David Bowie – The Man Who Sold The World Queen – I Want It All Three Days Grace – Break Tears For Fears – Shout Deep Purple – Speed King
– Я делаю всё ради тебя, ты это знаешь. – Харгроув опускается на колени, словно в молитве, просит о милости, хоть о каком-то снисхождении. – Я признаю вину! Просто вернись, слышишь? – срывается на крик, с силой прижимает к груди крохотную фотографию. Единственное сохранившееся воспоминание о ней. – Только твоё возвращение спасёт меня. Фотография, неуловимая, подобно девушке на ней, выскальзывает из руки, упав прямо перед ним. Билли трясёт; то ли от злости, то ли от несправедливости, то ли от нескончаемой скорби. Скорби о той, которая, должно быть, ненавидела его всю жизнь. Рыжеволосая бунтарка с невыносимым, диким характером. Её веснушчатое лицо всегда презрительно смотрело на Билли: даже сейчас, на потрёпанной, почти выцветшей карточке, девушка выглядела несколько суровой, угрюмой, осуждающей Харгроува. – Мерзавка. – выругался он, утирая слёзы. – Ты и не представляешь, на что я ради тебя пошёл. Столько раз. И постоянно мне не везёт. Но не сейчас. Сейчас всё свершится. Будет так, как я хочу. Ты вернёшься, а он будет моим. Этому суждено свершиться. И ни ты, ни ублюдок Мансон не встанут на моём пути. Билли кладёт фотографию обратно в портмоне, едва поборов желание растерзать её в клочья. Может, было бы лучше сжечь дотла? – Ёбанный Мансон! – всё причитая, продолжает он. – Ты поплатишься. За всё! – поднявшись, со всей силы ударяет кулаком в стену, чувствует, как по всему телу разливается нестерпимая боль. – Да я же подкинул этот грёбаный кошелёк, лишь бы ты отвалил по-хорошему. Да, я знаю, что закинул тебя сюда по ошибке! – очередной удар, ещё более мощный. Кровь, едва-едва выступившая на костяшках, оставила размазанный алый след на обоях. – И что с того? Харгроув не мог злиться на Харрингтона, хоть и хотел. Он не понимал, почему. Его обыкновенной реакцией на всё была агрессия. Напасть первым значило победить. Почему же в этот раз не сработало? Рыжеволосая мерзавка, теперь недоступный красавец. Все как-то ухищрялись сбежать, скрыться от него. – Чего ты этим добился, а, Стив? – Билли упирается лбом в поверхность стены; взор ему закрывают непослушные пряди у лица. Он старается не концентрироваться на этом незначительном раздражителе. – Такой упрямый. Думаешь, я не добьюсь своего? Меня, блять, ничто не остановит. – вмиг его настроение меняется: его накрывает волна смеха. Да, последний стакан виски явно был лишним. – А вот сделает ли это для тебя твой ненаглядный Мансон? Билли вдруг вспоминает недопоцелуй со Стивом. Жар, окутавший его самого в тот момент. Агонию, охватившую Харрингтона, совсем не ведающего, что он сотворил. Эта маленькая мысль воодушевила мужчину, тотчас же отразившись в лазурных глазах. Ему почудилось, что наступило долгожданное прозрение, столь неожиданное и полузабытое. – Ты ещё прибежишь ко мне, драгоценный.***
Эдди никогда не считал себя храбрецом. Если бы ему предложили охарактеризовать себя как персонажа игры или книги, он с большой вероятностью выбрал бы шутника-неудачника, подобного Лютику из «Ведьмака». Он представлял, как путешествовал бы с главным героем, таким сильным и мужественным, и слагал о нём сотни прекраснейших баллад и легенд. Конечно же, на одной версии он не мог остановиться: запасным вариантом был маг-новичок, например, тот же Мерлин из одноименного сериала. И тот, также, как и Лютик, по пятам бегал за главным героем, принцем Артуром, то и дело спасая его задницу из всевозможных передряг. Эдди был лузером, мечтавшим о чём-то великом, глобальном. Мечтавшим о чём-то столь несбыточном, что он смирился с судьбой, позволил ей вести его туда, куда потребуется. В тот день настроение было и без того на нуле: это была шестая годовщина смерти матери. Мансон вовсе не хотел идти в школу, снова сталкиваться с конченными ублюдками, преследовавшими его по пятам. – Мальчик мой, может, ты сегодня дома побудешь? Тебе нужно отдохнуть. – дядя Уэйн заглянул к нему в комнату, предварительно постучав. – А вечером я приготовлю какое-нибудь из твоих любимых блюд. – Нет, я пойду. Контрольная по математике. Нельзя пропускать. – ответил Эдди, будто не сбегал с тестов и контрольных десятки раз. Он подошёл к дяде, застыл на месте, так и не решившись обнять. – Ладно. Я тебя подвезу и сразу на работу. Если придумаешь, что хочешь на ужин, напиши мне, хорошо? – он похлопал племянника по плечу в попытке приободрить. – Угу. Ну, мне пора собираться. – Конечно-конечно. Не буду мешать. Оставшись наедине с самим собой, Эдди быстро надел джинсы, первую попавшуюся футболку с любимой группой (Judas Priest на этот раз) и порядком потрёпанные конверсы. Он на всякий случай прихватил «боевой» жилет, которой он самолично украсил нашивками. Школьный воздух сразу же дал о себе знать, материализовавшись в виде заносчивого Томми Хэйгена. Тот постоянно вертелся вокруг Мансона, всячески отравляя впечатление от дней прошедших и дней грядущих. Тот стоял в компании одноклассников и двух парней на класс младше. Из них Эдди по имени звал только самого Томми и Джейсона, крепкого на вид, но определённо обделённого интеллектом. К ним присоединился ещё один: Стив Харрингтон. Он учился в том же классе, что Эдди, но был где-то на полгода младше: парню недавно исполнилось шестнадцать. Чуть ли не вся школа его тогда окружила: а как иначе, Стив был местной знаменитостью, так ещё очень привлекательным и из обеспеченной семьи. Нет, он был слишком привлекательным. Эдди не знал, как выкинуть его образ из мыслей: всегда идеальная укладка, большие лучезарные глаза, уверенная улыбка. Мансон смотрел на него вскользь, стараясь не нарываться на лишние неприятности. Вдоволь полюбоваться он мог только на фотографиях, которые публиковали в Instagram друзья Харрингтона и иногда он сам. Там он и разглядел очаровательные родинки на щеке и шее (они немного напоминали укус вампира, что особенно нравилось Эдди), аккуратную горбинку на носу, малозаметную асимметрию в улыбке. Однажды он заглянул на профиль тогдашней девушки Стива, где обнаружил пару фотографий парня топлес с подписью: «Только не завидуйте, хорошо? ;)» Эдди тогда лишь недовольно фыркнул, чересчур недовольно для того, кому «абсолютно не нравится» Харрингтон. И вот Томми что-то шепнул Стиву на ухо, тут же кивая в сторону неподалёку стоящего Мансона. Стив посмотрел туда же, от чего сердце несчастного, словно загнанного в угол, Эдди пропустило удар-другой. Он замер на месте, боясь сдвинуться. Он замер в ожидании худшего, однако парень лишь хмыкнул, полностью игнорируя слова друга. Это было так… странно? – Ну же, Стив, тебе надо познакомиться с нашим замечательным фриком. Он постоянно носит эти обсосные футболки со скелетами, демонами и прочей дрянью. И ты бы знал, что он слушает… – в этот момент Томми подошёл вплотную к Мансону. – Знаешь, а подслушивать не очень-то хорошо. Кстати, как дела, дружище? Определённо лучше, чем у твоей поганой мамашки-наркоманки, да? – он язвительно улыбнулся, ожидая хоть какую-то реакцию. – Съеби, а. – попытался отгородиться Эдди, но безуспешно. Хэйган был куда настойчивее. – Она же обдолбалась и покончила с собой. Все это знают. Эй! – вскрикнул он, привлекая внимание всех, кто был в коридоре. – Все же знают, что его мамаша-наркоманка породила этого недоношенного ублюдка? Кололась и курила всякое дерьмо даже когда он был ещё у неё в животе. А потом передознулась. Жаль, что сыночка с собой не утянула на тот свет. – Не смей так о ней говорить. – Эдди со всей дури пнул нависшую над ним фигуру Томми. Затем последовал удар в челюсть. – Научись отвечать за свои слова, уёбок. – он ринулся наутёк из школы, сбивая всех на пути; пару раз чуть не упал, зацепившись за чью-то ногу. Убегать у него получалось лучше всего. Но не сегодня. У самых ворот его нагнал Джейсон Карвер, сбил с ног, оказавшись сверху. – Любишь в позе наездницы, Джейсон? Так и быть, буду твоим ковбоем. – со слезами на глазах выдал Мансон. Никогда он не чувствовал себя таким довольным, таким смелым. – Конченый выродок. – Карвер нанёс несколько ударов по лицу. Тяжёлая рука приземлилась куда-то на скулу, затем на нос. Эдди уже и не понимал, что это за влага на лице: слёзы или кровь. Ему было наплевать. Он сделал гадость самому Томми Хэйгану, и уже неважно, что поплатился за это сломанным носом. Разнял их учитель по физкультуре, тут же отчитавший Джейсона за несоблюдение устава школы и чего-то там ещё. Мансон слышал лишь «бла-бла-бла», едва доносившееся до его слуха. Над ним склонились несколько человек; одного из них он моментально узнал по голосу: Гарет. Тот же Гарет сначала отвёл Эдди в медпункт, а позже вызвался проводить парня до дома. Он хотел было остаться с Мансоном, но тот отмахнулся, сказав, что сам справится, что всё путём. Гарет всё-таки посидел с ним некоторое время, убедившись, что всё действительно в норме. Стоило ему уйти, как Эдди моментально подскочил на кровати, не обращая внимания на боль, поднял матрас, доставая из тайника пачку «Camel». Трясущимися руками поднёс сигарету ко рту, поджёг. Вдыхал помногу, жадно. На пару мгновений, кажется, становилось лучше; боль притупилась настолько, что он затушил бычок о запястье, облегчённо выдохнул. Слёзы застилают всё, превращая мир в разноцветную пелену. Зацепившись ногтями за повреждённый участок кожи, раздирает ранку. Срывается на громкие рыдания, впивается в кожу ещё глубже, расцарапывая всё больше. – Мам, прости. – сквозь всхлипывания произнёс он. – Я такой отвратительный сын. Если… – он надавливает на свежие царапины так, будто хочет вытащить все страдания наружу, избавиться от зуда глубоко под кожей, под мышцами и костями. – Мама, если ты никогда мне этого не простишь, я-я-я пойму. Прим-м-му это. И ес-с-сли осудишь. Мансон достаёт из ящичка прикроватной тумбочки складной ножик. Развернув, оставляет лёгкий порез рядом со следом от сигареты. Со следом, который с трудом теперь можно было рассмотреть. – Мам, я хотел бы быть кем-то другим. Хорошим. Правильным. Нормальным. – ещё порез, другой. Сознание помутилось. В носу засвербело. Как же всё отвратительно. Эдди, коснувшись носа, понимает, что кровь снова пошла. Смеётся. – Какое же я недоразумение. Он из последних сил доковылял до ванной, тут же принялся вытирать кровь полотенцем. Другой рукой сжал крылья носа, взглянул в зеркало. Да, выглядел он не очень. Синяк уже расцвёл на скуле, переносица опухла, делая круги под глазами выразительнее. – По крайней мере, Хэйган получил по заслугам. – утешил себя Эдди, обрабатывая месиво на запястье. Не впервой.***
– Ну что ж, голубки, следующее место назначения – Хокинс. – в голосе и во всём облике Харгроува ощущается неудержимая радость. – Знакомое местечко. – Мансон закатывает глаза. – Зачем ехать в эту дыру? – Там и узнаете. Я рад, что вы нашли себе подружку. А она не очень-то рада моей компании, как я вижу. – Я не сяду на переднее пассажирское место. – убийственно спокойно чеканит Робин. – Тогда я сяду. – Это меня радует, Стив. Обдумал наш недавний разговор? – Билли принимается пожирать парня взглядом; благо, брюки, обтягивающие бёдра, в комплекте с укороченным топом только облегчают задачу. Харрингтон никак не отвечает на это, молча усаживаясь в салон автомобиля. Эдди и Робин устраиваются позади, так, что Мансон оказывается ровно позади Харгроува. Стив чувствует себя куском мяса: ему хочется куда-то спрятаться от взора голубых глаз, раздевающих его так нагло. От взора, ставящего клеймо «всецело принадлежит Уильяму Харгроуву». Ему давно хотелось одеться как-то так, почувствовать свободу всем телом и душой. Стив никогда этого не делал. Почти весь гардероб состоял из мегаскучных вещей: однотипных рубашек-поло, джинсов и брюк прямого кроя, пары толстовок и худи. Конечно, в арсенале имелось убийственное комбо: чёрный смокинг с бабочкой. Но ведь это совсем неинтересно, да? Кроп-топ ощущался несколько иначе: Харрингтону нравилось, как оголялся низ живота при каждом движении; не зря же он убивал столько времени в зале и за игрой в баскетбол. Топ очень выгодно подчёркивал всё. Каждую мышцу, каждый изгиб. Кожаные брюки, хоть и были донельзя жаркими, облегали так идеально, что Стив, мельком увидев себя в зеркале, поймал себя на мысли, что выглядит горячо. Нет, аппетитно. Наряд он выбрал только для себя, ни для косо смотрящих людей на улицах, ни для хищника на водительском сидении. С другой стороны, Харрингтон ожидал крутого комментария от Робин: она действительно положительно оценила его образ жестом «палец вверх» и забавным подмигиванием. Эдди, напротив, не сумел ни слова вымолвить: было заметно, как ему неловко, что он не знает, куда себя деть. Пожалуй, он тоже отреагировал крайне положительно, сразу закурив, благо, обыкновенную сигарету. – Стив, тебе холодно, да? Вот, возьми. – Эдди протягивает ему джинсовую куртку. – Спасибо. – он накидывает куртку на плечи, судорожно крутит кольцо на пальце. Кольцо, так напоминающее глаза Мансона, столь же тёмные, глубокие, завораживающие. Джинсовка пахнет им тоже, хотя Эдди всего лишь подержал её в руках пару минут. Пахнет табаком, кофе с молоком и ненавязчивой туалетной водой. Может, Стив бредит? – Да не за что. – отвечает парень улыбкой. Стив выглядит по-особенному прелестно сейчас: немного сонный, немного смущённый, и при этом такой сосредоточенный. – Эдди, я вздремну, не против? Совсем не выспалась. – признаётся Бакли, ловко устраиваясь на плече Мансона. – А я думал разбавить тишину приятным разговором. – Билли состроил печальную гримасу, оглядывая пассажиров. – Ты как с приятным разговором связан? – Мансон, очень тактично. – отвечает Харгроув, выезжая с парковки. – Тебя неандертальцы воспитывали? – Ну что же ты так про своих сородичей, Билли. Или ты из более примитивных? По твоим стремлениям залезть в трусы к Харрингтону сужу. – Это уже интересно. – оживилась Робин. – Я вас слушаю одним ухом, если что. Продолжайте. – Хорошо, Птичка. Так что, Билли? – Подожду ответа Стива. – Я предпочту тоже вздремнуть. – Харрингтон отворачивается к окну. Взгляд Билли, невозможно тяжёлый, томный, казалось, прожигал всё на своём пути. Стив ощущал себя беззащитным, обнажённым, не знающим, куда и скрыться. А вдруг вид из окна будет более умиротворяющим? – Значит, едем в тишине. – процедил Харгроув, закурив.***
По приезде в Хокинс, они заселились в единственную более-менее приличную гостиницу. Её с натяжкой можно было назвать четырёхзвёздочной, но никто из компании не жаловался. Харгроув не дал участникам группы ни минуты на отдых, заявив, что им необходимо побывать на вечеринке в элитном районе города. Такое определение вызвало у Мансона близкий к истерическому смех, а у Харрингтона некое недоумение. Робин попросилась остаться в номере и осмотреться. Стив и Эдди друг за другом приняли душ: каким-то чудом им вновь достался номер на двоих. Эдди даже пошутил про этот заезженный троп «Здесь только одна кровать», а Стив, на удивление, не понял, о чём речь. «Невинное дитя в неведении», – так назвал его Мансон, первым шмыгнув в ванную комнату. Уильям весьма участливо предоставил наряды для вечера, однако, с малюсеньким подвохом: позаботился он только о Стиве. – От этого упыря больше нечего ожидать. – выругался Эдди, плюхаясь на кровать. – Думаю, они моего отсутствия вовсе не заметят. – Не говори так. И я… – вдруг замялся Харрингтон. – Как бы сказать корректнее… не пойду туда в этом. – Парень продемонстрировал костюм из тёмно-синей кожи: то ли жилетку, то ли топ, и брюки. – Я сам не влезу в него. – Давай помогу. – без лишних вопросов Эдди подходит к нему сзади, приглаживает топ по бокам, ловко закрепляя застёжки на спине. На едва прикрытой спине. «Вот я и встретился с вами, созвездия», – мысленно произносит Мансон, тут же отводя взгляд от стройной талии, мгновение позже – от красиво выделяющихся лопаток. «Интересно, каково это, провести языком между них». – Спасибо, Эдди. Мне идёт? Или это перебор? – Выглядишь превосходно. – Эдди наблюдает, как Стив застёгивает молнию на брюках. – Но кое-чего не хватает. – он принимается рыться в сумке. – Иди сюда. – похлопывает по месту рядом с собой. Харрингтон послушно садится, старается не концентрироваться на почти несуществующем расстоянии между ними. Мансон устраивается поудобнее, чуть ли не на коленях парня. Сначала завязывает что-то цветастое на шее, затем достаёт уже кое-что более знакомое. – Боевой раскрас. Да, мне он точно пригодится. – он позволяет Эдди проделать всё то же самое, что перед недавним концертом. – На удачу. – улыбается Мансон, довольный проделанной работой. – Давай я тебе подберу прикид из того, что есть. – Король Стив – модный эксперт? – Эй, я лишь хочу ответить тем же! – Харрингтон пододвигает сумку поближе, выуживает из неё красные брюки-клёш и чёрно-белую бандану в полоску. Шарит в своей сумке, отыскивает на самом дне чёрный пиджак. – Что думаешь? – Что ты крутой, Стив. – Эдди беспечно скидывает полотенце, оставаясь в одном белье. Харрингтон умудряется увидеть ещё одну татуировку на спине, стаю летучих мышей, только куда внушительнее той, что на предплечье. – Когда успел их все набить? – неосознанно произносит мысль вслух. – А, ну с лет семнадцати начал. Сначала вот эта. – Мансон поворачивается, указывая на змея. – Потом вот. – на паука. – И я пиздец как обожаю летучих мышей. Короче, был один случай, когда Оззи Осборн… ты же знаешь, кто такой Оззи, да? Точно знаешь, ты про Айомми слышал. Так вот, Оззи откусил голову летучей мыши прямо на сцене. Это было охуенно. Да и вообще, я огромный фанат историй о вампирах и прочей нечисти. А этот змей, которого я первым показывал, это персонаж из настолки. Про «Подземелья и драконы» слыхал, чел? – Вау. – заворожённо отвечает Стив, переводя взгляд то на один, то на второй, то на третий участок кожи, украшенный изображениями, каким-то образом передающими весь характер собеседника. – Что, впечатлён? Не считаешь меня ебанутым? – Вовсе нет! Я бы тоже хотел набить что-то. Ну, символическое, небольшое. Посоветуешь мастера хорошего? – Обижаешь, он прямо перед тобой! – Эдди улыбается, обнажая, кажется, все тридцать два зуба. – Я и эскизы рисую, и татуировки ваяю. Те, что на руках, – сам бил. – Ты серьёзно? – Не веришь? Вернёмся в настоящее, – получишь авторский подарок от меня. – на эмоциях он, всё ещё без верха, набрасывается на Харрингтона с объятиями. – Согласен? – А то! – Стив поднимает взгляд, встречаясь с притягательно тёмными глазами, сияющими ярко-ярко. Вдруг это самый подходящий момент? – Ну всё, договорились. – Мансон отскакивает от него столь же живо, натягивает пиджак. Принимается за бандану, завязывая её на голове. – Я так немного похож на Эксла Роуза. Ну, на вокалиста группы Guns N’ Roses. Знаком с их творчеством? – Не-а. – поджав губы, признается Стив. В его видении Эдди скорее смахивает на Саймона Ле Бона. Произнести подобное в присутствии Мансона, вероятнее всего, сродни самоубийству. – Он в молодости очень горячо выглядел, хотя его личность мне совсем не нравится. Будь наш любимый Билли на его месте, я бы их не различил, вот честно. А насчёт песен… ты точно слышал «November Rain» или «Welcome To The Jungle». – У меня плохая память на названия песен. Так что не могу сказать. – Ничего, Стив, ты и без этого классный. В тысячу раз лучше ублюдков, с которыми ты в школе водился. – Школа уже позади. И я с ними не общаюсь. – Харрингтон нервно поправляет шарфик на шее. – Что-о-о? Как же Томми Хэйган пережил такую утрату? Он же из ведомых, какой из него лидер? А Джейсон… Блять, Карвер как собачонка без намордника. – Я осознал, наверное, слишком поздно, что это не те люди, с которыми я бы хотел проводить время. У них другие цели. Точнее, целей у них нет, поэтому чувство, что меня утягивают на дно, очень долго меня не покидало. А сейчас… я словно выбрался на поверхность, заново учусь дышать. – Бля, Стив. Я как-то и не думал… Ты прости меня за всё. Да, я уже говорил это. Тогда мы с тобой так не откровенничали. – Да ничего. Я привык, что ко мне приклеился образ тупого качка. Хоть я и всеми силами борюсь с этим стереотипным мышлением. Сам, вроде как, поверил, осталось убедить других. – А зачем? – Эдди садится к нему вплотную, закидывая руку на плечо. – Просто забей на тех, кому ты не нравишься! Их не изменить, говорю на собственном опыте. А он, уж поверь, у меня богаче некуда. Так что сейчас мы пойдём тусить и пошлём нахуй все проблемы и вот таких ублюдков. Вперёд к звёздам!***
Район показался крайне знакомым: неподалёку от особняка, в котором и было запланировано торжество разврата и вредного образа жизни, как мысленно это назвал Харрингтон, находился и его собственный дом. Он хотел уловить хотя бы краем глаза родные лица, но не удавалось: поместье Харрингтонов пустовало. Неужели в роду так предначертано, оставаться где угодно, только не дома? Вдруг там сейчас его отец, совсем юный и зелёный, в одиночестве перечитывает какую-нибудь книгу? Нет, такой человек с большей вероятностью нашёл бы девушку на вечер и развлекался с ней. Чем сам Стив лучше отца? Конечно, он старательно изобразил удивление при подъезде к окрестностям. От Эдди ничего не скрылось: он почуял неладное в том, как напряжён был Харрингтон. Как он сидел, прямой, с нахмуренными бровями, готовый сорваться с места при первой возможности. Успокаивал только тот факт, что Стив сел вместе с ним, а не на проклятое место справа от Харгроува. Билли громко напевал песню Deep Purple (Эдди безошибочно угадал голос Иэна Гиллана), смотря в упор на Харрингтона через зеркало заднего вида. Взгляд почти безумный, а строки «Твердолобая женщина и мягкосердечный мужчина; Эти двое создавали проблемы с самого начала» словно посвящались им двоим. Без лишних усилий можно было изменить в тексте «женщину» на «мужчину», которым бы и был Стив, упорно сопротивляющийся чувствам Харгроува. – Билли, у тебя хороший музыкальный вкус! – перекрикивает музыку Мансон. Уильям игнорирует его, хотя и вырубает магнитолу. – Мы на месте. Я провожу вас на встречу с одним важным человеком. И пока ты не успел вставить свои две копейки, Мансон, это касается вашей музыкальной карьеры. – он выходит из автомобиля, громко хлопнув дверью. – Долго ждать не собираюсь. Мы и так задержались. – Какой недовольный. Тебе бы подрочить, чел, а то насупился так. – Эдди всё же находит способ поиздеваться над менеджером. – Так беспокоит чужая сексуальная жизнь? Ах, да, своей же нет. – Как низко. – рассмеялся ему в лицо Мансон. – Стив, пойдём, а то вдруг он захочет выпустить пар с помощью наших рук. – он переплетает их пальцы, мягко утягивая Харрингтона за собой.***
Менеджер приводит их в уединённую комнату, окутанную полумраком. Дым, или лучше сказать, туман, настолько плотным он был, заполнял всё пространство, которого и так было не слишком много. Плохое освещение никак не мешает разглядеть того, ради кого они пришли: бледного светловолосого мужчину в кипенно-белом костюме, сидящего в кожаном кресле насыщенного винного цвета. Он выглядел утомлённым всем происходящим, таким безучастным и отчуждённым. Таким, будто он уже прожил не одно столетие и поразить его могло только что-то из ряда вон выходящее, исключительное. Пожалуй, такой случай представился именно сейчас, поскольку появление гостей вмиг изменило его настрой. – Мистер Крил, добрый вечер. – с елейной улыбкой произнёс Билли. Было забавно наблюдать, как он почти преклонял колени, пресмыкался перед Крилом. – Вы очень хотели познакомиться с моими подопечными. Это Стивен Харрингтон, а это… Эдвард Мансон. – он жестом показал парням выйти чуть вперёд. – Мальчики, мистер Крил выступил с предложением помочь вам с дебютным альбомом. Он меценат. – Ну что ты, Уильям, все мои тайны выдаёшь. Рад встрече. Можете звать меня Генри. – Я тоже. – Эдди отреагировал энергичным рукопожатием. – Никогда бы и не подумал, что столь значимые личности прячутся в Богом забытых городках. Будь я на Вашем месте, бежал бы отсюда, сверкая пятками. Прикосновение рук вышло обжигающим, почти воспламеняющим. Мансон ни за что не перепутал бы этот взгляд, этот чёртов костюм и омерзительно вежливую ухмылочку. «Так вот кто копался в моей голове», – проскользнула ненавязчивая мысль. «Что же сейчас не посылаешь мне сигналы, а?» Эдди, казалось, держал самого себя в узде, из последних сил старался сохранять спокойствие. Знал ли этот замечательнейший Генри, что его манипуляции не такие уж скрытые? Не чувствовал ли он укор совести, если такое понятие хотя бы немного ему знакомо? Стив пожал руку Крила тоже. Затем последовали занудные разговоры об обязательствах, занявшие целую вечность. Эдди чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому выбрал любимую тактику: быть Шутом. В присутствии этого человека тяга закурить стала нестерпимой. Генри проявлял осторожность во всём: сдержанные жесты, лаконичные фразы, мимика, ограниченная парой вежливых улыбок с несколько неестественными морщинками в уголках глаз. Мансон узнавал такую ужимку за милю или две, сам нередко выдавливая из себя подобную мину во время очередной перепалки со школьными придурками, а потом и в кабинете директора, когда приходилось делать вид, что всё в норме. Крил, напротив, считал вопиющей наглостью развязное поведение Эдварда: тот слишком громко разговаривал и смеялся, размахивал руками, то и дело тянулся к кому-либо из собеседников. Он привлекал слишком много внимания, занимал слишком много места. И Генри никак не мог разгадать, почему. Не мог разгадать, что такого особенного в этом неумолкающем парне с тёмными как ночь глазами. Стивен был полной противоположностью: зажатый, несколько смущённый. Как редкая птичка, загнанная в золотую клетку. Он только и делал, что соглашался с Мансоном, предлагающим иногда крайне неразумные идеи. Крил невольно сравнивал и собственную реакцию на прикосновения к ним обоим. Мансон вправду обладал испепеляющей энергией, бушующей через край. Да, был какой-то незначительный фактор, какая-то помеха, не дающая всецело ознакомиться с энергией, но Генри это мало смущало. Харрингтон был ледяным. Чувствовалась глубина в силе, утаённой от всех, даже от самого себя. Парень подавлял в себе стремительное пламя, заковав его в путы неуверенности. Вот в чём дело. Вот она, цель пребывания Эдварда Мансона во временной петле. Он здесь, чтобы разжечь в Стивене огонь, показать всю суть. Грёбаный катализатор для неисчерпаемого источника. – Стивен, Эдвард, обдумайте моё предложение. Мы более подробно обсудим с вами все детали и, думаю, сможем заключить взаимовыгодный контракт. – Конечно, мистер Крил. Спасибо за аудиенцию. – театрально откланявшись, Мансон выходит из кабинета. Харрингтон, если память не подводит Эдди, тоже покинул злачное местечко, но найти его в толпе празднующих – задачка не из простых.***
У самых дверей из кабинета путь Стиву преграждает Харгроув. – Нам пора всё обсудить. – он берёт стакан из рук проходящей мимо официантки, выпивает залпом. Не церемонясь, разбивает его о пол. – Ты так не считаешь, драгоценный? Я не маленький наивный мальчишка, чтобы бегать за тобой. – Ты знаешь мой ответ. – Харрингтон, отшатнувшись, оказывается в ловушке между стеной и Билли. – Ни фига. Потрудись произнести это вслух. Для чего ещё нужен этот прелестный ротик, а? – Я не стану идти у тебя на поводу, Билли. – А речь далеко не об этом. Ты очень мило пытаешься усидеть на двух стульях. Не люблю такое. А знаешь, что я не люблю ещё больше? Когда всё идёт не по плану. Не по моему плану. Он хватает Стива за подбородок, поворачивает так, что между их губами остаётся целое ничего. Уильям обдаёт горячим дыханием мелко подрагивающую шею, отчасти прикрытую шарфом (Харрингтон безмолвно благодарит Эдди за эту маленькую вещичку), трётся губами о щёку парня. Соприкосновение выходит влажным, жарким и требовательным. Билли кладёт свободную ладонь на талию парня, ровно на ничем не прикрытый участок кожи. Вырисовывает узор, настойчиво спускающийся к пуговице на брюках. Харгроув проводит языком по линии скулы, на мгновение отстраняется, любуясь сотворённым. – Просто скажи «да». Тебе понравится, Стив. – глаза Уильяма более не были лазурно-голубыми; они потемнели в предвкушении главного десерта. – Нет. – Харрингтон перехватывает руки мужчины, занимающиеся откровенным беспределом. – И это мой окончательный ответ. – Теперь отпусти. – Как отпустить свой главный трофей, м-м? – всё же Харгроув даёт ему уйти. – Я так не сдамся! – кричит вслед. Стив решается затеряться в толпе: так безопаснее. Он находит кем-то оставленные солнцезащитные очки, на ходу цепляет их в попытке хоть как-то изменить внешний вид. Внизу живота скапливается неприятное чувство, которое так и ищет все возможные способы захватить разум парня. Не сейчас. Куда подевался Мансон? Прошло ведь минуты две, не больше! Состояние ступора, вызванное близостью Билли, постепенно сходило на нет. Харрингтон бездумно побрёл наверх, заглядывал в каждую комнату. Кто-то узнал его, даже автограф попросил: пришлось что-то черкнуть на паре салфеток и на чьей-то руке. Так, в последней комнате по коридору он нашёл Эдди. Тот уже успел накидаться. Волшебник хренов. – О, Стиви. Приве-е-ет. – встречает его Мансон с распростёртыми объятиями. Он едва держится на ногах, но его это мало волнует. – Я тебя искал. – виновато бормочет Стив. – Это место… – Согласен, хуета полная. Меня вот-вот накроет, так что готовься. – Как ты это предсказываешь? – Уже ого-го какой стаж. – парень смеётся, утыкаясь в плечо Харрингтона. – Я серьёзно. Этот Крил… бля, да неважно! Это будет плохой трип, точно знаю. Помнишь нашу ночь откровений? – Конечно, Эдди. – неприятное чувство достигает точки невозврата, становится невыносимым. – Я тогда про маму начал было говорить. Знаешь, как она умерла? Она что-то вколола. Очень много. И ещё таблетки были… я в тот день нашёл парочку у её постели. Разноцветные такие, прикольные… Я тогда поклялся, что никогда не притронусь ко всякой такой дряни. – улыбка застывает на его лице маской; слёзы текут подобно струям воды в душе, так обильно. – Мне очень жаль, Эдди. – Стив берёт лицо парня в ладони, стараясь вытереть влагу с щёк, но удаётся только размазать. – Обними меня, Стив. – тот, недолго думая, прижимает Мансона к себе, прислушивается к сбивчивому сердцебиению, тихим всхлипываниям. – Она была самой замечательной. Говорила, что пошлёт мне ангела-хранителя, а он не долетел. Уже который г-г-год летит, зараза. П-п-подстрелили, видать. – Хочешь, временно заменю его? – Стив бережно приглаживает выбившиеся из-под банданы непослушные пряди. – Хотя бы на вечер? Эдди был на грани; кажется, не будь он сейчас в руках Харрингтона, он, подобно хрупкому, столько тонкому фарфору, распадётся на тысячи мелких-мелких осколков. Это глупое сравнение в очередной раз возникло в голове Стива. Как бы Мансон не храбрился и не нарывался на неприятности, он был ранимой, тонко чувствующей натурой, как, наверное, большинство творческих личностей. Если бы не эта абсурдная встреча в баре, кто знает, попал бы кто-то из них в это время? Познакомились бы они при других, более адекватных обстоятельствах? Стив понимал, что нет. Ему нет места в фантазийном, насыщенном впечатлениями мире Эдди. В мире, созданном в качестве щита, заслона от суровой, вгоняющей в вечную депрессию реальности. – Я так хочу сделать себе больно. – не унимается Эдди. Он цепляется за свежую ранку на руке от бычка сигареты, остервенело раздирает. – Столько раз уже делал, а тоска так и не уходит. Я думал, она вытечет вместе с кровью, со слезами. Может, я недостаточно стараюсь? – Эдди, послушай меня. – достучаться до Мансона и в нормальной ситуации тяжело, а сейчас – тем более. Стив проводит пальцами по кудрям, по поблёскивающей от слёз щеке. Ему нужно держаться ради этого идиота, употребившего не пойми что. Почему всё так напоминает чёртову симуляцию? – Дашь сигарету? – Тебе нужно успокоиться, Эдс. Прошу. – Блять, неужели даже сигарету не дашь? Да я тебе нахуй не сдался. Вот вернёмся в настоящее, и ты тотчас же забудешь обо мне и обо всём, что тут было! – он толкает Харрингтона в грудь, срываясь на новую волну рыданий. – Почему ты так говоришь? Это не так. – Стив смотрит в покрасневшие глаза, в которых читается смесь злобы, отчаяния и жалости к собственному существованию. – Просто прекрати оправдываться и дай чёртову сигарету. – Нет, тебе нужно успокоиться. – Нахуй тебя, Стив. – он нащупывает сигарету в кармане пиджака, закуривает. Справляется он с ней довольно быстро, затушив окурок о ладонь. – Какого хрена? Эдди, давай поговорим. – Не о чем с тобой разговаривать! Можешь катиться к Харгроуву. В твоём вкусе скорее такие парни, а не я. Только идиоту не понять, какие у вас там разговоры. – Не уйду. – Мне уже так говорили. А теперь я застрял здесь с тобой, а этот человек, мой лучший друг, остался там, в 2019. Как же это тупо, попасть в ловушку вместе с парнем, которого я люблю лет пять точно. Ситуация одиннадцать из десяти, блять. – Эдди, это правда? – спрашивает Стив, не веря в реальность происходящего. – Такое в твои планы не входило, да? – натянутая, пугающая улыбка куда-то пропадает; на смену ей приходит нечто неуловимо приятное, необременённое. – Давай поговорим, когда тебе полегчает, хорошо? Я буду рядом. – Стив прижимается лбом к его лбу, неожиданно для самого себя всхлипывает. – Вот так. Я буду тут. Несмотря ни на что. Харрингтон осторожно поднимает левую руку Эдди, задирает рукав пиджака. Взору тут же открываются белёсые хаотичные линии и завитки шрамов. Он прислоняется губами к каждому из них, сбивается со счёту в череде поцелуев; сбивает с толку Мансона. Горячие слёзы попадают на некогда израненную кожу, стекают, передают частичку чувств и забирают страх и безмолвную агонию с собой. Через несколько мгновений отстраняется с мыслью, что позволяет себе слишком много. Эдди, опьянённый наркотиком и Харрингтоном, наблюдает, не веря своим глазам. Наверное, он так накурился, что придумал всё это, это всё игра воображения. Галлюцинации вышли на новый уровень. Быть такого не может… – Эдди, я бы хотел о кое-чём тебя попросить. Можно? – Валяй. – Я бы хотел кое-что сделать... но не сейчас, когда ты пьян и под кайфом. – Если это не удар или пинок, то я не против. – Хорошо, Эдди. Пока давай посидим вот так. Пока я не смогу нормально довести тебя до такси. Нам нужно уехать. – без Харгроува. – А ты что сам? Не хочешь ещё одну ракету, теперь в будущее? Как в старые добрые. – Нет, Эдди. Сейчас я хочу только одного. «Поцеловать тебя и сказать, что всё в порядке.» – Чего же? – Чтобы ты был в безопасности. «И в своём уме.»