Врайтоберские Эррор, Инк и Эрроринк

      Он заперт... Чёрт возьми, нет! Они забыли! Забыли!!       Инк метался из угла в угол, будто в пустоте, в белой, в такой ужасающе белой, но точно с гранями, и с полом, и с потолком: каждый раз, в страшной панике отскакивая от собственных же иллюзий, он как шмоток ударялся о стену с таким звоном, что, казалось, вся эта белая, а может стеклянная, а может бесформенная коробка сотрясалась и билась краями о колокола, стоявшие снаружи. Снаружи – там, куда Инк попасть не мог. Защитник рвался одичавшим зверем по непонятному пространству, почти истерил, захлебывался чернильной рвотой и так по кругу, пока, в конце концов, не изрыгнул весь свой запас красок и не упал в очередную лужу собственного производства всем телом, в кошмарном бессилии. Он не чувствовал эмоций, но чувствовал липкость и дрожь тела, перманетный страх, прилипший к внутренней стороне его черепной коробки, вросший, неподвластный никакому влиянию красок. Страх белого и пустого, страх остаться одному, страх стать ненужным, страх быть брошенным.       Страх быть забытым.       Он запертый и забытый.       Прямо сейчас, совсем один.       Глубокий, болезненный глоток воздуха и новая отрыжка остатками чернил, прямо в лежачем положении; Инк всё больше пачкался о наглядную визуализацию собственного страха, собственной паники и медленно наступающего отчаяния. Но поделать ничего не мог. Он больше не видит смысла пытаться. Кажется, его уже забыли.       Вдруг, до этого казавшаяся прозрачной, стена дала трещину: глубоко чёрную, с лёгким синим переливом. Затем ещё одну, рядом с первой. А затем ещё одну на потолке. И три на стене напротив, и одну большую, просто грамаднейшую, на полу. Треск, скрип, щёлк, треск, глухой удар, ещё удар... Прямо в пол, отдавая крупные вибрации по всему телу лежачего, безжизненного практически во всех смыслах. Инк почти потерял связь с реальностью, готовый упасть в небытие и спокойно умереть на ближайший месяц, чтобы весь этот месяц не видеть ничего белого, ничего пустого и столь пугающего. Столь забытого. Он был готов упасть в непроглядную черноту с блуждающими душами, к Риперу, чтобы снова услышать его голос, хоть чей-то голос...       Хоть чей-то...       — Эррор.. - сквозь игнорируемую боль в горле, сквозь горький привкус рвоты и химикатов сипел художник, пока пол под ним всё так же трещал и трясся.       Он звал того, чей голос мог успокоить даже тогда, когда, казалось, Инк не был готов слушать вообще никого. Когда он не видел ничего дальше собственных рук, собственной рвоты и собственных адских страхов. Когда всё казалось бессмысленным, когда больше всего на свете хотелось либо умереть, либо забыть, навсегда забыть всё то, что терзает тёмную и густую пустоту подреберья...       Он звал Эррора, потому что Эррор никогда не бросит. Не запрёт и не забудет.       Невозможно громкий треск, звонкий и почти что ужасающий, вперемешку с дребежжанием осколков чего-то непонятного но ужасающего, непроглядно белого. Секунда и Инк падает вниз. Падает и роняет остатки самообладания на пути к полу, ведь они стончаются чувством пульсирующего в висках счастья: он летит вниз и видит мелькающие обрывки синих нитей, множество, множество синих нитей. Они почти полностью покрывают собой белое пространство, сплетаются в узлы, образуются в кокон. Последнее, что Инк видит, когда его что-то мотнуло лицом к полу, устеленному толстыми лоскутами нитей – это различимый образ Эррора, который, вытянув руки – непременно чтобы словить то, что ему принадлежит и то, что у него бессовестно и нагло украли, – своим лицом выражал крайнюю степень ярости. И уж точно не к измученному Инку.       То, как Защитника крайне резво поймали в руки и упали с ним на толстое полотно из сбитых толстых нитей сам Инк не помнил. Не помнил и того, как без капли брезгливости трясущимися руками стирали с его тела тёмные разводы, как прочищали рот и нос от забившихся чернил, как подняли на руки и крепко-крепко прижали к груди, так крепко, что хрящики на пальцах Эррора хрустнули. Бескрайнее счастье за то, что он нашёл Инка. Бескрайняя ярость за то, что Они не стали его искать после того, как сами и запрятали. Запрятали, чтобы все забыли.       Но Эррор не забудет. Инк незабываем.