Охана

      — Вла-а-сова, — отвечая на звонок, буквально-таки выдыхает её фамилию отставной капитан, незаметно даже для самого же себя закатывает глаза, откидываясь на спинку стула, и теперь уже окончательно отвлекается от выведенных на экран ноутбука последних полученных материалов дела. — Тебе говорили, что ты — неугомонная мать? Звонила ведь уже.       — Так когда это было? — словно бы не смутившись этому замечанию, но в то же время и ноток недовольства не став утаивать, отзывается ему в ответ Маргарита. Пожимает плечами, словно бы собеседнику этот манёвр будет виден, и почти что небрежно бросает: — час назад.       — Полчаса, — лишь на миг бросив на время взгляд, не то машинально, не то совершенно обдуманно поправляет подругу Гранин, улыбается, слыша, как она тихонько цокает на том конце провода, и продолжать обсуждение временных отрезков считает излишним. — Ты чего там, закончила?       — Я поэтому и звоню, — совершенно без радости качает головой Маргарита — он практически даже видит этот Ритин жест и граничащее с недовольством расстройство во взгляде её карих глаз. — Паш, ты ведь знаешь, у нас даже если вымрет всё человечество, бюрократия каким-то образом так и продолжит существовать. А вместе с ней и безответственность в паре с наплевательством. Тётка эта из отдела кадров время сама главное назначила, а в итоге по каким-то неотложным делам умчалась. Хотела бы я на дела эти её взглянуть. Знала бы — в конторе это время посидела, всё равно ведь к Рогозиной заезжала. Там хотя бы все свои, а тут косятся да ворчат поголовно незнакомые люди.       Власова отвлекается ненадолго на начавшую капризничать сидящую у неё на коленях Карину, а когда возвращается обратно к разговору, сказать по большому счёту уже мало чего остаётся.       — Рит, да перестань ты, — хмурится в ответ на высказываемое подругой неудобство от того, что ребёнка не него пришлось свалить. — Мы прекрасно проводим время, Илюшка у вас отличный компанейский парень. Не накручивай там себя, ни к чему это. К тому же, во-первых, я всегда рад повозиться с детьми и сам помочь вызвался, — резонно припоминает Гранин. — А во-вторых, у меня прекрасный помощник. Ева включила сказку, и они совершенно довольные и увлечённые следят за сюжетом.

--

      Квартира Граниных встречает какой-то подозрительной тишиной. Словно бы и не находятся в ней двое довольно небольших детей. Если бы дверь ей не открыл совершенно спокойный Павел, Рита уже навыдумывала бы себя страшилок всякого рода и красочности — благо, что воображение хорошее, а увиденное за годы службы настолько обширно, что подставить в имеющиеся картинки новые детали не представляется особо тяжёлым. И уж точно рванула бы по комнатам и всевозможным углам — проверить, найти, убедиться, что все живы-здоровы.       Но беспокойство всё же не обостряется, так и крича Власовой о том, что всё в полнейшем порядке и под максимально возможным, как это только может быть с детьми, контролем. Словно бы подкрепляя мысли эти действием, Павел поцелуем касается Ритиной щеки, улыбается, глядя на буквально клюющую носом Карину, и тут же протягивает к ней руки.       — Давай-ка, — только и бросает он вслух, уже через мгновение поудобнее для малышки располагая её у себя на руках. Карина крепче прижимается к его плечу, словно на подушку укладывая голову, и сил бороться с усталостью словно бы лишается окончательно и совершенно молниеносно. — Замучили совершенно ребёнка. Что за люди такие? — глядя на неё с улыбкой, негромко комментирует Гранин, явно не Риту подразумевая под этими «редисками», а несколько часов вынудивших ждать решения бумажных формальностей дамочки из министерского отдела кадров.       — А чего тихо так? — не выдержав, Власова всё же задаёт продолжающий крутиться в голове вопрос. Откладывает на небольшую банкеточку свою сумку, расправляется с молнией на куртке и при всём при этом умудряется словно бы даже на миг не отвести от хозяина квартиры взгляд.       — Сейчас покажу. Дверь открой, — кивнув на ближайшую дверь, просит он, прежде чем начать показывать.       Рум-тур Экскурсия начинается только спустя какие-то пять минут, когда Карина оказывается с предельной осторожностью лишена верхней одежды и обуви, с удобством расположена прямиком поперёк кровати — любые попытки перекантовать выше, к подушкам, попросту заканчивались пробуждающимся сквозь чуткий сон хныканьем, и оставлена в спальне в гордом одиночестве. Судя по мелькнувшей на губах улыбке — совершенно вовремя по её скромному мнению. Павел подходит к двери детской почти что бесшумно и так же точно, спешно обернувшись на Власову, надавливает на ручку.       В планах у него рисуется незаметное — пусть даже и только в первую минуту — подглядывание за увлечённой игрой Евы и Ильи, сдружившихся ещё давно, а сегодня только укрепивших это понимание… но дети умудряются просчитать это план, как кажется, быстрее, чем он оказывается Граниным сформулирован.       Дверь открывается совершенно бесшумно, и ровно в тот момент, когда угол обзора становится всё более широким, как из неоткуда выскакивают «индейцы» в лице Граниной и Данилова, своим: «Бу!» невольно отступить на полшага назад вынуждая Власову с Граниным.       Заливистый смех в два голоса дополняется совсем скоро ещё двумя… и Рита с Павлом по большому счёту и сказать не могут, что их веселит сильнее: сама эта ситуация, в которой дети так легко их подловили, их с треском провалившееся подглядывание, радостный смех Ильи с Евой или их же довольные мордашки, украшенные цветными полосками безо всяких сложностей разысканной ими гуаши.       — Красавцы какие! — отмечает Гранин, рассматривая их в добавок к краскам ещё платками, поясами и даже выуженными с верхней полки шкафа наволочками дополненные образы. — Постройки свои покажите нам?       — Конечно!       — У нас тут целый маленький город, — вторя товарищу, кивает Гранина. — Идёмте, — взмахивает она рукой, и взрослые наконец переступают порог «переобустроенной» комнаты. — Вот это самый красивый дом, — начинает юная экскурсовод, указывая на свою кровать-чердак, к которой оказывается подтащен стул с высокой спинкой, и накинутое на него покрывало, как-то немыслимо закрепленное где-то наверху, в районе матраса, выступает самой настоящей покатистой крышей. — Тут мы с Илюшей живём. Собака вот у нас…       Гранин с Власовой послушно переводят голову в сторону собачьей будки, из тумбочки и пары обувных коробок выстроенной, улыбаются, глядя на тут же «выбежавшую» им собачонку… и совершенно не обращают внимание на творящееся у них под ногами.       — Осторожно! — кричит Илья, вновь заставляя вздрогнуть и замереть на месте. — Вы чего, не видите? Тут ведь река протекает, — изобразив в воздухе волнистую линию, мальчишка повторяет изгибы старательно выложенного поверх ковра так удачно подошедшего по цвету тёмно-синего пледа. — Чуть не утонули ведь.       — Виноваты, да. Не заметили, — покорно кивает Рита и уже протягивает было руку перепрыгнувшему через реку Гранину. Но их поделенная на двоих невнимательность вновь играет не в их пользу.       — Пап, ну ты чего?! Река широкая, как ты её перепрыгнул? Вот же, мост для этого построен, — сделав пару шагов, указывает на выкрашенные серым и коричневым листы бумаги, уложенные через речкой убегающий куда-то вдаль небольшого городка плед. Для демонстрации собственных слов Ева переходит водную преграду прямиком по этой переправе и, взметнув на Власову взгляд, машет рукой: — тёть Рит, иди сюда. Не переживай, мост крепкий. По нему даже детали для маяка возили!       — Ого! У вас что же, и маяк есть? — изумляется она, едва успев ступить на мост. — Здорово! Маяки — это полезная вещь. А ещё они просто красивые, — улыбнувшись, добавляет Маргарита.