Невольный свидетель

Марат обернулся через плечо, вглядываясь в черноту между колонной и джипом, выжал сцепление и мягко нажал на тормоз, так и не переставляя рычаг с задней передачи на нейтралку. Нерешительно остановился. Отец в легком удивлении вскинул брови. – Она пищит, – хмуро сообщил Марат, словно прерывистый звук оповещения можно было не заметить. – Ну пищит, – с иронией сказал отец. – На то и парковочная система. Помогает. – Ну так она говорит, что там слишком узко, – буркнул Марат. – Пищит и говорит, что там слишком узко, – девственница, Мар. В обоих случаях это не должно тебя останавливать. Не льсти себе, поместишься. Выйди из авто, посмотри еще раз. Марат не был из числа тех, кто краснеет легко. Возможно, и сейчас это был румянец напряжения. Он выполнил указания, вернулся. Сел прямо, не откидываясь на спинку водительского кресла. – Дерзай, Марик, умение сдавать задом в жизни универсально применимое. Тебе ль не знать. Да – если бы была возможность ехать задним ходом напрямую, то вполне можно было бы аккуратно поместиться по ширине. А с такого угла… неудивительно, что это место было не занято. Марат сжал зубы, переставил на первую, двинулся вперед на одном лишь приподнятом сцеплении. Парковочная система предсказуемо запищала, теперь предупреждая, что сейчас он врежется в ряд машин перед ним. Отец сидел молча с ироничной полуулыбкой и ничего не говорил, но Марат прекрасно и в голове мог озвучить комментарий про «ну чего ты вошкаешься туда-сюда, не надоело?». По виску поползла самая настоящая капля пота. Выбор был неутешительный: освежевать заднее крыло о бетонную колонну или оставить красивый след на оскалившемся черном джипе. Или комбо. Старательно управляя рулем, Марат снова двинулся задним ходом. Ничто не скрежетало – пока что! – но парковочная система перестала пищать и теперь вместо этого голосила непрестанно, на одной нервной, тоскливой ноте. Марат снова затормозил, посмотрел на отца, стараясь регулировать сбившееся дыхание. – Не веришь в себя, Марик? Марат не ответил. Трусливую отповедь про то, что он рассчитывает свои силы, а цена провала слишком велика, он проглотил. – Давай, – лениво протянул отец. – Дерзай. Не попробуешь – не узнаешь. Полностью напрягшись, с колотящимся сердцем, Марат продолжил выруливать под мерзкий непрестанный визг. Сантиметр за сантиметром, огибая бетонную колонну так, что чуть не оцарапал ручку передней двери. Машина встала ровно, удивленно замолчала. Марат, не смея выдохнуть, продолжил двигаться назад, пока сенсор не предупредил его о приближении стены за ними. Остановился. Нейтралка, ручник. Упавшие на лоб волнистые пряди взмокли, чуть распрямляясь. Хотелось уронить голову на руль, который он до сих пор держал обеими руками, как начинающий – «стрелка на десять, стрелка на два». Разумеется, он остался сидеть, только посмотрел на отца большими глазами. Тот усмехнулся. – Чего, нравятся тебе последние технологии, Мар? Марат покачал головой, даже не боясь обидеть: – Толку, когда они не помогают тогда, когда нужны. Отец иронично угукнул: – Все эти помощнички. Когда просто, горазды советовать. А когда решаешься на что-то стоящее – верещат и отговаривают. Марат внутренне согласился. Посыл «не надо, не получится, не лезь» был ему знаком. – И потом, когда тебе как раз нужна помощь, ну будь человеком, подсоби, – просто лежат на полу и бьются в истерике, – продолжил отец. Марат криво ухмыльнулся. – А ты, – отец дошел до заключения без малейшего пафоса, – просто берешь и делаешь. Берешь – и делаешь. * – Я не из-за Марата, – истерически рыдал Филя, сидя на краешке школьного стула, заламывая руки и раскачиваясь взад-вперед. – Я не из-за!.. – Он захлебнулся рваными всхлипами, переходящими в долгое, мучительное «ы-ы-ы-ы». – Тихо, мой хороший, – осторожно, лишь тремя пальцами гладил его по острой косточке плеча Дмитрий, игнорируя тревожно-осуждающий взгляд классной, стоящей поодаль. – Спокойно. Всё будет хорошо. Мы поедем домой. Всё можно исправить. Было непонятно, достигают ли слова утешения Филиного сознания. – Не из-за Марата! – снова выкрикнул он, задыхаясь на вдохе от сжимающих горло рыданий. Дмитрий развернулся и спокойным, уверенным шагом подошел к классной. Его присутствие непонятным образом давило, несмотря на вежливый вид. – Большая нагрузка, много контрольных перед каникулами, – сказала она. Недовольство из взгляда исчезло. Ей явно стало неуютно. – Я не могла подумать, что на Филю это так повлияет, он же хорошо учится. – Почему нет медсестры? – с расстановкой спросил Дмитрий. – Она болеет, не успели найти замену, – сказала классная, явно чувствуя себя виноватой и тем не менее бросая легкий вызов. В холодном взгляде Дмитрия читался сдержанный гнев. – Встреча с директором при первой возможности, – тихо сказал он (от пониженного голоса становилось еще жутче). И, отвечая на незаданный вопрос: – Они со старшим братом вчера заигрались. Хотя бы Марат должен был понимать, когда остановиться. Слова «старший брат» донеслись до сознания Фили. Несмотря на абсурд ситуации, он впервые был благодарен отцу за то, что тот не выдал Марата. Не сказал классной, что выдерет старшего на глазах у Фили, который будет стоять в стороне, чуть не писаясь от ужаса, и ничего не делать. Филя стал противен сам себе. Он до сих пор не понимал, что творилось между папой и Маратом. Почему это было тайной, которую Марат с таким железным упорством защищал. – У меня буквы перед глазами расплывались, – прохрипел Филя между всхлипами в машине по дороге домой. – Я всё знал, я всё умел, я ничего не видел. Дома Филе стало хуже. Свет резал как нож. А вслед за этим его накрыло односторонней пульсирующей головной болью. Такой, какую Филя еще никогда не испытывал. Его долго рвало. Так, что он измученно сидел на коленях перед унитазом, уперевшись лбом в ободок. Он спрятался под одеялом в своей кровати, совершенно опустошенный. Мигрень с аурой Дмитрий прекрасно узнал: ей мучилась до развода Татьяна. Триптанов дома не было. Дмитрий отпаивал Филю крепким сладким кофе. Сидел у кровати и держал за руку. – Я здесь, – сказал он сыну. Уверенно. С придыханием. – Папочка, – проговорил Филя, отчаянно жмурясь от ударившего набатом голоса, – пожалуйста, дай мне побыть одному.