Любить наотмашь

Что Петр Хазин умел лучше всего, так это выживать в ненависти. Батя орет птеродактилем за проебы непутевого отпрыска? Лыбимся язвительно или тупим глазки - в зависимости от степени проступка. Коллеги шепчутся за спиной и посылают проклятия на мажорскую головушку? Расплываемся в улыбке и пассивной агрессией колем в их болевые точки. Девушка швыряется посудой и тащит чемодан из кладовки? Благоразумно удаляемся в ванную и ждем, пока истеричка покинет квадратные метры квартиры. Петр Хазин - мастер выживания среди ненавидящих его людей. Именно поэтому весьма прохладный прием в питерском отделении не стал ударом или хотя бы удивлением. Ну бегают шепотки на периферии, ловят глаза подозрительные переглядки новых сослуживцев - ничего ж нового, и не такое переживали. А уж после ночи, проведенной в канализации с пробитой башкой, сплетни и пересуды, блуждающие по центральному управлению, и вовсе кажутся чем-то несущественным. Все кажется чем-то несущественным, кроме попыток выжить в этом сером болоте на майорскую зарплату и с пятизначными чеками у психиатра. Потрепанную московскую душонку радует, что Хазин не один такой. На одну тут каланчу в кожанке весь коллектив участка синхронно глаза закатывает, и в курилке все разговоры только о дерьмовом характере этого Грома. С завидной регулярностью Петя становится свидетелем абсолютного сюра - все обитатели опенспейса после каждого проеба местного супергероя сбиваются в кучку у одного из столов и делают ставки - вылетит или нет. И ведь ни разу не выигрывают, а все лезут мутить букмекерку! Хазин обычно на это представление фыркает и уходит курить или закрывается материалами очередного дела. Ему не-ин-те-рес-но. Обе стороны этих споров бесят майора до скрипящих челюстей. Сослуживцы - бабки базарные с неуемной фантазией о его, Пети, жизни, а Гром - лицемерный говнюк, что носом воротит и смотрит на новичка как на пустое место. Не то чтобы Петя сам лучился дружелюбием. Еще подавая документы в это отделение, он знал, что за звезда-пизда тут трудится, и как этот рыцарь в кожаных доспехах может отнестись к работе с бывшим нарком. Прошлое начальство яростно пыталось скрыть сей постыдный факт, так что ничего удивительного, что все вокруг об этом знают. Как Хазин и предсказывал, Гром при знакомстве лишь смерил майора тяжелым взглядом, хмыкнул - как показалось Пете - презрительно и свалил на поиски очередного пиромана. Очень приятно, будем работать вместе, ага. Так, за все полгода не случилось ни одного утра, чтобы Игорь хотя бы кивнул Хазину, и ни одного вечера, чтобы тот махнул на прощание. А ведь оба - изгои на этом празднике ментовской жизни, могли хотя бы сигареты друг другу в курилке стрелять или погоду хуесосить. Петя прекрасно выживает в атмосфере ненависти, но вот игнор - это что-то болезненное. Временами в голову лезут картинки, как он в абсолютной тишине поднимается со своего места и с размаху впечатывает кулак в чужой излишне прямой нос - будто не ломали ни разу, ей богу. Или, лучше, скидывает такой раздражающий картуз с чужой макушки и, запустив пальцы в наверняка жесткие волосы, резко впечатывает майорское лицо в стол. Чтобы не только нос свернулся, но и скулы ссадились. И тогда точно вокруг этих невозможно бесючих голубых глаз расплывутся фингал в цвет радужки. После этого можно будет еще выбить стул из-под всей тушки Грома, чтобы он бахнулся прямо на задницу, и никакие накачанные половинки не спасут копчик от удара. Так и останется майор, весь в синяках, на полу и с полнейшим ахуем, что всю красоту подпортил ему презираемый майор Хазин. Жаль, что это лишь фантазии. В реальности Петя даже подойти не успеет, этот уникум заметит и подберется весь, ожидая опасности. Хазин видел его в драке, Хазин представляет скорость его реакций. Еще Хазин представляет, что будет, если снять с Грома уродские шмотки и напялить что-то поприличнее. Хотя кому он врет? Про "напялить" идей даже нет. Слишком интересно, что скрывается под видавшими виды свитерами и потертыми джинсами, но любое развитие подобных мыслей пресекается почти на корню: они игнорируют друг друга, а рядом с Игорем вечно крутится красноволосая журналистка. Вот сейчас, например, - Хазин с постной физиономией провожает взглядом две фигуры - Пчелкина подхватила Грома под локоть и тянет к своей машине, пока тот неловко пытается запихнуть явно несанкционированно спизженные материалы дела под куртку. Герой, блин, праведный. Петя фыркает, скидывая бычок в мусорку, и бежит под первыми каплями дождя к участку. Все равно дома делать совершенно нечего, так хоть поработает. *** Петя угрюмо гипнотизировал стикер с кривыми цифрами телефонного номера. Если б он знал, что Игорь спионерил материалы его дела, он бы еще во дворе догнал наглеца и отобрал все документы. Повезло еще, что Дубин - ангел во плоти - признался, что видел куда и какие ноги сделали папки, еще и великодушно номером поделился, а то бы Хазин к утру поседел бы, предчувствуя рапорт и пиздюля за утерю. Хоть кофе спасителю в понедельник надо принести в благодарность. Если бы он еще и позвонил сам Грому, Петя ему весь ассортимент ближайшей кондитерской притаранил бы. Однако, какой бы булочкой Дима ни был, Хазин сам уже полчаса рассматривает бумажку и барабанит пальцами по заблокированному экрану телефона. И че говорить? "Хули дела пиздишь, дядь?" Заманчиво, но Гром точно бросит трубку на такое, и не видать тогда работы, как своих ушей. "Игорь Константинович, Вы, кажется, мое дело забрали?" Ага, а еще мозги и нервы. "Свет Батюшкой" еще бы назвать. "Гром, мне нужно дело по заброшке". Уже лучше. Всего-то осталось позвонить. Хазин, пожевав губу, резко выдыхает и разблокирует экран. Вбив нужные цифры, он замирает с пальцем над значком трубки и щелкает челюстью. Сердце, кажется, колотится в горле, а за ребрами тянет пустота. Будто подросток перед свиданием, что за хрень?! Фыркнув, Петя трясет головой и замечает, как задевает значок вызова. Вот, собственно, все и решилось. Громкие гудки вынуждают прижать аппарат к уху и молить шум в ушах стать потише. - Слушаю, - низкий спокойный голос прорывается, как сквозь пелену, и Хазин откашливается, хмуря брови и подбираясь на стуле. - Майор Гром? Это майор Хазин. Вы, кажется, забрали дело о трупе на заброшке, над которым я работаю. На том конце провода что-то зашуршало, видимо, Игорь полез проверять, что он вообще схватил впопыхах. - Хм, да, - неловко хмыкнув, Игорь вздохнул, - В понедельник верну в целости и сохранности. Прошу прощения. Хазин ошеломленно распахнул глаза на это заявление и едва подавил истеричный смешок. - Боюсь, оно нужно мне сейчас, - зачем, он бы и сам не сказал. Впереди выходные, без дежурств - поехал бы домой, отдохнул, но нет, Петя хочет работать. Совсем уже в этом Питере без друзей и кокса кукухой поехал. - Пу-пу-пу-пу-пу, - Гром глухо зафырчал, - ну, записывайте адрес... Пытаясь уместить на дубинском стикере свой размашистый почерк, Хазин пытался понять, с какого перепуга за делом едет он, если прикарманил его Игорь, и почему так интересно хотя бы краем глаза спалить майорскую квартиру. *** Старые лампы накаливания Петя всегда любил больше резкого света современных энергосберегающих. Но это не нивелировало его вопрос, как они еще функционируют в двадцать первом веке. Хотя вся квартира Грома словно бы застыла посреди Союза и современности, как и ее хозяин. Как Хазин оказался на кожаном диване - островке модерна в гостиной, - он не понимал. По ощущениям и он, и Игорь действовали машинально. Тот машинально отступил, открывая дверь, Петя машинально вошел, машинально кивнул на машинальный взмах руки вглубь квартиры. Чай ему предложили машинально, кивок случился тоже машинально. Гром в домашних спортивках громыхал тяжеленным чайником, а Петя, лишь бы не смотреть на наконец-то открытый торс, усиленно вчитывался в бумаги, за которыми, собственно и приехал. Ощущение нереальности происходящего сбивало с толку, буквы плыли перед глазами, а в голове бегал маленький Петька с истеричным ором, что пора валить. Петя его не слушал. - Какие-то идеи есть? - Игорь стукает перед ним дымящейся кружкой и кивает на документы. Петя лишь качает головой, следя, как собеседник плюхается в подтянутое кресло напротив. - Потому и хотел на выходных пересмотреть все - вдруг что упускаю. Гром понимающе угукает и утыкается в свою кружку. Давящая тишина вовсю намекает, что разговора не сложится, но Хазин упорный. - Я тебе свидание испортил? - он невесело хмыкает, делая маленький глоток и давя шипение - горячо пиздец, - Ты, вроде, с девушкой уезжал. Гром непонимающе дергает бровью, тут же светлея лицом и отмахиваясь. - М? Мы с Юлькой работу обсуждали, а потом за ней муж приехал. - А-а-а, - Хазин кивает, отставляя кипяток, пока до него не доходит. Муж, значит, - Оу. Легкий хруст суставов заставляет вернуть взгляд на довольно потягивающегося Игоря. Откинутая в сторону голова открывает подергивающийся кадык в обрамлении натянутых мышц. Испещренная шрамами грудь переходит ниже в напряженный рельеф. Петя залип на натянутой косой мышце и опоминается, лишь когда легкие напоминают, что неплохо было бы сделать вдох. Ебучий случай и гребаные документы! - А тебя дома не потеряют? - Гром как ни в чем не бывало устраивается удобнее в своем кресле и усмехается, перехватывая взгляд Хазина. Тот демонстративно хмыкает, хватаясь за кружку, лишь бы руки занять. - Один живу - никто не потеряет. - Ни девушки, ни парня? - невинный вид, с которым Игорь задает этот вопрос, не мешает Пете поперхнуться чаем. Полгода этот мужик делал вид, что Хазина не существует, но на пятой минуте разговора додумался спросить... такое. Попытка не залить документы горячим чаем оказывается удачной, но жертвой становятся штаны. Пока Петя заходится кашлем, он стоически держит кружку над ними, чтобы ни капли не попало на отчеты, справки и фотографии. Горячие руки мягко забирают уже наполовину пустую кружку и бессмысленно похлопывают по спине. Хазин, конечно, может разораться на тему, что ни хрена это не помогает, но пока ему хочется орать от прямолинейности Грома. - Дядь, - Петя кряхтит от саднящего горла и хмурится, глядя на участливую физиономию, - ты не охренел часом? Игорь пожимает плечами и поджимает губы. Ну, святая простота! Мысль о том, что он хуже воровства, Хазин в голове не докручивает, в возмущении тряся головой и кривясь от мокрых брюк. На физиономии Грома тут же проскальзывает беспокойство, и он подрывается с места. - Снимай штаны, сейчас другие дам, а эти застираю. Пете уже и не так горячо. Он заходится смехом, соединяя в голове обе последние реплики Игоря и гадая, когда он успел попасть в ромком. Хотя, если судить по протянутым цветастым шароварам, он все же больше в "ком". Застывшим сурикатом Петя уставился на протянутое ему тряпичное безобразие и уже хотел было заржать второй раз, но не вовремя перевел взгляд на Грома. Нахмурившись, тот напряженно вглядывался в страдальца. Челюсти сжаты, в глазах то ли вина, то ли сочувствие - хер разберешь, зато стремлением нанести радость разит от этого героя на всю квартиру. Хазин устало выдыхает и качает головой. - Нормально все, Игорь. Сейчас высохну, - он опускает ладонь на протянутую руку с зажатыми штанами, но опустить ее не получается, - Брось. Дома закину в стиралку, все равно выходные. И да, я ни с кем не вижусь, потому что у меня никого нет. Возможно, полгода одиночества и смол-токов лишь с продавцом в табачке оказались виной тому, что Хазин не просто не заговнился на облитые сладким чаем брюки, но и без сарказма ответил на вопрос, еще и улыбнулся, вроде как приветливо. В любом случае, на Игоря сработало, и морщинка меж густых бровей разгладилась. *** Пару часов назад Петя не мог понять, как он оказался на диване Грома с делом в руках. Свит саммер чайльд. В одних трусах сейчас он сидит на свежей простыне и закидывает Грома, все еще завернутого в спортивки, козырными картами, предчувствуя скорую победу. То, что предложение Игоря сыграть в "дурака" было предлогом, чтобы снять испачканные штаны с москвича, Петя понял, когда Гром с самодовольной физиономией захлопывал дверцу стиралки. И почему-то мысль, что из этой квартиры он не выйдет, пока те не достираются и не досушатся, напугала не так сильно, как могла. Хазин лишь сучливо зашипел, что "Гром - писюн хитровыебанный", и пообещал стянуть с того последние шмотки в следующих конах. Пока что, правда, одежды лишался только Петя. Машинка у стены начала отжим, а у Грома впервые за всю игру появилось задумчивое выражение. Видимо, реально осознал, что сейчас продует. С глубоким вздохом он забирает неотбитые карты, щурится на собранный хазинский веер, в котором хуй разберешь, сколько осталось, и цепляется за горделивую ухмылку соперника. Петя, оскалившись, театрально расправляет свои карты и, красуясь, тянется к плечам Игоря с двумя шестерками. - Добавь к своим, дядь, - он хмыкает и отстраняется, любуясь погонами, - Будешь "дохуя раз майор". Гром закатывает глаза, пытаясь сдержать смех и собирает всю колоду, принимаясь тасовать под недовольным взглядом Хазина. - Э, не, Гром, - Петя машет рукой и укладывается на локоть, вытягивая ноги вдоль постели, - мы на раздевание играем. Цие ес аус, дядь. От снисходительного взгляда Игоря Хазин кривится, но упрямо еще раз машет рукой, будто шляпу перед кем-то снимает. Еще не хватало, чтобы Гром правила на ходу менял - ни с тем играет. - Ты явно этого не хочешь, Петь, - Игорь едва слышно смеется и качает головой, не сводя глаз с растянувшегося Хазина. Тот закатывает глаза и запускает в наглую физиономию нащупанную сзади подушку. - Не зли меня, а. Гром смиренно поднимается, не прекращая кривить рот в ехидной усмешке. Он дергает бровями и ловит чужой взгляд, подмигивая. Лукаво прищурившись Игорь цепляет пальцами растянутые резинки спортивок и, все удерживая чужой взгляд своим, опускает их вниз. Блядский боже! Хазин стоически смотрит в горящие каким-то дьявольским светом голубые глаза и молит хоть кого-нибудь, кто там существует, чтобы его физиономия не шибко покраснела: на блядском Громе нет трусов. Правильно. Трусы для слабаков. Настоящие майоры трусы не носят. Нахуя на трусы зарплату тратить. Без трусов ведь так удобно... Что удобно Петя уже не додумал. Гром хрустнул шеей, прерывая зрительный контакт, и глаза Пети наконец панически метнулись ниже, чтобы тут же вернуться обратно. Хули Гром еще подмигивает?! - Дядь, ты не охуел?! - Петя сипло сглатывает, приподнимаясь, взгляд нещадно косит вниз, - Хотя подожди, я это уже спрашивал сегодня. Значит, ты точно охуел! Игорь пожимает плечами и расслабленно устраивается напротив, вытягивая длиннющие ноги к Хазину. - Ты сам сказал снимать. - Агр-р-р, - за глухим рычанием следует глухой стук - Петя вторую подушку запульнул в Грома. Из-под тяжелого пуха слышится тихий мягкий смех, и Хазин, не удержавшись, хихикает. Переглянувшись с отнявшим от лица подушку майором, Петя начинает уже безудержно смеяться, подбирая под себя ноги и утыкаясь носом в колени, под спокойным взглядом Игоря. - Слышал анекдот про двух майоров в кровати? - отсмеявшись, Хазин облизывает губы и пытается заставить себя не смотреть. Гром фыркает и даже не думает прикрыться или хотя бы скрестить ноги. - Нет, рассказывай... - Так я тоже. Но пиздец интересно, чем все кончится. В ушах Пети будто срабатывает переключатель, погружающий пространство в тишину. Он различает лишь собственное сердцебиение, скрип пружины под своими коленями и чужое дыхание. Игорь, видимо, тоже что-то подобное замечает: он наклоняет голову, исподлобья буравя Петю нечитаемым взглядом. В голову уже не лезут вопросы, на кой он сюда приехал, какого черта творит Гром, и достирались ли джинсы. Пете правда интересно. Он встряхивает головой, отбрасывая челку, и копирует взгляд Игоря. - Так у тебя точно никого? - вопрос слышится деланно равнодушным, но Хазин видит напряженные руки Игоря. - Никого, - для убедительности Петя медленно мотает головой, - Ты свободен? Гром сжимает собственное бедро и хмыкает: - Только работа. - Сойдет. Пете хватает буквально трех небольших шагов на коленях, чтобы добраться до бедер Игоря и перекинуть через них одну ногу. Руками он чуть поднимает голову Грома, чтобы оказаться на одном уровне, и ловит мысль, что за весь вечер они смотрели друг на друга дольше, чем за полгода совместной работы. Дернув уголком губ, Хазин наклоняется, бормоча: - Я надеюсь: ты не против по... Договорить он не успевает - Игорь подается вперед, впечатываясь губами в его, и тут же раскрывая их, чтобы скользнуть языком в рот. Сильные руки опускаются на хазинскую талию, огладив выпирающие ребра, пока сам Петя машинально подается вперед, проезжая тканью трусов по чужому паху. В губы раздается легкое шипение, но следом Гром цепляет зубами его язык, тут же пытаясь огладить его своим и проходясь по зубам и небу. Петя скулит. Он вспоминает свои желания отпиздить не замечающего его майора, но вместо этого он сам откидывает голову, подставляя бледную шею чужому рту. Мелкие укусы жалят, но Игорь их тут же зализывает, и Хазин посылает свои фантазии в задницу и царапает короткими ногтями чужую шею. Горячая ладонь слегка подталкивает потерявшегося в ощущениях Петю ниже, и он тягуче лижет приоткрытые губы Грома. Огладив его скулы большими пальцами, Хазин углубляет поцелуй, в очередной раз проезжаясь не до конца окрепшим членом по чужому стояку и тонко скуля. Он уже готов признать, что его воображение - хуйня из-под коня, потому что такого он точно думать себе не позволял. И с одной стороны, ему страшно облажаться, но эта идиотская тревога даже не оформляется в мысль, лишь ощущается тремором в пальцах, а вот с другой - он готов восторженно пищать от новизны ощущений. Он сидит на голом почти двухметровом коллеге с охуительно красивыми глазами и невъебенно подтянутой жопой. И это красавчик его сейчас целует и прижимает к себе. Петр Хазин выиграл эту жизнь? Определенно. Кончиками похолодевших пальцев Петя ведет по груди Грома, цепляя горошину соска и сцеловывая хриплый стон. Довольно улыбнувшись в поцелуй, он медленно переводит ладонь ко второму, задевая ногтем и слегка сжимая. Внутри что-то сворачивается и трепыхается от чужого резкого выдоха и дрожи тела в его объятиях. Петя принимается целовать напористее, стараясь не думать о наверняка расползающемся пятне предэякулята на трусах от сильных ладоней, сжимающих его задницу. Пальцами он оглаживает рельеф пресса Игоря и чувствует редкие волоски ниже пупка. С усилием Хазин отрывается от чужих губ и смотрит, как его рука движется по блядской дорожке. Он ловит взгляд Грома - поплывший, почти черный, - и потом они вместе опускают глаза. Остановив ладонь на покрытом густым пушком лобке, Петя большим пальцем проводит по стволу, надавливая под головкой и оглаживая ее. Он медленно тянет к себе палец с оставшейся тягучей каплей, слизывает ее и чуть отползает. Хазин не замечает мелькнувшего было беспокойства в чужом взгляде - он устраивается, раздвинув чужие ноги и примериваясь к чужому члену. Природа не обделила Грома, и тот явно это знал - иначе не стал бы устраивать этот спектакль с карточным раздеванием. Чуть кренящийся вправо, но ровный и увитый венами ствол с крупной краснеющей головкой. Чисто эстетически Хазину всегда нравились больше обрезанные хуи, но ради этого он готов сделать исключение. Высунув язык, Петя по-блядски стреляет глазами в замершего Игоря и на пробу ведет от яиц до самой головки. Довольно хмыкает и, позволив слюне натечь в рот, аккуратно вбирает головку. Над головой слышится судорожный вдох. Игорь откинулся на явно короткий подлокотник, но взгляда от чужой макушки не отводит. Огладив головку языком, Петя наклоняется ниже, позволяет члену скользнуть глубже, привыкает. Он медленно начинает двигаться и наощупь тянется к чужой руке, чтобы положить себе на голову. Ощутив под пальцами мягкость волос, Гром слегка сжимает, но управлять движениями Пети себе не позволяет, чем тот явно недоволен. Он зыркает из-под спутавшейся челки и опускается, старательно расслабляя горло, пока носом не упирается в жесткие волосы. Игорь хрипит и сжимает свободной рукой простынь под собой. Этот москвич доведет его до гробовой доски, раз до греха уже сопроводил. И не так важно, что зачинщиком этого безобразия является сам Гром. Важно, что сейчас Петя ускоряется, помогая себе рукой, и Игорю приходится собрать все остатки поплывшей воли, чтобы отстранить его и притянуть выше, мягко облизывая распухшие губы и чувствуя на тех мускусный привкус. Петя нагло проскальзывает языком в его рот без вопроса, насколько это для Грома нормально, и тот наконец запускает свои пальцы под резинку трусов, сжимает и раздвигает мягкие половинки. Хазин не успевает моргнуть, как уже лежит на спине, а шустрые руки стаскивают с него белье и кидают куда-то на пол. Это сейчас вообще дело десятое, потому что Игорь возвышается перед ним на коленях, опустив руку на свой член, а второй он, едва касаясь, ведет по внутренней стороне бедра Пети. Мурашки зудяще бегут под горячими пальцами, а внизу живота закручивается спираль возбуждения, из-за которой не получается сглотнуть. Хазин булькает, чуть приоткрыв рот, и откидывает голову, до ушей начинает долетать собственное хриплое дыхание. - Ну ты чего отвернулся? - Гром, не двигаясь с места, легонько щипает под костлявой коленкой и вынуждает вернуть взгляд на себя. Петя дергает губой и мотает головой. - А вдруг у меня с сердцем проблемы, и от такой картины я откинусь? - Хазин может дотянуться лишь до чужого бедра и бездумно царапнуть его короткими ногтями. Игорь хмыкает и двигается ближе. - Ты буквально майор. Как бы ты тогда нормативы сдавал? Петя внутренне скулит от того, как блядски Гром подносит ко рту свою ладонь и несколько раз проходится по ней языком. Чуть склонившись, он упирается другой рукой в матрас рядом с головой Хазина и накрывает ладонью его член, ощутимо сжимая. Петю выгибает. Он стонет, толкаясь в чужую руку, и тянется притянуть к себе любовника для поцелуя. Игорь почему-то отстраняется и ложится рядом на бок, а Петя роняет потяжелевшую конечность себе на грудь. Майор с усилием проводит пальцем по стволу Хазина, вырывая новый стон и хватая свободной рукой запястье Пети. Хазин сглатывает, во все глаза рассматривая, как прямо перед его лицом Гром лижет его ладошку и позволяет скользнуть пальцами в рот. Он будто бы снимает с тех онемение, и Петя весьма проворно ощупывает его язык и оттягивает щеку. Член в чужих руках дергается, и резкий выдох оседает на губах. Петя, подогнув ногу и слегка повернувшись, отстает от громовского рта и обхватывает крупный член, замечая, как подрагивают губы напротив. В голове не бьются чувства с реальностью. Вроде бы подобными приколами, как взаимная дрочка, он баловался еще в школьные годы, но даже в гормонально нестабильные шестнадцать пальцы ног не поджимались от ощущения чужой руки на члене. А тут, за тридцать, стоило оказаться в объятиях неприветливого майора, как и сердце норовит сбежать через горло, и легкие ухают, точно на американских горках, стоит любовнику ускорить движения или простонать что-то в его губы. Они наконец целуются. Оба неловко выворачиваются, чтобы достать до чужих губ, и у обоих в не особо удобном положении оказываются руки, но ни один не замирает. Гром лишь отрывается от подрагивающего члена, слегка сжимая поджавшиеся яйца и скользя пальцами глубже. Он с нажимом оглаживает местечко под ними, и Хазин звонко скулит, дрожащей ладонью оглаживая головку. - У тебя красивый голос, - слова пробиваются к сознанию, словно через густую пелену тумана, и Петя опять стонет, уже от тона, которым был сказан комплимент - он на такое падок, - Ты весь красивый. Крупная ладонь вновь сжимает его член, и Хазин чувствует, как поджимается живот. Он слегка поворачивает голову, цепляясь взглядом за шальные глаза напротив. Хрипя на каждом выдохе, Петя ускоряет движения рукой и видит, как изламывается чужая линия бровей. - Кончай, кис, - тихий шепот выбивает последние пробки напряжения, и тело Хазина прошивает судорога. Он пытается не отводить взгляд, но глаза закатываются, а выгнувшийся хребет хрустит. Сперма оседает на его животе и не прекращающей движение руке. Гром будто выжимает его досуха, пока в ушах стоит звон, а в глазах - блаженная темнота. Постепенно чужая рука перемещается на его живот, оглаживая и размазывая сперму, а Петя понимает где он и кто. В глазах напротив все еще плещется желание, и ослабевшей рукой Хазин тянется к члену. - Ты не обязан, - благородный порыв Петя оценил, но предупреждающе шикнул. - Завались, Игорь, иначе заберу твой хуй как сувенир, - он проталкивает язык в чужой рот и с напором принимается сцеловывать хриплые выдохи и утробное рычание. У него получается удобно вывернуть свободную руку и с нажимом провести по чужой груди, задевая сосок. Член Грома дергается, и Петя ускоряется слегка сжимаясь у головки. Игоря прошибает дрожь, и он хрипит, жмурясь. Белесая сперма оседает на хазинском животе, но он даже не ворчит, размазывая ее, как до этого делал Игорь. Тот тем временем привалился к плечу Пети, тяжело дыша. С шальной улыбкой он как-то чересчур невинно для ситуации чмокает Хазина в висок и расслабляется. - Дядь, мне бы в ванну, - Петя пытается вывернуться из-под тяжелой майорской тушки, но тот только сильнее прижимает его рукой. - Пять минут, и вместе идем. Смиренно вздохнув, Хазин замирает, бегая взглядом между неровно окрашенным потолком и напряженным плечом перед носом. Часов пять назад он спокойно сидел на работе, планируя так провести весь вечер, ночь и выходные. Но вот он голый, с размазанной по торсу своей и чужой спермой, лежит в объятиях самого принципиального майора Петербурга, и тот явно не собирается его отпускать. Тихий смех Грома вырывает из дебрей рефлексии. Петя слабо толкает его в бок и вопросительно мычит. - Да подумал, что мне точно понравился анекдот про двух майоров в одной постели. Там же есть еще продолжение? Хазин скашивает взгляд, замечая в голубых глазах тень беспокойства. Он ехидно фыркает и ухмыляется. - Ага, анекдот про двух майоров на свидании. Слышал такой? Игорь спокойно прикрывает глаза и закидывает на Петю еще и ногу, прижимая к себе сильнее. - Не, но готов проверить. *** "Юль, ты правда думаешь, что это была хорошая идея? Игорь мне весь вечер не отвечает". "Поверь умудренной опытом женщине, Димуль, это необходимая идея! Тебя вечные разговоры про этого Хазина не задолбали? Меня вот - очень!" "Но дело подкладывать..." "Цыц, Дубин. Ставлю свое каре, что уже в понедельник эти двое будут самыми солнечными лапушками управления, а один из них будет работать только стоя. А, может, и оба..." "Юля, блядь..."