признать это даже в мыслях в страхе, что чувства переполнят его и всего этого будет слишком. Он не чувствовал этого никогда, даже рядом с Джиа, особенно рядом с Джиа, что только раскрыло ему глаза на то, в какой ситуации он оказался, позволив себе плыть по течению чужих ожиданий. Пытаясь успокоиться, Клын думает, что хотел бы привести Даоныа на свой пляж. Там, где он чувствует себя спокойнее всего. Там, где он чувствует себя уверенным, почти всемогущим, в комфортном месте, где от него никто ничего не ожидал и не требовал, где он был просто Кабклыном, которого можно любить за то какой он есть, а не за то, кем он пытается быть. Кабклын хотел спрятаться в своём безопасном месте, потому что сейчас ему было страшно от того, что он не знал, как выразить свои чувства в словах. Как признаться в них хотя бы самому себе. В одну из следующих недель преподаватель даёт задание нарисовать что-то, что они любят и ценят больше всего. Клын пишет родителям, что задержится у Ноэля, и получив сообщение с согласием от матери, убирает телефон в карман шорт, вернувшись к наблюдению за Даоныа, самоотверженно оставшимся в школе допоздна, чтобы закончить рисунок. Клын остается в школе до того момента, пока охранник не выгоняет Даоныа, когда за окнами совсем темнеет, а затем на уважительном расстоянии следует за Даоныа, провожая, чтобы убедиться, что тот безопасно добрался до дома. Когда преподаватель в конце урока отдаёт ему пейзаж, на котором изображен берег моря, Кабклын думает о том, что Даоныа может быть любовью всей его жизни. Клыну восемнадцать лет, когда Даоныа наконец на его пляже. Ныа впервые здесь, и Кабклын взволнован, думая о том, как мечтал об этом последние несколько лет. Даоныа прямо здесь. На Пляже Клына. На его пляже, а не где-то в Германии. — Это то место, куда ты хотел меня привезти? — спрашивает Даоныа, когда они стоят на террасе недалеко от отеля, наблюдая за волнами. — Здесь очень красиво. Эти слова согревают его. Когда Клыну становилось совсем тоскливо от мысли, что он больше никогда не увидит свою путеводную звезду, он представлял это себе в самых сокровенных мечтах. Как однажды он чудесным образом приведёт Даоныа на этот пляж, крепко держа его за руку и чувствуя чужое тепло. Как проведёт того вдоль берега и будет рассказывать смешные истории из детства, где он стрелял из водного пистолета в гостиничных постояльцев и прятался в лодках местных рыбаков от мамы и тётушки, лишь для того, чтобы вызвать на лице Даоныа улыбку. Клын вырос на этом пляже у моря, Хуахин был его домом больше, чем Бангкок, практически большей частью его жизни. Клын хотел, чтобы Даоныа полюбил этот пляж так же, как он однажды полюбил его. Возможно тогда у Клына мог бы появиться второй шанс. Смотреть, как маленькая улыбка затрагивает уголки губ Даоныа, когда он рассматривает морской пейзаж, как светятся его глаза от радости, едва он узнает, что мама Клына тоже где-то рядом, заставляет сердце Кабклына изнывать. Он любил Даоныа так сильно, он хотел, чтобы тот стал частью его жизни навсегда. Он готов был построить маленькую крепость прямо на этом пляже, если это означало, что Даоныа остался бы с ним. — Так, значит пляж принадлежит твоей семье? — спрашивает Даоныа, пока его глаза исследуют огромное белое здание курорта с аккуратными маленькими балкончиками. Дом Клына, гласила красивая голубая вывеска на входе. — И тебе тоже, — осмеливается сказать он, рассматривая волны, и поворачивается к Даоныа, чувствуя прилив уверенности, разбивающийся о скалы реальности. Даоныа уже погружен в разговор со старшим братом по телефону, и Клын чувствует себя сбитым с толку. Растерянным и вновь неуверенным, теряющимся в сомнениях. Потому что так же, как в шторм бушуют волны, в жизни Даоныа, прямо посреди пляжа Клына, появляется Тайфун. — Думаешь, Ныа нравится Фун? — спрашивает Кабклын позднее, обеспокоенным взглядом смотря наверх, туда, где Даоныа, облокотившись о забор, мило беседует с их другом. Он улыбается Тайфуну так счастливо, им явно комфортно в компании друг друга, и Кабклыну это не нравится, но он не имеет права чувствовать эту жгучую ревность. Он сам виноват в том, что это случилось. — Не знаю, — отвечает Мэйти, поджимая губы в ухмылке, — Но они сидели вместе в автобусе. А ещё выбрали соседние кровати. Так что у него явно больше шансов, чем у меня. Шон рядом фыркает и даёт другу подзатыльник, они начинают препираться, пихаясь, и случайно ударяют Клына локтем, тут же извиняясь, но Клын этого даже не замечает, взглядом следя за Даоныа. Что-то меняется в его лице, когда он поворачивается к морю в следующий раз, в выражении лица Ныа прослеживается грусть, а Тайфун рядом смотрит на него слишком знакомым взглядом, и Клын чувствует, как внутри него всё переворачивается от понимания ситуации. Он видит, как его мать подходит к ним, и спешит подняться, чувствуя, как дрожат руки, а сердце заходится в приступе. Тайфун. Тайфун. Тайфун. Каждый раз, когда имя их друга срывается с губ Даоныа, Кабклын чувствует себя всё более отчаянным. Он совершает ошибки и видит обиду и боль в глазах Даоныа, когда очередное неверное слово вырывается из его рта. Он думает, что его слова должны быть правильными, ведь это то, чего Даоныа хочет, это то, что он сказал ему сам, но затем вновь и вновь его приверженность следовать за словами Даоныа разбивается на осколки от слёз в глазах его любимого, от его слов, от стука глухих шагов по деревянным доскам моста, когда тот покидает его. Вот почему Клын предпочитал молчать и показывать свои чувства поступками. Слова противоречивы, слова сбивали с толку. На небе сияет полная луна, освещая безлюдный пляж в ночи, когда Клын медленно поджимает под себя ноги и утыкается лицом в колени, позволяя слезам катится по щекам. Этот пляж должен был стать его поддержкой и защитой, но вместо этого Клын чувствовал, как готов развалиться на кусочки. Клыну девятнадцать лет, когда мама спрашивает его о том, как им следует назвать их новый, недавно купленный курорт на пляже севернее пляжа Клына. — Пляж Дао, — отвечает Клын и проверяет реакцию матери, облегченно улыбаясь, когда видит довольное выражение лица. — Ах, какая чудесная идея! — мама восторженно хлопает в ладоши, присаживаясь за стол, — Я уверена, что Даоныа будет в восторге. И это всего лишь другой берег от твоего пляжа, вас будет разделять только лес. Разве не романтично? Клын кивает, позволяя себе улыбнуться шире. Наконец спустя столько времени Даоныа был его возлюбленным, но иногда казалось, что его родители были готовы усыновить того ещё до того, как Кабклын соберётся сделать заветное предложение. Дао понравился его отцу с первого же взгляда и их первый совместный ужин прошёл за шутками и подтруниванием над Кабклыном, который вздыхал по звёздному мальчику всю старшую школу, пока его мать была в восторге от того ещё задолго до их первой встречи. — Но мы должны будем спросить у него разрешение на использование его имени в коммерческих целях, — тут же спохватывается мама и поворачивается к сыну, — Можно я позвоню ему? Пригласим на обед. Я так по нему соскучилась! — Нет, стой, подожди! — Кабклын перехватывает руку матери, замирая, пока в его голове медленно формируется план. — Согласие будет, но попозже. Хорошо? Я хотел бы сначала привезти его туда. — Что ж... — мама кивает, немного подумав, — Только не забудь, хорошо? Ещё одной проволочки с документами наш юрист не переживёт. Но я ведь могу позвонить ему и пригласить на обед? Со своими экзаменами вы совсем перестали к нам заезжать! Кабклын послушно кивает и довольный приступает к обеду, слушая как его мать нежно воркует по телефону с его бойфрендом. Он уже строит грандиозные планы на их поездку, представляет реакцию Даоныа, когда тот увидит табличку, и спустя всего пару недель с удовольствием думает о том, что был прав – глаза Даоныа взволнованно расширяются, когда он видит своё имя на входе. — Пляж Дао? Что это значит? — Моя семья построила ещё один курорт, и мама спросила как назвать его. Поэтому я предложил «Пляж Дао», — говорит Клын, останавливаясь перед входом, и поворачивается к Даоныа. Глаза его мальчика комично широко расширяются, Клын краем глаза видит снисходительное улыбку Принца и озадаченное лицо Пи’Фа. — Клын, — выдыхает Даоныа, — Тебе не нужно делать это ради меня. Твоя мама не против этого названия? Клын делает шаг вперёд, вторгаясь в чужое личное пространство, и наклоняется ближе, признаваясь вкрадчивым голосом: — Она любит его, — они обмениваются улыбками, и Клын счастлив, что ему всё ещё удается смутить Дао, поэтому, чувствуя огромную волну удовольствия, он продолжает. — Два пляжа, названные в честь двух её сыновей. Кабклын абсолютно доволен собой, когда тёплые губы касаются его щеки, даря нежный поцелуй. Пляж Клына отделён от пляжа Дао лесополосой, торговым кварталом и пирсом, но вместе, с высоты птичьего полёта, они составляют единое целое, гармонично переплетённые из одного курорта в другой с ухоженной береговой линией. Кабклын любит каждую частичку этого. — Я не хочу уезжать, — тихо признаётся Даоныа, всматриваясь вдаль, на побережье в ночи, из безопасной зоны освещённой террасы. Он уже признавался Кабклыну в темноте номера прошлой ночью, что чувствует себя здесь как дома, как он счастлив, что они с Клыном вдвоём и как он говорил об этом со старшим братом, и Куафа был вынужден признать, что Кабклын нашёл идеальное место, описывающее Дао. Клын обнимает его за талию, кладёт подбородок на чужое плечо и наконец решается тихо спросить о своём самом заветном желании. — Тогда.... После выпуска, будешь ли ты жить со мной здесь? — спрашивает он, затаив дыхание. Когда-то давно в детстве он мечтал жить на пляже, желательно в одиночестве, чтобы никто не указывал ему что делать или чем заниматься. Он мечтал целыми днями плавать в море и играть на берегу, строя песочные замки. Кабклын вырос, и его мечтой уже давно стала жизнь с Даоныа вместе, с тем, кому принадлежало его сердце, но всё ещё там, на пляже, в безопасности. Вдвоём. — Знаешь, просыпаться и видеть из окна пляж всегда было моей мечтой, — говорит Даоныа с улыбкой, крепко сжимая его руки в своих, и грустно смотрит вдаль на волны, — Но всё в порядке. Просто привози меня сюда почаще. И Клын хочет сказать так много о том, как он готов исполнить любое желание Даоныа, потому что любит его так сильно и видеть его счастливым делает Кабклына счастливым тоже. О том, как их желания схожи, переплетаясь вместе в идеальное будущее, которое они могли бы иметь вместе. Мечта Даоныа была так близка к его собственной мечте – просыпаться и видеть Даоныа каждое утро рядом. Каждый день получать его особенную улыбку, существовать в их маленьком мирке на двоих. Кабклын был бы более, чем счастлив, если бы этот маленький мир был на пляже, пляже Клына или Дао, неважно, ведь они оба принадлежали тому, кто был в сердце Кабклына и это всегда будет только Даоныа. — Видишь вон там? — Клын освобождается из объятий, откуда так не хочется выбираться и указывает Даоныа вдаль, чуть выше береговой линии. Там, за ограждением заканчивалась зона курорта и начинался лес, а чуть выше особняком стояли частные дома, выглядывая красными крышами среди деревьев. Сейчас в темноте они едва освещались уличными фонарями. Даоныа кивает. — Место откуда открывается лучший вид на море. Можно наблюдать за восходом каждое утро. Поэтому... Я думаю о том, чтобы построить там дом. В глазах Даоныа недоверчивая усмешка. Он любил амбициозность Клына и его большие планы, которые иногда звучали абсурдно, но в этот раз Кабклын хотел, чтобы он понял, что всё это касалось и его тоже. Всё всегда было только о его путеводной звезде. — Я создам художественную мастерскую, где у тебя будут все оттенки акварели, — говорит Клын, поджимая губы в улыбке, и даёт Даоныа время обдумать его слова, но не сдерживается и заговорщески шепчет, — А ещё я хочу маленький сад с подсолнухами. Прямо вон там. Даоныа смеётся, и это лучший звук, который Кабклын когда-либо слышал в своей жизни. — Там будет уголок, где растёт большое дерево, — говорит Клын, начиная мечтать, переплетает свои пальцы с тонкими пальцами Даоныа и крепко сжимает их, — Поэтому когда захочешь рисовать на улице, то сможешь сидеть под ним. Объятия Даоныа крепкие, а его голос дрожит. Он шепчет благодарность за то, что Кабклын так много делает для него, но Кабклын хочет возразить, потому что Даоныа заслуживает только лучшее, и Клын определенно должен сделать больше. Для него это были не просто слова. Он держал в своих руках своё будущее и готов был положить к его ногам весь мир, если потребуется. Клыну двадцать лет, когда мама советует обратиться в знакомое ей проектное бюро. — Они строили наш отель на пляже Дао! — говорит она, широко улыбаясь, когда передает Кабклыну визитку, — Они учтут все твои пожелания. Любовь его мамы к Даоныа и его семье была безгранична. Будто спустя столько лет она действительно обрела ещё одного сына, которого любила всем своим сердцем. Кабклын в очередной раз настоятельно просит убрать свои детские фотографии из гостиной, чтобы перестать смущать его перед гостями, но его мама отчаянно протестует, отказываясь, пока Даоныа хихикает рядом, уткнувшись Клыну в плечо. Клын краснеет каждый раз, когда родители Даоныа гостят в доме его родителей. Мама Дао подходит полюбоваться рисунками сына на стене в каждый свой приезд, независимо от того сколько раз уже посещала чужой дом. Под портретами его матери и отца, которые Даоныа подарил им на дни рождения, в ряд выстроились детские снимки маленького карапуза Клына, немного потеснившись в сторону для новых рамок. На одной из новых фотографий на лице его мамы счастливая улыбка, в её руках торт, а на её плечах руки Даоныа и Кабклына, широко улыбающихся в камеру. На ещё одной запечатлено одно из селфи Дао с Клыном, которое они присылали родителям с поездки в Чиангмай, а в последней добавленной рамке общая фотография с родителями Дао, когда они собирались на двадцатилетие Даоныа на одном из курортов. На фото волосы Дао всё ещё немного мокрые после купания в море, на его носу капелька крема с торта, который держит перед именинником его мать, а на плече подбородок Кабклына, обнимающего за талию. Даоныа светится счастьем. — Я скучаю по всему, что у меня есть на море, — признается Дао, когда Клын спрашивает его о задумчивом виде. На его губах небольшая извиняющаяся улыбка, будто он пытается оправдаться за свои слова, но для Клына не было ничего важнее, чем услышать их. Он разделял эту тоску. Кабклын мечтал отвести Даоныа на свой пляж с тех пор, как встретил его почти пять лет назад. Он хотел, чтобы Дао чувствовал себя в безопасности там, чтобы считал море частью своей жизни, своего дома также, как Клын. И прямо сейчас перед ним было живое подтверждение его сокровенной мечты. Кабклын не мог быть более счастлив. Он чувствует себя переполненным эмоциями, крепко сжимая в своей руке холодные ладони Даоныа, сглатывает комок в горле, понимая, что может поддаться чувствам прямо сейчас, и поднимает руку Дао к лицу, оставляя мягкий поцелуй на костяшках. — Пойдём за мной, — говорит он, чувствуя, как вибрирует изнутри от непреодолимого желания рассказать всё прямо сейчас. Не нужно было красивых слов или помпезной обстановки. Не было более идеального момента. В глазах Даоныа вопрос, когда он смотрит на экран планшета, куда Клын выводит чертеж. — Что это? — Сначала я хотел показать его после того, как всё будет завершено, — признается он, листая несколько планов, пока не останавливается на последнем черновом варианте, — Но потом подумал, раз это наш дом, то мы оба должны построить его. Кабклын чувствует чужой взгляд на себе и поднимает свои глаза от экрана на лицо Даоныа. Удивление, замершее в чужом взгляде, приоткрытые от неверия пухлые губы. Даоныа выглядел растерянным оленёнком в свете фар. — Дом? — спрашивает он, внезапно осипшим голосом, будто до конца не веря, что не ослышался, его глаза мечутся от лица Клына к чертежу и обратно. — Дом у моря, — кивает Клын и придвигает планшет ближе к Даоныа, чтобы дать ему рассмотреть получше, — Было бы хорошо, если бы ты помог завершить дизайн. — Я могу это сделать? — спрашивает Даоныа с абсолютно глупой, широкой улыбкой на лице, и Клын хочет поцеловать его так сильно, но также хочет насладиться тем счастьем в глазах его мальчика и показать всё, что он успел подготовить сам, и эти чувства почти разрывают его на части. — Конечно, дом полностью под твоим руководством, — говорит Клын, улыбаясь в ответ, и Даоныа жмурится от удовольствия, возвращаясь взглядом к чертежам, — Давай я покажу тебе всё. Даоныа преисполнен энтузиазмом. Он продолжает мечтательно улыбаться и задавать вопросы об их будущем доме, даже когда Клын убирает планшет и они начинают готовиться ко сну. Он засыпает с огромной улыбкой на лице, перед этим клюнув Клына поцелуем в губы и прижавшись к нему всем телом. Что-то меняется между ними с того момента. Они никогда не было слишком экспрессивной или эмоциональной парой, их устраивало жить в спокойствии и любви, доверять друг другу. Они прошли через слишком много драмы на пути к своему уютному маленькому счастью. Однако кажется, что после того разговора, после того, как Кабклын наконец показал Даоныа чертежи их будущего дома, они оба будто бы поняли, что это всё-таки не сон. Это реальность, реальность, которую они создают сами вместе, и это вселяло непоколебимую уверенность друг в друге. У них будет дом. И дворик, и арт-галерея, и сад с подсолнухами, и качели, и веранда. Клын осторожно загадывает на будущее и уклончиво умалчивает о том зачем им так много дополнительных гостевых комнат на втором этаже будущего особняка. Теперь это не просто мечты, это были их планы, которые должны были осуществиться, ещё одна ступенька на пути к их общему будущему. Кабклын и Даоныа строили свою семью. Поэтому когда Клын надевает кольцо на палец Даоныа, он улыбается, думая, как они вновь на шаг ближе к своей цели. — Пока это правая рука, — улыбается Кабклын, бережно придерживая чужое запястье, и вежливо добавляет, — Пожалуйста, запомните, что вы были забронированы. Даоныа закатывает глаза, усмехаясь на это. Глупо было бы считать обратное, хотелось сказать в ответ. Кабклын чувствует себя самым счастливым человеком на свете. — Как только строительство нашего дома будет завершено, наши родители встретятся для обсуждения свадебной подготовки. — О чем ты говоришь? — шепчет Даоныа, очаровательно краснея, и не может отвести взгляд от кольца. Клын видит в чужих глазах застывшие слёзы счастья, и крепко сжимает чужие руки в своих. Клыну двадцать два года, когда он покупает настоящее обручальное кольцо. Они всё ещё не могут официально вступить в брак, потому что их правительству совсем не до равноправия, но он больше не может ждать. Даже если они не смогут сыграть свадьбу в ближайшие несколько лет, он так сильно хочет называть Даоныа не просто бойфрендом, а женихом, будущим супругом, что иногда чувствует, как эти слова готовы непроизвольно сорваться с языка. Их вновь заставляют быть старшими наставниками для первокурсников и в этот раз всё проходит гораздо спокойнее и даже скучнее, чем годом ранее. Клын стоит перед толпой бывших школьников между Даоныа и Шоном, пока Тайфун вещает поздравительную речь о новом будущем и наставниках, которые помогут им провести первую неделю адаптации весело и влиться в коллектив. Когда речь доходит до представлений и очередь доходит до Даоныа, очередная волна шёпота проносится среди студентов, и Клын видит восхищённые взгляды бывших школьниц на его красивого бойфренда. Вместо ревности Кабклын чувствует прилив гордости: Даоныа заслуживает восхищение, которым его окружают, невозможно не заметить его красоту также, как и добрый характер, и ум, и таланты. Отсутствие ревности, однако, не останавливает его от очередного беззастенчивого и крайне самодовольного представления. — Кабклын... — говорит он и ощущает, как Шон по правую руку от него замер в предвкушении, — бойфренд Даоныа. Шон рядом хихикает, Даоныа закатывает глаза под очередную волну шёпота и смешков, а Клын поджимает губы в улыбке, понимая, что почти запнулся на представлении. Ему слишком хотелось сказать жених. Жених Даоныа. В отличие от кольца-обещания, дизайн которого он придумал сам, помощь в выборе обручального кольца он доверяет матери Даоныа. Дао готовится к экзаменам, поэтому Нэй и Покпонг занимают всё его время, что позволяет Клыну в один из вечеров позвонить маме своего бойфренда. Клын собирается пригласить женщину в ресторан, чтобы угостить, но та слишком воодушевленно приглашает его домой, поэтому Клын тратит почти два часа, чтобы добраться до пригорода Бангкока в противоположной стороне от своего дома. Отец Дао жмёт его руку и похлопывает по плечу в знак приветствия, а мама дарит крепкие объятия. Кабклын ужинает с ними за незначительными разговорами. Когда приходит время десерта, Клын начинает нервничать, но не потому что боится, он знает, что нравится родителям Даоныа и те доверяют ему своего сына. Просто он теряется что сказать. В первый и последний раз в жизни он просит руку и сердце возлюбленного у его родителей. — Клын, мальчик мой? — мам Дао склоняет голову на бок и обеспокоенно смотрит на его тарелку, — Что-то не так с едой? — Нет! — тут же возражает он, выпрямляясь, и несколько раз моргает, будто бы возвращаясь в реальность от долгих раздумий. — Тогда что-то случилось? — вновь спрашивает женщина. Кабклын кивает, сглатывая. Даоныа всегда говорил, что честность является лучшим решением. — Вы знаете, я очень люблю вашего сына, — начинает Кабклын. Он видит, как на лице госпожи Ваттанаватаначот секундное удивление сменяется нежной улыбкой. Она откладывает столовые приборы, сложив руки перед собой, и кивает. Отец Дао заинтересовано приподнимает бровь. — И я хочу сказать, что сделаю всё, чтобы Даоныа знал каждый день своей жизни как сильно я люблю его. И под каждым днём я имею в виду действительно каждый, — взгляд Клына взволнованно бегает по столу перед собой, прежде чем он решается поднять глаза, встретившись с двумя знающими взглядами. — Мы уже говорили об этом, но без конкретики и сейчас я действительно хочу... Сделать Дао предложение. И я официально прошу у вас руку и сердце вашего сына. Небольшая улыбка на лице женщины напротив превращается в широкую и счастливую, когда она начинает радостно хлопать. — Ох, мальчик. Тебе даже не нужно было спрашивать! — говорит госпожа Ваттанаватаначот, вытирая слезы в уголках глаз салфеткой, — Как будто здесь мог быть другой ответ кроме нашего согласия. — Ну не знаю, — тянет её супруг, посмеиваясь, и скрещивает руки на груди, — Может быть нам стоило сыграть недоступных родителей? — Поздно, — мама Дао шлёпает мужа по руке, а затем встаёт, протягивая руки в сторону Клына, — Иди ко мне, дай я тебя обниму. Когда Клын просит помощи в выборе кольца, мама Даоныа снова впадает в слёзы и радостно соглашается. Ей практически удается заставить Клына остаться на ночь, чтобы не ехать в город в темноте, но Кабклын вынужден отказать, потому что ему необходимо вернуться в квартиру, дабы избежать преждевременных подозрений у своего будущего жениха. Уже полтора года они с Даоныа официально живут вместе в его квартире и даже несмотря на то, что сегодня друзья захватили всё его внимание, утром его бойфренд должен был вернуться домой. Они с госпожой Ваттанаватаначот договариваются встретиться в будний день, чтобы сходить в ювелирный магазин, и Кабклын уезжает, получая на прощание крепкие объятия от своих будущих родственников. Он уверен, что видит в зеркале заднего вида, как отец Дао трёт глаза, когда его машина отъезжает от дома. Кабклын пересекается с Куафа парой дней позже, когда они с Принцем и Ноэлем встречаются за обедом. Клын долго выбирает момент, чтобы поговорить, но в итоге решается и окликает старшего на выходе только когда пара собирается покинуть их. Принц понимающе уходит вперёд, оставляя их наедине, и Клын нервно сжимает руки в кулаки, встречаясь с требовательным взглядом. — Ну? — спрашивает Куафа, не церемонясь. — Пи, — начинает Клын и видит, как Куафа тут же прищуривается. Серьёзность Кабклына напрягала. Клын выдыхает, пытаясь расслабиться, — Я собираюсь сделать Дао предложение. Куафа моргает. — И всё? — Клын кивает. Ещё секунду Фа озадачен, а затем внезапно старший вздыхает, потирая лицо ладонью, — Я думал ты уже его сделал. — Да, но.... Официально. С кольцом и всё такое. Я уже спросил благословения у его родителей. Куафа сконфуженно моргает. — А кольцо, которое он не снимает вот уже два года, это не обручальное кольцо? — Это кольцо-обещание, — глупо объясняет Кабклын, чувствуя себя идиотом. Судя по виду Куафа, тот думает о нем то же самое. — Кольцо-обещание, обручальное кольцо... Какие же вы двое... — Куафа качает головой, не закончив, а затем задумчиво хмыкает, протягивая ему руку, — Вперёд. Поздравляю. Что я с тобой сделаю в случае чего, ты знаешь. Клын кивает и самоотверженно принимает чужое рукопожатие. Куафа напоследок закатывает глаза, бормочет что-то про сопливых романтиков и спешит за своим женихом на парковку. В четверг у Дао нет свободных окон и занятия до вечера, поэтому Кабклын выбирает этот день, чтобы посетить ювелирный салон с его мамой. Они обходят несколько ювелирных и тратят часы стоя у прилавков в попытке подобрать нечто, что подходило бы для Дао. Мама его будущего супруга слишком воодушевлена, рассматривает кольца, мило щебечет с консультантами о том, как мальчик, пришедший с ней, без ума от её сына, заставляя работников умилительно вздыхать. — Кабклын, я нашла! — восторженно зовёт его женщина из дальнего угла салона, и Клын спешит на зов. Кольцо кажется простым на первый взгляд, не такое помпезно яркое, как кольцо-обещание, но Клын думает, что оно идеально. Кольцо-обещание было сияющим, большим. Сверкающий бриллиантами подсолнух олицетворял всего Даоныа, то, что он значит для Кабклына. Обручальное кольцо было простым и лаконичным в своем дизайне, почти как сам Кабклын. Обод из белой платины с выгравированными морскими волнами снаружи и гравировкой внутри был тяжелым на ладони Клына. Он пристально всматривался в волны, пытаясь понять что чувствует, но буря, разразившаяся внутри, едва тяжелый металл коснулся его ладони, не поддавалась словесному объяснению. — Кольцо Дао, которое он сейчас носит, очень похоже на него, — тихо воркует госпожа Ваттанаватаначот рядом, тоже рассматривая свою находку, — Оно говорит о том сколько всего ты готов предложить Даоныа в будущем, чтобы его жизнь была лучше, но при этом как он сияет сам по себе. Это кольцо на его руке будет говорить о выборе, который вы оба сделали. О том, что он твой, а ты его. Волны, твоё имя, будут на его пальце, говоря о принадлежности. Они будут рядом с сияющим подсолнухом. Что скажешь? Тебе нравится? Клыну трудно говорить, он быстро моргает, пытаясь избавиться от слез, и кивает. Мама Даоныа широко улыбается, поворачиваясь к растроганной работнице магазина. — Девушка, мы берём! Кабклын долго думает над тем, чтобы сделать красивое предложение руки и сердца со всей торжественностью и официальностью, превзойти самого себя год назад. Заказать столик в ресторане, купить букет цветов и подготовить большую речь. Даоныа заслуживает достойного предложения. Только все его планы на будущее рушатся, как карточный домик, когда ранним утром он наблюдает за лицом своего бойфренда. Чёлка Дао взъерошена в разные стороны, а пухлые губы чуть приоткрыты, пока парень едва слышно сопит, устроив свою голову на груди Кабклына. Потянувшись, Клын наклоняется чуть ближе, мягко проводя кончиками пальцев по чужим локонам, убирая их с глаз, а затем возвращается в свою изначальную позицию, продолжая рассматривать, как пробравшийся сквозь шторы свет солнца тонкой полоской ползёт по лицу Дао, пока не достигает его глаз. Даоныа морщится один раз, затем второй, а затем наконец глубоко вздыхает, начиная шевелиться и просыпаясь. Взгляд его сияющих глаз, когда он поднимает голову и веки в первый раз распахиваются, сонно ловя перед собой очертания лица Клына, затем ещё один тихий вздох и медленное моргание. Дао выплывает из объятий сна и первое, что видит – взгляд, полный любви на родном лице. Его пухлые губы медленно складываются в улыбку, которая постепенно становится всё шире, и Дао медленно тянется вперёд и льнёт к груди Клына, утыкаясь носом в хлопок его футболки и оставляя мягкий поцелуй на ткани. — Доброе утро, звезда моя, — говорит Клын и ждёт, когда Даоныа вновь поднимет голову, позволив Кабклыну полюбоваться своим личиком, — Хорошо спалось? — Замечательно, — кивает Дао, прикрывая глаза, — Мне снился такой замечательный сон. — О чём же? — спрашивает Клын с улыбкой в голосе, когда Дао немного отстраняется от него, укладывая голову на свою подушку рядом и позволяя Кабклыну наконец перекатиться на бок, облокотившись на руку. Даоныа неопределенно мычит, а затем чуть приоткрывает глаза: — Мне снилось как любовь всей моей жизни держала меня в своих крепких объятиях всю ночь, — Клын приподнимает бровь, в ожидании продолжения. Дао хочет его поддразнить?.. Даоныа наигранно вздыхает, вновь прикрыв глаза, — А затем я открыл глаза и понял, что это был не сон. Кабклын замирает. Как часто бы он не слышал это своими собственными ушами, но каждый раз его сердце всё равно сбивалось с ритма и что-то необъяснимое и гудящее, поселившееся внутри очень давно, трепетало от переизбытка чувств. Даоныа любил его так давно и так сильно, также как и Клын. Для них не было кого-то другого, всегда только они, в глазах и сердцах друг друга. Одна мысль о том, что Кабклын имел достаточно кармической удачи, чтобы чудесный Даоныа обратил внимание именно на него и выбрал его спутником своей жизни, была подобна чуду. Кабклын не любил слова до появления Даоныа, но сейчас он хотел кричать о том, каким же счастливчиком он был едва ли не каждому. Клын садится на своём месте, преисполнившись уверенности, свешивает ноги, надевая тапочки, и едва слышно шаркая по паркету, выходит из комнаты, спеша в гостиную. Он слышит глухое и взволнованное «Клын?» от Дао, явно не ожидавшем, что тот куда-то исчезнет после этого признания, ведь обычно всё заканчивалось тем, что Клын выторговывал себе несколько сладких утренних поцелуев. Кабклын быстро достает спрятанную коробочку с кольцом из шкафа, прямо за обувными коробками, и крепко сжимая ту в руках, спешит обратно. Дао уже на краю кровати, готовый отправиться следом за странно исчезнувшим бойфрендом, однако появившийся в дверях Кабклын заставляет его застыть. — Что-то случилось? — спрашивает Дао мягко, наблюдая, как Клын преодолевает несколько шагов до него и медленно опускается на колени рядом с его ногами. Дао поднимает руку, проводя пальцами по мягким волосам Кабклына и оставляет пальцы на его шее. Клын поднимает глаза, встречаясь с ним взглядами. — Даоныа, — тихо зовёт его Кабклын, чувствуя, как глаза начинает покалывать. Он волнуется, но в хорошем смысле, и момент кажется правильным, без ресторанов, цветов и речей. Даоныа такой домашний и мягкий, только проснувшийся, его. Такой идеальный. Дао в ответ чуть кивает головой, призывая продолжать. В его глазах замешательство, но он не выглядит обеспокоенным. Клын сглатывает образовавшийся в горле комок, мешающий говорить, и опускает взгляд на длинные пальцы возлюбленного, обхватившие колени. Положив маленькую коробочку у своих ног, он берёт руки Дао в свои. — Ты – самое прекрасное, что произошло в моей жизни. Самое драгоценное. Каждый день я благодарю небеса за то, что ты выбрал меня, Дао, что ты решил любить именно меня, — Дао несколько растерянно моргает, поджимает губы в маленькой улыбке, его пальцы аккуратно поглаживают кожу на шее Клына, пока его глаза гипнотизируют Кабклына. Клын улыбается, освобождая одну руку и тянется за кольцом. — Я хочу провести всю свою жизнь, любя тебя и заботясь о тебе. Поэтому не окажешь ли ты мне честь, Дао? Клын отстраняется, отпуская руку Даоныа, и поднимает коробочку, аккуратно открывая и отворачивая её от себя. Он всё время наблюдает за лицом возлюбленного, поэтому видит, как его глаза растерянно путешествуют вслед за руками Клына, пока не застывают, зацепившись взглядом за кольцо. — Не окажет ли Дао честь стать супругом Клына? — Дао шумно вздыхает, когда его рука соскальзывает с шеи Кабклына. Медленно, с чуть дрожащими пальцами, он дотрагивается до края коробочки, рассматривая её со взглядом полным благоговения, а затем смотрит на Клына и быстро-быстро кивает. Кабклын улыбается, когда достаёт кольцо, пока Дао растопыривает пальцы левой руки и задерживает дыхание до того момента, пока обручальное кольцо не оказывается на его безымянном пальце. Несколько бесконечных секунд они в тишине рассматривают платиновый обод с гравировкой волн на его руке, а затем Клын слышит тихий всхлип. — Дао? Даоныа? — обеспокоенно зовёт своего жениха Клын и наклоняется чуть ближе, пытаясь рассмотреть опущенное лицо, — Любимый, что такое? Но Дао только качает головой, поднимая на него взгляд мокрых глаз, и фыркает с улыбкой на лице: — Я в пижаме. И ещё не чистил зубы. Кабклын кивает: — Да. Выглядишь потрясающе. Даоныа смеётся, закрывая лицо руками, и Клын с удовольствием наблюдает, как идеально сходятся подаренные им кольца на руках возлюбленного. Клын привстаёт на коленях, отстраняя руки от любимого лица, и оставляет целомудренный поцелуй на чужих губах, ощущая солёную влажность упавших слезинок. — Клын очень сильно любит Дао, — доверительно сообщает он свой секрет в чужие губы. Дао смотрит на него из-под ресниц и улыбается. — Я тоже люблю тебя, — шепчет Даоныа в ответ и смеётся, когда Клын снова тянется поцеловать его, — Ну уж нет, Клын, я ведь правда не чистил зубы! Кабклын наваливается на Даоныа всем телом, вжимая его своими медвежьими объятиями в кровать. Ему было плевать. Клыну двадцать четыре года, когда их дом наконец полностью построен и обустроен в точности с их планами. Им пришлось ждать дольше, чем они планировали, потому что Клын слишком тщательно выбирал место для строительства с их общей мечтой видеть море из окон собственной спальни. Он тратит приличную часть своего накопленного фонда, чтобы выкупить лучший участок и согласовать все бумаги на строительство, пережить его, а затем ещё и ремонт, но никто не терял времени даром. Пока Кабклын проходил практику в стоматологической клинике, Даоныа решил попробовать себя, подрабатывая в дизайнерском бюро, хоть Клын и волновался действительно ли это то, чего он хочет. Даоныа лишь фыркал, щёлкая его по носу, и называл глупцом. — Я бы не стал делать то, что мне не нравится, — говорит Даоныа, а затем небрежно добавляет, пока его пальцы путешествуют от предплечья Кабклына к его шее, проводя невидимые линии пальцами, — Кроме того, когда мы будем жить в Хуахине, кто знает удастся ли мне испытать себя в чем-то помимо искусства? Я бы хотел попробовать свои силы сейчас. Клын поджимает губы и смиренно кивает с печальным выражением лица, которое тут же стирается поцелуем сладких губ, отдающих ароматом вишни. Когда его отец присылает сообщение о том, что всё готово, Клын почти задыхается от радости на своем рабочем месте. Его отец в Хуахине должен был помочь принять последние косметические работы от подрядчиков, а ещё дождаться доставки новой мебели, потому что Клын не мог сбежать из клиники посреди рабочей недели. Отец, конечно, пофыркал, что работая на него Клыну бы не пришлось сутками напролет заниматься чужими зубами, но Клын не ведётся на его шутливую провокацию, обещая угостить ужином. Он не говорит Даоныа, что всё уже готово. Чтобы не испортить сюрприз, он даже старается не упоминать своих родителей, лишь бы ненароком не проболтаться, а в свободную субботу, когда Даоныа навещает своих родителей, Клын впервые отказывается ехать вместе с ним и говорит, что навестит мать в Хуахине. Дао не возражает, хотя по его лицу видно, что он удивлен, и утром выходного дня Куафа забирает брата к родителям, а через пару часов, собрав необходимые вещи в багажник, Клын выезжает в Хуахин. Уже в городе он проезжает мимо торгового квартала, видя белые стены их курорта вдалеке. Он сворачивает на одном из перекрестков в сторону леса и едет несколько километров вверх по дороге, пока наконец не начинается район частных домов. Клын паркуется и вылезает из машины, замерев прямо перед воротами. Ключи в его руках громко звякнули. Он открывает автоматическую дверь и проходит во внутренний двор, оглядываясь. По подъездной дорожке можно было заехать в гараж, а рядом, через лужайку, начинался сад. Огромный делоникс посреди двора, переливаясь на солнце всеми оттенками красного, отбрасывал тень на большую часть сада. С одной стороны от дерева был установлен небольшой деревянный столик со скамейками, а с другой оставалась небольшая свободная лужайка. Клыну не терпелось увидеть, как Даоныа будет рисовать там, в тени огненно-красных цветов. Клын заходит в дом и обходит его, проверяя каждую комнату. Его отец постарался, следя за воплощением дизайнерских планов в жизни – всё было идеально от и до, так, как они и задумывали. Клын не хотел слишком много белого, угловатого и официального, как в их городской квартире, пока Даоныа грезил мечтами о домике в деревне, как у его бабушки на севере Таиланда, только с видом на море вместо гор. Они останавливаются на тёплых пастельных оттенках в дизайне, а ещё добавляют много маленьких интерьерных деталей, цветов и зелени. В гостиной много окон, выходящих на солнечную сторону, а стены пока пустуют, но Клын надеется, что ненадолго – он не может дождаться момента, когда они с Даоныа вместе повесят картины последнего. С восточной стены огромные двери выходили во внутренний дворик, откуда уже виднелось место, где Клын мечтал высадить подсолнухи, чтобы ими можно было любоваться с одного из диванов в центре гостиной. Столовая была отделена от просторной комнаты книжными полками, плавно перетекая в угловую кухню с мебелью, отделанной под дерево, и окнами над столешницами. Кабклын поднимается на второй этаж особняка, медленно ведёт кончиками пальцев по стенам и дверям, целенаправленно двигаясь в сторону их комнаты. Спальня была наполнена солнечным светом из окон, пробиваясь через белые занавески. Клын с огромным удовлетворением осматривает огромную кровать у стены и белые тумбы рядом, на поверхность которых водрузились горшки с недавно высаженными цветами, а затем медленно подходит к приоткрытым на балкон дверям. Он останавливается на пороге, с благоговением уставившись, как ветер в горах колышет деревья, уходя вдаль и подгоняя волны, бьющиеся о берег. Пока его взгляд блуждает по водной глади на горизонте, Кабклын не может не думать о том, что вид из окна его спальни был таким же, каким Клын представлял себе в детстве, возможно даже лучше. И теперь Кабклыну предстояло видеть это каждый день. Вместе с Даоныа. Клын проверяет временно пустующий встроенный шкаф и ванную в их комнате, проходит с инспекцией по остальным комнатам на этаже: в гостевой спальне не хватало лишь постельного белья, а в устроенной под кабинет комнате было открыто окно размерами почти в половину стены, выходя в сторону вечнозеленого леса. Клын спускается вниз, оставив мастерскую Дао напоследок: с неё он и начнёт свой собственный фронт работ. Он возвращается в машину и достает огромную коробку из багажника, идет мимо гостиной по коридору в сторону лестницы и сворачивает в одну из дверей, с трудом открыв дверь занятыми руками. В мастерскую уже завезли новый мольберт, потому что их старый в квартире еле держался на ножках, шатаясь, хотя Дао уверял, что всё в порядке. Кроме нового мольберта, пары стульев и пустого шкафа в стене, который Кабклын собирается заполнить, комната была буквально пуста, никак не отражая внутренний мир своего нового хозяина, и Кабклын очень хотел это исправить. Он не выходит во внутренний двор через отдельные стеклянные двери, которые есть в мастерской, вместо этого направляясь к шкафу во всю стену, и ставит коробку на пол, рядом с пустующими полками. Он быстро расправляется с картоном, вытаскивая наружу несколько потёртых кюветов и тубов. Бережно протерев упаковки акварели от возможной пыли, Клын выпрямляется, осматривая пустые полки, и начинает раскладывать принадлежности Дао для рисования. Время за полночь, когда он заканчивает со всеми коробками, опустошив багажник автомобиля. Ехать в Бангкок уже нет смысла, поэтому Клын принимает душ и в тишине падает на покрывала их новой кровати, прикрывая глаза с блаженной улыбкой на лице. Он взял несколько дней отпуска в начале недели, точно зная, что Даоныа также не работает, поэтому он сможет устроить сюрприз. Телефон в его руках вибрирует, присылая сообщение от Дао. Во вложении фото, Дао с мамой и Куафа, все счастливо улыбаются, сидя в каком-то ресторанчике, и Кабклын шлет в ответ смайлик с сердцем, а затем признаётся в любви, а затем совершенно по-детски жалуется о том как успел за день соскучиться. Даоныа присылает ответный стикер, огромный розовый медведь обнимает другого, целуя в щеку, и Клын, чувствуя себя глупцом, звонко чмокает экран смартфоне и зарывается лицом в подушку, мечтая поскорее заснуть и проснуться. Новый день предвещал встречу с путеводной звездой. Они успеют перевезти большую часть своих вещей до конца месяца, когда документы на перевод Кабклына в местное детское отделение стоматологии уже будут официально заверены, а Дао не привязан к офису и сможет заняться финальными штрихами в обустройстве дома уже сейчас, переехав в Хуахин, прямо как они и планировали в начале года, имея лишь смутное представление о финальной дате сдачи дома. Одна лишь мысль о том, чтобы провести порознь несколько недель, пока Кабклын закончит свои смены в городской поликлинике и передаст квартиру риэлтору, оставляет в груди неприятный осадок, но Клын знает, что это необходимо, что это будет наиболее выгодное распределение времени, если они не будут привязаны друг к другу. Всего какой-то месяц и их мечта наконец осуществится в полной мере. С этой мыслью Кабклын проваливается в сон, обнимая подушку, чтобы чувствовать себя менее одиноким этой ночью. Клыну двадцать шесть лет, когда они наконец играют долгожданную свадьбу. Они замерли в ожидании на диване в гостиной, уставившись в экран плазменного телевизора на стене, и пальцы Даоныа сжимают его ладонь так сильно, что Кабклын практически не чувствует руки. Задержав дыхание, они наблюдают, как в прямом эфире свершается историческое событие для их государства. После нескольких лет протестов и давления общества король в присутствии премьер-министра ставит подпись на листе бумаги с отпечатанным законом, а затем слишком пафосно застывает на несколько секунд прежде чем кивает, подтверждая, что закон был подписан. Даоныа реагирует первым, подпрыгивает на своём месте и кричит от радости, набрасываясь на Клына. Обхватывает его щёки своими большими ладонями и целует. Руки Клына взлетают вверх, замирая на чужом бицепсе, и он отвечает на поцелуй. Дао смеётся, а в его глазах слёзы, когда он утыкается лицом в шею Кабклына, крепко сжимая его в своих объятиях. Их телефоны на журнальном столике перед диваном начинают вибрировать и играть двумя разными мелодиями, Клын видит номер матери Дао на экране своего телефона и номер Нэя на экране Даоныа, когда прижимает к себе возлюбленного, но не может сосредоточиться на чём-то кроме него. Как только закон опубликуют в Королевском вестнике, он вступит в силу и они официально подадут заявление на регистрацию брака, наконец, спустя столько лет. Их союз будет признан государством таким же открытым, легальным, официальным, как и у всех остальных. Даоныа отстраняется от него, находит его руку, переплетая их пальцы, и вновь прижимается к его губам, но на этот раз поцелуй не получается: они оба до глупого широко улыбаются, смотря друг на друга сияющими глазами, пока на фоне телеведущая поздравляет всех с легализацией однополых отношений, а их телефоны разрываются от звонков семьи и друзей. Они ответят всем потом, но сейчас во всём мире не было никого кроме друг друга. Кабклын хочет подать заявление на регистрацию брака в тот же день, когда закон вступает в силу, но Даоныа останавливает его. — Почему нет? — спрашивает Клын недоуменно, когда они обсуждают это за обедом, а затем добавляет слишком уверенно, присаживаясь на стул рядом и ставя тарелку с рисом перед собой, — Ты ведь не передумал. — Разумеется нет, — закатывает глаза Даоныа, а затем берёт его ладонь в свои руки, нежно поглаживая. — Но... Обещай что не будешь смеяться. — Не буду, — тут же кивает Клын, перебирая в голове десятки причин. Почему он попросил подождать? Дао вздыхает, тихо признаваясь. — Мама спрашивала не хотим ли мы сделать двойную свадьбу с Фа и Принцем. Это... Не то, что Клын ожидал. Совсем. — И? Ты не хочешь? — спрашивает он. Должно ведь быть что-то ещё? Дао слишком любил старшего брата. Он не хотел сыграть две свадьбу сразу? Даоныа закатывает глаза на его недогадливость. — Я хочу, чтобы наша свадьба была только нашей, понимаешь? — но Кабклын не понимает. Даоныа пробует ещё раз, — Я люблю Фа и был бы рад разделить с ним любой совместный праздник, даже родись мы в один день, но не нашу свадьбу. Я хочу, чтобы это был наш день. Чтобы он был только о нас, чтобы гости думали только о нас с тобой. Я не хочу идти на уступки и искать компромисс с тем какую свадьбу хочет Принц, я хочу, чтобы мы сделали всё так как хотим мы, чтобы там были наши близкие и друзья, а не сотня человек, которых я не знаю, но их знает мой брат, или первые лица страны, которых захочет пригласить семья Принца. В фильмах любят показывать то, как прекрасно играть две свадьбы вместе, но в реальности это будет катастрофа. Я знаю, что ты и Фа согласитесь с любым решением, если это значит, что свадьба вообще состоится, но я уверен, что Принц согласен со мной в этом. Я не хочу обидеть маму. Даоныа выглядит слишком уверенным, будто он действительно обсуждал это с Принцем, но теперь Кабклын наконец понимает. От речи Дао он чувствует, как его переполняет тепло, и он не может сдержать глупой влюбленной улыбки. Даоныа закатывает глаза на практически видимые сердечки в чужом взгляде и нежно шлёпает его по предплечью, продолжая. — Кроме того, Фа первый сделал предложение Принцу, и он старший, так что я думаю будет честно, если их свадьба пройдёт первой. Фа уже давно готов, а семья Принца быстро всё организует... — Даоныа замолкает, облизывая пересохшие губы, а затем заговорщески улыбается, — Думаю перерыв в пару месяцев между свадьбами будет достаточным. И я смогу дольше капризничать, выбирая какой торт будет у нас на банкете. Клын влюбленно смеётся, быстро кивая и соглашаясь со своим женихом. Звучало потрясающе. Они ждали почти восемь лет, подождать ещё каких-то полгода? Не такой уж и большой срок. Он нежно целует костяшки на руке Дао, и вновь кивает, вглядываясь в черноту любимых глаз. — Разумеется. Ты сделаешь меня самым счастливым человеком на всём свете, Дао. — Невозможно, — наигранно небрежно пожимает плечами Даоныа, а затем наклоняется ближе к лицу Клына и шепчет, — Потому что самый счастливый человек в мире – это я. В попытке сдержать улыбку Клын поджимает губы, которые Дао тут же целует, прежде чем они наконец могут вернуться к давно забытому обеду. Кабклын получает отдельное приглашение на свадьбу. Рядом с его именем на тесненной золотом карточке выгравированы имена его родителей, и это мило, ведь Клын в очередной раз убеждается, что для Фа он не просто возлюбленный младшего брата, который мог бы получить обычный «плюс один» на чужом приглашении, но и член его семьи, хотя Фа пафосно отрицает, что он принимал в этом участие, когда даёт приглашение Кабклыну лично в руки. (Куафа лжёт. Во время субботнего обеда Принц рассказывает о том, как его жених волновался о том сколько человек может поместиться за самым большим столом в зоне банкета, ведь среди близких членов семьи обязательно должны быть родители Кабклына.) Даоныа выступает свидетелем на стороне брата, поэтому Клын прибывает в зал церемоний вместе с родителями, зная, что его жених на ногах с шести утра помогает с последними приготовлениями. Он ведёт родителей через отель, принадлежащий семье Принца, на заднюю террасу, раскинувшуюся среди лесов. Клын складывает руки в приветствии, когда встречает отца Фа и его жену, стоящих рядом с возвышением, где пара будет давать клятвы, а за ними приветствует родителей Дао, расположившихся на соседних стульях. Его родители располагаются во втором ряду прямо за ними, и их матери заводят беседу о чём-то, связанном с цветочными украшениями, так что Кабклын с отцом молча скучают в ожидании начала. Куафа и Принц светятся любовью, он уверен в этом, как и все присутствующие гости, пока регистратор зачитывает стандартные фразы и просит повторять клятвы, но Кабклын не может отвести взгляда от Даоныа, от того, как идеально на нём сидит костюм кремового цвета с небольшой бутоньеркой белой розы в нагрудном кармане. Дао перехватывает его взгляд, когда свадебный регистратор спрашивает согласен ли его старший брат взять в супруги человека напротив. Клын улыбается, и Дао зеркалит его в ответ. Они оба понимают и практически чувствуют нетерпение друг друга. Даоныа наслаждается теми четырьмя месяцами после свадьбы своего старшего брата, которые ему отведены для того, чтобы организовать свою собственную свадьбу. Всё выверено до мелочей, и они оба слишком активно принимали участие и в выборе торта, и в организации рассадки гостей, и в подписании приглашений, что их матери порой уставали от разговоров о свадьбе больше, чем вообще могли предположить. Они выбирают простые кольца без излишеств, но с внутренней гравировкой, потому что Даоныа заявляет, что хочет носить все три кольца сразу: и кольцо-обещание и обручальное, которые он слишком любит. — Я носил их слишком долго, — говорит Даоныа, улыбаясь, когда рассматривает кольца на пальцах, — И не хочу прекращать, ведь они слишком много значат для меня. Кабклын никогда бы не смог сказать нет. Пляж Дао закрыт на несколько дней до и после церемонии, собирая в себе всех приглашённых гостей. Бабушка Клына в достопочтенном возрасте приезжает вместе с его тётей с другого конца страны, и они с Дао лично встречают их ранним утром в аэропорту, чтобы сопроводить на курорт, а Шон и Тайфун берут на себя ответственность встретить тётю с племянниками по материнской линии Даоныа на вокзале. Часть пляжа, где будет проходить официальная церемония, убрана, а дорожка до цветочной арки бракосочетания для удобства выложена деревянным настилом. Вокруг в ряд стоят стулья для гостей, украшенных белоснежной тканью и подсолнухом на спинке, такими же яркими, как и подсолнухи цветочной арки, дополненные белыми розами и синими орхидеями, скрепленными тем же шифоном, развевающимся на ветру. Утром персонал дополнительно расставляет по периметру зоны для гостей мольберты, чередующие фото двух влюбленных со свадебной фотосессии и портреты, лично нарисованные и отобранные женихом для церемонии, а на пути до арки выкладывают подсолнечник и ракушки. Раннее утро Кабклын и Даоныа встречают за чтением Пяти заповедей вместе с монахами из ближайшего монастыря, которых они посещали за несколько дней до церемонии, когда совершали подношения. Мать Клына лично готовит угощения для служителей и после утренней трапезы они возобновляют молитвы, следуя всем выбранным женихами традициям. После молитвы, они зажигают свечи и молятся в тишине вдвоём, а затем их разводят по разным комнатам, чтобы подготовиться: из открытых окон номеров слышится шум, когда гости начинают прибывать и собираться на террасе. Клын долго стоит под холодным душем, чувствуя, как в нетерпении подрагивают его руки. С того момента, как утром он открыл глаза, ощущая уткнувшегося носом в его шею Дао, Кабклын не мог поверить, что этот день действительно настал, и даже несмотря на утренние молитвы, на гомон голосов и взволнованных родителей, снующих по отелю в последних приготовлениях, ему всё ещё казалось, что он спит. Столько лет он жил мечтой, что этот день наконец настанет, а когда-то совсем давно, будто в прошлой жизни, он не смел и мечтать, что зайдёт так далеко, но теперь он был здесь, между ним и Даоныа была всего лишь стена, разделяющая два номера отеля, которая через какие-то считанные минуты исчезнет и тогда весь мир будет знать, что Кабклын целиком и полностью принадлежит Даоныа, что волны всегда будут следовать за полярной звездой, что Дао принадлежит Клыну. Кабклын бы и дальше продолжал пребывать в глупых мечтах, но Ноэль нетерпеливо барабанит по двери ванной, требуя выметаться, чтобы наконец окольцевать его ненаглядного официально, и Клын с радостью ему подчиняется. Время уже после полудня, когда они с Дао предстают перед бабушкой Клына, самым старшим членом их семей, в окружении друзей и близких. Они опускаются на колени и складывают руки в традиционном приветствии, когда госпожа Вонгтампанит водружает на их головы монгкол, сплетая их жизни в одну, и соединяет руки гирляндой маленьких живых орхидей, задерживаясь взглядом на Даоныа, взволнованно смотрящим на неё снизу вверх. Кабклын видит, как в глазах его возлюбленного стоят слёзы, которые он пытается сморгнуть, и прикрывает веки, слыша, как бабушка зачитывает молитву, благословляя их на совместное будущее, а затем его рук касается святая вода, проливаясь в чашу с цветами лотоса. Когда госпожа Вонгтампанит заканчивает, их семьи встают друг за другом, чтобы дать благословение, и они с благодарностью склоняют головы на каждое пожелание на будущее. Все возвращаются на свои места и его бабушка передает слово ожидающему регистратору, возвращая их от традиционных ритуалов к официальной церемонии так же идеально, как Даоныа мечтал, поминутно расписывая план церемонии. Кабклын помогает ему подняться с колен, крепко сжимая чужую ладонь в своей руке, и отказывается отпускать её, когда регистратор переходит к светской части. Сцепив руки, всё ещё сплетённые вместе гирляндой орхидей, они клянутся уважать и беречь друг друга, любить и доверять, ценить и делать сильнее, не разрывая зрительный контакт. Задержав дыхание, Клын с благоговением надевает кольцо на тонкий палец Дао и позволяет тому сделать то же самое, чувствуя, как платиновый обод отдает непривычной, но приятной тяжестью на руке. Кабклын поднимает глаза, когда слышит шумный выдох, и усмехается, когда видит, как Даоныа, такой спокойный и собранный на протяжении всего дня, облегченно улыбается ему в ответ. Они разделяют целомудренный поцелуй под аплодисменты и чей-то свист, а затем толпа взрывается громкими криками, когда Клын отстраняется и обнимает Дао, положив подбородок на его плечо и прикрыв глаза. Объятия и слёзы родителей сменяются поздравлениями друзей и в какой-то момент из Кабклына весь воздух выбивают объятия Фа под смех Дао. Они приглашают всех гостей на неформальную часть в банкетный зал отеля передохнуть, а сами, переглянувшись, со всех ног бегут в сторону парковки, хихикая, будто маленькие дети, сбегающие с места преступления. Они едут в центр города, где городская администрация граничит со зданием налоговой и судом. Клын старается не превышать скоростной лимит, пока Даоныа весело насвистывает песенку с радио, не в силах стереть улыбку с лица. Голубой пиджак его смокинга, в котором они провели всю церемонию, расстегнут, как и рубашка, на несколько верхних пуговиц, а его пальцы поглаживают руку Клына, собственнически устроившуюся на его бедре. — Поверить не могу, что мы успели, — недоверчиво шепчет Даоныа, когда Клын аккуратно подталкивает его вглубь коридора городской администрации. Они уже оплатили пошлину и теперь им осталось лишь проставить штампы в свадебном сертификате, чтобы их брак был официально зарегистрирован государством. Отец Кабклына использовал все свои связи, чтобы свадебная церемония сына и официальная регистрация брака прошли друг за другом, особенно после того, как Клын заявил, что провести все церемонии в один день было небольшой мечтой Дао. Получив официальный сертификат о браке, они делают селфи на фоне городской администрации и отправляют родителям и в чат друзьям, тут же получая гору сообщений в ответ. Все их поздравляют, будучи слишком счастливыми, и только Ноэль, как самый ответственный, требует тащить свою задницу обратно на курорт, иначе они выбьются из Графика Свадьбы. Небо окрашивается оранжевыми всполохами и персонал включает уличные фонари, когда начинается вечеринка. Зал приемов в отеле и открытая терраса переполнены, к вечеру приехало ещё больше гостей, Клын даже не мог сосчитать всех друзей, знакомых и коллег, хотя абсолютно уверен, что две недели назад вместе с Дао сверял списки приглашенных и план рассадки на протяжении трёх часов. Они принимают поздравления и подарки, пока мастер церемоний не призывает всех устроиться на своих местах – новоиспеченных супругов просят пройти и сесть за центральный стол, где на синей скатерти ярким пятном выделялась маленькая корзинка подсолнухов. Их родители, Фа с Принцем и бабушки разделяют один стол рядом с ними, а совсем недалеко сидят их близкие друзья – Клын со своего места видит, как Тайфун отодвигает для Мин стул, пока рядом Мэйти возится, раскладывая салфетку на своих коленях. Даоныа следит за его взглядом и осматривает гостей по очереди, его взгляд следует от цветочных гирлянд по периметру зала до снующих мимо официантов, и он вздыхает. — Что-то не так? — тут же шепчет Кабклын, наклонившись чуть ближе, и пытается встретиться взглядом с Дао. — Ты устал? Его супруг, слишком красивый со своей уложенной челкой, блестящими глазами и пухлыми губами, поворачивается к нему со счастливой улыбкой и качает головой, тихо признаваясь. — Нет. Я просто очень счастлив. Клын улыбается на это, медленно поднимает руку и со всей осторожностью проводит кончиками пальцев по линии челюсти. Даоныа рефлекторно тянется ближе к его руке. — Я люблю тебя, Кабклын. Клын берёт левую руку Дао в свою, поглаживая большим пальцем холодную платину кольца, и вновь поднимает взгляд к лицу Дао, замечая, как тот наблюдает за движением его пальца. — Я люблю тебя, Даоныа, — отвечает Кабклын, наклоняется, оставляя маленький поцелуй в челюсть, и шепчет в чужую кожу, — Клын так сильно любит Дао. Свою полярную звезду. Даоныа в ответ прикрывает глаза, чуть склоняя голову набок, отчего чужие губы путешествуют по линии его челюсти к щеке и останавливаются у уголка губ. Даоныа расслабляется в чужих объятиях, забыв о людях вокруг и наслаждаясь тихим шёпотом своего мужа, рассказывающего о бесконечной красоте звёзд. Никто так и не решается прервать их маленький разговор. Клыну двадцать девять лет, когда он пристально наблюдает за тем, как маленькая девочка в цветочном платье бегает по береговой линии, размахивая огромным плюшевым динозавриком. — Аруна, не отходи далеко! — возмущается он чересчур наигранно, отчего его трехлетняя дочь счастливо хихикает и ещё больше ускоряется, убегая вдаль. Кабклын несётся за ней следом, отчего на весь пляж слышится звонкий девичий визг. Чуть позже, громко мыча мелодию детской песенки про маленькую звёздочку Аруна свешивает ножки, усевшись на шею отца, когда они возвращаются домой. (С огромными честными глазами она смотрит снизу вверх и тянет ручки, заявляя, что её ножки устали. Клын знает, что дочь лукавит, но с удовольствием поднимает её, а затем и вовсе та, словно маленькая обезьянка, переползает ему на шею). Когда Клын доходит до ворот их дома и автоматическая дверь с тихим жужжанием открывается, голос девочки становится громче, привлекая к себе внимание. Они пересекают лужайку, когда Аруна уже во всю зовёт звезду. — Мерцай, мерцай, маленькая звёздочка! — поёт дочь, когда Клын опускает её на землю, но та не делает и шага, протягивая руки вверх, когда её тут же подхватывают вновь. Даоныа смеётся, целуя малышку в щёку. — Кто сияет ярче всех? — спрашивает он с задумчивым видом и косит взгляд на дочь. — Папа Дао! — радостно хлопает в ладоши Аруна и смеётся, — Папа, мы собрали ракушки. Можно мне их оставить? — Ещё? — Дао поднимает осуждающий взгляд на Клына, но тот невинно улыбается, пряча красное ведерко ракушек за спину. Что поделать, он не мог отказать этому невинному взгляду ангела также, как не мог отказать и её отцу. — Дорогая, весь наш задний двор переполнен ракушками. — Но таких у меня ещё нет! Па, покажи! Они розовые! — Аруна обнимает Дао за шею, выгибаясь и всем телом откидываясь назад, к Клыну, отчего Даоныа чуть поворачивается, чтобы малышке было удобнее. Кабклын со вздохом передаёт в маленькие ручки ребёнка ведёрко, которое дочь тут же прижимает к груди и умоляющими глазами смотрит на папу. — Посмотри какие красивые. Положу их рядом с маленькими солнышками. Можно? Даоныа молча смотрит в маленькие карие глазки, затем на надутые губки, вздыхает и кивает, соглашаясь. Аруна тут же радостно подпрыгивает в его руках и бьёт его ножками по груди, призывая отпустить. Дао отпускает дочь и наблюдает, как маленькая крошка, чуть покачиваясь, бежит с лужайки за угол дома, в сторону их сада, где маленькие солнышки – недавно взошедшие молодые подсолнухи, – обложены со всех сторон ракушками с предыдущих прогулок к морю. Когда её пёстрое платьице скрывается за стеной дома, Даоныа поворачивается к Кабклыну, скрестив руки на груди. — Клын, — в голосе Даоныа раздражение смешивается с нежностью, и Клын поджимает губы в улыбке, зная, что его Дао поиграл с самого начала. — Мы не можем позволять ей получать всё, что она захочет. — Чисто технически... — увиливает Клын, делая шаг к супругу ближе, и невинно моргает, — это ты дал согласие. Я лишь сказал, что мы спросим разрешение. Даоныа замирает, приоткрыв рот от такой наглости, а затем громко фыркает, отворачиваясь от мужа и возвращаясь к мольберту. — Не могу поверить, ты перекладываешь ответственность на меня за это? Руки Клына обвивают тонкую талию, а подбородок ложится на плечо. Он прижимается щекой к теплой ткани чужой футболки, пропахшей краской и апельсинами, и рассматривает профиль Даоныа. — Я не могу ей сопротивляться. Это ты у нас здравомыслящий и рассудительный родитель. Даоныа на это цыкает с мягкой улыбкой, складывая кисти в специальный чехол. — Такими темпами она вырастет избалованным ребёнком. — Уверен, что этого не случится, — Клын переводит взгляд на холст, расположенный на мольберте. Ветви персикового дерева на фоне темнеющего в закате моря. — Это к новому заказу? — Пытаешься перевести тему? — Клын хмыкает в чужое плечо. Дао улыбается, — Да. Они заказали тематическую серию картин. Хотят разместить их в своих офисах. Эта последняя. — Замечательно, — мурчит Клын, прикрывая глаза и ещё сильнее обнимая Даоныа, — Я скучаю по тебе. Дао качает головой, не соглашаясь с его грустными стенаниями, но его ладони всё равно находят руки Клына на своей талии и накрывают их. — Всего пара недель... — Месяц! — тут же перебивает Кабклын с несчастным вздохом. Дао в его руках ерзает, поворачиваясь к нему лицом, устраивает свои руки на его предплечье. — Целый месяц мы не можем провести время всей семьей, потому что ты либо занят в мастерской, либо разъезжаешь по встречам. — Мы говорили о том, что я буду занят, — напоминает Дао, но Клын качает головой. — Разумеется, но это не значит, что я буду скучать по тебе меньше. Или Аруна. Она сказала твоей матери вчера, что ты на важной миссии по спасению королевства. Даоныа хихикает, потому что их дочь в последнее время слишком любила сказки, а её богатое воображение рисовало для неё захватывающие сценарии, которым родители потакали. Пляж Дао, руководство над которым взял Даоныа по просьбе отца Кабклына, больше не был популярным в Хуахине курортом. В настоящее время это был замок, в котором плененную принцессу охранял дракон в ожидании встречи с рыцарем. Когда они играли с дочерью вместе, Кабклын чаще всего выступал в роли рыцаря, тогда как Даоныа был главным волшебником время от времени держащим принцессу в заточении или спасающую весь волшебный мир вместе с королевской особой (для чего в кладовой на первом этаже их дома Дао хранил специально купленную мантию). — Думаю, я больше не буду брать заказы на ближайшее время, — отвечает он супругу, выныривая из своих мыслей. Его руки поднимаются выше, зарываясь в мягкие волосы Клына на загривке, и он медленно пропускает их сквозь пальцы, наслаждаясь. Дао наклоняется, ближе прижимая мужа к себе, их лбы соприкасаются, и Клын блаженно прикрывает глаза. Даоныа видит на его лице спокойствие и умиротворение. Спустя тоскливый месяц, в который Дао был полностью погружен в работу, Клын наконец-то чувствует себя дома, полностью целым. — Почитаем Аруне вечером вместе? — спрашивает Клын на границе шепота и чувствует легкое давление на лоб, когда Дао соглашаясь склоняет голову. Они стоят посреди лужайки в тени ярко цветущего королевского делоникса, обнимая друг друга и медленно покачиваясь в такт неслышимой музыки, когда с заднего двора раздается счастливый детский визг. — Па! Посмотрите какие солнышки стали красивые! Дао тихо хмыкает, медленно отстраняясь. — Пойдем. Оценим ландшафтные решения твоей дочери. — Нашей дочери, — самодовольно поправляет Клын, переплетая их пальцы, и тянет Дао за собой в сад. Клыну тридцать четыре года, когда он, примерив на глаз, вставляет небольшую деревянную табличку прямо в песок. Солнечный пляж. Это затухающий без посетителей пляж, который его родители приобрели лишь парой месяцев ранее, слишком захламлённый годами судебных тяжб застройщиков и нерадивыми жителями городка на западе Сиамского залива. Они всего в нескольких десятках километров от Хуахина, но разница между главным курортным городом страны и небольшим пляжем чуть южнее слишком огромна. Кабклын знает, что после покупки его отец, с помощью и под чутким руководством Даоныа, подготовил план по восстановлению окружающей среды и натурального природного ландшафта, сочетаемого со строительством новых туристических заведений, чтобы возродить жизнь пляжа и деревни рядом, поэтому в свой выходной они приехали посмотреть на открывшийся фронт будущих работ, хотя он воспринимал это больше как семейный отдых. Клын не вмешивался в дела семейного бизнеса, который никогда не был ему интересен, и предпочитал просто наслаждаться видами моря. Клын ещё раз поправляет табличку и оглядывается назад. Аруна была в пределах их видимости, бегая по безлюдному пляжу, поэтому он не переживает, возвращаясь взглядом к немного кривым буквам, начерченным мелком на деревянной поверхности. Надо было ему получше постараться. — Па! — тянет Артит слишком громко, смотря на табличку и дёргая его за штанину, отчего Бим в руках Дао неожиданно начинает хныкать, проснувшись от громкого голоса старшего брата. Даоныа тут же успокаивающе мычит, отходя с новорождённой малышкой чуть дальше, к коляске, которую они оставили рядом с автомобилем у подъезда к пляжу. Артит виновато моргает своими огромными оленьими глазами, слишком похожий на Даоныа в этот момент, пока смотрит папе вслед. — Прости-и. Я не хотел. Я забыл, что она спит. Клын опускается на корточки, подзывая мальчишку ближе к себе и склоняет голову на бок. — Всё хорошо, просто будь потише. Ты хотел что-то спросить? Артит нетерпеливо кивает, подпрыгивая на носочках, беспокойное выражение лица тут же исчезает, сменяясь на возбуждение и еле сдерживаемый восторг, когда он вновь вспоминает то, о чем хотел спросить. Он тычет указательным пальцем прямо на табличку выше своей головы, хотя для своих трех лет он уже и без того был достаточно высоким. — Это правда мой пляж? — спрашивает он с восторгом в голосе, его глаза пробегаются по буквам, складывающимся в новое название. — А может быть это мой пляж, — говорит подошедшая Аруна и складывает руки на груди с маленькой хитрой улыбкой. — Моё имя тоже означает солнце вообще-то. Артит кидает на старшую сестру угрюмый взгляд, а затем возвращается к отцу. — Па-ап. Клын смеётся, выпрямляясь, и ерошит густую темную шевелюру сына: — Ты не хочешь делиться с сестрами? Не будет ли этот пляж слишком большим для одного тебя? — Я... — Артит замолкает, не зная, что сказать, чтобы никого не обидеть, а затем абсолютно очаровательно супится, надув губы, отчего Аруна рядом хихикает. — Да ладно, — добродушно говорит она и переглядывается с отцом, — Я не против, если пляж будет твоим. Засунув руки в карманы брюк, Клын наблюдает, как щёки их сына приобретают розоватый оттенок, он жмурится от удовольствия победы и, покачиваясь на носках сандалий, вновь задирает голову наверх, уставившись на табличку. Ещё слишком рано, чтобы он умел читать, но буквы своего имени, скрывающиеся в названии пляжа, он знает наизусть. Клын позволяет детям ещё немного порезвиться на береговой линии, пристально следя, чтобы те не зашли в воду, а затем, когда телефон в кармане его брюк вибрирует от сообщения Дао, сигнализируя о том, что уже слишком поздно, он подзывает их к себе. Артит зевает и его шаги по песку становятся всё медленнее и медленнее, поэтому Кабклын подхватывает сына на руки и идёт к машине, чувствуя, как маленькие холодные пальчики прижимаются к теплой коже его шеи, пока ребенок проваливается в сон, прижавшись к его груди. Бим в руках Дао спит, когда они подходят к автомобилю. Дао и сам осоловело моргает, не выспавшийся за ночь, и Клын не может удержаться, останавливаясь рядом с супругом, и крадёт поцелуй с его щеки, чуть наклонившись, отчего Дао тут же растерянно открывает глаза, приходя в себя. Аруна залезает на заднее сидение, самостоятельно застёгивая все замки своего детского кресла, пока Клын тихо усаживает сонного Артита на своё место. Артит поднимает голову, смотря поверх отца и замечая папу Дао, и на его лице возникает широкая улыбка, ведь он видит ещё одного человека, с которым он не успел поделиться своей победой. — Папа Дао! — шепчет Артит, пока его глаза бегают от маленького свертка в руках Дао на лицо отца. Дао тут же поворачивается в сторону сына, всем видом показывая, что слушает. Артит сияет широкой улыбкой с чуть кривым передним клыком, — У меня есть пляж! Аруна тихо хмыкает на своём месте, проверяя ремень безопасности, но ничего на это не говорит. Кабклын отстраняется, когда заканчивает пристегивать Артита, и выпрямляется, оборачиваясь на мужа. Дао чуть приподнимает бровь на заявление сына, переглядывается с Клыном и кивает, мягко покачивая свёрток в руках. — Что ж, тогда ты должен заботиться об этом пляже, — доверительно шепчет в ответ Дао, и его взгляд путешествует вдаль, в сторону берега, — Возможно однажды ты приведёшь на него кого-то особенного. Артит озадаченно хмурится. — Но вы сами можете прийти. Зачем мне вас приводить? Клын и Дао улыбаются друг другу. Кабклын легонько щёлкает сына по носу, отчего тот смешно морщится, и отходит, чтобы забрать у Дао дочь. Малютка в его руках тихо посапывает, пока Дао тянется через сына к пассажирскому сидению между старшими детьми, поправляя переноску для новорожденных, и шепчет сыну в ответ: — Твой папа много раз приводил меня на пляж, — Артит задумчиво надувает щёки, а затем щурится и, не сдержавшись, зевает. Прикрыв рот ладошкой, он качает головой и громко шепчет, когда Даоныа отстраняется: — Не хочу никого туда приводить, хочу играть там один. И с Пи’Руной. И с Бим. И с папами. Неожиданно для себя Клын вспоминает, как он тоже думал о чём-то подобном. Когда-то давно пляж стал для него домом, в котором он чувствовал себя в безопасности в одиночестве, но затем ему посчастливилось прозреть и найти полярную звезду, сияющую только для него так ярко, что невозможно пройти мимо. Звезда скрасила его одиночество, позволив Кабклыну обрести семью и лучшее будущее. Его полярная звезда мирно дремлет на пассажирском сидении весь путь до Хуахина, как и дети на заднем сидении. Когда Клын паркуется на подъездной дорожке, Дао просыпается. Маленькая Бим начинает шумно посапывать, и они оба оглядываются назад, зная, что уже совсем скоро она проснется с требованием еды. Клын наклоняется к Дао чуть ближе и аккуратно рукой поправляет его взъерошенные локоны, отросшие за несколько месяцев. — Я займусь Бим сегодня. Уложи остальных и ложись спать, — шепчет Клын нежно в тишину. Даоныа немного заторможено кивает, а затем оставив поцелуй на ладони Клына, вылезает из машины, чтобы разбудить Артита. Даоныа несёт сына в дом на руках, пока Аруна плетётся рядом. Они сразу поднимаются по лестнице на второй этаж, пока Клын с переносным креслом бесшумно следует на кухню готовить смесь для новорождённой. Он заходит в спальню только ближе к полуночи. Проведя несколько часов с Бим, мучавшейся с коликами, ему наконец удаётся усыпить дочь, хотя он и знает, что это ненадолго. Почти неделю он провёл на медицинской конференции в Бангкоке как представитель Стоматологической Ассоциации Хуахина, пока Дао оставался в доме с тремя детьми, проведя с Бим несколько бессонных ночей, и теперь Клын должен дать ему несколько дней передышки и сна. Он включает радио-няню и закрывает дверь в спальню новорожденной малышки, проходит по темному коридору мимо приоткрытых дверей в комнаты старших детей, заглядывая внутрь и убеждаясь, что те спят. Даоныа в пижаме, лежит со сбившимся в ногах одеялом, уложив руку на пустое место Клына на кровати, и тихо посапывает. Клын оставляет радио-няню на тумбочке и со скоростью света принимает душ, прежде чем наконец скользнуть под холодные простыни. Даоныа во сне интуитивно шевелится, прижимаясь к его предплечью носом и обвивая рукой его талию. Клын замирает на секунду, боясь разбудить мужа, и несколько секунд вслушивается в чужое размеренное дыхание, прежде чем расслабиться. Глаза Кабклына путешествуют с отсветов на стене к открытым дверям на балкон напротив и он устало всматривается в черноту виднеющейся ночи в поиске ярких крапинок звёзд, слушая тихий шум волн, пока наконец не засыпает, держа в объятиях самую яркую звезду в своей жизни.