Больше всего (сериал Сталкер)

      Их первое знакомство произошло на больничной койке, где Перри лежал обмотанный, наверное, сотнями слоёв бинтов, с опухшим лицом от побоев и ноющей болью в теле. Его большие глаза, испуганный и беглый взгляд, дрожащие руки — всё выдавало одержимого, как казалось Бэтт, даже запах — определённо корица. Вторая встреча была уже в полицейском участке: Перри не смог отвертеться, хоть и дал обещание и близко не приближаться к… Нарушил обещание Уайтли почти сразу же: пришел со скрытыми угрозами, довёл почти до слёз и чувствовал себя просто превосходно — секунда власти, которую он обрёл не только над ситуацией, но и над человеком, стала для него словно глоток свежего воздуха после долгих лет в каком-нибудь заточении. И так было всегда. С каждым. Люди менялись, и если в одно мгновение это могла быть девушка с курса или парень, то в другое это мог быть совершенно незнакомый человек, и, боже, как же им тяжело жилось — Перри знал об этом. Но Бэтт Дэвис оказалась нелегка на подъём. Вначале он даже не осознавал через что придется пройти его мании.       Она напала на него, повалила ловко на землю, прижав к машине — несколько раз ударила по лицу, пригрозила и отвела от себя все словесные нападки — и именно в этот момент в Перри загорелась искра. Он видел ярость, ощущал холод кожи и характера, и всё казалось таким новым, таким ранее не ощущаемым от других. Искра появлялась и прежде, но была мала, слаба, а теперь она загорелась так, что еще немного и полыхнет пламенем внутри Перри, мальчика, не умеющего сдерживать чувства внутри себя. Такой двуличный и такой помешанный Перри впервые оказался близким к такому чувству как «влюбленность».       Уайтли пообещал себе (даже несколько раз пообещал), что обязательно о ней всё узнает, разворошит жизнь женщины так, чтобы ничего нельзя было исправить в дальнейшем — он станет моментом, после которого всё пойдет наперекосяк. На его же удачу лейтенант ничего не говорила коллегам, оставалась всегда где-то в стороне, улыбаясь и сохраняя рабочий тон — ей было уже в привычку надевать маску и делать вид, что всё хорошо — и он хотел исправить это. Перри видел, как дрожат ее ноги с каждой новой их встречей, а стоило ему назвать Бэтт «Мишелью», ее действительно настоящим именем, которое так хотелось похоронить в обугленных клочках прошлого, так она снова прижала его, уже к стене, но выглядела такой испуганной, что Перри хотелось её поцеловать. Пару сантиметров отделяли их друг от друга. Он уже представлял себе это: хватает грубо за шею, засасывает, другой рукой обнимая, и совершенно не дает дышать, от чего та задыхается в его страстном порыве, а после валит на пол, не давая встать, и душит так сильно, что у женщины краснеют глаза и синеет кожа. Но Уайтли только улыбался, и от происходящего у него чесались руки.       Во снах он имел власть над Мишелью, но в то же время они любили друг друга, словно нет никаких преград для светлых чувств: но чувства Перри Уайтли не были никогда светлыми, одна грязь, чернуха, которой он только рад был, а у «Мишели» и вовсе никаких чувств к нему не было, кроме презрения, наверное — стоило только думать об этом и представлять как она, сидя за рабочим столом, смотрит на его личное дело, читает между строк и проклинает. Ох, он бы с удовольствием послушал это.       Сны с каждым разом становились все жестче, фантазии темнее. Запечатляя их на рисунках, а потом развешивая около зеркала или, в принципе, по всей комнате, он смотрит на них и вновь переносится туда, будто это были и не сны вовсе, а воспоминания. Реальность уходила на второй план. Перри мечтал, Перри желал, Перри сходил с ума все больше. Звонки от родителей давно пропущены сотни раз, а психолог уже и не думает проводить с ним приемы. И всё ради Мишель, у которой такое горькое прошлое.