***
Ему было шестнадцать лет, когда он выбрал местом для своих выступлений площадь перед небольшим женским монастырём в Кёльне. Марко уже три года жил самостоятельно, выступления приносили ему помимо денег ещё и бесконечные проблемы. Хищники обоих полов пытались заполучить его, иногда настолько решительно, что Марко нанял двух цыган, чтобы они его постоянно сопровождали. Тогда он не прятал лицо и бывало, что его часто узнавали. Почему-то плотская сторона любви его пугала, старик Мустафа передал ему с танцевальной премудростью ещё и несколько пикантных советов, которые всегда казались мальчику отвратительными. Он не понимал этих жадных взглядов, которые словно пожирали его, ему были отвратительны женские усмешки и мужские плотоядные ухмылки. Всё, о чём мечтал Марко — это чтобы его оставили в покое. Аббатиса Клементина взяла его хитростью, она предложила то, чего не могли дать другие. Однажды после выступления к нему подошла молодая монашка и сказала, что с ним желает говорить мать-настоятельница, пусть цыган приходит в три часа после полудня к вратам в монастырь. Марко не хотел ссориться с аббатисой, которая при желании могла изгнать его с этой уютной площади. К тому же в то время он столкнулся с похотью монахов, но полагал, что монахини выше всего этого. Поэтому он спокойно пришёл к назначенному часу. Аббатисой оказалась молодая женщина лет двадцати семи, высокая, очень белокожая и, без сомнения, красивая. Преподобная мать Клементина говорила на трёх языках помимо немецкого, увлекалась мистической теологией и состояла в переписке с многими выдающимися умами по всем германских землям. Но больше всего её увлекала наука телесных наслаждений, именно поэтому в восемнадцать лет она ушла в монастырь, чтобы не принадлежать одному мужу, но обрести свободу духовную и физическую. Похождения свои с мужчинами и женщинами она умело скрывала и, немного пресытившись, полагала, что соблазнить можно любого, главное найти ключ. Когда к ней привели не раскрашенного мальчишку в ярких одеяниях, но чисто умытого скромного юношу, матушка Клементина внутренне вся подобралась — она почуяла лакомую добычу. Разговор она повела в дружеской манере, выспрашивая у Марко, где он был и что видел, от её взгляда не укрылось то, что он с уважением смотрел на стопку книг на её столе. Она спросила, обучен ли он грамоте, и юноша, покраснев, ответил, что нет. Тогда она поняла, чем смогла бы его заинтересовать. Женщина прочла ему стихотворение на латыни, затем перевела его на греческий и в конце закончила на немецком, и предложила повторить. Марко старательно выговаривал немецкие слова. — Ты говоришь почти чисто, — похвалила его Клементина с манящей улыбкой. — Я вижу способности к языкам. — Благодарю, преподобная мать, — он с признательностью посмотрел на неё. «Хорошенький щеночек», — подумала настоятельница. — Я бы смогла взяться за твоё обучение, — она сделала задумчивое лицо. — Надолго вы в наших краях? — Всё лето и часть осени, — застенчиво ответил юноша. — И ты бы хотел научиться латинской премудрости? — задала она коварный вопрос. — Да, — он посмотрел на неё с надеждой. — Только у всего есть своя цена, мой мальчик. Дальше она решительно изложила условия, которые вначале вогнали Марко в краску, но Клементина не дала ему возможности отказаться. Она подошла к нему совсем близко и провела нежной рукой по смуглой щеке. — У тебя глаза, как драгоценные сапфиры, — женщина мягко улыбнулась. — Не противься судьбе, мальчик, возможно, больше у тебя не будет такой возможности. И он согласился. Настоятельница выкупила его на лето за приличную сумму и Марко, переодевшись послушницей, поселился в монастыре, где с жаром принялся за учебу. Днём он упражнялся в чтении и письме, Клементина сама обучала его только теологии и сирийскому языку, латинской и греческой грамматикой с ним занималась сестра Бригитта, пожилая учёная монахиня, которая так и не поняла, что учила не девочку. Марко поселили в келье рядом с настоятельницей и запретили другим монахиням или послушницам с ним даже говорить. Да он и не стремился к общению, дни он проводил, познавая премудрость, оставленную человеческим разумом, а по ночам служил Клементине со всем жаром и прилежанием. Она открыла ему, что в телесной близости нет ничего дурного, главное уметь пользоваться тем, чем тебя наделил Господь. Марко и тут проявил себя талантливым учеником, за время усердных упражнений он почти полюбил её. Поэтому, когда пришло время расставаться, его охватила грусть, но Клементина лишь страстно поцеловала его и подарила три тома Блаженного Августина. Больше они не виделись, когда год спустя цыгане вернули в Кёльн, Марко узнал, что красавица-аббатиса умерла от продолжительной болезни. Кто-то говорил, будто развратница умерла родами, а появившегося на свет младенца забрали на воспитание родители Клементины. Марко охватило горе, он ещё долго вспоминал аббатису, долгие и плавные линии её тела, ласку и понимание. Пожалуй, она сделала ему самый ценный дар в жизни, благодаря влиянию Клементины он смог найти в учении отдушину от беспросветности жизни.***
Сейчас, находясь в заключении, ему почудилось, что Клементина стояла в чёрном углу его комнаты и маняще улыбалась. — У тебя всё ещё прекрасные глаза, мой мальчик, — чудился нежный шелестящий голос. Он горько улыбнулся ей. — Ты и правда умерла родами? — спросил Марко. — Да, — она стала менее видимой. — И ребёнок выжил? — он понял, что его всегда волновал этот вопрос. — Да, у него тоже прекрасные глаза, но мне пора, милый, — призрак растаял. Марко подумал, что скоро они встретятся, возможно, будут кипеть в одном котле. Разве не забавно, что ему придётся сидеть в бурлящей от жара воде на этом свете и на том? Жизнь иногда забавная. Послышался детский плач, он вновь посмотрел на тот угол, где пряталась Климентина. На этот раз из тени выступила Эсмеральда с младенцем на руках. Он хотел броситься к ним, но девушка покачала головой и Марко остался сидеть. — Почему? — спросил он. — Почему ты не любила меня? Я ведь был добр к тебе, спас тебя! Она поцеловала своё дитя, затем подняла голову и посмотрела на бывшего мужа. — Ты слишком хотел взаимности, — она говорила на цыганском языке с сильным кастильским акцентом. — Ты почти задушил меня своей любовью. Я просто хотела жить и вернуться домой. — Тебя бы повесили, — ему хотелось кричать от боли, вспыхнувшей в сердце. — Я найду вас после казни. — Нет, — Эсмеральда удобнее взяла ребёнка. — Ты нас никогда не найдёшь. — Постой! — он подскочил на ноги и кинулся к тому зловещему углу, но он был пуст, Марко с криком ударил по стене. Эти женщины его покинули, как и дети, которых он с ними зачал, никого не осталось. И он бы разбил себе в кровь кулаки, если бы дверь камеры не открылась, на пороге стоял укутанный в плащ незнакомец, он бросил Марко пару башмаков и такой же плащ. — Быстрее надевай! — велел приглушённый голос. Марко послушался, он не понимал, было ли происходящее продолжением того кошмара наяву, который ему пришлось пережить, но инстинкт гнал вперёд. Он быстро оделся и последовал за своим таинственным спасителем. Как бы это ни казалось странным, но тюрьмы в те времена охранялись не так тщательно, как должны были! Пенитенциарная система находилась во младенческом состоянии, что оказалось на руку тем, кто вознамерился спасти Марко. Молчаливый спутник провёл цыгана извилистыми коридорами до конюшен, где ждали два осёдланных мула. Двое мужчин верхом почему-то не вызвали вопросов ни у стражи Шатле, ни у охраны на мостах, которые они проезжали. Возможно, дело было в звонкой монете, которая падала в нужный карман. Марко с наслаждением вдыхал ночной воздух, который после затхлого подземелья казался необычайно сладок. Даже пара часов там внизу казалась вечностью. Они спешились с мулов возле одного из домов на улице Ваннери, спутник забрал поводья у Марко. — Иди в известный тебе дом на Складской улице, — сказал он цыгану, а сам отворил ворота дома и начал вводить животных во двор. Марко понял, кому он обязан был спасением. А также стал очевиден великодушный выбор, ему предоставленный: сбежать во Двор чудес или прийти к своей спасительнице. Он плотнее завернулся в плащ и направился к Гревской площади.***
Дверь ему открыла Дора, он уже без лишних предупреждений скинул башмаки и надел деревянные сабо. Флёр-де-Лис ждала его всё в той же комнате наверху, она кинулась к нему в объятья, едва он переступил порог. Когда он поцеловал её, девушка с радостью ощутила покалывание жёсткой щетины на своём лице. Позже они вдвоём спустились вниз, где Дора весь вечер кипятила воду в огромном котле. Служанка потребовала, чтобы ей отдали всю одежду, в которую был одет Марко. Она подхватила её жердью и с брезгливым видом бросила в огонь. Флёр-де-Лис помогла Марко залезть в лохань с водой и собственноручно помогла ему вымыться, брился он сам, но после купания она вычёсывала частым гребешком из его волос паразитов. Марко получил одежду по размеру, в которую поспешил одеться, ибо испытывал неловкость от собственной наготы, хотя девушку она не смущала. Флёр-де-Лис переполняли чувства, она гордилась собой, тем, как у неё ловко получилось всё устроить. Помогла ей в этом Дора, чей жених служил сержантом в Парламенте. Несколько взяток, приготовленные средства для побега Марко, новое паломничество к тётке аббатисе. Флёр-де-Лис устроила чудо побега, придумав всё в голове, а после заставив своих помощников разыграть всё по ролям. Сейчас к гордости примешивалось и волнение, она ждала продолжения той ночи. Но когда пришло время спать, Марко отказался делить одну постель с Флёр-де-Лис. — Я вам признателен, госпожа, — цыган поцеловал белые руки своей избавительницы. — И завтра покину этот дом, но мне не следует находиться так рядом с вами! — Тебя будут искать! — она обняла его за талию. — Не отказывай мне, это меньшее, что я могу попросить. — Вы можете просить мою жизнь и я с радостью ею пожертвую, но я обещал другой, которую люблю, жениться на ней, — он поцеловал белый лоб. Флёр-де-Лис усмехнулась: как вероломны бывают мужчины и как настойчивы не с теми женщинами, но ей попался праведник. — Я тоже выйду замуж за другого, — она теснее прижалась к Марко. — Неблагодарность — один самых страшных грехов. — Знаю, — он приник поцелуем к её губам, после чего пристально посмотрел ей в глаза. Флёр-де-Лис ощутила, что стала легкой-лёгкой, словно тело её воспарило над землёй. Она видела только его синие глаза, а всё остальное погружалось во мрак, голова закружилась. Но в последний момент у неё хватило сил оттолкнуть его, Марко схватился за голову, а Флёр-де-Лис налетела на него с ударами. — Негодяй! Ты опять хотел сделать это! Лишить меня памяти! — её кулачки с силой колотили его. Наконец Марко сумел обнять и повалить её на кровать, она тяжело дышала, он тоже. В эту минуту сходство с Клементиной было настолько полным, что у Марко пропал дар речи, он почти был готов сдаться, но образ Агнессы возник перед его глазами. Она ждала его, хрупкая голубка с бархатистыми глазами. Изо всех женщин, что у него были, именно её он любил трепетней всего. — Я не хотел, но так было бы лучше! — Я хочу помнить, даже то, как ты меня отверг, — её волновала тяжесть его тела. — Мне нужно быть верным, — он смотрел на неё, но видел другую. Флёр-де-Лис поняла, что потерпела поражение, все ухищрения, чтобы его спасти, обернутся благом для другой. Ей же не достанутся даже крохи его любви. Она ошибалась, когда думала, что он тоже любит её, нет! И в прошлый раз, и сейчас инициатива исходила от неё. Он просто покорялся или сопротивлялся. Флёр-де-Лис собрала остатки гордости. — Слезь с меня! Марко поднялся и отошёл немного от кровати, девушка села. — Иди к Доре, она устроит тебя на ночлег, — холодным тоном приказала Флёр-де-Лис. — И не смей уходить! Ты мне должен, поэтому останешься! — Слушаюсь, моя госпожа, — он поклонился, затем своей кошачьей пружинящей походкой вышел за дверь. Флёр-де-Лис не плакала, все слёзы иссякли, когда она придумывала способ спасти его. Она смогла! Слабая девушка, которая ничего тяжелее иглы в руках не держала. Ни хвастливый Жеан Фролло, ни бравый капитан де Шатопер, который туманно обещал помочь, но в итоге не способный ничего предпринять. Особенно Флёр-де-Лис презирала Гийома Фролло, мать рассказала ей перед уходом о семейном секрете старого советника. Столько беспомощных мужчин! Прав был покойный отец, который учил её, что куклы и вышивание для девочки важны, но куда полезнее будет сохранять душевную твёрдость. Флёр-де-Лис уснула под тремя одеялами, о, она больше и пальцем не пошевелит ради мужчины! Пусть сами решают свои проблемы.