*****
Чимин стоит напротив белого шкафа с зеркалом во весь рост на дверце и зарывается в светлые волосы пальцами, оттягивая шелковистые пряди до ощутимой боли. Сердце гулко тарабанит о рёбра, попытки успокоиться не увенчиваются успехом. Потому что под махровым халатом, который он суматошно снимает с себя, скрываются ажурные женские трусики с поясом для чулок. Щеки пылают, превращаются в два только испечённых пирожка. Ебучий Ким Тэхён со своими такими же ебучими идеями удивить Юнги! И глупый Чимин, который воодушевлённо вслушивался в каждое слово лучшего друга из динамика телефона! Тот же как-никак спец по отношениям: стал встречаться с Чон Чонгуком, их одногруппником, не идущим во время учёбы на контакт, постоянно давая от ворот поворот поползновениям влюбившегося в него до тахикардии Тэхёна. Весь колледж гудел от сплетен, когда эти двое мокро, с характерными причмокиваниями лобызались в коридорах, никого и ничего не смущаясь, пребывая в собственном мирке с вкусовыми лубрикантами и различными видами презервативов. Вот Чимин и попросил совета у Тэхёна, что можно подарить своему парню на первую годовщину отношений, про которую, кажется, Юнги забыл. Но парень не упрекает — всё-таки работать по двенадцать часов пять дней в неделю, а то и все семь, очень сложно и максимально тяжело морально. Это он безработный, который с кайфом и на расслабоне торчит дома, лазает по интернет-магазинам, заказывая то одежду, то что-то для интерьера на деньги старшего и так далее, что присуще людям, что высыпаются и не знают рабочих забот. После окончания колледжа Чимин принял решение немного отдохнуть, которое Юнги одобрил, сказав: «Без проблем, Мини. Мне хватит содержать нас обоих, так что да, ты можешь не париться и со спокойной душой не устраиваться никуда. Тебя и так во все дыры поимели без смазки во времена курсовой и дипломной работы». И Чимин ему благодарен, потому что менталка тогда была настолько шаткая, что казалось до психиатрической больницы рукой подать. — Ну же, расстёгивайся давай, — едва ли не с истерикой молит, пытаясь снять с талии кружевной пояс. Замок, чёрт бы его побрал, заел, отчего Чимин ходит в таком виде уже час, шестерёнками в черепушке думая, как избежать того, чтобы отданное бельё Тэхёном не разрезать на лоскутки. Жалко ведь портить такую красоту. Кисти рук пробивает тремор, потому что за дверью, в кухне, его ждёт Юнги, а он тут копошится, силясь избавиться от нелепого подарка, которое ему всучил с гаденькой ухмылкой лучший друг. — ЧимЧим, отдаю тебе самое люксовое бельишко, так что твоя прелестная попка скажет потом мне спасибо. Не сомневайся: кошак, не умеющий дружелюбно улыбаться другим, оближет тебя с ног до головы, когда увидит на твоем теле сногсшибательное нижнее бельё. Проверено, — и подмигнул так ещё хитро, вспомнив, наверное, во всех красках и ракурсах, как без тормозов втрахивал Чонгука в какую-нибудь устойчивую поверхность. Но речь не об этом, не о вигуках, — как прозвали их бывшие одногруппники — которые не в состоянии утихомирить свой животный пыл и высокую озабоченность до откровенных отметин на видных местах. Чимин не может без стеснения смотреть на себя в отражении зеркала: ажурные, но в то же время прозрачные до ужаса трусики ничего не скрывают, аккуратный член, как на ладони, влажной головкой касается напряжённого низа плоского живота, а вдоль стройных бёдер болтаются бретели от пояса для чулок. Его тело — настоящий предатель. В такой ситуации оно возбудилось, заставляя сильнее окрашиваться лицо в розовый цвет. Пак действительно хотел удивить таким вызывающим нарядом своего парня трудоголика, провести с ним годовщину за ужином при свечах, а после отдаться ему на чистых простынях в любых позах, срывая голосовые связки и царапая чужую мощную спину. Однако в планы не входило то, что он будет носиться по квартире, словно его ужалили осы в задницу, в попытке снять один элемент с талии. И также не входило то, что Юнги вернётся раньше девяти часов именно в этот грёбаный день. Дверь открывается, а сердце ухает вниз, точно в пятки, и тёмные зрачки пугливо расширяются, когда в комнату заходит сбитый с толку старший с вытаращенными глазами. Чимину нечем прикрыться, спрятаться от скользящего по нему взгляда — халат он нервно скинул на кровать, оставшись практически голым. — Юнги, я тебе сейчас всё объясню, — мямлит Чимин, чувствуя, как предательски начинает дрожать от лисьего разреза глаз, которые застыли на его вставшем члене. — Я весь во внимании, Чимин, — хрипло. Юнги устал, честное слово, ждать младшего за столом, словно хатико, пока тот непонятно почему вёл себя как испуганный зверек. Так, будто мальчишка что-то скрывает. И он, святые прадеды, оказался прав. Правда, не ожидал, что когда откроет дверь, ему в лицо кинут порнушную картину. Толкая язык во внутреннюю сторону щеки и запихивая руки в карманы брюк, надвигается на Чимина, у которого скулы полыхают румянцем, заставляя того сделать шаг назад и врезаться обнажённой спиной в стену. Потемневшим в миг взглядом проходится по острым бронзовым ключицам, затвердевшим кофейным соскам, а затем останавливается на чёрном кружевном поясе и таких же чёрных трусиках, из которых виднеется небольшой член, естественной смазкой пачкающий ткань и участок кожи внизу живота. — Понимаешь, я х-хотел сделать сюрприз, — Чимин заикается, не может подобрать нужное объяснение сей дурацкой ситуации, потому и замолкает, покусывая нижнюю губу. Ну вот, сейчас над ним посмеётся любимый человек, ведь какой нормальный парень напялит на себя женское бельё! Ким Тэхён и Чон Чонгук не в счёт, они поехавшие на всю голову маньячелы. — И у тебя получилось, — подцепляя чужой подбородок, низким голосом говорит Юнги. Любовно гладит большим пальцем мягкую щёчку, ласково поднимая уголки губ, смотря на пристыженные карие омуты. — Но позволь спросить: а по какому поводу? — Так у нас год отношений, — совсем тихо, но старший слышит и мысленно даёт себе сильный подзатыльник, что из забитой работой головы вылетела столь значимая дата. Чимин мнёт пальцы, топчется босыми ступнями по паркету, в то время как Юнги неожиданно сокращает расстояние и коротко клюёт его в пухлые губы своими. — Боже, Мини, прости меня. Совсем забыл, даже в календарь не посмотрел сегодня за день, — извиняется старший. — На работе происходил тотальный пиздец, и много сумасшедших клиентов приходило, из-за чего одним желанием было спалить к чёртовой матери компанию. — Я не сержусь на тебя, Юнги, — уверяет его младший. Чимин любит своего кошака, как называет его лучший друг, когда они наедине, всеми фибрами души, отчего и не смеет по пустякам обижаться, прекрасно зная, как тяжело работать страховщиком. Ты забываешь, когда в последний раз нормально питался и оставался в тишине, не то чтобы помнить о каких-то там датах. — Значит, ты по этому поводу выглядишь вот так? — Тебе не нравится? Я сейчас переоденусь! — хочет было двинуться в сторону валяющегося на широкой кровати халата, но его нежной хваткой останавливают, мотая головой и издавая снисходительный смешок. — Наоборот, мне до безумия, как зашло. В первый раз вижу тебя таким… таким соблазнительным, Мини, — удовлетворённо рокочет на покрасневшее от комплимента ушко, на мочке котором висят серебряные кольца, сжимая с разыгравшимся аппетитом талию младшего. Тот же выпускает удивлённый вздох, плавясь от грубых ладонях на своей коже, по которой в одночасье пробегает стадо мурашек. — Но смотрю, ты и без меня успел возбудиться, да так, что заляпал бельё. Не знал, что у меня парень фетишист, которого заводит одежда на себе. — Неправда, я представлял твою… аах, реакцию, — сжимает облачённые в голубую рубашку плечи Чимин, когда Юнги ощутимо прикусывает кожу в районе шеи с пляшущей жилкой, наглым образом просовывая под трусики ладонь и сжимая ягодицы, немного касаясь кончиками пальцев разработанного сфинктера. Парень усердно, со скользкой от геля для душа игрушкой готовил себя в ванной, предвкушая, чем закончится романтический вечер. Однако планы, как и всегда, пошли коту под хвост, сразу начавшись с десерта. — Давай переместимся на кровать… — Прости, но нет, Мини, — и резко тянет разомлевшего незатейливой лаской младшего к зеркалу, вставая сзади, тем самым позволяя ощутить упругими половинками его каменный стояк. Юнги покрывает поцелуями плечи, удерживает за бока и томно, с долей властности, говорит: — Я хочу взять тебя перед зеркалом, чтобы ты видел себя стонущего от моего члена внутри, чтобы твои ножки дрожали, а ты стеснялся и хныкал, прося остановиться. Чимин теряется. Его развозит настолько, что уже в данную секунду коленки молниеносно подкашиваются. С собственной эрекции стекает вязкими каплями предэякулят, всё нутро так и требует внимания, которое он незамедлительно получает — Юнги мучительно медленно потирает сквозь бельё член, сдавливая тонкую шею пальцами, отчего изо рта вырываются хрипы. — Перестань… я хочу, — откидывая голову назад и закатывая глаза, когда безбожно длинные пальцы проводят вверх-вниз по его члену. — Что хочет мой мальчик? Скажи мне внятно, Мини, — Юнги натурально дразнит, изводит, упиваясь сдавленными полу-стонами и чужой дрожью. — Иначе я не пойму и буду в неведении, из-за чего не смогу исполнить твои заветные желания. — Я хочу тебя в себе. Быстрее, — Чимин смотрит влажными глазами из-под пушистых ресниц и крутит тазом, подстрекая приступить к тому, о чём ранее сообщил старший. Он течёт лишь от представлений, как его натягивают на горячую плоть напротив зеркала, в котором он будет лицезреть со слезами блаженства, как они соединяются телами. Убийственно горячо. Юнги скалится и, немного отойдя, быстро расправляется с пряжкой ремня и с молнией на брюках, в которых стало катастрофически тесно, после чего приспускает боксёры и, сжимая у основания член, достаёт из ящика тумбочки ленту презервативов. Упершийся ладонями об шкаф Чимин оглядывается через плечо, наблюдает за тем, как его мужчина раскатывает резинку, прикусывая кончик языка. О, этот язык творит то ещё сладкое безумство, но сегодня, видимо, прочувствовать его умелые движения в себе не удастся. Ажурные чёрные трусики окончательно стягиваются к стопам, открывая вид на сочные ягодицы. Смазанные пальцы скользят по судорожно сжимающемуся колечку мышц, без труда проталкиваются внутрь и оглаживают рельефные, растянутые стенки, на что Юнги показательно хмыкает. Кажется, мальчишка игрался с собой. Через изматывающую минуту вытащив с хлюпом пальцы, Юнги обильно выдавливает из бутылька прозрачную субстанцию на покрасневшую и блестящую дырку. Чимин, уткнувшийся лбом в стеклянную поверхность, отзывается мычанием на прохладу, стекающую по поджатым яичкам, внутренней стороне бедра. Затаив и так спёртое дыхание, парень расставляет пошире ноги специально для Юнги, который снова и снова дразнит, проходясь внушительным размером между скользких половинок. И когда раздражённо размыкает губы, чтобы поторопить личного мучителя сзади, громко стонет и жмурит глаза от резкости — тот вошёл сразу на всю длину, звучно шлёпнувшись пахом об его измазанную промежность. Внизу живота простреливает лёгкой болью вкупе с эйфорией, что словно разрядом мощнейшего тока прошибает конечности. — Ох чёрт, — хнычет младший, сжимаясь вокруг горячего ствола. Чимин скребёт ногтями по лакированной поверхности шкафа, свешивает голову вниз и часто-часто дышит через рот. — Юнги, ты, ааах, слишком глубоко вошёл… — Но тебе же нравится, — мурлычет, большими пальцами раздвигая сочные половинки, немигающе наблюдая, как края мокрого сфинктера растягиваются. Всякий раз поражается тому, как столь крохотное местечко может принимать его в себя. — Ведь ты так жадно поглощаешь меня, Мини. Попробуешь самостоятельно подвигаться, м? На его талии смыкаются грубоватые пальцы с такой силой, что, кажется, на нежной коже останутся синяки. Облизав сухие губы, Чимин немного соскальзывает с распирающего нутро члена, а затем насаживается обратно, слыша низкий стон позади. Повторяет такие мучительно медленные фрикции несколько раз, пока терпение старшего не лопается, как тонкий пузырь из жвачки, и он не подаётся резко вперёд, ударяя гладкой головкой по чувствительной железе, тем самым вырывая громкий выкрик из его грудной клетки. В карих глазах пляшут искры, по телу расползается неистовый пожар. Юнги сыто ухмыляется, когда заставляет встать прямо мальчишку, у которого каждая клеточка лакомого тела превратилась в эрогенную зону, отчего подрагивает, хватает за подбородок одной рукой и прикасается губами к миниатюрному ушку, обжигающим дыханием произнося: — Посмотри, как развратно выглядишь в моих руках, — начинает двигаться в тугой заднице, отчего бретели пояса ударяются по чужим стройным ногам, что крупно подрагивают. Чимин же разлепляет влажные от слёз веки, смотрит расфокусированным взглядом в зеркало и непременно густо краснеет. Потому что лисьи глаза в отражении порождают внутри стеснение всякий раз, как Юнги проводит изящными пальцами по кружевной ткани на его талии, наращивая амплитуду толчков, из-за которых по комнате разносится пошлое хлюпанье. — Блять… Ты сводишь меня с ума, знаешь же это? Тем, как покорно повинуешься мне, тем, как остро реагируешь на мои движения во время секса. Чимин способен лишь согласно мычать, полностью отключившись от реального мира, пропадая в чувстве экстаза, которое дарит ему Юнги. С его пульсирующего члена стекает вязкая ниточка естественной смазки, капает на паркет и на покоящиеся у ступней трусики. Терпеть не хватает никаких высших сил, особенно тогда, когда крупный орган размашисто проезжается по чувствительной простате, побуждая захлёбываться раскалённым воздухом, собственными криками и стонами. Потому и тянется дрожащей рукой к себе, но его отрезвляюще бьют по кисти и больно обхватывают у основания плоти, из-за чего он сгибается, издавая раздосадованный всхлип. — Ты кончишь со мной вместе, слышишь? Поэтому терпи, будь хорошим мальчиком, — приказ сопровождается мощным толчком бёдер. Тяжёлая рука ложится на заднюю часть шеи, вдавливает щекой в зеркало, пока его остервенело трахают сзади, не позволяя оргазму достичь своего апогея. Бесстыдные звуки смазки между ягодиц звучат вместе с аккомпанементами шлепков на периферии сознания. Чимин задыхается, скулит, в то время как Юнги расцеловывает изящную спину, усыпанную россыпью капельных родинок. Голова кружится, картинка перед глазами становится расплывчатой. — Больно, пожалуйста, отпусти, — плаксиво просит на грани. — Юнги… боже, позволь мне кончить. А у Юнги самого до оргазма остаётся немного, и напряжённые бёдра начинают предупреждающе сводить. Однако старший не выпускает из плотного кольца пальцев аккуратный член, наоборот, сдавливает лишь сильнее и быстрее скользит внутри растянутой его размером скользкой дырке. Зеркало становится запотевшим благодаря горячему дыханию Пака, пытающегося не свалиться от жёсткой стимуляции на пол бесформенной биомассой. С глухим рыком в чужие острые крылья Юнги припечатывается к упругим ягодицам, вгоняя член максимально глубоко, по самые яйца, и кончая внутрь. Жгучий спазм внизу втянувшегося живота расходится по бронзовому телу приятными волнами, карие глаза закатываются от услады, а изо рта сладко вылетает имя старшего, стоит тому отпустить Чимина, который сразу же обильно выстреливает спермой. Она попадает на зеркало, кривой дорожкой стекая беловатой вязкой текстурой.*****
На электронных часах полночь. В комнате горит подсветка фиолетового цвета, которая установлена на полу вдоль низа двуспальной кровати-подиума. С открытого окна доносятся шум завывающего ветра, звуки редко проезжающих машин в столь позднее время. Чимин устало лежит на постели, конечности отказывают двигаться от слова совсем, а задний проход чертовски пульсирует. Такое чувство, что его задница не сможет сомкнуться ещё долгое время после сумасшедшего секс-марафона, который устроил ему Юнги не только перед зеркалом, но и в гидромассажной ванне, и на стиральной машине, и на кухонном столе. Теперь язык не поворачивается мысленно упрекнуть лучших друзей в озабоченности, ведь и его парень показал свою ненасытную натуру. Либо это так подействовало нижнее бельё, сорвавшее с тормозов башню Мина. — Я принёс горячие бутерброды, съешь, пока не уснул, — ласково проговаривает Юнги с тарелкой в руке. Его тёмные волосы слегка влажные после душа, который они вместе приняли, насытившись друг другом до изнеможения и севшего голоса, прозрачные капли с них капают на голые покатые плечи. Прежде чем мужчина присаживается на край кровати и кладёт ноги мальчишки себе на колени, чтобы их размять, он буквально запихивает в рот Пака подобие ужина. — Ешь, ведь я знаю, что твой желудок весь день еды не видел. Тебе мало анемии, что хочешь заработать теперь и гастрит? — Да что ты начинаешь-то? Ел я, ел, вон, на обед сырную пиццу заказывал, так что не бубни, — тщательно пережёвывая простую, но вкусную пищу, отвечает Чимин. Длинные пальцы Мина расслабляюще мнут щиколотки, ступни, из-за чего мелкая дрожь гуляет по бронзовой коже. — Пицца — не еда, — вздыхает старший и переводит взгляд на крафтовый пакет. — Слушай, а откуда ты взял это нижнее бельё? Чимин давится бутербродом от неожиданного вопроса прямо в лоб, кашляя в кулак, а после хлопает пушистыми ресницами и вновь краснеет щеками. — Эм… Тэхён подогнал. — Ну, почему-то я так и думал. У кого, кроме него, в башке одна сплошная похоть. Но не суть, — Юнги вглядывается в карие глаза, когда Чимин приподнялся, и теперь их лица на одинаковом уровне. Заводит выбившуюся светлую прядку за ухо и прислоняет ладонь к его лицу, к которой тот теснее прижимается. Словно котёнок. — Раз у нас не удался сегодня романтический ужин в честь годовщины, про которую я, как мудак, забыл, то приглашаю тебя завтра в ресторан. Отпрошусь с работы пораньше, возьму каршеринг и заеду за тобой. Как на это смотришь? — Я согласен, — счастливо улыбается Чимин в губы старшего, сладко целующего его затем. Поцелуй лениво-тягучий, трепетный и с нотками безмерной любви. Всё-таки не зря Пак Чимин заработал солнечный удар на следующий день после того, как терпеливо ждал своего куратора по производственной практике возле высоченного бизнес-центра. Если бы не его характер, прущий напролом, то сейчас бы не сидел, искрясь счастьем, на коленях Мин Юнги и не получал бы, звонко смеясь, поцелуи-бабочки по всему лицу.*****