Writober 2023 (31 история про Эли и Джерома)

Оранжевые вихры. Оранжевые веснушки. Оранжевое пламя. Оранжевый кончик сигареты. Темный, темный дым, ползущий по воздуху змеей, второй Шивой, пожирающей свет, проглатывающей звезды. Тишина. Бродячий цирк задремал, не успев проснуться, собравшись в кучку из повозок, будто сваленную непоследливым ребенком в траву — посреди леса, если смотреть с высоты, Хейли казался незначительным без своих полосатых шатров, бочек с провизией, разноцветных флажков и натянутых веревок. Иногда он казался мертвым, и только спящие лошади, похожие на восковые фигурки, были способны вдохнуть в него подобие жизни. Эли куталась в джинсовку Джерома, сидя на краю пледа, который им удалось в очередной раз утянуть из-под носа Пола Сисеро, летняя ночь была все еще тепла, но маленький костер у самых ног превращал ее и вовсе в сказочную фантазию, сбывающийся сон. Девочке нравилось наблюдать за искрами, иногда протягивая к ним ладони, пока друг, если его действительно можно было так назвать, молчаливо курил вправо, глядя в кажущееся бесконечным, тянущееся в собственные глубины небо. — С утра опять поедем, — буднично произнес рыжий вдруг, он редко начинал разговор первым, особенно в такие «подвешенные» моменты. — Куда? — встрепенулась циркачка безжизненно, подняв голову, но не взгляд, а огонь лизнул ее неосторожные пальцы. — Узнаешь. Она была новенькой, а он знал все наизусть, каждый шаг, каждое движение колеса, каждый удар копыта о камни, пыль и щебенку был ему знаком. Выросший в Хейли, родившийся в Хейли, корнями уходящий в Хейли, Джером усвоил еще с грудным молоком бесчисленный список правил, отступов, помарок, дорог, дел, завтраков, тумаков. Хотя последнее было всегда немного разным и сегодня дыбилось болезненными синяками на спине — под рубашкой их не было видно, но по тому, как сидел парень, Эли понимала, что он едва ли может разогнуться без боли, стискивая зубы при каждом глубоком вдохе едкого дыма с еловым запахом. Мать никогда не щадила его. А с тех пор, как девочка попала в цирк, она, кажется, совсем осатанела. Хотя прошло всего-ничего, по ощущениям — едва ли больше недели, по факту — быть может и месяц. Никто не считал. — Яблоко хочется, — теперь говорить первой начала циркачка, прислушавшись к ощущениям внутри живота — он не бурчали не подавал признаков жизни, но болезненно жался к позвоночнику, лип к нему желудком. — Ну так возьми. Знаешь, где? А, ну да, точно, — рассыпался рыжий на несколько фраз, то ли рассерженный, то ли подавленный, понимать его эмоции казалось невозможным, они наслаивались друг на друга и прятались глубоко внутри, — я принесу. — Не стоит. — Все равно за печеньем собирался. Он ушел, оставив после себя в пламени костра только тлеющий окурок, и Эли обняла свои колени, понуро глядя прямо, не зная, о чем и думать. Ночь обещала быть злой и недружелюбной, такой же, как и все в этом столь открытом для посетителей и их денег месте. Внешний фарс слетал вместе с улыбками тогда, когда повозки трогались с мест, и танцовщица со змеями вновь напивалась, превращаясь в озлобленную фурию. Едва ли будучи трезвой она была добрее, но… А бывала ли Лайла вообще хоть когда-нибудь трезвой? Джером тенью возник рядом, бросив девочке в руки яблоко, и она к своей чести его поймала, не сумев удержать сразу, из-за чего оно смешно запрыгало в ладонях, наконец оказавшись прижатым к груди. Красное с оранжевеющим боком. Печенье себе парень почему-то не взял, не нашел что-ли? Это было исключено, а потому циркачка неловко шепнула: — Спасибо.