мир солнечных зайчиков

1 июля. День солнцезащитных очков. В этот день Катя прятала лицо за тёмными очками и хрипло говорила, что заболела. Андрей ей ни на секунду не поверил: он прекрасно знал, что такое похмелье. Похмелье было его вторым лучшим другом — после Малиновского. Видеть свою драгоценную секретаршу в таком состоянии было непривычно и ново. Кто-кто, а чтобы Катя Пушкарёва пила… Нет, если бы он её попросил ради спасения компании, тогда она бы, не задумываясь, выпила и канистру палёного самогона. Но Жданов Катю ни о чём не просил — она сама решила напиться. Посреди недели. — Зачем, Катя? — непонимающе спросил Андрей. — Что «зачем»? — тихо просипела Пушкарёва. — Зачем я заболела? — Зачем вы врёте? От вас до сих пор разит. Здесь он, конечно, соврал. Просто почему-то захотелось пристыдить свою непутёвую секретаршу. Которая прячет лицо за огромными некрасивыми очками и пьянствует непонятно где. И с кем. Пожалуй, так. — От м-меня? — испугалась Катенька. — Чем? — Водкой. — Водкой?! Я водку не пью. — Пьёте, Катя. Ещё как пьёте, — ехидно заверил её Жданов. Безобразие! — Что вы, Андрей Палыч. Вам показалось. — Под пристальным, очень пристальным взглядом начальника через минуту Катя всё-таки смущённо сдалась: — Ну, почти. Я выпила совсем чуть-чуть. Рюмочку. Правда. Не думала, что меня так… Хм. — Основание? Здесь Катя задумалась. Думать она умела, поэтому ещё через минуту её лицо даже сквозь чёрные стёкла озарилось светом гениальной (но лживой) идеи. — Так сегодня же первое июля! — И? Это разве повод напиваться? — Международный день солнцезащитных очков. Получается, мы с девочками отмечали… Ну… Заранее. Зато сегодня появился повод их надеть! — По-моему, вы до сих пор не протрезвели, — с сомнением ответил Андрей. — Если не верите, — чуть обиделась Пушкарёва, — откройте интернет и посмотрите. — Как-нибудь поинтересуюсь. А сейчас пора работать. Вы в состоянии дойти до своего кабинета? — Более чем. — Тогда идите. И постарайтесь не только дойти, но и прийти в себя. Катя послушно поднялась и на деревянных ногах дошла до своей тихой обители. Закрыв за собой дверь, она вздохнула с огромным облегчением. Хорошо, что в мире есть столько глупых праздников. Не рассказывать же своему начальнику о том, что она рассталась с парнем, а Женсовет, сам того не зная, помогал ей забыться. Впрочем, у Андрея был такой взгляд, что ещё немного — и она бы рассказала ему всё. Что имя Денис теперь для неё в чёрном списке. Что иногда (постоянно) очень хочется сделать этот список белым и позвонить ему, спросить, как он. И прочее, и прочее. И тогда бы Жданов точно её уволил. За дурость и слабохарактерность… Жданов, впрочем, пока никого увольнять не собирался. Убедившись, что Катя затаилась в недрах своей норы, он тут же полез в компьютер. — Ты посмотри, не соврала! Она вообще всё знает?.. Так, а что у нас завтра? О, день малинового чизкейка. Отлично… Чёрт! Что отлично? Чем я вообще занимаюсь? Какой, нахрен, день чизкейка?! Собственно, он. 2 июля. День малинового чизкейка. — Ромио, с тебя торт! — радостно оповестил друга Андрей, когда тот зашёл к нему в кабинет. — Целый, а не один кусок. — С какой это стати? — фыркнул Малиновский, уютно располагаясь на диванчике для посетителей. — День рождения у меня нескоро. — Твой день рождения — не единственный на свете праздник. Это так, к сведению. — Да? — искренне удивился Роман. — А что же тогда? Твой, насколько я помню, тоже не сегодня. Кирин — уже был. Стой, — он заинтригованно покосился на Катину дверь, — у неё, что ли? Мисс Железные Зубы? — И Круглые Очки, — вздохнул Андрей. — Нет, Рома! — Тогда я не знаю. Очередной закидон нашего маэстро? — сделал ещё одну попытку Рома. — Он больше не творит без корма? Чур, я к нему в загон не полезу, истеричек кормить с рук нельзя. — Ценю твоё чувство юмора. Но нет. Ты можешь не перебирать весь наш коллектив. Сегодня не чей-то день рождения. И, я тебя удивлю, даже не Новый год. Сегодня просто второе июля — день малинового чизкейка. А так как ты Малиновский — флаг тебе в руки. — Жданов, с тобой всё в порядке? Может, ты ещё день племени Тумба-Юмба и кольца в носу начнёшь праздновать? — Тумбы-Юмбы не существует, — развеселился Андрей, — а малиновый чизкейк вполне. Катя!!! — закричал он. — Выйдите к нам! Не прошло и пяти секунд, как Катя явила себя миру в лице Жданова и Малиновского. Уже не в тёмных очках, а в своих родных. Обычная Катя, даже почти не помятая. Только что-то как будто в ней было не то. — Да, Андрей Палыч? — смиренно обратилась к нему Пушкарёва. — Скажите, вы же всё на свете знаете? Девушка опять задумалась. — Ну, предположим, не всё. — И чего же вы можете не знать? «Например, как быть счастливой в отношениях или хотя бы не умирать на работе, изображая из себя самую функциональную и безотказную в мире секретаршу, после того, как отношения закончились», — мрачно подумала про себя Катя. — Ну вот в моде, например, я не разбираюсь. — Оно и видно, — начал было Роман, но под убийственным взглядом Жданова тут же заткнулся. — А какой сегодня праздник, в курсе? — спросил Андрей Катю почти ласково. — Я уверен, вы зазубрили весь календарь, все триста шестьдесят пять дней года. — Вы думаете, я настолько зануда? — приподняла брови Пушкарёва. — Да! — восторженно ответил Малиновский. — Рома!!! — Про то, что сегодня день чизкейка, я уже услышала. — Катя не смогла сдержать улыбку, потому что по ощущениям обоим её начальникам было лет десять, причём в сумме на двоих. — Что от меня требуется? — Найти кондитерскую, позвонить и заказать доставку, — с готовностью ответил Андрей, — но только чтобы он был самым вкусным в Москве. Уверен, вы справитесь. А товарищ Малиновский всё оплатит — его фамилия обязывает! — То есть праздник у тебя, — вновь возмутился Роман, — а проставляться должен я? Класс! Хорошо придумал! — Почему это у меня? — удивлённо спросил Жданов. — Я искренне считаю, что каждый день нашей жизни и есть праздник, Ромио! Поэтому обязываю тебя поучаствовать, потому что ты мой лучший друг. А благодарить можешь Катю — начала всё это она. — Я? — опешила Катя. — А кто? — метнул в неё Андрей ехидный взор. — Кто позавчера бессовестно напился, а вчера ссылался на никому не известный повод? — Я не бессовестно напилась! — простонала Пушкарёва чуть ли не в отчаянии. — У меня слабый организм! — Ну вот теперь благодаря вашему слабому организму, — расплылся в довольной улыбке Жданов, — мы будем праздновать каждый день. Вы лично распечатаете все праздники за июль на листочке. Иначе получается какая-то дискриминация. Или вы, Катя, думаете, празднования достойны только солнцезащитные очки? — Палыч, — осторожно подал голос Малиновский, — тебя внезапно атаковал кризис среднего возраста? — Какой, к чертям, кризис? У меня — радость жизни! В компании всё стабильно, в личной жизни — тем более! — По твоему выражению лица это очень заметно. Тобой можно ворон распугивать. — Это потому, что я ещё не обедал. Катя, я жду чизкейк! Что вы встали, как вкопанная? Идите, звоните, заказывайте. Я деньги вам за что плачу?! — Сию минуту, — Катя тут же юркнула обратно к себе. Забавно, думала она, набирая номер своей любимой кондитерской. Каждый день — праздник. Ведь на самом деле любой из триста шестидесяти пяти (или даже шести) дней — это повод что-то отметить. Счастье алкоголика. А у неё каждый день — поминки былого. Никакого праздника разглядеть не получается. Она и про солнцезащитные очки случайно вспомнила. Вычитала давным-давно в каком-то журнале. Может, и зря. Может, стоило бы завести подобный список на июль. *** Чизкейк оценили — и Андрей, и даже Малиновский, которого к оплате торжества припахали насильно. Удивительно, но Кате не сказали идти к себе; так что они втроём сидели за столом и уплетали огромный торт. Жданов, причиняя окружающим добро, взглядом грозился расстрелять тех, кто не хочет праздновать. Когда в кабинет влетела его невеста Кира, ей ничего не оставалось кроме как сильно удивиться. — А что тут за посиделки? — заинтересовалась она. — Андрей, Роман, вы решили пообедать прямо здесь? — Мы сегодня пропустили обед, — Жданов поднялся и запечатлел на щеке любимой поцелуй, — и сразу перешли к праздничному ужину. — Интересно, и какой же повод? — День малинового чизкейка. Международный, между прочим. — Андрюш, — Кира заботливо провела по лбу жениха прохладной ладонью, — ты не заболел? — Я его то же самое спросил, — с полностью набитым ртом отозвался Роман. — Какой день чизкейка? Мы вечером едем к Ковалёвым, забыл? У них годовщина свадьбы. — Забудешь тут, — закатил глаза Жданов. — А это обязательно? — Ну Андрей, — с ласковым укором посмотрела на него Воропаева, — не дури. Нас все ждут. Валера очень обидится, если тебя не будет. — Конечно. Как же он переживёт, если в очередной раз не расскажет мне про свою новую квартиру в Хамовниках? — Ничего, — заверила его Кира со смехом, поцеловав Андрея в нос, — уверена, что ты это выдержишь. Я пришла напомнить, чтобы ты сегодня закончил пораньше. В шесть надо уже выехать. Ладно? — Ладно, — развёл руками Андрей. — Твоё слово — закон, милая! — А вот с формулировками осторожней, — игриво подмигнула Воропаева, — я ведь запомню. После того, как невеста упорхнула, Жданов рухнул обратно на диван и впихнул в себя практически целый кусок торта безо всякой ложки. — Катя, вы список напечатали? — спросил он с такой душевностью, с которой тигр обычно поедает антилопу. — Напечатала, Андрей Палыч, — бодро отрапортовала Катя. — Принести? — Не надо. Лучше выучите наизусть. Пушкарёва промолчала — она, к слову, уже начала учить. Малиновский, поглаживая переполненный живот, вынес окончательный вердикт: — Андрей, ты странный. Тебе нужно отдохнуть. — Именно это я сейчас и делаю. Мило ведь сидим? — Не то слово. Катенька сейчас словит сердечный приступ от того, какой ты милый. — Не беспокойтесь, Роман Дмитриевич, — заверила его Катя, — у меня крепкое сердце. — Понял? — осклабился Андрей. — Тоже мне, нашёлся кардиолог. Рома лишь обречённо покачал головой. 3 июля. День тайной дружбы. Катя не любила выходные. В последнее время особенно. Обычно её досугом в нерабочее время было времяпровождение с Денисом. Какое бы оно ни было — но она к нему привыкла, и теперь не особо представляла, чем можно заняться без Дениса. Спать не хотелось. Выспалась. Читать не хотелось — не получалось сконцентрироваться. Гулять не хотелось — улица грозила тем, что придётся остаться один на один со своими мыслями. Или ноги сами поведут Катю по знакомым маршрутам давних романтических прогулок. Говорить с близкими не хотелось — они не скажут ничего нового, кроме того, что уже сказали. Папа сказал: — Ну наконец-то. Хоть дома будешь вовремя появляться. И даже не вздумай расстраиваться! Он и одного стёклышка твоих очков не стоит, чтобы из-за такого болвана переживать. Мама сказала: — Папа прав, Катенька. Денис — ну совсем не твой человек, честно. Да и не ведут себя так настоящие мужчины. Коля сказал: — Я день вашего расставания обведу красным в календаре и буду праздновать каждый год. Ты счастливица, Пушкарёва! Понимала ли всё это Катя? Конечно. Помогало ли ей это? Не особо. Но она честно, честно старалась не переживать и не раскисать. Не о чем было переживать, говорила она себе — всё хорошее давно ушло. Вот оно, хорошее, сейчас: она сидит дома, на кухне, с родителями, смотрит (пытается смотреть) телевизор и ест пирожки с мясом. За окном светит солнце. Погода хорошая, не слишком жаркая. Можно пойти в парк, покормить белок, посидеть у тихого озера. Сделать всё то, что так радовало её когда-то. Но, честно, Катя не помнила — как это. Делать простые вещи и радоваться им. Где-то на пике её мытарств неожиданно позвонил Жданов. — Катя! Что у нас сегодня? — нетерпеливо спросил он. — Сегодня — выходной, Андрей Палыч, — терпеливо напомнила Пушкарёва. — Никаких задач. — У праздников нет выходных, Катя. Какой сегодня праздник? Только, пожалуйста, не говорите, что сегодня день Хамовников. Я этого не выдержу. Я ими сыт по горло. — Нет, — рассмеялась Катя, — сегодня всего лишь День тайной дружбы. — Странный праздник. Как это — тайная дружба? Я ещё могу понять — тайная любовь. Но зачем прятать друзей? — Ну а вдруг какой-то ваш друг не нравится остальным друзьям. Или родителям. Или любимому человеку. — Ну и что? Это же мой друг, не их. — Вы — смелый человек, Андрей Палыч. — Вы на самом деле так думаете? — Конечно, — вполне искренне ответила Катя. Почему-то здесь её накрыло. И что-то непонятное, неведомое заставило её отчаянно сказать в телефонную трубку то, что она в другой день никогда бы не сказала: — Андрей Палыч. Можно, я буду вашим тайным другом? А вы — моим. Жданов, наверное, удивился. — Звучит как предложение руки и сердца. — Как предложение руки и мозга. Друзей, к счастью, выбирают мозгом. — Думаю, у меня нет варианта отказаться. Вам принадлежит «Никамода» — с вами опасно не дружить. — Через несколько секунд Андрей спохватился: — Извините, Катя. Это была шутка. Очень глупая шутка. — Не надо себя заставлять, — попросила Катя. — Станьте моим другом, только если действительно хотите этого. Без оглядок на обстоятельства. А если не хотите — не надо. Я не обижусь и не сделаю ничего такого, что могло бы вам навредить. Даже в шутку. Какое-то время они молчали. Солнце продолжало заглядывать в окно Катиной комнаты, будто бы отчитывая её. Ну, где же ты? Почему не выходишь? Почему не пойдёшь покормить белок? Они по тебе так соскучились. Она тоже соскучилась, но по кому-то другому. — Катя, что с вами случилось? — додумался спросить Андрей. — Ничего такого, — отмахнулась Пушкарёва, — никто не умер. — Тогда почему вы такая… не какая обычно? — Потому что каждый день — это праздник. Вы сами сказали. И я хочу отпраздновать этот день как подобает. — Как подобает, говорите? Хорошо, — протянул Жданов. — Я согласен быть вашим тайным другом. Потому что это настолько абсурдно, что даже интересно. — И для всех остальных мы будем просто шефом и секретаршей. — Безусловно. И какие тайные подарки мы друг другу подарим? — Мне ничего не надо. У меня есть ваше доверие — мне этого хватает. — А у меня — ваша преданность, Катя. — И об этом мы тоже никому не скажем. — Точно? — Абсолютно. После того, как разговор закончился, приободрённая Катерина всё-таки через силу, но решила, что в парк можно сходить. Ведь милые белки совсем не виноваты в том, что у неё, Пушкарёвой, происходит в личной жизни.