Невольный свидетель

Как обычно, Филя – на этот раз лежащий на своей кровати с рабочей тетрадью по природоведению – на самом деле не хотел подслушивать. Но Марат сидел на кухне, отгороженный от него лишь тонкой стенкой, громкая связь на его телефоне была включена, поэтому немного виноват был сам Марат. Хотя не очень. Динамики у его телефона были отвратительные, расслышать что-то, приложив трубку к уху, было невозможно. Либо наушники, либо вот так. – Как ты там, Марюш? – раздался бодрый женский голос. – Обжился, – сообщил тот. – Ты как там с Парашей? – Знаешь, эта кличка чего-то не очень… – Тётя Анна звучала не сердито, скорее задумчиво. – А по-моему, очень, – спокойно не согласился Марат. – В самое яблочко. Как съездили? – Да хорошо. Ты ж видел фотки. – Ну и хорошо. – Ты лучше сам скажи – как… – Анна запнулась, подыскивая слова, – отец там? – Норм, – невозмутимо ответил Марат после небольшой паузы. – Считай, притерлись. – Марат… – Анна помолчала в трубку. – Он… – А что он? – отозвался Марат. – Звонил жаловаться? Анна помедлила. – А должен был? – Ну видишь, – указал Марат. – Норм, я же говорю. Ты лучше передай своей заморской птице паулин: он тебя обидит – я приеду его убивать. – Ценю заботу, – фыркнула Анна, – и взаимно. – Да ладно, – по интонации было слышно, что Марат улыбнулся. – Если б твой Парамонов мне не нравился, я бы тебя одну с ним не оставил. – Зато сам… – мрачно отозвалась Анна. – А сам, видишь, продался за вредные полуфабрикаты и свежие фрукты, – спокойно констатировал Марат. Слова выплеснулись, как обмылки старой ссоры. Филя представил, как тётя Анна сводит черные брови, засовывает язык за щеку, крутит им, – словно увидел перед глазами ее лицо, хотя они уже сколько времени не пересекались. – Нам на психологии говорили, что привычка формируется за двадцать один день, – продолжил Марат, когда его мать не ответила. – Я переехал в последнее воскресенье августа, так? Значит, двадцать один день был вчера. – Это какие-то глубокие шестидесятые! – возмутилась Анна. – Ненаучно и уже сто раз как опровергнуто. Чему вас вообще там учат? Позавчерашний день! – Что, даешь добро на прогулы? – усмехнулся Марат. – Была бы моя воля, Марюш, – вздохнула Анна. – Вы чем там занимаетесь? – Ездили нюхать навоздух, – рассказал Марат. – Сметали полки в магазинах и кафе. – И чего? – Ну, нюхал и сметал. Семья же. – На больное давишь, – фыркнула Анна, но, кажется, с облегчением. – Ладно, – протянул Марат, – хорошенького понемножку. – (Анна снова фыркнула.) – Пойду уберу срач. Бывай. Филя не стал вслушиваться, как они прощаются, – звуки съел скрип кровати и двери. Он вылез на кухню. – Я подслушивал, – сам не зная зачем, сообщил он Марату. Тот слегка приподнял брови. – В семье ни у кого друг от друга секретов быть не может, да? – сказал он, улыбаясь, и Филя с удивлением осознал, что старший брат над ним мягко подтрунивает. Как оттаял от разговора с матерью. Сердце резануло болью. Пусть они за эти три недели едва перебросились словом, пусть было яснее ясного, что Марату надо бы отсюда уехать, да поскорее, – все равно ужасно не хотелось, чтобы он исчез. Одно его присутствие неуловимо меняло всю атмосферу в доме. Привычка формируется за двадцать один день? Филя уже давно привык к тому, что старший брат рядом: теплый, незыблемый – полная противоположность ему самому. Маленькому, хилому, мямлящему трусишке… За Марата хотелось уцепиться. Филя и цеплялся. Как жить без всего этого? Не видеть старшего брата, лежащего на верхней койке, закинув локоть за голову? Не видеть, как он по утрам переодевается в чистую футболку – ловкий, сильный, хорошо сложенный? Не видеть темную растрепанную голову, склоненную над домашкой? …Не видеть, как он подчиняется отцу, покорно подставляясь под беспощадные удары – за малейшую мелочь. Не видеть расцветших на коже следов. Только бы не видеть. Только бы не видеть этого. Филя обреченно решился – будто бросаясь с головой в пенящиеся белым воды. – Тебе домой не хочется? – быстро, скомканно спросил он, преодолевая желание зажмуриться и сжаться в комочек. – Чего, ещё и матери жизнь портить? – незлобливо откликнулся Марат, отправляясь на поиски пылесоса. Филя опешил. Посеменил за ним. – Ничего себе портить, – бесцветно выдохнул он. – Им что, не нужна бесплатная прислуга, которая и в магазин, и прибраться? Марат коротко рассмеялся. – Во-первых, они нормально справляются сами. Их двое взрослых к тому же. Отец вот один с тремя. А во-вторых, я им не днем мешать собираюсь. – Филя смешался, и Марата это словно смутило, но он договорил: – Да, у нас там полторы комнаты, а тут только что влюбленные, им со мной дома даже нормально не потрахаться. Филя продышался, не зная, за какое опровержение браться в первую очередь. – То есть тете Анне ты личную жизнь устраиваешь, – сказал он, – а сам… – Он запнулся. Теми же словами, главное. Да, конечно, Марат всё сам… – А что сам? – пожал плечами Марат. – Отец мне такой же родитель, как она, чего б мне у него не пожить. Дома он трахает только мозги мне, а кого вне дома… – Марат сбился. – Черт. Извини. – Я только с виду маленький, – без выражения ответил Филя, доставая из-за ванны швабру и ведро. – У тети Анны нет мелких и, похоже, не бывает ремнем. Ты явно в проигрыше при таком раскладе. Марат скривился. – Ты не понимаешь. – Я действительно не понимаю… – прошептал Филя, чувствуя, что вот-вот сорвется на визгливый крик. Марат вдохнул, выдохнул, сжал и разжал кулаки. – Ты никогда не жил без отца. Разговор прервал рев пылесоса.