Закономерно.

Родные улицы Флоренции огрели теплым вечерним ветром и нежно скатывающимися сумерками, подогревая жажду жить и изучать.. Эмоции поутихли после поездки в Амазонию.. Все казалось привычным и домашним, от того последовало облегчение и расслабление. Самодовольная ухмылка показалась на лице профессора, когда он вышел из своего квартала.. Поистине, стоило как-то расслабить самого себя, зацепившись за родной язык и болтовню с кем-то, заглотив несколько кружек пива и отправиться на покой и под мигрень и похмелье приступить к изучению дальше, после качественного сна.. Вот он, идеальный ритм жизни, абсолютная свобода и вовлеченность. Мужчина вытягивается, ощущая приток энергии и открывает двери в знакомый давно ему бар.. Его встречает приглушенный свет фонарей, разнообразие голосов, обходительные женщины юной натуры, и очень явный запах досок, мужских одеколонов и яркое выражение терпкого алкоголя, коим это место было пропитано насквозь. Средь суматохи можно было рассмотреть обновленный со времен поездки интерьер, даже стены сменили цвет на более светлый, что создавало ощущение потерянности. Неожиданно, от такой картины становилось слегка дурно.. Он лицезрел пьяные дебаты, в ином углу же мужская рука жадно тянулась к юбке официантки, размякшие от опьянения морды, и вслушивался в женское жужжание навязчивое, которое прерывалось только ударом бокалов и стаканов, а после те замолкали на миг, наслаждаясь вязким вкусом напитков. Происходящее казалось лишь мерзкой стороной человеческого рода, беззаветной глупостью.. Лючино ощутил духоту, а после и чувство тошноты. Из-за стойки ему махнул рукой старый приятель.. Оценив его с голову до ног, мужчина заметил значительные изменения в ощущениях, глядя на бармена. Казался тот несомненно далеким, низменным, лишь от мысли, что тот будет желать поговорить с Дерюзом о своей повседневной жизни казалась чем-то явно противоречащим собственным желаниям.. Он недовольно отводит взгляд, пускается дальше, вглубь бара.. Неожиданно, тот подмечает тихое место. Приятным бонусом стала маленький стеллаж с газетами около, так что брюнет незамедлительно направился туда. За им тут же увязалась обольстительная работница, которая одной своей любезностью продавала всевозможные спиртные блага. В ответ на белоснежную улыбку и вьющиеся локоны он лишь изрек.. Бутылку белого сухого. Чириканье сеньоры не затихало, все лилась ее приторно сладкая молва.. Но стоило только сделать утомленный вздох и окунуться в статьи, как она тут же растворилась в неугомонной толпе вечерней пятницы. Дожидаясь заказа, он вчитывался в политическую колонку. Не то, чтобы его особо заботила его родина, но тем не менее, он имел политические убеждения. Постепенно издавались новые законы, правки, десятина была на грани отмены.. Особенно привлекли известия об анархистских политических преступлениях, вскинув заинтересованно брови он уже сам по себе рассуждал о мотивах, прогнозировал.. И, казалось, близился кризис, что было еще большей чепухой нежели опьяненные умы сидящие вокруг. Вино подали незамедлительно, холодный напиток наполнил бокал, позволив воссоединиться с окружающим бредом. И вот, статьи воспринимались легче, и вот уже не дурили голову мысли о скором развале Объединенной Италии, принимались легче и как весомая данность, а фундаментальная истина природы людей все забывалась.. И вот, ощущение, что ты непревзойденный участник божественной комедии, от того, стремления осели и в глазах зарябило наивностью. И вот.. На глаза попадается он. Мужчина статный, явно благородный по виду, слегка хилый, но высокий. Казалось, творческий интеллигент, о том свидетельствовало перо в кармане и опустевший чехол из-под скрипки. Исходя из количества пустых бутылок вина и одного разбитого стакана на полу, музыкант был маргиналом, что не знает меры. Его потускневшее лицо поднимается, на нем были видны нежные проблески слез и гематомы. Дрожащей от пьянки руки, он наливал уже который бокал, захлебывая горечь своей души до дна, величая себя хмельным шепотом «delusione». Прочувствовав трагичность маестро, профессор сам принялся пить, впуская в свою голову больше чувств и эмпатии.. Одним жестом Лючино подзывает официантку. Та изнеженно подходит вновь со своей улыбкой, кивает, достав блокнот. Опьяненный взгляд уже и смотрел более оживленно и ненароком упал на ее манишку. - За тот столик с длинноволосым брюнетом, будьте добры, подать фиорентино. - весьма вежливо сказал Дерюз, получив лишь слегка возмущенный взгляд и неприличное молчание, как для той дамы. Она спокойно покинула гостя, оставив того вновь за процессом наблюдения. С каждым глотком образ становился все более красочным, будто бы обрастая аккомпанементами, оранжировками и лирикой.. Каким же одухотворенным и неизведанным казалась причина его абсолютно уединенной выпивки, почему был порван и избит, почему пустовал чехол.. Но сцену размышлений прерывает та белокурая работница бара. Подлетев на тонких ножках, она ставит блюдо на стол.. Лючино улавливает искреннее изумление, широко распахнутые глаза смотрели с жаждой на кусок мяса, вновь проникаясь мирскими пороками.. Было видно, как тот повеселел и слегка смутился, будто бы получил желанный комплимент и внимание и так облегченно выдал.. «Molte grazie». Эти слова раздались теплым импульсом на душе.. Светлые карие очи направились вдоль всего бара, выискивая прекрасную донну, которая утихомирила бы вечер, словно родная мать, бархатным голосом и шелестом купюр. На том моменте они то и встретились взглядами.. Скрипач, брошенный на обочину жизни, выпав из колесницы успеха и герпетолог, уставший от беспросветной глупости человеческого рода.. Доктор осторожно поднимается с кресла, захватив свой бокал, слегка пролив некоторое его содержимое на стол. Поднявшись, он заметил, как стало тише и безлюднее и как стулья из черного дерева с промявшейся от поясниц обивкой, стали пустовать. От того на душе стало лучше.. Лючино подмечает, как медленно его объект интереса обмяк и стоило только мужчине встать в полный рост, как тот попытался неуклюже выпрямится, визуально напоминая натянутую струну отныне. Улавливались еле заметные нотки тревоги в его распахнутом взгляде.. Сам Антонио резко осознал в каком он находился жалком положении, но все же, привстав на дрожащих ногах, позволил желающему сесть около, кивнув. Челюсть Паганини сжала самокритичность, но так же разжал алкоголь, позволив, сквозь разгоряченный вздох сказать.. - Так.. К чему же взывает ваш подарок? - стоило ему только распахнуть рот, как от туда полились мотивы усталости и истинного ужаса, подавленного за добрым количеством алкоголя. Где-то в глубине были слышны всхлипывания и дрожь, одним словом фальш, что был распознан аналитическим умом профессора Лючино. - К избежанию излишнего отравления алкоголем. Вы ешьте, бар в скором времени закроется.. - с крайне добрым нравом отвечает ему ученый, продолжая анализировать.. Сблизи, кроме перегара, ощущался запах бархата и все же хороших духов, он отдаленно скатывался в морось дождей и землю.. Будто бы длительная поездка по важным делам. Воистину, в последнее время обоняние Лючино стало более развитым, что позволило ощущать каждый импульс мира куда четче. Его улыбка растягивается вдоль всего лица и он безо всякой совести подливает себе немного чужого вина.. Подобное поведение ставит в ступор, тем не менее, скрипач принимается за еду, периодически поднимая взгляд на одухотворенное выражение лица незнакомца. В нем крайне ярко читалась гордость за самого себя, любопытство и интерес.. Суженные змеиные глаза не позволяли довериться, его нахальные слегка, но сглаженные человеческим обликом, повадки отторгали.. Но жадность и голод делали все сами за себя, заставляя Антонио неистово глотать каждый кусок, хватаясь, будто бы за последнюю возможность поесть. Он утопал в наслаждении и в этом самом наслаждении его недоверие плавилось. - Еще какие-то пожелания? - музыкант отстраняется от практически съеденного мяса. Только тогда Лючино отметил его пожеванную привлекательность и сам ощутил легкую слабость в области желудка. На удивление, ему пришлось даже сдерживаться перед тем чтобы не придвинуть блюдо к себе и не начать потчевать самому. Отбросив в сторону лица собеседника голодный взгляд, он приходит в себя вновь. - Впрочем, да. Испытываю интерес к Вашим жизненным обстоятельствам. Я подметил, насколько разбито Вы выглядите, так что, мог бы предложить свою помощь. - Дерюз сжал свои ладони от которых все же веяло благородством и чуткостью. Под давлением алкоголя и градус разгоряченной тошноты его черты становились все светлее, черные густые брови расправлялись выше ко лбу. - Разбито, значит.. - слегка занозчиво сказал он, все еще сдерживая порывы собственной души. Взгляд Антонио был совершенно потерянным, будто бы осенний туман в ее грязных померкших оттенках и настроениях. Более он к мясу не прикасается, еще больше осознав насколько жалко выглядел. Стыд захлестывает его душу, оставаясь красноватыми ожогами на щеках.. Краснота прекрасно дополняла пьяный голос. - Если Вы считаете, что это не спектр моих интересов - я уйду, даже добровольно. - несомненно ученый подметил все эмоции на таком прозаичном лице, которое еще не загромождали длинные пряди волос, оставляя все мимические подробности открытыми.. Только окровавленный орлиный нос пачкал одну спадающую с общего объема прядь. Принюхавшись к волосам, можно было вычуять самый неблагополучный запах.. И самый одичалый. Экспериментатор откидывается на спинку, слегка отстраняясь, не насаждая собственную персону. Его деликатность и чуткость все же поражала. Ее израненные в разочаровании глаза практически невозможно было увидеть в темноте.. Мимо проходила вся страсть и сладкие воспоминания.. Ее влажного изящного в подаренном платье тела в водах Лаго ди Биентина.. Как она стояла в центре всего, как не была видна рябь воды, из-за ее кудрявых длинных локонов, как не волновал пейзаж перетикающего в сумерки прямо по воде заката, но как волновали ее бурные от страсти глаза.. Он вспоминал костры, как она изнеженно ластилась около огня своими нежными руками и как сжимала разгоряченными пальцами его скулы, как тешила льстивыми рифмами.. И как ее тело блаженно проминалось под гениальные ритмы, как она приобретала театральную натуру, стоило им только в летний вечер выйти на улицу и забыться друг в друге под продолговатое мычание его преданной скрипки.. Как он выбирал ее одну, лелея как последнюю музу, последний глоток воздуха и последний укус. Нет.. Она была не та сейчас. Вся ее легкость тогда стерлась в грязную массу лишь с одним словом.. Жалкий. Он так же страстно, но разгневанно посмотрел на нее, а после ударил ее облитую отчаянием физиономию.. Рядом лежащей бутылкой.. Вино смешалось с кровью на ее белом платье. Все так же безрассудно и тревожно он хватается за ее грудь, насильно раздвигая ноги, залезая под юбку и разрывая ткань, вслушиваясь в ее всхлипывания и крики, получая ритмичные удары по животу.. Многократно обцелованные ногти впивались в лицо и голову, шею… И после, смирившись, держались цепко за спину, находясь на грани сознания.. Он..боялся ее потерять. Более ничто так не радовало, как радовала она.. Более ничто не воодушевляло, как воодушевляла она.. И никто не был так близко, как была она.. Он не владел ничем кроме нее. И после оргазма он с ужасом смотрел на ее тело, излитое потом, спермой, слюной, кровью и алкоголем.. Бессознательное тело вечно искрящейся женщины. По расцарапанным скулам лились слезы.. А их дальнейшие сутки превратились во что-то поистине отвратительное и холодное.. Их сутки в опустевшем доме, материальную радость которого забрал ломбард и коллекторы, на грязном проспиртованном и оббелванном полу. Излечившись от своей зависимости.. Андреа протрезвела, найдя себе спутника в антикварной торговли. На последок Антонио сжимал ее руки как никогда, слезно моля не уходить и отдав обещание бросить абсолютно все мирские радости ради нее.. А она так и ушла, оставив лишь адрес своей антикварной лавки.. Ушла с красными страстными следами на запястьях и абсолютно опустошенной душой. До сегодняшнего дня неискоренимая привязанность заставляла мужчину играть под ее окнами, не взирая на абсолютное молчание в ответ, что покалечило до глубины души. Воздерживаясь от скорби на нотном листе он писал ей очередное письмо, зная, как глубоко она любила эстетичность его предложений и оборотов, как чувственно реагировала на каждое признание, даже когда краски начали сгущаться… На ожогах появляются блеклые слезы, музыкант издает длительный мучительный стон. Волосы кубарем падают на лицо, зашторивая позор, стыд и страх.. И сам он сжимался, будто обремененный камнем на шее, глядя в пол и утопая в нем. Более не осталось никаких очертаний, воздух наполнился отчаянием, точно дымом, им же и наполнились легкие.. Раздался гулкий кашель и всхлипывания, по ладоням текли сопли.. Он вовсе размяк. Тошнота подкатила к горлу. Одним резким движением он встает, получая удар в лице мигрени и полуобморочного состояния от напора эмоций и импульсов и тут же садится обратно, ощущая себя прижатым к самым потаенным частям собственной души. Алкоголь, естественно, вывел его на такие животрепещущие воспоминания и выразительные эмоции.. Но незнакомец уже стоял рядом, придерживаю ключицу и шею своей горячей ладонью, потихоньку выпрямляя мужчину. - Ну-ну, расслабьтесь, Bello.. Главное, не теряйте курса своего.. Ведь, как говорил нынче популярный безумец Ницше, “Все что нас не убивает - делает сильнее”. - его голос стал убаюкивающим и спокойным, гиптонитическим от части, преобретая нотки шипения.. Тем не менее, звучал таким надежным. Присутствие его тоже грело, от него веяло пониманием и чистосердечным альтруизмом.. Антонио слегка расправился, в конечном итоге окончательно направившись лицом на стул, что уже был покинут и окно впереди него. Он наблюдал уже глубокие сумерки, отвлекался на абсолютную тишину вечера. Если углубить свой слух, то можно было услышать хрупкий женский смех, напоминающий мажорные ноты пианино, их вальсирующие голоса. От неприятных воспоминаний он закрыл лицо рукой, все еще погрязнув в молчании.. Уши заложило. Он не слышал более ни смеха женщин, ни звона посуды около стойки, ни голоса Лючино, который пытался ненавязчивыми фразами ободрить скрипача.. Он отклоняется в сторону, отныне глядя в янтарные глаза незнакомца. Компания разжижала состояние души и делала его более сносным. - Впрочем.. Что же с Вами произошло? Дать ответ было трудно одним емким предложением, а душу раскрывать желания вовсе не было.. Слегка подумав, брюнет нашел саму суть происходящего, выявив не следствия, а причину. - Одержимость. - он сказал это с предыханием и усталостью. Тяжесть спустилась по горлу, но после растаяла где-то внутри.. Эта рефлексия была ему крайне нужна. Опустошенно, но благодарно Антонио взглянул на Лючино вновь, наблюдая за тем, насколько неоднозначным было выражение. Тот громко вздохнул и после замыслился, пока на лице чередовалось удивление и интерес.. Но ни одно слово не подходило столь же, как одержимость. Их уединение прерывает рваный голос одного из работников бара. Он приближался, тут же обратив на себя внимание дуэта к своим импульсивным движениям ладоней, в которых он натирал стакан, весьма яростно. Его морщинистое лицо будто бы забетонировало раздражение и интроверсию.. - Синьоры, мы уже закрыты как десять минут.. - его взгляд медленно опускается на разбитый бокал на полу.. С презрением, служащий подмечает каждый осколок и в его тоне пропадает всякая услужливость.. - Вы ведь понимаете, что обязаны заплатить за разбитый бокал? - глубоко в горле было слышно как бурлит его желчь. Комок слюны упал на ручник, который к вечеру и без того измотался. Он поджал губы. Нагроможденность обстоятельствами вызывала еще больше мигрени. Антонио издал очередное слабое мычание, перед тем как сказать что-то в ответ,.. Но скрипача опередил поток Лючино. - Да, естественно. Несите счет. А рука как и прежде была на плече. Они вновь переглянулись.. Профессор добродушно улыбнулся, в данный момент он явно искрился любовью к собственной жизни.. Не то жалкое положение собутыльника воодушевило, а может факт помощи сделал его более уверенным. Он так и не успел сказать ничего по поводу судьбы Антонио, но мысли все еще варились в его голове, дожидаясь удобного момента.. В своей голове он углублялся в каждую мелкую деталь его внешнего вида.. Пальцы осторожо соскальзывают с плеча по черным волосам ниже и ближе, к скулам, в глазах сияло любопытство.. В завершение, ученый вздохнул, приоткрыв рот от яркого запаха алкоголя от Антонио. - Ваш счет. Чаевые желательны, за ваше безнравственное поведение. - официант вновь нескромно перебил своим ворчанием их уединение. Расчетница падает на стол с мягким шлепком кожи по столу, за ней же падает вторая, предоставленная самому Лючино. Мужчина вздыхает, щедро достав свой бумажник из барсетки. Он вложил сумму, которую требовалось и закрыл их обе под нахально пристальным взором официанта. - Теперь то, прошу покинуть вас наше заведение. - он сказал это надменно, забрав расчетницы, а вместе с ним и чаевые, принадлежавшие не ему.. Итальянец недовольно цыкнул, вновь оборачиваясь к Антонио, повторяя про себя то слово, что он сказал. Взор тут же добреет, заглядываясь в чужие глаза.. «Одержимость.. ».. Это имело так много оттенков и значений. Напоминало лишь одно - набожность, которую можно было бы либо изучить, либо вовсе излечить. Всё же хотелось понять. Дерюз отклоняется от товарища, выпрямляясь абсолютно. Своими резвыми шагами и нестойким взглядом он манил страдающего, на что тот, несомненно, откликнулся, все же опустив голову вниз. Походка Антонио была удивительной, все так же как и он сам, как и его чехол из-под скрипки, как и его нотный лист торчащий из жилета.. Пусть и слегка сжатой и пугливой, но легкой, он ступал мягко и спокойно на встречу новому знакомому, слегка покачиваясь во время каждого шага. Поравнявшись, оба вышли из бара. … - Что вы подразумевали под одержимостью? - его легкие были наполнены таинственностью, но говорил он уверенно. В глазах продолжал блестеть ажиотаж.. Они оба слонялись по безлюдным улицам.. Фонари погасли к тому моменту и небо насытилось блеклыми звездами. Дуновение прохлады. Сам Лючино вспоминал как в свою юность сбегал по этим улицам от матери с отцом, как слонялся вдоль флорентийских построек и отчаянно искал работу, чтобы в конце все же оплатить общежитие в университете, который привлекал того. Он вспоминал обрывистую дружбу, которую променял на самосовершенствование.. Его размытое представление о ценности семьи и любви, дружбы все таким же и оставалось. Но по некоторой причине он обнимает плечо незнакомого и идет, одухотворенно улыбаясь своему прошлому.. Его спутник резко остановился на мосту, романтично вглядываясь в месяц и водную гладь. Антонио нужно было некоторое время чтобы давно запекшиеся во сладострастии мысли отогрелись и вновь хлынули по его коже чистейшими откровениями, сливая всю гниль собственной крови напоказ ученому.. Он делает глубокий дрожащий вдох. - Ее всякое значение.. Это и мой талант, как ее положительно значение.. Это и мои пороки.. Это и моя окоченелость перед гневом.. Это и моя душевная простота.. Это то, что изменилось во мне с приходом бедности. - он говорил завуалированно, но это не мешало искренней слезе пуститься с глаз по щекам.. В облучении луны Паганини, казалось, приобретал невинные и хрупкие облики белоликой нежной женщины, жертвы жестоких обстоятельств. От такого сердце защемило.. Он продолжил. - Мое пристрастие к вину тоже от туда, многие мои болезни. Я, честно говоря, не знаю как вышло так, но.. Добрую половину того что было в пограничный момент я вовсе не помню, не помню, что стало мотивом, чего я хотел.. Ведь, сколько себя знаю, мне многого никогда не было нужно.. Только свобода. - его голова опускается, вслед за ней катятся такие живые его родные волосы, прямые и густые, отдельными нежными волнами. В груди стало пусто, все было выжжено.. Будто бы еще с самого детства началось… Он ярко помнил как его руки резко выворачивались во время длительной игры, разрывая струны. Помнил немой ужас на своем лице от пронизанных разочарованием лиц. Мальчик эмпатично смотрел на души других, проникался собственными чувствами, отображая их в музыке, выводя в наслаждение прекрасным абсолютно каждое ощущение, что испытывал. Ему все же было тяжело понять его собственное тело, как бы тот не пытался менять положение рук, согревать их и разминать, это бесконтрольное понятие становилось более явным со взрослением. Антонио печально оборачивается, сквозь него проходила лёгкая дрожь, словно от прохлады. Он смотрел чёрными, напившимися ночью, глазами на Лючино.. - Моя женщина оставила меня, в конце концов.. Меня оставило всё, что было дорого.. И, единственное, что может ожидать меня в будущем - скитания лишённые удовольствий и счастья.. Никакой музыки. Никакого вина. Никаких ужинов при свечах и обольстительных улыбок. А что самое главное, никаких аплодисментов. - слова вырвались так откровенно, видимо, давно морились взаперти эскапизма.. Глаза Лючино резко стали более серьёзными и юность вышла из него.. Образ лица стал более статным, он слушал, внимательно кивая головой и ещё более внимательно вглядываясь в окутанный мраком образ скрипача. Они держали безопасную дистанцию.. Он хотел смотреть на него без всяких предрассудков. - Это не конец, как по мне. Это новый этап. Вы повернете в ту сторону, которая будет вам близка. Это закон природы, всякое изменение, которое происходит - закономерно.. А значит, то, что случилось с вами - должно было случиться. Не знаю кому точно на пользу, но не меняйте произошедших событий.. Вы ощутите изменения вскоре. - он стал более серьёзным и формальным, ощутив тяжесть проблем, которые были озвучены.. Ему хотелось продолжения этой истории, ему хотелось дальше наблюдать за непростой судьбой этого человека из любопытства и ради обогащения собственного житейского опыта.. Он уверенно смотрит на Антонио, постепенно подходя ближе, пытаясь укротить его нежные чувства более нежными движениями и медленными шагами.. Его голос становится более мягким и утешающим, сливаясь с мягким журчанием воды. - Вы.. Не огорчайтесь. Я буду рад стать вашей опорой сейчас.. Он смотрит внимательно на лицо Антонио, которое приобретает более податливые черты и тут же смывает их слезами.. Паганини наклоняется, пряча мимику за волосами. Влага эмоций пропитывает их.. Дерюз осознаёт, слова излишни.. Это было больше чем оплатить счёт, чем придержать дверь, это было больше простой формальности. Он ощутил, что и сам тает в этих чувствах, которые были так близко и лились опьяненным дыханием ему в лицо.. Он обнимает незнакомца, крепко потирая спину и глядя на пейзаж воды из-под плеча. Угольные пряди пачкали ладони и слегка вздрагивали от легких всхлипов, которые стали ещё более видимыми, когда они соприкоснулись грудью друг с другом.. Постепенно, и глаза Лючино стали блестеть.. Они так и замерли в этом моменте ощущая одно и тоже. Их убаюкивает уединение.. Постепенно, Доктор слышит как всхлипывания становились все более сглаженными, это вызывало только спокойную улыбку и удовлетворенный кивок. - И все же.. Заметьте, холодает.. - вдруг был прерван маэстро их интимный момент. Тут же Лючино отпускает руки, отступив.. Он понимает, прекрасно понимает, что между ними проскользнула нотка неловкости, когда осознаёт, что не знает есть ли у стоящего перед ним хоть какое-то образование. Они вновь вглядываются друг в друга, пытаясь не сорваться на разрыв такого близкого контакта к которому не было предпосылок. - Вы правы.. Холодает.. - он поддерживает это игру вежливости, осторожно кивая, и постепенно отводя взгляд. - Так по домам, значит? Значит, по домам.. - их голоса тускнеют вместе с постепенно угасающими вдоль неба звёздами. Каждая туча приносила с собой всё большие и большие оттенки восхода, постепенно освещая небо.. Антонио чувствует крайнее притяжение к плечам, которые так мягко окутывали, осознав, что чуть не заснул стоя.. Между ними вновь нечто неясное, сдвинуться с места было бы дурно с обоих сторон. Оконченевшим, Антонио постепенно уходит, развернувшись спиной.. Он угасает так же, сливаясь с витающей в воздухе темнотой и приближающимися лёгкими побегами тумана. Лючино всё так и не ушёл, продолжая смотреть до той степени, пока сможет.. Резко, его посещает мысль о том, что границы дозволенного он привык разрушать в своей профессии, от того, более быстрыми шагами он идёт в сторону в которой растворился Антонио.. Скрипач слышит яростные шаги, замедляя собственные. - Вы говорили, что на грани бедности… В моём доме есть гостевая спальня. Я скоро уеду из Флоренции вновь, работа вынуждает. Вы можете мне сказать своё полное имя и адрес и я напишу вам письмо, когда буду отъезжать.. - его тон звучит спокойным и уверенным. - Мне нужно чтобы кто-то следил за ним, пока меня не будет. Жены у меня нет, детей и подавно.. - он наконец ровняется с Антонио, замедляя шаг. На его лице видна неподходящая под ситуацию улыбка. - Вы.. - голос его слегка стал более раздражённым.. - Вы думаете я настолько нищий чтобы на это соглашаться? Найдите себе гувернантку, в конце концов дом не развалиться. - сквозь сдержанность читалось возмущение. Внутри скрипача выстраивался конфликт, он колебался с реакции на реакцию, что заставило его лишь набрать воздуха для дальнейшей фразы, но он так и не решил что стоило бы сказать после. Он останавливается, потому что видит, что остановился и сам профессор.. Значило ли это, что он всё же ждал от него нечто большее, чем просто предложение. - Вы живите в моем доме, как в своем.. - он сказал это, чтобы смягчить напряжение, которое повисло между ними. Сказал мягко и с заботой, не перебарщивая, так вдучиво и лояльно манипулируя ситуацией и настроением беседы.. - Впрочем.. что мне говорить.. Его рука тянется к барсетке на бедре, он приоткрывает ее. Его движения резки. Дерюз достал измотанный блокнот, что лишился обложки до половины.. Его почерк размашист и неаккуратен, прочесть буквы было трудно, но возможно. Агрессивно, карандаш промял надпись слегка.. «Luchino Diruse, via Medardo Rosso, 5». Он бесцеремонно вставляет записку в нагрудный карман сюртука записку, не принимая отрицаний.. Возмущение постепенно уходит с лица музыканта, когда тот видит свободную улыбку, не обременённую, кажется, никакими предрассудками.. - Всё же, давить - не имеет смысла. Мы на связи.. - говорит он, уже обернувшись, отбросив жест Бафомета, показав свою ещё большую причудливость, которую к расставанию не было смысла скрывать.. Лючино резко исчез среди пустых улиц, патрицианских вилл и в проблесках рассвета, оставив Антонио абсолютно одного в послевкусии всех действий, слов и эмоций, а главное, оставив ему надежду.. Мужчина нахмурился, глотнув ещё грам трезвости со свежего воздуха. Внутри проскользнула желанная надежда и успокоение, которое никогда восполнит кубок вина. …