***
Марко и Агнесса продолжали видеться. Девушка пережила не одну бурю дома, Жан при всём своём терпении несколько раз ставил ей ультиматумы прекратить шляться! Но в маленькой Агнессе появилась невиданная до этого твёрдость, которая пугала кузена. — Если мы с матушкой должны уехать, то мне всё равно, что будут говорить эти грязные сплетницы! — запальчиво кричала Агнесса. Жанна и Гийом в такие минуты старались сидеть в комнате Пакетты, им не хотелось попасть под горячую руку ни Жана, ин Агнессы. — Зачем ты к нему бегаешь? — горячился Жан. — Если он тебя любит, то пусть придёт ко мне! Попросит, как положено, твоей руки, а не позорит, как последнюю шлюху! — Я буду видеться с ним столько, сколько захочу! Он мне рассказывает о своём господине! А ты и все остальные могут подавиться сплетнями! — слёзы сверкали в больших глазах. Жан с изумлением смотрел на ту, которую привык считать маленькой девочкой. Когда она успела так озлобиться? Ведь не было существа милее и нежнее, чем Агнесса! Теперь же она напоминала раненую кошку, которая щерила в оскале острые зубки и выпустила когти. — Позови повитуху! Пусть она посмотрит меня! Я невинна! — кричала Агнесса. И Жан сдался, он и правда пригласил повитуху, даже двух, которые в один голос заявили, что девица не тронута ни спереди, ни сзади. Это было сделано вовремя, так как возмущение соседей тоже росло. Жан заплатил повитухам достаточно, чтобы они громко между собой говорили, пока будут проходить улицу Парен-Гарлен. Также и сам он вместе с Гийомом обошёл дома соседей, где напомнил, что его отец и дед жили здесь, где пользовались большим уважением, что Агнесса скоро уедет, но до тех пор братья не позволят никому дурно о ней говорить. Решительный настрой Прадонов заткнул рты самым вредным злопыхателям, соседи затаились, все были уверены, что эта вертлявая девка ещё покажет на что способна! Агнесса уже и не делала вида, что идёт на рынок, она каждый день, кроме воскресенья, ходила к старухе Фалурдель. Правда, лицо всё ещё скрывала, были правила, которые требовалось соблюдать даже отчаянным молодым девушкам. Марко приносил с собой угощение, обычно какие-нибудь сласти и, пока она их ела, рассказывал. Но уже по просьбе Агнессы он просто говорил, где был и что видел, какую одежду носят в Кастилии и какие обычаи есть у немцев. И с каждым днём Агнесса всё сильнее привязывалась к нему, ей уже необходимо было слышать звуки его голоса, видеть строгое лицо с насмешливыми, но добрыми глазами. Узнавая его ближе, она не могла противиться желанию находиться рядом с ним и слушать, внимательно слушать. Однажды в середине февраля она попросила Марко рассказать о себе. — Обо мне? — он улыбнулся. — А что именно? Боюсь, у меня не такая интересная жизнь, как у господина. — У тебя была жена? — Агнесса от любопытства склонила голову набок. Марко поднял на неё печальный взгляд и коротко ответил: — Была. — Расскажи о ней! — попросила девушка, устраиваясь удобнее на продавленной кровати. Они всегда так беседовали, Марко сидел за столом, а она на кровати с теми лакомствами, которые он для неё приносил. — Её звали Эсмеральдой и она была единственной женщиной, которую я любил, — начал он свой рассказ. По мере того, как на него накатывали воспоминания, Марко словно молодел. Он говорил о том, какой прекрасной и доброй была Эсмеральда, как сильно они любили друг друга и как тяжело ему далась утрата. Марко рассказывал свою версию, он сделал Эсмеральду любящей и нежной, невольно придав ей черты Агнессы. Правда была в том, что любить она его не любила и характером обладала достаточно жёстким, чтобы этого не скрывать. Возможно в ту минуту, когда повесили её отца, нутро Эсмеральды заледенело, даже на любовном ложе она оставалась скучающей и безучастной, ненавидела Сафира и, казалось, умирая, испытала только облегчение. Не была она такой женщиной, которую живописал Марко, она была другой, но при этом бесконечно любимой. Если он не лгал Агнессе в остальном, то именно эту историю сделал такой, какой всегда хотел её видеть. К концу рассказа Агнесса плакала, она порывисто поднялась на ноги и, подойдя к Марко, обняла его, прижав голову к своей груди. — Бедный мой, — шептала добрая девушка. — Мне так вас жалко! Обоих. И он усадил её на свои колени, обнял и прижал к себе, сам оглушённый своим рассказом. Он сделал то, о чём всегда мечтал — изменил прошлое, заставил Эсмеральду полюбить себя, преобразил её до неузнаваемости. Призрак гордой кастильской цыганки растаял и он обнаружил, что обнимает другую. И самое скверное — эта другая стала ему ближе, чем та, которая осталась в прошлом. Марко, желая проверить себя, поднял за подбородок лицо плачущей Агнессы и приник долгим поцелуем к её губам. Девушка обняла его за шею и не позволила сразу отстраниться. И он испугался. Оказывается, жить прошлым куда легче, чем шагнуть навстречу новому. Ему в его года пора было найти мальчика, которому он смог бы передать древнее мастерство мужского танца, не прерывать традицию. Вместо этого Марко неосторожно позволил юной красавице увлечь себя, так не годилось. Он прервал поцелуй и произнёс: — Так не должно быть. — Почему? — Агнесса сжала ему плечи. Неужели и Марко, который всегда казался ей таким бесстрашным, окажется не лучше Жана, который боялся за её честь? — Потому, что для меня жизнь почти закончилась, а для тебя едва началась. Он погладил её по бедру и от его прикосновений огненные искры заплясали под её кожей. Агнесса смахнула слёзы и сердито на него взглянула. — Я знаю, что ты старый! Марко грустно взглянул на неё. — Не надо мне об этом говорить, просто… — тут она замолчала, придавленная странным озарением. — Просто мне кажется, что я тебя люблю! Он не удержался от смеха. В самом деле? Любит его, после того, как больше полугода сходила с ума по Сафиру? Женщины не устанут его удивлять. Агнесса оскорбилась, она вскочила на ноги и залепила ему звонкую пощёчину. Марко замолчал, девушка встала перед ним, сжав кулаки. — Ты мерзкий старый негодяй! Не смей надо мной смеяться! Я люблю тебя… ублюдок! — она уже не плакала, но смотрела на него с таким животным гневом, что Марко понял всю серьёзность ситуации. — Прости меня, — он встал и взял её за руки. — Просто не каждый день слышишь такое. — Ты дурак! — Агнесса вырвала свои руки и обвила их вокруг его шеи. — Будь мужчиной… И он вновь поцеловал её. Агнесса так устала от постоянного осуждения и подозрений в том, чего не совершала, что ей действительно захотелось погибнуть. Пусть это будет тот, кого она любит, кто всегда был честен с ней; что будет потом, казалось не таким уж важным. Вся жизнь сжалась до этого мгновения в грязной комнате под чердаком. Она потребовала, чтобы он отнёс её на кровать, а дальше замерла, готовая принять участь женщин, уготованную им небесами. Марко же казалось, что он приносит в жертву невинного ягнёнка, но всякий раз, как он собирался остановиться, девушка требовала продолжать. Потом она судорожно обняла его и устало произнесла: — У тебя тело не хуже, чем у Сафира. — Ты полагаешь? — ему стало смешно от того, что Агнесса продолжала пребывать в заблуждении. — Да, даже лучше, — она поцеловала его в грудь. — А ты любишь меня? — Люблю, — он поцеловал растрёпанные волосы. — Возможно, всегда любил. Эсмеральда довольно закрыла глаза. В этот ясный мартовский полдень, когда солнце, пробиваясь сквозь закрытые ставни, прочертило полосу вдоль комнаты, Марко был захвачен иллюзией, что держит в объятиях покойную жену. Но Агнесса пошевелилась и морок прошёл. Он помог ей собраться и привести себя в порядок, она покраснела, когда увидела пятно крови на старом покрывале. На прощание Марко поцеловал её в лоб: — Я хочу поговорить с твоим кузеном, но только после того, как ты узнаешь правду обо мне, — сказал он. — Что за правда? — она чувствовала усталость и боль, но при этом внутри у неё воцарилась приятная тишина. Сомнения и страхи развеялись, Агнесса сделала правильный выбор. — Завтра, — Марко не удержался от ещё одного поцелуя. — Завтра Сафир выступает в одном доме, но утром я буду ждать тебя. Агнесса обняла его и отказалась, когда он предложил проводить её. Ей требовалось побыть одной, чтобы прислушаться к себе и понять, что же сейчас произошло.Глава 11. Дорога к любви
4 ноября 2023 г. в 09:16
Пьер Гренгуар опасался человека, с которым его свела судьба. Марко с первого взгляда производил отталкивающее впечатление, слишком мрачный, даже презрительный. Но когда стало известно, что Марко и великолепный Сафир одно и то же лицо, поэту сделалось и вовсе не до шуток. Особенно после того, как свирепый Эстебан, достав нож, пригрозил ему, что заживо его освежует, если он проболтается. Да упаси святой Евстафий от такой глупости!
Поначалу Гренгуар вознамерился покорить своего невежественного спасителя учёностью и уже на следующее утро после Богоявления принялся рассуждать о чуде спасения.
— Я много где был, многое повидал. Да, в Университете не учился, но моим образованием занимался лучший учитель — мой острый ум. Я нанялся слугой к его преподобию архидьякону Дюси и он любезно взялся восполнять пробелы в моём образовании. Моя латынь превосходит даже латынь магистров! Я знаком с богословием, философией и герметикой, этой царицей наук. Я написал и поставил ту мистерию, которая с таким успехом вчера шла во Дворце перед кардиналом и фламандскими послами. Я…
— Как тебя зовут? — прервал его Марко, занятый тем, что наносил на глаза чёрную краску.
— Пьер Гренгуар, — с важностью представился поэт.
— Гренгуар… — цыган отложил жжёную палочку и, повернувшись в Пьеру, сделал задумчивую мину. — Слишком длинно, мы привыкли к более коротким именам.
— Но есть же Пьер, — подсказал поэт.
— Как-то чужеродно… Так… — протянул Марко с ещё более глубокомысленным видом. — Гренгуар… Гар… Кар (мужской детородный орган на цыганском)! Интересно, а как тебе Кар? Это означает мудрец.
— Прекрасное имя, — восхитился Гренгуар, не обратив внимания, что Эстебан за его спиной прыснул со смеху. — Кар! Я буду с гордостью его носить.
— Вот и прекрасно! Отныне ты Кар, — Марко вновь отвернулся к маленькому зеркалу и продолжил наносить грим.
Вскоре выяснилось, что цыгане звали Гренгуара по поводу и без, со всех сторон то и дело слышалось «Кар, кар, кар». И Пьер, пытаясь быть вежливым, отзывался, правда, чаще всего это вызывало у цыган смех или брань на ломаном французском. Лишь три дня спустя Эстебан сжалился над поэтом и рассказал, что на самом деле означало «Кар». Гренгуар был достаточно умён, чтобы проглотить оскорбление и не выяснять отношения с Марко, у которого, как выяснилось, было весьма своеобразное представление о том, что считать смешным.
Очень быстро Пьер понял, что задаром его кормить не собираются, и пришлось ему выступать после Эстебана, показывая трюк со стулом и кошкой. Секрет был в том, что стул, который Гренгуар добросовестно держал в зубах, обладал облегчённой конструкцией, хотя и выглядел снаружи массивно, тут самое главное было найти тощую кошку, с остальным его крепкие зубы вполне справлялись. И пусть платили за это мало, но поэта досыта кормили за общим цыганским котлом, оставалась даже кое-какая мелочь для покупки бумаги и перьев. Взамен старой чёрной куртки он получил красно-жёлтое одеяние, пусть и позорной расцветки, зато относительно новое, к комплекту полагалась и шапка с бубенцами. Гренгуар раз в две недели ходил, одевшись в своё старое платье, справляться насчёт денег за мистерию, но всякий раз его ждал отказ.
— Я когда-нибудь получу эти сто ливров, — убеждённо говорил поэт Эстебану. — И возмещу своему спасителю всё, что он на меня затратил.
— Там было не меньше двадцати ливров, — насмешливо отвечал горбун. — Когда заплатишь их и актёрам, у тебя, наверное, останется не больше пары су.
— Не важно, — беззаботно отмахивался поэт. — Главное, я буду свободен.
Свобода. Был ли он когда-нибудь свободен от нужды и голода? Пожалуй, нет. Как ни странно, Гренгуару нравилось среди цыган, он даже поймал на себе пару заинтересованных женских взглядов. Правда, один принадлежал толстой усатой старухе, зато вторым его одаривала довольно хорошенькая девчушка, которую все называли Розой. А, может быть, к чёрту прево с его мошной? Вот уйдёт странствовать с белыми маврами и напишет в изгнании свои лучшие стихи, как незабвенный Франсуа Монкорбье. Да и с Эстебаном они сдружились, горбуна допекала одна влюблённая проститутка, которая после одной ночи не могла его забыть. Иногда Гренгуар, прикрывая приятеля, говорил, что тот ушёл, хотя он на самом деле прятался в шатре. Девушка презрительно фыркала и удалялась от стана цыган, покачивая бёдрами. Пьер никак не мог понять, чего ещё нужно было горбуну, но тот только головой качал.
— Зачем ей такое чудище? Пока молода, пусть другого найдёт, — вот и всё, что отвечал Эстебан.
После рождественских праздников Сафир собрал столько денег, что последующие два месяца почти не работал, лишь изредка выступал в домах нотаблей по приглашению. У Марко были какие-то свои таинственные дела в городе, о которых он не распространялся, только всю первую половину дня его не было видно. Гренгуар и Эстебан продолжали выступать, ещё поэт заметил, что всё особо ценное его цыгане носили с собой в шкатулке, которую горбун прятал на груди под горбом. Видимо, эти двое доверяли поэту, раз не стремились от него ничего скрыть, хотя Гренгуар подозревал, что всё дело в его трусости: он бы не решился ограбить своих благодетелей.