исполнять не спеша

Если бы он мог дотянуться до стены, он бы отметил, что прошёл ещё один месяц. Очередной месяц и четыре пера. Он уже пару лет назад усреднил все эти месяцы до тридцати дней. Так было удобнее — так будет легче считать, когда он выйдет. Тридцать один раз по тридцать — на суде потом легче будет сказать, сколько он тут провёл. А Кроули не сомневался в том, что суд будет. Когда ангелы наконец смогут найти их, когда выволокут их, когда дадут поспать хотя бы пару недель и не будут больше оставлять свет включенным. Не будут мучить младенцев, чтобы постоянный шум не давал уснуть. Азирафаэль, водя пальцами по его заплаканным щекам, всегда говорил, что никто не станет отвлекаться от идиотских небесных собраний, чтобы собирать поисковые отряды и выслеживать по энергии их последнее местонахождение. А Кроули обещал себе не позволять себе верить в это, только сегодня особенно сильно ныли руки. Он просто так давно не видел его. Не слышал его голос, не видел, как его туника липнет к ногам на ветру — если сейчас закрыть глаза, ненадолго, чтобы дежурные не стали снова окатывать его ледяной водой, так сложно представить его брови, его пальцы, его святые губы. Серафим всегда говорил Кроули, что сбежать можно, и являлся только во сне. Уже второй год. Больше двадцати его тридцатидневных месяцев. Серафим всегда держал его за руки, несмотря на ветер, и был так сильно похож на Азирафаэля. Его хозяина. Его похитителя. Его демона, который так любил присваивать себе. Чужие коллекции книг, чужую святость, чужие руки. Кроули, кажется, начинал понимать, почему тогда Азирафаэль выбрал именно его — только даже в слишком просторной для его скованных рук и бесполезных ног камере всё никак вслух эти слова не уместятся. Влезет всё: и ежедневные закрытые собрания, и их глупые страшные темы, на которые Кроули никогда не мог повлиять и мог только стараться для своего хозяина, и все те разы, когда Азирафаэль поворачивал его лицом к себе и заставлял смотреть в глаза, пока толкался в его тело, и каждое его «бедный-бедный ангел». Всё — кроме самого очевидного. Он — раб, которому не повезло помнить, что он когда-то был ангелом на удалённой от Небес службе, а Азирафаэль — демон, который любит хорошо расслабиться после работы в Совете. И иногда любит играть в милосердие, позволяя Кроули спать, если демону понравится тема нового собрания. Ангелу просто надо научиться быть благодарным, потому что сил на ненависть не остаётся после первого года. Или раньше — жаль, что он не отметил это на своей стене. Кроули ещё повезло с хозяином — и надо бы уже научиться это ценить. Серафим сказал ему в прошлом самодельном месяце, что вся его надежда на день, когда всех заключённых — он никогда не называл их рабами, и Кроули хотелось задирать голову наверх только сильнее — выпускают в общий коридор, чтобы немного размяться. В Аду ведь меняют охрану каждые несколько часов, потому что демоны слишком неусидчивы, чтобы долго выполнять работу хотя бы сносно. Всего пару минут — но Кроули должен попытаться. Если он снова хочет играть в свою глупую любимую игру — угадывать, той ли стороной он пытается вставлять ключ в дверь квартиры, которую ему выделили Небеса. Иногда в его камеру втискивались мысли о том, есть ли протокол содержания рабов. Всем ли стягивали верёвкой руки, всем ли защёлкивали на ногах цепи, от каждой ли правой ноги цепь крепилась к стене. Всем ли был дозволен метр, чтобы чуть вытянуть колени, если прислониться к стене. Кроули иногда казалось, что, когда всё кончится, он не будет знать, куда деть эти длинные слишком свободные руки. Теперь после каждой встречи серафим оставлял ему чёрное перо. Кроули не спрашивал, откуда они у него — ему хватало того, что они без следов крови. А серафим не рассказывал, откуда узнал, что с помощью оставшейся в них демонической энергии можно открыть дверь в Аду. У Кроули уже было четыре пера, а нужно было хотя бы одиннадцать — серафим говорил ему и касался его ладоней слишком мягкими короткими пальцами. А Кроули едва мог дышать, каждый раз думая о том, как сильно серафим похож на Азирафаэля. До падения. До того ужасного дня, при упоминании которого демон всегда выдыхал слишком сильно, прикрывая голубовато-расчерченные глаза. Осталось всего четырнадцать дней — и он попытается. Азирафаэль ведь как раз вернётся завтра с задания на Земле — быть может, будет чуть более благосклонным, чем обычно. Серафим обещал ему, что если Кроули, выбравшись, нальёт ему второй стакан того односолодового шотландского виски, то он обязательно очередной ночью попробует. Постарается уловить вкус аниса, на пару секунд утопит в нём язык, а потом обожжёт горло. И когда сменщик в очередной раз заглянул в камеру, Кроули уставился на него, представляя, что бы стало с его затёкшими руками, если бы демон Азирафаэль вдруг улыбнулся бы так же и коснулся его ладоней. Всего четырнадцать дней и тринадцать ночей.