Ритм соло

Ни одна из репетиций самой влиятельной дэт-метал группы в мире не обходилась без скандалов. То басист повздорит с ударником о том, что его бочка не попадает в бас, то вокалист снова будет недоволен записью, впоследствии удаляя её, чем и вызывая неудержимое негодование у остальных членов коллектива. А споры гитаристов о том, кто будет играть соло, не умолкали даже за пределами студии. Так и в тот день, когда, казалось бы, ничего не предвещало беды, разместившись на красном вельветовом диване рядом со своим светловолосым коллегой, по обыкновению своему безумно довольным собой и в той же степени недовольным всеми окружающими его, Токи старался выпросить возможность сыграть соло. Троица - вокалист, басист, ударник - глядела на настырного согруппника с видом явно замученным поднятием одной и той же темы в миллионный раз и вместе с тем изумлённым от поразительного терпения Сквизгаара, что, так ни разу и не взглянув в сторону расположившегося поблизости товарища, всем своим видом выражал неприязнь и отторжение, испытываемое к этому вопросу. -Ну Сквизгаар, пожалуйстый, хотя бы разочек! Давает сыграть мне соло, я сможет, я умеет! Швед молчит в ответ, смотря в неопределенную точку перед собой куда-то сквозь стоящих поблизости музыкантов, отвлекаясь разве что на перебирание струн неподключенной гитары, с коей не расставался даже в столовой или ду́ше. Вортуз старается быть максимально заметным для окаменевшего в своей безэмоциональности блондина, крутясь рядом с ним на диване и заглядывая ему почти в самую душу. В редкие моменты, когда Сквигельф всё же одаривает настырного ритм-гитариста холодным взглядом, секундо отпущенным в его сторону, последний строит такие глаза, так просяще глядит на него, складывая ладошки в умоляющем жесте, что не изумиться невозможно. Но Сквизгаар держится. Продолжая наигрывать темы одного соло за другим, он неподвластен никаким уговорам шатена, всего извертевшегося на диване около приятельских худых ног. -Сквизга-а-аар, хотя бы маленький кусочек, хотя бы такт! Норвежец хнычет, словно ребенок, вынуждая басиста вымученно закатить глаза, ударника и вокалиста тихонько хихикнуть, и только Сквизгаара остаться непоколебимым. Токи уже не знает, как давить на жалость неподкупного соло-гитариста, каковому, по правде говоря, ничего ровным счётом не стоило дать юноше один раз сыграть соло на концерте. Беловласый упрямец противился всем просьбам, мольбам и торгам коллеги, отворачивался от него и, надменно задирая нос, продолжал играть собственные партии на любимой гитаре, будто специально делая это при измотавшемся от чужой неуступчивости Токи. -Ну пожалуйстый-пожалуйстый! Хотя бы один нота! Тут, когда Вортуз бесцеремонно буквально полез ему на колени со своими жалостливыми причитаниями, мешая в сто пятисотый раз играть одно и то же, виртуоз не выдержал. Он нервно откинул инструмент в сторону, подскочил с дивана и, ненароком заехав норвежцу коленом по челюсти, с недовольными возгласами отпрыгнул на полметра вплево, складывая руки на груди. -Нэт! Я много раз говорить уже тебе, дилдо! Один нота! Да ты и нот не знает! Ясные глаза шведа загорелись жгучим, адским пламенем, всего его буквально трясло от негодования и злобы. Прибирая в падении жалобно звякнувшую струнами о гриф гитару поближе к себе, разъяренный блондин был готов разорвать на части выведшего его из себя Токи, после как ни в чем ни бывало оставшегося в том же положении, потиравшего ушибленное место и, какая наглость, ещё смевшего грубить раздраженному приятелю. -Н-но.. ты же тоже не знать ноты.. Вортуз обиженно поднимает на Сквизгаара серые глазки, не выражавшие, даже при всей той недавно услышанной им в свой адрес грубости и ненависти, никакой ответной злости и жалостливого укора. Он по-детски надеется, верит в благоразумие и понимание со стороны Сквигельфа, которым он мог бы хотя бы раз за всё время их совместной работы удостоить его. Но, как грустно, но ожидаемо, самолюбие, эгоизм и тщеславие высокорослого маэстро оказываются сильнее любых тёплых чувств, взаимопонимания и обыкновенной вежливой услужливости. Швед огрызается на распластавшегося по дивану Токи, прикрывающего печальное личико руками и смотрящего на все больше и больше горячившегося коллегу в щелочку между тонких пальцев. Сто́ит только старшему гитаристу вновь приняться за свою тираду о том, как никчёмен, бездарен и глуп ритм-гитарист, к делу подключается рассудительный Пиклз, желавший поскорее прекратить сие представление, что, пускай и могло какое-то время смешить, раздражало всё же больше. До ирландца из-за спины доносится грубый бас Эксплоужена, не считавшего спор гитаристов, медленно, но верно перерастающий в угнетение более слабого из них, чем-то особенно выдающимся и требующим стороннего вмешательства, но намерения барабанщика были серьёзны и весьма правильны, если смотреть на них с позиции человека, придерживающегося социальных морально нравственных норм, а не истерящего, рвущего и мечущего по причине того, что кто-либо поддел его самомнение. Невысокого роста музыкант вытягивает вверх правую руку, почти полностью выпрямляя её, дабы дотянуться до плеча разбушевавшегося блондина, после чего, обратив его внимание на себя, вполне мирно начинает поучительный диалог. -Сквизгаар, в самом деле, дай ты ему сыграть это грёбаное соло! Тебе что, сложно что-ли? Он ведь ныть не прекратит от твоих истерик. Пиклз обращается к кипящему, словно чайник на плите, соло-гитаристу совершенно спокойно, но в ответ получает только фирменное неодобрение этой голубоглазой бестии, переметнувшей свой пыл на того, кто всеми силами пытался избежать такового исхода. -Истерик? Пусть дальше ноет, мне дэто быть не важный! Мне важный только то, что играть он не умеет, и дэто до него никак не дойдёт! Встретивший такую реакцию шведа ударник не может не отступить на пару шагов назад во избежание проблем для себя, что вполне могли возникнуть, если разгневанный Сквизгаар, скажем, решит полезть в драку. Её Пиклзу удаётся избежать, в попыхах отшагивая на несколько метров от буйствующего виртуоза, чьи гневные, произносимые то на английском, то на шведском изречения крайне неожиданно осмеливается прервать всё тот же Токи, собравшийся с силами перед новой речью, переходящей в незамедлительное действие. -Ты даже не слушать! Послушать, вот увидит, я умеет! Норвежец воодушевлённо расправляет плечи, вставая на ноги и накидывая на шею ремень с висящей на нём гитарой. Парень торопится подключить инструмент к усилителю, ловя на себе холодный, недоверчивый взор Сквизгаара всё то время, пока копается с проводами и настройкой звука, но даже под этим заискивающим взглядом не теряет вдохновения и желания себя показать. Как тогда, много лет назад, когда встретились они впервые. Когда маленький, не нужный никому мальчишка был принят в группу, изменившую его жизнь. Каждый раз, вспоминая об этом, ритм-гитарист вдохновлённо вздыхал, закрывая глаза и растворяясь в воспоминаниях о том счастливом дне. Тогда ведь именно Сквигельф остановил его у выхода с репетиционной площадки, знаменуя это тем, что принимает его в качестве нового гитариста Дэтклок. Так может, примет и сегодня? Ударяя медиатором по струнам, обнадёженный Вортуз задорно вскидывает голову, бросая короткий взгляд в сторону приятелей. Каждый из них, кажется, внемлет ему, и только Сквизгаар остаётся холоден и недоволен от такой самовольности коллеги. Норвежец слышит, как брезгливо он фыркает, сдувая упавшую на лоб и нос золотую прядку длинных волос, но это обстоятельство не подбивает его уверенности. И играть начинает он так вдохновенно, что даже в несвойственной себе манере подыгрывает лицом, то складывая губы в трубочку, то с силой жмурясь, то задорно улыбаясь, то обаятельно поднимая брови. Шведу не нравятся подобные кривляния согруппника, отчего он капризно отворачивается от него, надувая пухлые губы и недовольно сдвигая светлые брови. Даже находясь здесь, в студии, практически наедине с Вортузом, когда никто из фанатов или любых иных слоёв общества, способных распространиться об этом конфузе, не видит их, Сквизгаару становится дурно и обидно от одной только мысли о том, что его соло играет маленький и глупый ритм-гитарист. Сейчас он казался блондину ещё более маленьким и глупым, чем обычно. Когда шатен вышагивал, высоко поднимая ноги и гордо задирая голову, Сквигельф не мог не передёрнуться всем телом. Бесило, буквально выворачивало наизнанку мерзкое осознание того, что норвежец и впрямь не врал, когда говорил о своих умениях в игре на гитаре. Исполнял чужое соло он действительно хорошо. Не пропустив ни одной ноты, ни разу не ошибившись, Токи был весел и лёгок от долгожданного самоутверждения перед всеми. Сквизгаар отчаянно цеплялся слухом за каждый призвук и отзвук, но никак не мог выявить ошибки, в каковой можно было бы упрекнуть давшего себе слишком много воли Вортуза. Заслушавшись певучим, но сейчас сделавшимся столь противным от того, что выходил не из под его рук, пассажем, беловласый музыкант не заметил, как заигравшийся в звезду сцены товарищ подошёл к нему ближе. Когда безразличный взгляд морозно-голубых очей все же опустился на конкурента, швед ошатнулся от ритм-гитариста, игриво глядевшего ему прямо в лицо. Блондин надменно цокает языком о нёбо, в то время как Токи без малейшего стеснения и страха, продолжая играть, опирается спиной на крепкую грудь сокомандника и укладывает патлатую голову на его же плечо. Самовольная игра соло это ещё куда не шло, но такое! На такое Сквизгаар глаза закрыть не в состоянии! Возмущённый и теперь ещё больше разгневанный, он с яростью вырывает провод из чужой гитары, будучи готовым перегрызть его зубами от злости. Локтем швед с силой толкает Токи под ребро, понуждая его скрутиться в три погибели, ухватившись за ушибленное место, и тихонько взвизгнуть от неожиданности и боли. -Довольно дэтот цирк! Ты быть дилдо! Я ненавидит тебя, ты не будет играть соло! Соло-гитарист хмурит брови, оскаливаясь на обернувшегося на него через плечо норвежца, с печалью в глазах ответно глядевшего на обидчика. -Но Сквизгаар.. у меня же хорошо получаться.. Несмело, опечалено, вместе с тем весьма правдиво и верно, осекаясь, пролепетал Вортуз, понурив голову от обиды за задетую надменностью и упрямством коллеги честь. Нижняя губа чуть дрогнула, подбородок характерно поморщился, зенки заблестели отчаянием. Токи не надеется встретить раскаяния от Сквизгаара, всем своим видом демонстрирующего острое недовольство выходками младшего из всех музыкантов. Они, к слову, своей реакцией на произошедшее также задели и без этого обиженного и непонятого юношу. Никто даже не шагнул к нему, даже не постарался как-то уладить бушующий конфликт. Пиклз определённо опасался приближаться к бесноватому блондину после того, как тот чуть не прихлопнул его, а Нейтан и Уильям - не самые умные, но и не совсем болваны - воспринимали решающуюся прямо на их глазах ситуацию ссоры двух гитаристов как интересное кино, при просмотре которого даже в тысячный раз не хотелось моргать. Они, вероятно, сравнивали учинённый виртуозом скандал, выводящий норвежца на не самые приятные эмоции, с произошедшей много лет назад дуэлью всё тех же, вот только теперь силы явно были не равны. Да и состязались скандинавы не в мастерстве владения инструментом, а скорее в том, кто и как покрасивее унизит конкурента. Пока что лидировал Сквигельф. Он, скорее всего, и станет победителем в этом странном турнире, ибо Вортуз, будучи скромным и услужливым молодым человеком, не решался и рта открыть против всех льющихся на него оскорблений. Он мог только тихонько шмыгать носом, чуть щуря глазки, в коих уже застоялись хрустально блестящие слёзы, грозящие вот-вот скатиться жгучей влагой по впалым щекам, выдавая обиду непризнанного и отвергнутого творца. -Ну давайт, заплакать! Ты только и умеет, что реветь! Норвежец не решался поднять голову, разогнуть спину. Казалось ему, что если сделает он это, то будет только хуже. Сыграл ли здесь страх детства Токи перед отцом, что кричал на него так же, как делал это сейчас Сквизгаар, или же провал попытки создать о себе приятное впечатление у последнего, Вортуз не имел и малейшего понятия, занимаясь в тот миг иными проблемами. Златовласыми, голубоглазыми, длинноногими и длиннорукими проблемами, орущими сейчас, кажется, даже громче, чем Нейтан на концертах перед стадионом фанатов. Удивительно, но именно он, серьёзный, брутальный и неподвластный жару каких-либо страстей, возникающих между извечно конфликтующими гитаристами, решил заступиться за младшего из них и, что видно, уже не выносящего такого давления со стороны оппонента. -Сквизгаар блять, угомонись! Оставь его! Дал бы ему один раз сыграть это ёбаное соло и не было бы никаких проблем! Гнев белокурого шведа тут же переметнулся на сторону оскорбившего его совершенно правильную и справедливую позицию вокалиста, с которым Сквизгаар, пускай и не полезши на него вот так сразу, как то случилось с рыжим ударником, но был готов сразиться в честном мужском поединке, если бы то потребовалось для отстаивания своей правды. Провернувшись на мыске и встретившись лицом к лицу с Эксплоуженом, озлобленный виртуоз торжественно взмахнул слегка вьющимися прядями волос и возмущённо ахнул, прежде чем начать дискутировать с главой всего коллектива. -Да ты слышать, как он играть?! Он неправильный держать гриф, он всё делать неправильный! Градус рос, огонь становился только ярче и выше. Так жарко было, что даже басист, до этого с таким неподдельным интересом наблюдавший за развитием событий, поспешил удалиться. Он, подобравшись к выходу в коридор и уже почти уйдя, ещё с минуту глядел на разрастающийся на глазах, адски пышущий злобой и ненавистью всех собравшихся друг к другу хаос, в душе, возможно, питая надежды на скорое его разрешение, но в конце концов только раздосадованно сплюнул на дубовый пол, скрываясь за тяжёлой дверью в компании собственного осознания бесполезности этих грёз о спокойствии. -Да чтоб у тебя дэтот гриф в задница оказаться! С придыхом и обиженным всхлипом вскрикнул Токи, поджавший губы и заламывающий пальцы в попытке успокоиться. Выходило это скверно. Надежды на то, что Сквизгаар хоть раз способен отнестись к нему с пониманием и снисходительностью, после всего страшим сказанного в разбитом сердечке норвежца совершенно не осталось. Хотелось рвать и метать, но не от злости, а от обжигающей всё изнутри, колючей обиды. Едва парень держался перед соблазном залиться горючими слезами, после чего убежать подальше ото всех и, заперевшись в своей скромной комнатушке, ещё долго вытирать бегущую ручьями по щекам солёную воду краем синего одеяла, жалуясь сбивчивым лепетом на жестокость этой жизни своему плюшевому мишке. Но его будто всего парализовало. Слова Сквигельфа, подобно точёным копьям, вонзались под ребра, задевая сердце и лёгкие, мешая и дышать, и чувствовать. И с ними долго не протянешь, и выдернуть нельзя. -Ещё что скажет, м? Ты не чувствовать свой инструмент, нэт, точно. С этими словами преисполнившийся своим умением рушить чужие мечты соло-гитарист, ухватив свой Гибсон за гриф под самой головой, покинул студию, что-то ещё долго потом бурча в коридоре на недовольном шведском. Наверняка он твердил что-то об испорченных несносным поведением темноволосого коллеги репетиции и всём оставшемся дне. И впрямь, несчастен! Несчастнее всех несчастных! Спустя некоторое время за самым быстрым и несчастным гитаристом в коридор, тихо прикрыв за собой дверь, последовал и Эксплоужен, хоть и пытавшийся выручить поникшего и раздавленного Токи из чувства братского долга, но не проявивший и капли искреннего сочувствия к нему. Вслед ушедшему вокалисту коротко посмотрел барабанщик, что был единственным из компании, кто остался с Токи в безрадостную для того минуту. Рыжий ирландец шагает к опечаленному Вортузу, сидевшему на диване со сгорбленной спиной, опущенными плечами и просто неописуемой грустью на лице. -Токи, ну что ты в самом деле, ну? Ты хорошо сыграл, весьма хорошо. Пиклз подсаживается рядом, с внимательностью следя за реакцией норвежца на его слова. Хотел поддержать, а в итоге, как выяснилось, сделал только хуже. -Да что ты понимает! Я ничего не умеет.. я быть просто маленький и глупый ритм-гитарист.. Шатен вновь шмыгает носом, отворачиваясь от собеседника, заметно приунывшего при таком отгласе на свои слова, ориентированные смыслом и посылом на в корне другую реакцию. Ударник, в неведении, как ещё можно помочь другу избавиться от нагрянувшей печали, и надежде хоть как-то прервать наступившую неловкую тишину, почесал дредастый затылок, поправил тёмно-синие напульсники на запястьях, откашлялся в кулак. Чем-то он постоянно пытался скрасить столь пренеприятное происшествие, но напряжение, возрастающее в помещении, заполняющее его полностью, даже под высоченными потолками, никуда не уходило. -Эй,- Пиклз кладет стёртую в мозоли от палочек ладонь на свисшее плечо Токи. -сегодня день гитарного грифа. Может, бухнём в честь этого? Отвлечёшься немного.. Барабанщик мягко улыбается, но в ответ получает только новую волну недоброжелательности, вызванную сильной душевной болью. Вортуз дёргается всем телом, высвобождаясь из-под крепкой руки товарища, и так печально, жалобно и расстроено смотрит на него, что сердце непроизвольно сжимается. Треснувшие губы чуть подрагивают, уголки серых глаз из последних сил удерживают в себе крупные капли слёз. Более несчастной картины, из увиденных на своём веку, Пиклз припомнить не мог да и не старался припомнить. Знал он, что сиё занятие бесполезно. Проколотые огненные брови озадачено приподнимаются, отчего взгляд выписывается совершенно безысходным и словно даже понимающим и располагающим к себе. Но растлённому несправедливостью и горечью Токи это видится лишь простой издёвкой. -Идти нахуй со свой гриф! Заебать меня! Ты может меня просто не трогать? Я хочет побыть один.. Его голос, подчас выделявшийся из всех остальных мягким оттенком неогрубевшей ещё мальчишеской радости, теперь невольно дрожит, сбиваясь, даже несмотря на то, что Токи старается всеми силами это подавить. По щеке таки скатывается первая горячая слеза, и норвежец в миг отворачивается от согруппника, дабы тот не видел этого. Наспех стирая мокрый след под глазом, Вортуз уныло прибирает к себе гитару и, лениво волоча её по полу, удаляется в бесконечно длинный коридор, оставив ирландца в неопределенном одиночестве. Свесив омраченную грустными раздумьями о собственной ненужности и никчемности лохматую головушку, Токи безразлично ко всему, его окружающему, плетётся по освещённым жёлтым светом смоляных факелов, укрытым красным толстым ковром, длинным коридорам, проходя один поворот за другим, смотря не под ноги, а в какую-то видимую только одному ему точку, из-за чего часто спотыкается и подбивает этим и без того паршивое расположение духа. Он идёт то немо и молчаливо, то, вспоминая о сказанном ему Сквизгааром сегодня, раздосадованно всхлипывает, непроизвольно взвизгивая от навалившейся на душу тоски. Сердце болело так, словно выдрали его из груди, проламывая рёбра, вбили в него тысячу гвоздей, разрывающих мышцы и артерии, и поместили обратно, протискивая внутрь через горло. Неплохая идея для песни. Разодранное сердце. И название недурное. Стоит предложить Нейтану, он сочинит из этого что-то поистине великолепное. И соло. Такой песне обязательно нужно соло. Но его, конечно, не дадут сыграть Токи. Все лавры снова будут присуждены Сквизгаару, в чьей тени останется маленький и глупый ритм-гитарист родом из столь же непримечательной, как и он сам, норвежской деревушки. Эта мысль окончательно добивает Токи, что, только пройдя в свою небольшую комнату и прикрыв за собой дверь, бросает болезненно звякнувшую гитару на пол и падает на колени перед кроватью, лицом утыкаясь в тёмную ткань одеяла. Тут шатен наконец может дать волю своим эмоциям. Ударяя пару раз кулаками о мягкий матрас, он жалобно хнычет, заливаясь слезами, в мыслях и жалея, и вместе с этим ругая самого себя за собственную слабость и излишнюю вежливость в общении с тем, кто ни разу не проявил подобных тёплых чувств по отношению к нему. Синяя ткань, сминаемая яростно и досадно сжимающим её в руках Токи, темнеет от его слёз, искренне не понимавшего, за что ему сниспосланы были такие страдания. Если и существует переселение душ, то Вортузу нужно было очень сильно оплошать, ошибиться и согрешить в прошлой жизни, чтобы в этой принять на себя всю жестокость этой несправедливости. Несправедливости, что преследовала его изо дня в день, как и, соответственно, её инициатор. Чёртов Сквигельф! И что они все в нём нашли? Играет же Токи с ним практически на одном уровне, так в чём же была проблема позволить ему хотя бы разочек почувствовать себя в центре внимания? Вортуз обещал, обещал искренне и очень часто, что не будет злоупотреблять этим вниманием, отнимая его у Сквизгаара, но последний как ни крути оставался неприклонен. Он ведь даже ни разу не дал чёткого объяснения того, почему так противится желанию ритм-гитариста сыграть соло на концерте. Так не пора ли это выяснить? Не пора ли преподать зазнавшемуся блондину урок? Токи, покончив с рыданиями и горькой обидой, переключился на решение этих злободневных вопросов, раздумывая в своей недавно понуро опущенной взглядом к полу, но теперь воинственно и уверенно поднятой голове над планом грандиозной, предусмотренной на всех своих этапах, отчего и очень красивой, как можно более неприятной для шведа мести. Покрасневшие, наряжённые, с опухшими от слёз веками, серые зенки забегали по комнате как только норвежец оторвал голову от одеяла, отмеченного двумя мокрыми пятнами от пролившейся из глаз воды. После недолгого осмотра предметов интерьера, находящихся в спальне шатена, но никак не вязавшихся с его планами о продуманной и тещащей его чувство превосходства над ненавистным обидчиком мести, на глаза попалась брошенная гитара. Двумя широкими шагами преодолев расстояние от кровати до двери, где и был оставлен несчастный инструмент, Токи поднимает его с пола, проводя ненавязчивую косметическую обработку в виде смахивания пыли. И чем больше норвежец вертел Стрелу в руках, тем больше и больше загорались радостной злобой его невинные мальчишеские глазки. Даже ладони его вспотели от предвкушения предстоящих событий. Он коротко хихикает, тут же прикрывая рот рукой, будто опасаясь, что его кто-то услышит и сможет прочитать его коварные мысли. Потирая ладошки друг о друга, Вортуз решается действовать незамедлительно, пока есть на то вдохновение. А вдохновения у него было предостаточно, это факт. Он даже соло не играл бы так вдохновенно и преисполненно, как мстил бы тому, кто так долго запрещал делать первое.