Еще один шанс

      Кажется, Ники больше не переживал из-за прерванных экси каникул, заинтригованный тайнами, которые хранил в себе Нил. Следующий час они провели, бегая по полю, пока Джостен старательно обводил защитников, маневрируя ногами, уворачиваясь от столкновений и пробираясь к воротам. Он обнаружил, что находится примерно на одном уровне с парнями, поэтому учебный матч против них проходил напряженно. Может, Нил и был менее натренированным, но он все еще был быстр. И пусть его мышечная память спала, он знал, как двигаться. Ему нужно было напрягать голову, сосредотачиваясь, и это здорово отвлекало.       Нил чувствовал, как гудят ступни, и не мог остановиться. Экси в последнее время не приносило ему удовольствия, превратившись в гремящие «играй или умри», «играй, или они умрут», «играй, даже если он умер». И он играл, потому что это было единственным, что он мог делать. Эта иллюзия свободы, с которой он с легкостью примирился, когда думал, что быть на поле — главная цель его жизни, разрушилась, как карточный домик, когда Нил понял, что поле держало его, словно зыбучие пески. И чем больше он пытался сосредоточиться на экси, тем ему становилось больнее, и он не мог прекратить эту блядскую игру в жизнь.       Но теперь все было по-другому. Теперь экси внезапно стало ярким напоминанием о том, когда Нил находился. Он чувствовал на себе изучающий и настороженный взгляд Кевина, замечал, как удивленно качает головой Аарон, как довольно улыбается Ники. И, самое главное — буравящее ощущение, въедающееся ему под кожу и не покидающее лопаток, буквально вызывало по его телу электрические разряды. Словно его сердце запускали дефибриллятором, вновь и вновь сотрясая грудь, и Нил хотел позволить этому чувству оживить его.       Когда Аарон объявил, что тренировка окончена, Джостен с удивлением обнаружил, что оба защитника выглядели порядком измотанными, да и сам он достаточно запыхался. Нил поймал мяч на отскоке и отправил его в корзину, и парни начали расстегивать шлемы. Прижавшись щекой к плечу, Ники рукавом утер пот и улыбнулся:       — Где, говоришь, они тебя раскопали?       — Милпорт, Аризона, — любезно отозвался Нил. Аарон хмыкнул.       — Ты круто играешь, — продолжил Хэммик. — В смысле, это реально неожиданно, с учетом того, что ты вроде как не особо занимался этим в школе? Кевин говорил, что ты совсем салага, но ты на самом деле крут.       — Вовсе нет, — Нил покачал головой и обернулся в сторону плексигласового ограждения. Кевин и Эндрю — уже переодевшиеся — сидели на домашней скамейке Лисов (Миньярд игрался с мячом, отбивая его от пола между расставленных коленей, а Дэй задумчиво постукивал клюшкой по ладони левой руки), и оба смотрели на него с подозрением. Только во взгляде Кевина сквозило легкое недоумение, приправленное щепоткой надежды, а Эндрю, который теперь широко и ядовито усмехался, смотрел на него, чуть прищурившись и словно прикидывая, в какой части тела Нила лучше всего будут смотреться его ножи. Его взгляд разрушал Нила на молекулярном уровне. Он повернулся к Ники и недовольно махнул рукой, прежде чем его сердце заколотилось со скоростью двести в минуту. — Я в отвратительной форме.       — Фу, ты говоришь, как Кевин, — поморщился Ники. — Бла-бла-бла, вы все зря коптите небо, вы не умеете играть, вы недостойны экси, бла-бла-бла.       — Я ничего не говорил насчет вас, — фыркнул Нил, хотя сейчас ему казалось, что Кевин в чем-то был прав. Он знал, как они могут играть, и теперь — три года назад — они все были не в лучшей форме. Ему правда предстоял тяжелый путь.       — Ты не мог об этом не подумать, когда тебе удалось обойти нас… сколько раз? — отмахнулся Ники, но его, кажется, не особо задевала эта мысль — Лисы привыкли быть отбросами. Нил с удивлением обнаружил, что ему приятна оценка Хэммика, даже если он на самом деле не пытался никого поразить. Он просто играл. И получал удовольствие. Давно забытое чувство, искрящееся внутри тела лопающимися пузырьками воздуха. — Зато теперь очевидно, почему Кевин тебя выбрал. Кажется, этот сезон будет тяжким, если ты такой же одержимый.       Нил ухмыльнулся. Он уже прикидывал, скольким трюкам сможет научить Лисов — и это его… вдохновляло? По-настоящему. Он мог с этим работать. Он мог жить — снова — вместе с Эндрю и экси. Он знал, чего остерегаться. Он мог подготовиться.       — Ты даже не представляешь, — пробормотал Нил и обернулся еще раз, изучая тяжелое выражение лица Дэя. Внезапно вспомнилось, как пуля, выпущенная Итиро, разнесла голову Рико, размазав его мозги по Тетсуи. Эту смерть Нил, определенно, не хотел предотвращать, но все, что ей предшествовало? Боже, он мог это обдумать.       Перед ним открывалось столько возможностей. И Эндрю был жив. Иисус. Нил вновь скользнул взглядом по трибунам, ощущая, как кишки сворачиваются узлом, когда он снова и снова обнаруживал, что Миньярд — там. Живой. Боже.       Ники пихнул его в плечо и, лукаво подмигнув, сообщил:       — Новенькие убираются на поле, — и любезно развел руками. Аарон хмыкнул, опершись о клюшку, выставленную вертикально. Изогнул бровь, вероятно, ожидая сопротивления, но Нил просто закатил глаза. Он не возражал. Он, вообще-то, был счастлив. Простые обязанности новичка — боже — он только начал их осознавать. Никто не ждал от него решений, уверенности, командования. Он не был капитаном. Он мог просто быть… Нилом? Он мог пройтись по полю и собрать мячи.       Он так и сделал. Ники усмехнулся, Аарон фыркнул. Подобрав несколько снарядов, Нил метнул их в сторону защитников, чтобы те отразили их в корзину, но ни один из парней не был к этому готов. Ники удивленно моргнул, Аарон поморщился. Нил, удержавшись от того, чтобы начать хихикать, сохранил на лице серьезное выражение и пожал плечами, сгибаясь и разгибаясь, пока собирал все снаряды. Парни дождались, когда он закончит, а затем они двинулись в сторону трибун, и Нил потащил корзину следом. Увидев, как открылась дверь, ведущая на поле, Эндрю перехватил мяч и швырнул его в Ники (на этот раз тот успел поймать его), а затем извлек из-под скамьи бутылку виски и открутил крышку.       — Долго же вы, — протянул он. — Пока дождешься, от скуки сдохнуть можно.       — Ну, ты же дождался, — Ники пожал плечами, перебросив мяч Нилу, который тот тут же отправил в корзину, поймав ракеткой — его реакция оставалась такой же быстрой, — и потянулся к бутылке, пытаясь ее отобрать. — Слушай, может, тебе уже хватит? Эбби меня загрызет, если выяснится, что ты пил.       — Вообще не моя проблема, — Эндрю одарил его белоснежной улыбкой и, отвернувшись, в упор посмотрел на Нила, который молча наблюдал за перебранкой. Сердце екнуло, ухнув в желудок, и Нил подобрался, стараясь не пропустить на лицо пожирающие его эмоции. Они зависли на несколько мгновений в тишине — гнетущей и монотонной. Ники раздосадовано покачал головой, махнув рукой. Он уже проиграл спор — и Эндрю его очевидно игнорировал, принявшись мычать под нос какую-то мелодию. Кевин тяжело вздохнул.       Аарон пожал плечами и, не считая нужным произносить хоть что-то, направился в раздевалку. Хэммик нахмурился, поморщился, беспомощно посмотрел на Кевина, на бутылку — и тоже отвернулся, поспешив следом за кузеном. Приставил палец к виску и изобразил, что вышибает себе мозги, чтобы четко продемонстрировать свою точку зрения. Нил, наблюдая за ним, моргнул — ряд ассоциаций быстро вернул его к недавно всплывшему воспоминанию, и образ лужи крови, расползающейся под головой Рико, расцвел перед глазами ярко и откровенно. Джостен тряхнул головой и вновь повернулся к Эндрю. Его магнетический взгляд плавил кости.       — А ты все продолжаешь удивлять, псих, — ухмыльнулся Миньярд, задумчиво растягивая указательным пальцем губы. Нил коротко и сдержанно улыбнулся, надеясь, что не выглядит так, словно готов растечься лужей. Это обескураживало.       Удивить Эндрю было нелегкой задачей, но Нил умел это делать, как никто. На самом деле, он не преследовал цели впечатлить кого бы то ни было, а просто не мог понять, какой тактики придерживаться. Он не смог бы скрыть, что умеет играть, поэтому счел идею притворяться бесполезной. По крайней мере, не полным чайником, потому что это выглядело бы глупо — и Эндрю бы наверняка заметил. Однако это наверняка должно было обернуться проблемой, потому что в этот раз его поведение, возможно, было еще более подозрительным, чем в прошлый. Джостен совершенно не мог понять, что творилось в голове Миньярда… Хотя, впрочем, примерно представлял, о чем думал Кевин, который, поняв, что Нил не собирается отвечать, открыл рот:       — Сезон нам предстоит интересный, — конечно, это было экси. Кевин встал, вплотную шагнув в нему, вцепился в сетку его клюшки и потянул на себя. Нил лишь крепче стиснул рукоятку, заставив себя отвести взгляд от Эндрю, что на самом деле было нелегко, и уставился на Дэя. — Где ты этому научился?       Это был опасный момент, хотя Нил и не смог бы объяснить, где здесь скрывалась угроза. Он просто это чувствовал. Кевин рассчитывал на неумеху из богом забытого захолустья, а получил… Ну, получил Нила, который последние три года провел, взрывая носом паркет, пока не…       Он стиснул зубы и натянуто пожал плечами.       — Я уже говорил: на стадионе.       Кевин покачал головой и подошел ближе, нависая над Джостеном — и, может быть, это должно было напугать? Нил чувствовал на себе взгляд Эндрю, и его сердце отчаянно колотилось, разгоняя плазму. Кевин его совсем не впечатлял, и, может даже, немного раздражал, потому что теперь Нил испытывал потребность защищаться. Он отвык от этого в собственной команде. Гадство.       Кевин прищурился, разглядывая его сверху вниз:       — Я видел статистику, Нил. Видел записи твоих игр. Салага, за которым мы приехали в Милпорт, и ты — это два разных человека.       Нил закатил глаза. Вероятно, ему стоило придумать какую-то правдоподобную историю, прежде чем так открыто демонстрировать свои навыки. Он почувствовал себя идиотом. Что он мог на это ответить? Он был слишком обескуражен и ошеломлен фактом того, что оказался, блядь, в прошлом. Он не сообразил оправдание. Незаметно прикусив уголок губы, Нил прикинул доступные варианты. Правда — незначительная ее часть — казалась оптимальным решением. Он вздохнул:       — Я, на самом деле, много тренировался: по выходным, по ночам и так далее. Эрнандес прислал устаревшие сведения. Я жил и дышал экси последние три года, — Нил не мог дать большего. Это казалось разумным. Если он много занимался, это оправдывало его умения. Он не был настолько хорош. Да, он чуть не забил Эндрю — но не забил же. Почему — знали только они двое. Ники и Аарон неплохо держали перед ним оборону. Нил не был асом. Он покосился на Миньярда, который громко хмыкнул в ответ на его слова.       Кевин задумчиво склонил голову, вероятно, размышляя над тем, каким кретином был бы Эрнандес, если бы на самом деле прислал устаревшую статистику (можно ли было считать это фактической ложью?). Кажется, слова Нила его не убедили, хотя и были резонны. Как иначе можно было оправдать его навыки? Вряд ли вариант того, что парень переместился из будущего (три «ха-ха») приходил в голову первым. Или вторым. Или последним, блядь. Кевин должен был думать о том, какие возможности это ему открывало, а не о том, почему на него свалилось такое счастье.       И, в конце концов, Дэй еще не знал ни о Натаниэле, ни о Мяснике: его волновала игра, способность вернуться на поле и доказать (самому себе в том числе), что он был еще на что-то способен. Он отпустил клюшку Нила, который должен был стать его надеждой, и отступил. Экси — если в голове Кевина происходило какое-то сражение, — победило. Он выгнул бровь:       — Ты готов работать еще усерднее?       Нил, незаметно выдохнув, твердо посмотрел в его глаза:       — Да, — и это было правдой. Нил почувствовал, как это слово забилось в его груди в такт пульсу. Кевин разглядывал его еще несколько мгновений, а затем кивнул и щелкнул пальцами, указывая на выход — большего ему не требовалось. Джостен испытал прилив облегчения, а Дэй, оттеснив его, направился к раздевалкам. Это сработало?       Нил, проводив взглядом удаляющуюся спину, поджал губы. Он был опасно близок… к чему-то. С другой стороны — к чему? Никто и никогда не предположил бы, что он умалчивает о, мать его, перемещении во времени. Но.       Он все еще был угрозой.       Скулы обожгло пронзительным взглядом, и в животе тугим узлом скрутилось что-то непонятное. Джостен замер, когда Эндрю поднялся и приблизился. Он толкнул Нила в плечо, заставляя повернуться к себе, и, ухватившись двумя пальцами за его подбородок, притянул ближе, вынуждая посмотреть себе в глаза.       — Ты — темная лошадка, Нил Джостен, — он выдохнул ему в лицо, опаляя запахом виски, и Нил сглотнул, потому что еще ни разу не был так близко к Эндрю с тех пор, как Мазерати перевернулась. Он застыл, расплавился на месте, чувствуя, как врастает ногами в пол, и просто смотрел на Миньярда, подчиняясь холодной и твердой хватке. Он не пытался ни вырваться, ни сопротивляться. Он просто был там — и Эндрю стоял напротив, и в его глазах плясало дьявольское пламя. — Я раскопаю все твои грязные секретики.       Эндрю снова был под кайфом, и Нил ненавидел каждый миллиграмм препарата, крадущего у того реальные эмоции. И он видел губы Эндрю, замершие в миллиметрах от его собственных. Он видел его глаза — прекрасные, безупречные, золотистые. Видел редкие веснушки. Он видел жизнь.       Нил видел сомнения, опасения и недоверие.       — Я знаю, — согласился он, и это было единственным, что он смог придумать. Может, ему вообще не стоило отвечать, но ЭндрюЭндрюЭндрю, выдыхающий ему в лицо перегаром, широко и опасно улыбающийся, вышибал дух из его легких и рушил ту иллюзию реальности, в которую Нил позволил себе поверить. Он плавился, рассыпаясь падающими звездами. Он был метеоритным дождем.       Миньярд растянул губы еще шире, издав короткий и злобный смешок, и оттолкнул Нила, покидая поле. Джостен ощутил, как его легкие сжимаются. Он тупо уставился в пол, сглатывая дрожь, и просто моргал, переводя дыхание. Во рту пересохло, а тело приобрело структуру желе, вялого и неспособного соображать или двигаться. Только — чувствовать, как аорта завязывалась в морской узел, перекрывая кровоток в немеющих конечностях.       Кажется, он провел вечность, ожидая, когда ощущение пальцев Эндрю на его лице перестанет пригвождать его к полу.       Вдох.       Выдох.       Когда к нему вернулась способность перемещаться и контролировать тело, Нил поежился. Он испытывал жар. Жажду. Эндрю — впервые — дотронулся до него так близко. Сколько времени прошло с тех пор, как он чувствовал это? Господи.       Его сердце выбивало все триста, грозясь прорваться через грудную клетку и броситься вдогонку за Миньярдом, потому что сам Нил с этим бы не справился. Он так скучал по нему.       Эндрю был жив — и в нескольких метрах от него. Нужно было шевелиться.       Нил вернул в инвентарную корзину с мячами и клюшку, запер дверь, несколько секунд разглядывая фойе, отключил свет на стадионе — и лишь после этого вернулся в раздевалку. Там никого не было — шум из душевых подсказал, чем все парни были заняты. По крайней мере, Нил не выпал из реальности настолько, чтобы заставить их возвращаться за ним.       Боже.       Джостен тряхнул головой и хмыкнул, заметив любезно подготовленное для него полотенце, наверняка оставленное Ники. Что они все думали о нем? Нил не знал, не хотел гадать. Иисус, ему нужно было взять себя в руки.       Собрав вещи, чтобы переодеться в кабинке, Нил прошел в душевые и привычно скрылся в дальней части, которая казалась ему наиболее защищенной. Выкрутив кран с холодной водой почти на максимум, он встал под воду, позволяя обжигающим брызгам разбиваться о лицо, и застыл, ощущая, как вместе с ними по щекам стекали воспоминания.       Эндрю был так близко. И — бесконечно — далеко.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       Нил стоит, упершись руками в стену, пока горячие струи бьют в спину — и это почти болезненно. Его глаза устало прикрыты, а челюсть плотно сжата, потому что, на самом деле, ему хочется рычать. Ему хочется выбить все дерьмо из Джека, который позволяет себе слишком много. Ему хочется вырезать имя «Натаниэль» из реальности, потому что каждый раз, когда этот мелкий говнюк разевает рот, это не предвещает ничего хорошего.       В нем бурлит кровь — так яростно, что это его даже немного пугает. Характер отца дает о себе знать каждый раз, когда Нил крепче сжимает клюшку в руках, молча принимая очередную подначку Спарроу. Он старается подавлять свою злость, но, кажется, все его попытки быть похожим на Дэн терпят безудержный крах. Он не справляется — это очевидно, как белый день. Он не понимает, как наладить контакт с новичками, которые медленно, но верно объединяются вокруг Джека, потому что остальные Лисы объединяются вокруг Нила. Команда трещит по швам, и Джостен более чем уверен, что это его вина. Ваймак ошибся, когда возложил на него ебучие надежды. Он не сможет быть капитаном, потому что даже не может заткнуть рот сраного выблядка.       И пока Кевин поливает его говном на поле, пусть даже и по-французски — и Нил, вообще-то, с ним совершенно согласен, — он чувствует, как его выдержка трещит по швам. Что-то в нем едко расползается по костям, пока пот пропитывает паркет, и Нила бесит притворяться хорошим, потому что это не так. Он не знает, что ему делать с этим чувством.       Он стоит под водой так долго, что, кажется, остается в душевой последним. Кто-то стучится в кабинку, сообщая, что команда отправляется к Эбби, которая всех пригласила на ужин, но Нил никак не реагирует. После того, как клюшка в его руках сегодня практически треснула (и Джостен не уверен, что рад, что это случилось при ударе об пол, а не об голову Джека), все понимают, что к нему лучше не приближаться. Провокации Спарроу заставляют его кипеть, и это явно не то, как должен вести себя вице-капитан.       Блядство.       Нил стоит под водой так долго, что начинает вариться в ней вместе со своими гремучими мыслями. Он — в ярости, честно. Ему, вероятно, необходим спарринг. Катарсис. Он не может ударить Джека. Или все же?..       — Нил, — из-за стенки доносится твердый голос Эндрю, и Нил вздыхает. Миньярд умеет распознавать, когда его лучше не трогать, и, видимо, сегодня не тот случай. Джостен не уверен, насколько это справедливо, потому что в нем все еще кипит агрессия. Но он не может злиться на Эндрю только из-за того, что Джек — его персональная проблема. Это — точно несправедливо.       Нил раздумывает над тем, чтобы промолчать: тогда Эндрю уйдет, а у него будет время расплавиться и переплавиться в одиночестве.       Он не хочет этого. Это — Эндрю. Нил не станет его отталкивать, даже когда злится.       — Что? — отвечает чуть более раздраженно, чем собирался, и сжимает кулаки, подставляя лицо под воду. Открывает рот, глотая падающие струи, медленно дышит.       Это — Эндрю. Все в порядке.       — Ты злишься, — сообщает Эндрю очевидное, а потом добавляет, легко демонстрируя, что умеет видеть суть: — На себя.       Нил бездумно кивает. Эндрю прав — разумеется. Вся ярость Нила сосредоточена вокруг него самого, и, на самом деле, ему насрать на Джека. Его бесит собственное неумение адаптироваться к этой ситуации. Когда его жизнь состояла из сплошного побега, у него не было возможности проверить свою выдержку в таких условиях. Никто ничего не знал о нем, никто ничего не мог ему сказать. Он не ввязывался в конфликты, не охранял свою территорию. Он был никем.       Когда он противостоял Рико, он все еще был никем. Убегая от мафии и отца — он был блядским никем.       Но теперь он — Нил Джостен, по-настоящему: номер десять в команде Лисов Пальметто, нападающий, — и его злит, что даже собственное имя, ради которого ему буквально пришлось содрать с себя кожу, он не может сохранить нетронутым. Потому что Джек — не Рико, и Нил должен смириться с тем, что отныне Спарроу — часть команды. Ему хочется рычать. Может быть — убивать, но это, очевидно, излишне.       — Открой.       Нил вздыхает и подчиняется. Если бы он сказал «нет», Эндрю бы ушел и не трогал его, но… Это — Эндрю. Он умеет видеть, слушать и слышать. Он знает, что нужно Нилу, даже если сам Нил этого еще не понимает. Он может послать кого угодно, но не Миньярда. Шпингалет на двери тихо щелкает.       Эндрю стоит в душевой снаружи, уже полностью собранный, и смотрит на Нила, слегка изгибая бровь. Нил взмахивает рукой, давая понять, что Эндрю может подойти — кабинки достаточно велики для того, чтобы тот не промок.       Эндрю неспешно пересекает порог, прикрывая дверь и разглядывая Джостена, а тот разглядывает его в ответ, с вызовом вздернув подбородок. Гнев в нем все еще кипит, и осознание того, что Эндрю легко читает между строк о нем все, что Нил сам прочитать не может, заставляет его в защите ощериться.       Но.       Взгляд Миньярда плавит Нила — и это отличается от магматической злости, бурлящей в теле. Взгляд Миньярда — осязаемый и горячий, и Нил может чувствовать его на себе. Он скользит по его лицу, по рукам, по шрамам, вдоль пресса, бедер и голеней. Нил перед ним — открытая книга. Обнаженный и откровенный, во всех смыслах, и это…       Это бросает в жар.       Все мускулы в теле напрягаются разом, и абсолютно каждый миоцит вопит и молит о касании, потому что Нил стоит перед Эндрю оголенным проводом, искрящимся электричеством. Кровь бьет сверху вниз, сокращая мышцы тазового дна. Нил выдыхает.       Это нечестно. Эндрю не может так просто брать его злость и переплавлять ее в нечто голодное и страждущее. Джостен сглатывает и бурчит:       — Говори уже, — затем: отворачивается, потому что Миньярду определенно не нужно видеть реакцию его тела, хотя тот все равно все замечает.       Выражение лица Эндрю не меняется. Он поднимает руку, проводя большим пальцем по губам, словно стирая все, что собирался сказать, и просто прожигает Нила таким взглядом, от которого у него кишки завязываются узлом. Затем — резко подходит, толкая в плечо и заставляя посмотреть на себя. Нил не может сопротивляться. Не хочет.       — Тебе не нужно никем притворяться, — сообщает Эндрю, одним предложением проникая под кожу, — Нил Абрам Джостен. Тебе не нужно копировать ни Дэя, ни Уайлдс. Тебе нужно показать свой блядский характер.       Нил сглатывает, потому что Эндрю, как всегда, читает его мысли.       — Мой характер — это не то, чем можно гордиться.       Миньярд практически рычит, когда тычет пальцем в его плечо, на котором краснеет распаренный треугольный шрам, повторяющий очертания раскаленного утюга.       — Твой характер — это то, кто ты есть. Ты не сможешь справиться с этим, если будешь пытаться быть кем-то другим. Ты — это Нил, а не Кевин или Дэн. Ты правда думаешь, что прикидываться паинькой — лучшая тактика? Она уже занята Рене.       Слова — такие же горячие, как вода и как злость, и они распаляют огонь, бурлящий в органах. Эндрю — уже совсем близко. Он стоит под душем, и вода заливает его, пропитывая футболку и джинсы, но Миньярд этого словно не замечает. Нил стекает по его шее вместе с каплями: ткань становится почти прозрачной от влаги и плотно облегает тело. Нил видит напряженные дельты и большую грудную мышцу, косые и прямые мышцы живота, четко очерчивающие пресс — и это, вообще-то, заводит.       Это — красиво. Эндрю — красивый. Нил практически забывает, о чем они говорили, и облизывается.       — И что мне, блядь, тогда делать? — почти стонет, приближая свое лицо к лицу Эндрю. Этот вопрос уже, скорее, относится к текущей ситуации, разогревающей душевую кабинку, и, может быть, к активно набухающему стояку, но Эндрю — Эндрю помнит, о чем они разговаривали, и он может разграничить последовательно.       — Просто будь собой, идиот, — он выжигает на теле Нила взглядом каждое свое слово.       Ах, точно. Джек и его агрессия.       Нил не находит ответа. Он дышит в лицо Эндрю, который умеет то, на что никто больше не способен. Который видит суть лучше Ваймака, находит слова похлеще Би. Который может быть жестким и жестоким — он всегда такой — и всегда знает, куда бить. Его слова безошибочно проникают в кровь Нила, отзываясь в животе горячим жаром.       Это то, что Эндрю делает с ним легко: разжигает желание. Желание жить, бороться, показывать свой блядский характер. Воздух, повисший между ними, накаляется. Нил нервно облизывает губы, думая о том, каким образом Миньярд влияет на него, потому что теперь уже действительно хочет поставить Джека на место и не находит никаких причин, которые удерживали его до этого.       Он может его ударить. В конце концов, экси — это насилие. А Нил никогда не был тем, кого насилие обходило стороной. И дело не в том, что Эндрю призывает его к физической расправе, не в том, что сам готов обнажить ножи, нет. Дело в том, что Эндрю видит Нила. Знает его — и не осуждает за это. Никогда не осуждал, вообще-то. Он позволяет Нилу быть Нилом, а не напуганным Натаниэлем.       Спорить, когда это требуется. Демонстрировать силу, которую он взрастил в себе. Жить, а не выживать. Эндрю — это благословение. Он видит ответ в глазах Нила до того, как тот успевает его озвучить или даже кивнуть. Это вовсе не требуется.       И затем взгляд Эндрю скользит к губам Джостена, вторя движению языка: после того, как он высказался, последовательно можно перейти к интерлюдии, и Нил забывает о том, как несколько минут назад пытался задушить в себе ярость. Он все еще горит, но теперь уже — от отчетливого осознания близости. Это то, что Эндрю делает с ним легко: разжигает желание. Мышцы тазового дна сокращаются, а член — призывно подрагивает. Нил кожей чувствует жажду, и Эндрю это, конечно, видит — как и немой ответ прежде.       Голос Миньярда жесткий и колючий:       — Да или нет?       И это, разумеется, «да» — всегда «да». Нил отвечает, и Эндрю толкает его к стене, впечатывая в плитку с такой силой, что у Джостена перехватывает дыхание. Он прижимает ладони к холодному кафелю, пытаясь уцепиться ногтями за гладкую поверхность, и теперь уже натурально стонет в рот Эндрю, когда его губы находят губы напротив.       Поцелуй — жесткий и наполненный злостью. Эндрю практически по-хозяйски проникает в ниловский рот языком, с силой прикусывает кожу, сжимая подбородок горячими пальцами. Удерживает его лицо, контролируя направление, ведет в этом танце — и это, на самом деле, успокаивает. Стена воды, льющаяся из душа, уже бьет непрерывным потоком за спиной Миньярда, и Нилу должно бы быть холодно, если бы — не так жарко.       Эндрю свободной рукой скользит по его животу, запуская по телу волну сладкой дрожи, и он чувствует, как ему не хватает воздуха. Поцелуй — яростный и колючий, словно Эндрю вытягивает из Нила, как магнит, весь гнев, превращая его в нечто страстное и голодное. Другая рука перемещается на грудь, цепляя ногтями соски — один за другим, и чувствительность обостряется. Движения — сильные и уверенные. Нил всем телом сокращается, и по спине ползут мурашки, когда от соприкосновения с кафелем на ней под кожей перекатываются волокна трапециевидной, подостной, широчайшей мышц. Нил цепляется руками за плитки, и у него напрягаются собственные дельты и гребни лопаток. Его дыхание сбивается, когда пальцы Эндрю скользят по косым линиям пресса, опускаясь ниже. Подкрадываясь. Нил с трепетом ждет, когда необходимый вопрос звучит:       — Да или нет?       Вдох или выдох? Здесь нет, на самом деле, вопроса.       — Да.       Рука Эндрю сжимает его член, совершает первое широкое движение к головке, прикладывая чуть больше силы, чем требуется, и Нил жмурится, отдаваясь ощущениям: он возбужден до вязкого тумана в голове, до одного четкого имени, танцующего на кончике языка. Нил растекается. Он уже липкий — и большей смазки не требуется, когда большим пальцем Миньярд массирует головку, размазывая по стволу предэякулят, продолжая со злостью вгрызаться в рот. Припечатывает Нила к стене, удерживая за плечо, и ускоряет темп, сдавливает член у основания и размашисто дрочит, а Нил — Нил не может вдохнуть и не может выдохнуть. Он под Эндрю рушится, превращаясь в одно сплошное «да», когда тот начинает двигать рукой вверх-вниз, вызывая неконтролируемое желание толкнуться бедрами. Гладит рельеф и болезненно прикусывает, удерживая низкие глухие стоны в горле: он закрыл дверь в кабинку, но вероятность того, что кто-то может их услышать, остается, поэтому Нил правда старается быть тихим, хотя ему и хочется скулить по нарастающей.       Эндрю над ним, с ним, вокруг него, но это сейчас кажется недостаточным. Нилу хочется быть еще ближе — чертовски хочется, — и он вскидывает руки, которые уже не могут скользить по стене из-за того, как пальцы чешутся прикоснуться к Миньярду, цепляясь аккуратно в его волосы, запутываясь в промокших светлых прядях, потемневших от влаги на несколько тонов. Почти не шевелится, потому что Эндрю, всегда определяющий границы дозволенного, не давал согласия на большее, и не давит, не тянет, не контролирует. Просто чувствует — по-животному. Глаза Нила закатываются, и он сдавленно выдыхает и бьется затылком о стену, когда Эндрю, освободив его губы, припадает уже к шее, прикусывая тонкую кожу и зализывая след, оставленный зубами.       Нил никогда не был фанатом мастурбации — считал это, скорее, неудобной необходимостью, когда в период полового созревания гормоны бушевали слишком активно. Бегство и спешка — не лучшие компаньоны для удовольствия, и Мэри за стенкой — не то чтобы стимул хоть когда-нибудь кончить. Нил и сейчас себя практически не трогает — это ему без надобности. До того, как в его жизни появился Эндрю, он вообще не думал, что это возможно — так возбуждаться. Хотеть кого-то. Жаждать чужих прикосновений, разгоняющих пульс до нездоровой отметки, горячих, властных, вышибающих дух из легких. Таких, от которых нутро полыхает, а мышцы ноют и содрогаются — и член становится каменно-твердым, истекающим смазкой, чувствительным и горячим.       То, как ему дрочит Эндрю, заставляет колени Нила дрожать, а язык заплетаться — и Нил в ауте. Каждой клеточкой тела он ощущает это. Пальцы скользят под уздечкой, обводят ободок краснеющей плоти; ладонь массирует головку над самой уретрой. Миньярд сжимает его член, словно выжимая из Нила желание вкупе со злостью и страхом. Он выбивает из него воздух, скользя языком по кадыку и прикусывая, и Нилу хочется выть, но он сдерживается, мягко перебирая чужие волосы. Когда Эндрю движется пальцами по его груди, все, что Нила наполняет: имя Миньярда.       Эндрю, Эндрю, Эндрю — как оберег, как мантра. Его руки — сильные и крепкие, его пальцы — уверенные и ловкие. Свободной рукой Миньярд поднимается по торсу, оглаживая следы выживания, ногтями дразнит, оставляя едва заметные розовые полосы, остающиеся от давления, а не травмирования. Эндрю тоже хочет ближе. Он обхватывает Нила за загривок, и Нил подается ему навстречу, заполняя пустоту нехваткой дыхания — и вот уже пальцы Эндрю на его шее, касаются сонной артерии, разделяя пульс на двоих, и во рту — горячо, а член мучительно пульсирует. Нил глубже зарывается руками в его волосы, мягко массируя кожу головы, словно вычерчивая беззвучное признание. Эндрю шумно выдыхает, перемещая рот, выстукивает губами вдоль линии челюсти Нила, и его вторая рука движется вверх-вниз по стволу члена Джостена неумолимо и стремительно.       Нил голым телом ощущает перекаты мускулов под тонкой промокшей футболкой Эндрю. Он пытается открыть глаза, чтобы наблюдать за выражением лица Миньярда: раскрасневшиеся скулы, опущенные ресницы, алые блестящие губы, немного распухшие от поцелуев — его собственное отражение. Но глаза Нила закатываются снова и снова, подернутые сладкой негой, и Нил только слышит сквозь грохочущий шум воды, как Эндрю тяжело выдыхает ему на ухо, утыкаясь подбородком в изгиб плеча. Он звучит так, как будто сам с трудом сдерживается. Его язык щекочет кожу, зубы обхватывают мочку.       Их обоих штормит и перемалывает в воображаемых жерновах до состояния пыли, когда Нил хаотично толкается вперед бедрами, требуя большего, и опускает голову, чтобы прижаться губами к шее Эндрю, обвести мягко зубами кадык, языком прочертить линию по яремной вене до точки пульса. Эндрю дрожит под ним, покрываясь мурашками, и это — божественно, и Нил готов повторять это снова и снова, потому что от одного лишь намека на звук изо рта Эндрю у него перед глазами салютами распускаются звезды. Он ведет носом по шее Миньярда над воротом футболки, чувствуя, как следом бежит гусиная кожа, и ему н-р-а-в-и-т-с-я, а внизу живота тянет так туго, сильно и отчаянно, что Нилу кажется, он вот-вот взорвется.       И он, на самом деле, близко. Он вот-вот кончит.       Эндрю чувствует это по тому, как сокращается и дергается член Джостена в его кулаке. И —       господи, блядь       — он отступает.       Что?       Пустота обрушивается холодом и незаконченностью, обрубая происходящее резко и безжалостно. Нил удивленно выдыхает, пока его мышцы безысходно и жалобно сжимаются, и упирается лопатками в разогретый его телом кафель, роняя онемевшие руки, выскользнувшие из волос Эндрю. Моргает, пытаясь сфокусировать взгляд, перед которым все расплывается мутными кругами, и внутри расцветает тревога. Нил смущенно смотрит на Миньярда, не совсем понимая, что произошло, и ему хочется только, чтобы тот вернулся, продолжая вытворять своей рукой блядскую магию.       Господи.       Джостен тяжело дышит, обретая голосовые связки. Его голос звучит хрипло и приглушенно:       — Я сделал что-то не так? — спрашивает неуверенно, потому что в его мыслях четко можно разобрать только «да, Эндрю, да», но сознание медленно возвращается в тело, и Нил уже способен оттолкнуть ощущение несостоявшегося оргазма, которое ноет где-то под ложечкой. Тревога отрезвляет похлеще воды, льющейся из-под потолка, и Нил снова моргает, облизывая резко пересохшие губы.       Эндрю несколько секунд разглядывает его полыхающие щеки, а затем переводит задумчивый взгляд на его твердое возбуждение. Член слегка подрагивает, когда Нил против воли сокращает мышцы, пытаясь вернуть ощущение руки Эндрю на своей эрекции — но это пусто и бесполезно. Эндрю стоит на расстоянии метра, отступивший за пелену воды, невообразимо прекрасный — и он не с Нилом. Его руки опущены, пальцы нервно сжимаются, как будто тоже что-то ищут.       — Эндрю? Что я сделал? — сердце вновь разгоняется, но уже не от возбуждения, а от страха. Нил старается вжаться в стену, слиться с ней, отстраниться. Перебирает в голове все, что только что произошло, и не может вспомнить своей ошибки. Смотрит на Эндрю встревоженно, но… Но тот не выглядит так, как будто Нил сделал что-то неправильно.       Эндрю выглядит так, как будто ему самому нужна передышка, и его взгляд — голодный и страждущий. Зрачки увеличены настолько, что почти поглощают собой радужку, и, хотя его лицо не отражает никаких эмоций, Нил замечает горячий румянец на скулах голкипера и его капитально сбившееся дыхание. Он замечает, что у Эндрю тоже стоит. Это немного обнадеживает.       Эндрю переводит взгляд на потерянное и обеспокоенное лицо Нила и просто смотрит на него, давая прочувствовать каждым дюймом своего тела неудовлетворенное желание, оглушенное недоумением. Затем — медленно приближается, гуляя туда-сюда под потоком, который совершенно бесполезен в сложившейся ситуации, потому что Эндрю воды не чувствует. Игнорирует. Он обхватывает подбородок Нила пальцами и притягивает к себе его лицо. Это — обнадеживает куда сильнее.       Джостен послушно склоняется, хоть и осознает, что продолжения не будет, и Эндрю выдыхает ему в рот. Его голос низкий, хриплый и тяжелый, когда он безразлично произносит:       — Мы закончим, когда ты, блядь, возьмешь себя в руки и покажешь, кому принадлежит это поле, — он четко выговаривает каждое слово. Смотрит в глаза Нила, зрачки которого пульсируют удивлением, и — о. О.       О! На лице Нила распускается понимание. Это — не секс, а блядская интерлюдия. Эндрю хочет преподать ему урок. Пока Нил ведет себя как придурок, Эндрю тоже ведет себя как придурок. Если Нил собирается подражать Дэн, он никогда не станет Нилом Джостеном.       Оргазм — не вознаграждение, а то, что Нил должен взять сам, показав Эндрю, что способен ставить свои интересы превыше прочих. Что способен поставить всех, кто плюется у него за спиной, на место. Что способен — быть собой.       Эндрю разглядывает его лицо, скользит взглядом по припухшим, искусанным губам и, убедившись, что до Джостена дошел смысл, отталкивает его, качнув головой. Резко отвернувшись, покидает душевую кабинку широким шагом, оставляя за собой крупные лужи.       Нил смотрит ему вслед, несколько секунд потерянно моргая, а затем переключает воду, до предела выкручивая холодную. Опустошение в его мыслях сменяется азартом, когда ледяные капли бьют в его разгоряченное тело, приводя сознание в порядок. Его губы растягиваются в кривой усмешке, потому что он принимает вызов — здесь и сейчас. И не потому, что хочет кончить, а потому, что Эндрю всегда знает, куда бить.       И он хочет показать, кому принадлежит это поле. Его характер — это его благословение.       Эндрю знает Нила лучше его самого.       ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       — Джостен, ты там сдох? — кто-то с силой ударил в дверь его кабинки, и Нил вздрогнул. На секунду ему показалось, что это Эндрю вновь пришел поставить его на место, но он быстро распознал в говорившем Аарона. — Ты там вены вскрываешь или что?       Нил обнаружил, что сидит на полу, уткнувшись лицом в подтянутые к груди колени, и вздохнул, ощущая, как сжалась глотка. Ему пришлось немного прочистить горло, прежде чем он смог ответить:       — Я в порядке. Скоро буду.       Насколько это было искренне с его стороны?       Аарон, прежде чем уйти, еще раз предупредительно ударил в стенку всей пятерней, и Нил поднялся, ощущая слабость в ногах. Воспоминание — неловко — вылилось в легкую эрекцию и ощущение стянутых легких, и Джостену пришлось еще некоторое время провести в душевой, брызгая на себя холодной водой, прежде чем он, наконец, привел себя в более-менее стабильное состояние. Блядство.       Нил отключил воду и быстро оделся, стараясь подавить дрожь в руках. Он не мог так реагировать на Эндрю, тем более сейчас — когда этот Эндрю его ни черта не знал. Это было неправильно. И все же. Его сердце выстукивало стаккато отрывистыми звуками имени Миньярда — и. Вернувшись в раздевалку, Нил первым делом, конечно же, споткнулся о широкую и кривую усмешку Эндрю, опалившего его недовольным взглядом.       Сердце вновь пропустило удар.       — Так-так-так, — протянул Миньярд. Нил отвернулся, ощущая, как его дыхание опять сбивается, и занялся тем, чтобы запихнуть грязную форму в корзину для белья, решив сделать вид, что так и должно быть.       — Все нормально? — обеспокоенно уточнил Ники. — Ты там надолго застрял.       — Да, — отрезал Нил. Сил объяснять то, что никто не смог бы понять, не было совершенно. Делиться переживаниями? Смешно. Нил и в будущем этим не особенно занимался. Он вдавил форму в корзину, утрамбовывая джерси и термобелье.       — У кого-то проблемы, — продолжая широко улыбаться, Эндрю доверительно склонился к Ники и указал пальцем в сторону Джостена. Тот надеялся, что его тело не выдало его, сократившись: он все еще чувствовал на себе дыхание с ароматом виски; его еще не отпустило воспоминание об ощущении губ Эндрю на своих губах. — Маленький псих сходит с ума, не так ли? И к тому же… Переодевается в душе, играет как профи. Сколько тайн ты скрываешь, Нил?       То, как Эндрю произносил его имя… Из его уст оно звучало как выстрел.       — Несколько, — буркнул Джостен, изо всех сил смотря куда угодно, кроме как на Эндрю — и это было просто-напросто невозможно. Эндрю притягивал его внимание магнитом. Разве это было честно? Вернуться в прошлое, к живому — блядь — Миньярду — после того, как Нил пережил свои буквально худшие месяцы, которые был готов променять на восемь лет в Гнезде и существование бок о бок с Мясником и мафией, чтобы теперь делать вид, что он его не знает?       Возможно, и было.       Нил не мог слишком многого просить. Он и так получил дар, цена за который ему была неизвестна. Совершенно безумный и абсурдный. Но. Он не имел права жаловаться. Он не заслужил и этого, если быть совсем уж честным.       Эндрю — живой — был благословением.       — И ты так легко в этом признаешься? — Аарон заинтересованно подался вперед, и Нил вздохнул, вспоминая, о чем они только что говорили. Тайны, ха? Джостен знал, что может доверять всем в этой комнате (ну, может, не Аарону лично), даже если они еще не доверяли ему, но ему определенно следовало прикусить бескостный язык, пока он не довел все до торчащего из-под ребер лезвия. Хотя, может, это бы все упростило?       Нилу нужно было взять себя в руки. Нужно было вести себя естественно. Он повернулся к Эндрю и внимательно на него посмотрел, изогнув бровь:       — У всех нас есть тайны, не так ли? — широкая улыбка на губах голкипера болезненно растягивала его рот, оставляя на щеках отпечатки ямочек. Эндрю был таким красивым, даже несмотря на несвойственное ему выражение, продиктованное таблетками. Господи. Нил сглотнул, надеясь, что его лицо сохраняет нейтральный вид. Он ведь это умел, да? Контролировать эмоции, голос, мимику. Он выживал благодаря этим умениям. Боже. Мэри была бы так зла на него сейчас. Впрочем, возможно, к этому моменту она бы уже, как раз-таки, махнула бы на него рукой — после всего, что он натворил, это казалось справедливым. Естественность давалась с большим трудом. — Теперь, если вы уже достаточно перемыли мне кости, можем идти.       Голос, все-таки, прозвучал ровно, и Нил мог гордиться собой хотя бы за это. Эндрю хихикнул, пока остальные сконфуженно переглядывались (очевидно, они обсуждали его), и легко вскочил на ноги, излучая всей своей позой угрозу. Он вскинул ладонь, пошевелив пальцами у лица, словно отгоняя назойливую муху, и слегка склонил голову, разглядывая Нила, который старался стоять ровно и твердо, но все равно ощущал себя размазанным по полу.       Он мог с этим справиться.       — И все-то он понимает, и все-то он принимает, — пропел Миньярд, словно бы невзначай сцепив ладони в замок и хрустнув пальцами. Нил не ответил ему, совершенно не считывая предупреждения. Нет, он его видел — но он не мог его воспринимать. Нил знал, что оно оправдано. А еще он знал, что снова бесстыдно пялится — и это нужно было прекращать.       Нил повернулся к Ники, сосредоточившись на том, что должен был отыгрывать новичка:       — Куда убрать защиту?       Хэммик — с явным облегчением — с энтузиазмом кивнул и поманил его пальцем, поспешив обратно в фойе. Остальные, переглянувшись, двинулись следом, и Джостен притормозил, чтобы не столкнуться ни с кем в дверях — и еще раз перевести дыхание. Кевин и Эндрю, всучив Аарону и Ники, ждавшим в коридоре, свою экипировку, сразу отправились на выход. Нил подошел к оставшимся, провожая взглядом удаляющиеся спины: ни один из парней не оглянулся, и — господи — Нил не привык к этому. Оба — и Кевин, и Эндрю — должны были стоять рядом с ним.       Но этого еще не было.       — А ты неплохо держишься со всеми его провокациями, — фыркнул Ники, так же наблюдавший за уходящими. — В смысле, любой другой уже или попытался бы врезать ему, или убежать. Репутация у Эндрю, знаешь ли, не особо впечатляющая.       Это тоже звучало неправильно. Нил изогнул бровь, бросив на Хэммика ледяной взгляд. Он не мог винить парня в том, что тот ничего не знал о подопечном. Эндрю намеренно отталкивал кузена, не выпуская собственных монстров. И, откровенно, вел себя так, чтобы оправдать сложившуюся репутацию. Но. Это всегда была маска. Это всегда была броня. Почему Ники — один из ближайших к Эндрю людей — не заметил этого, в то время как Нил, когда только появился — сделал? В Ниле не было ничего особенного. Он не обладал никакими специальными социальными навыками и, вообще-то, был откровенно плох в общении. Но ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что скрывалось за угрозами Эндрю.       Да, этот Ники еще ничего не знал о кузене и мог только строить предположения, чем была вызвана его неконтролируемая (на самом деле, полностью подконтрольная) агрессия, но Нил ничего не смог с собой поделать. Слова сорвались с языка прежде, чем он успел их обдумать:       — И ты говоришь это после того, что он сделал ради тебя?       Ники споткнулся, удивленно расширив глаза, и несколько раз моргнул. Не требовалось много времени, чтобы понять, на что намекал Нил. Информация о том, как Эндрю жестоко избил четырех перед «Райскими сумерками», точно была в новостях, хотя о мотивах его поведения там и не сообщалось. Нил решил, что ему насрать. Не то чтобы он собирался сейчас раскладывать все по полочкам — это, на самом деле, были и не его дело, и не его тайны. Поведение Эндрю было выбором Эндрю, но… Желание понять причины и мотивы поступков — это уже был выбор Ники.       И он должен был попытаться заглянуть в это окно Овертона без того, чтобы столкнуться с жестокой правдой в лице Дрейка, Стивена, Марко или кого угодно еще из прошлого Эндрю. Нил знал, что Ники мог это сделать. Он ведь на самом деле старался наладить их отношения.       Аарон никак не прокомментировал высказывание, и Нил в некоторой степени был благодарен ему за это, потому что, если бы тот раскрыл свой рот, Джостен бы не удержался от едкого комментария о нарушенной сделке. Он ведь обещал лезть в драку с каждым, кто называл Эндрю бездушным монстром. Все могло бы закончиться очень плохо, в том числе — и для самого Нила.       Они быстро покончили с развешиванием защиты по сушилкам, сохраняя холодное молчание, и быстро вернулись на парковку. Ники, неуверенно покосившись на Эндрю, который курил, облокотившись о машину и о чем-то тихо переговариваясь с Кевином, нахмурился и тряхнул головой, словно отгоняя какие-то мысли. Нил не стал обращать на это внимания, но — было ли возможно, что ему удалось хоть чуть-чуть подтолкнуть Хэммика к рефлексии? Вряд ли. Но. Это не означало, что Нил перестанет пытаться.       Как только Эндрю и Кевин заметили их приближение, на лице голкипера расцвела ядовитая ухмылка — Нил проследил взглядом за изгибом губ. Миньярд швырнул Ники ключи от GS и, отлепившись от автомобиля, подмигнул Нилу, мгновенно забыв о кузене:       — Сегодня можешь сесть спереди, но только в честь первого дня. Имей в виду, малыш Дэй ненавидит ездить сзади.       Кевин, на звание «малыша» не тянувший никаким образом, окинул его хмурым взглядом, но Нил лишь пожал плечами. Он еще немного клокотал от тихой злости, поэтому уединенность пассажирского места впереди играла ему на руку. Близнецы скользнули в машину, затолкав Кевина между ними, и Нил забрался на подножку, выжидательно посмотрев на Ники. Тот пару раз моргнул и поспешно натянул на лицо добродушную улыбку.       Когда все устроились, Нил пристегнулся и уперся лбом в стекло своего окна, разглядывая в боковое зеркало отражение Эндрю, занявшего место позади. Это его на самом деле успокаивало — несмотря на то что сам Эндрю выглядел весьма неспокойно. Ехать было недолго, поэтому Нил сосредоточился на дыхании, вполуха слушая, как Ники вновь принялся делиться какими-то отстраненными сплетнями, перебрасываясь короткими шутками с Аароном и Кевином. Эндрю игрался со стеклоподъемником, совершенно не вникая в их разговор: окно гуляло вверх-вниз с тихим шелестом, а лицо Миньярда отражало слишком много бессмысленных эмоций — пустых и ничего не значащих. Ни одна из них не соответствовала тому, о чем Эндрю на самом деле думал — и все же Нил не мог отвести глаз от подрагивающих бровей, изгибающихся губ, мигающих ресниц. Взгляд Эндрю гулял туда-сюда по проносящемуся мимо пейзажу, как будто он играл в игру «найди пять отличий», сравнивая вид с тем, что сохранила его память после последней поездки по этому маршруту. И, в конце концов — этого стоило ожидать, — его взгляд уперся в отражение в зеркале, которое Нил гипнотизировал. На губах Эндрю снова заиграла опасная усмешка. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга — и, кажется, щеки Нила немного покраснели, потому что его определенно бросило в жар. Затем Эндрю пихнул коленом спинку его сиденья, хотя и не стал никак комментировать факт того, что Нил пялился. Тот отвел глаза, осознав, что его застукали с поличным — сердце совершило очередной кульбит.       Эбби жила в пяти минутах езды от университетского кампуса (то есть, примерно в пятнадцати — от Норы), и, как всегда, парадная дверь не была заперта. Они вошли без стука, и в ноздри Нила сразу же ударил запах чеснока и горячего томатного супа. Он сглотнул, осознав, что не был у Эбби на таких посиделках со времен — господи — аварии, и, чтобы не провалиться в очередную бездну, любовно вытянувшую руки в его сторону, задержался на входе, делая вид, что осматривается.       Остальные прошли в кухню, где, Нил знал, Ваймак помогал Эбби с готовкой. До парня сразу же донесся требовательный голос тренера, привлекшего к работе каждого, кто попался ему в поле зрения: Хэммика отправили накрывать на стол, Аарона — подавать ему приборы и тарелки, Кевина — следить за хлебом в духовке. Нил улыбнулся, прислушиваясь к перебранке между Эбби и Эндрю, который пришел, сжимая-таки в руках ту самую бутылку виски, которую Ники не смог отобрать. Нил снова почувствовал себя так, как будто вернулся домой — и ему нравилось это ощущение, которое все чаще и чаще возникало в нем с тех пор, как он сел в GS Миньярда в аэропорту. Несмотря даже на то что оно периодически сопровождалось тугим узлом в области солнечного сплетения и ноющей болью под ложечкой — оно было теплым. Приятным.       В следующий момент Эндрю выскочил в коридор, широко улыбаясь на попытки женщины отобрать у него выпивку, и смерил Нила оценивающим взглядом. Хорошее настроение, которое, казалось, наполняло только что Миньярда после его короткого спора с Эбби, испарилось, как углекислый газ из газировки, открытой множество раз. Не то чтобы Нил почувствовал то же самое, но… В области солнечного сплетения заныло.       — Чего ты тут возишься? — процедил Эндрю, остро прищурившись. Нил не успел придумать ответ.       — Где там застрял новенький? — проворчал Ваймак, выглядывая в коридор следом. — Вы его не поломали?       — Поломаешь его, как же, — фыркнул Ники из глубины кухни. Затем раздался приглушенный грохот, возмущенный стон, неловкий смех. Словно кто-то принудительно указывал Нилу на то, что жизнь все еще окружала его — и ему нужно было сосредоточиться на ней. Влиться в поток. Следовать сраному течению.       Сложно было принять это, когда всем, чего Джостен желал, было остаться рядом с Миньярдом и плавиться под его взглядом.       Тренер, игнорируя шум, подозрительно покосился на Эндрю и поманил Нила пальцем. Тот сглотнул и, качнув головой, последовал в кухню, аккуратно обходя стороной голкипера, которому еще требовалось спрятать выпивку. Нил был в аквариуме — он поплыл.       Эбби дружелюбно встретила его на пороге, приветливо протянув руки, в которых сжимала кухонное полотенце, и тепло улыбнулась:       — Привет! Ты Нил, верно?       Нил кивнул.       — Вы не представляете, что он вытворял на поле, — продолжил Ники, когда Джостену вручили деревянную ложку и отправили мешать суп, быстро погружая в кипящую в комнате суету. — Оказывается, наш Нил далеко не такой зеленый, как мы думали. Он почти смог забить Эндрю.       Ваймак подавился глотком воды, который только что сделал, и, отставив стакан и скрестив на груди руки, воззрился на Нила так, как будто только что его увидел. Тот скромно пожал плечами и опустил голову, сосредоточившись на порученной ему задаче. Испытывать по эмоции за раз — так было проще. Так он мог отстраниться от ощущения того, что все вокруг было нереальным. Он мог просто мешать суп.       Ваймак продолжал на него изумленно пялиться.       — Эрнандес прислал неактуальную статистику, — повторил Нил, решив, что будет придерживаться этой стратегии до тех пор, пока Эндрю не выбьет из него какое-нибудь иное признание. Путаться в показаниях — признак плохого лжеца. — Я играю лучше, чем на тех записях, хотя мне все равно еще нужно тренироваться.       Несколько секунд в комнате висела тишина. Нил ощущал, как все на него смотрят, и, в свою очередь, терпеливо смотрел на надувающиеся и лопающиеся пузыри томатной массы в кастрюле. Затем Кевин закатил глаза и хмыкнул.       — Это точно, — фыркнул он — и парни начали обсуждать их тренировку. Нил незаметно выдохнул, успокоенный тем, что никто не стал уделять внимание его истории — и что экси в очередной раз победило любые подозрения. Ваймак удивленно и в то же время довольно хлопал глазами, слушая рассказ — и Нил испытывал смешанное чувство гордости из-за того, что смог впечатлить всех, приправленное смутной тоской. Эбби легко улыбнулась, приблизившись к нему, когда Ники в красках расписывал последний финт Нила у ворот.       — Значит, ты у нас настоящий инсайд, — она аккуратно потеснила парня, убавляя огонь, и убрала выбившийся локон за ухо. — А я — Эбби, командный медик и временно квартирная хозяйка этой братии. Они тебя не обижают?       Нил знал, что это не более, чем проявление обеспокоенности за нового члена Лисов, которому еще только предстояло притереться к сокомандникам, поэтому просто покачал головой. Эбби была одной из немногих, кто умел вовремя придержать язык и не допускал скорых и поверхностных суждений.       — Не волнуйся, всему свое время, — откуда-то подал голос Эндрю, и Нил прикусил щеку изнутри, потому что завуалированная угроза Миньярда всколыхнула в нем очередной ностальгический спазм. — К августу мы его пообтешем.       Эбби сурово прищурилась, закидывая полотенце на плечо, и повернулась в направлении говорившего.       — Только посмей повторить прошлогоднюю историю… — начала она, но Эндрю ее перебил, снова появляясь в дверях:       — И сюда пригремит Би, — бутылку он где-то оставил и, дабы умиротворить Эбби, предъявил пустые ладони. — С Мэттом у нее хорошо получилось, да? Нила она запросто расщелкает.       — Не смей сюда еще и Би приплетать, Эндрю. Твое поведение недопустимо, — в голосе Эбби послышались по-настоящему грозные нотки. Миньярд фыркнул, невпечатленный ее возмущением. Остальные притихли, вникая в суть нового конфликта, и Нил почувствовал усталость. Эти дурацкие разборки не имели никакого смысла. Никто ничего не понимал. Сам Нил ничего не понимал, боже. Он вскинул руку, прерывая женщину:       — Я в порядке, спасибо за беспокойство, — постарался улыбнуться, но вышло немного скованно. День выдался безумным и долгим. Неужели Нил только сегодня вернулся в Пальметто? — Не думаю, что у нас возникнут какие-то проблемы.       И даже если возникнут — это будут проблемы Нила. Вряд ли они будут связаны с тем, что Эндрю решит накачать его «пылью» в Колумбии. Это, вообще-то, совсем не внушало ужаса — Нил и так собирался рассказать Миньярду правду. Ну, почти всю. Вплетать в свою исповедь перемещение во времени казалось неуместным. Эндрю бы не поверил в такое, даже если бы Нил явился к нему с посланием от него самого. У него вообще были какие-то доказательства?       Эбби удивленно моргнула и перевела взгляд с одного парня на другого и обратно. Эндрю, который открыл было рот, чтобы ответить женщине, ухмыльнулся и качнул головой, наигранно пожимая плечами.       — Да, Эбби, не беспокойся. Лучше скажи, ты пригласила Би на ужин? Думаю, ей очень интересно посмотреть на новенького.       — Пригласила, но она отказалась, — нахмурилась Эбби, очевидно, недовольная тем, как замялась тема. Впрочем, взгляд Нила отчетливо говорил, что он не собирается слушать никаких увещеваний, а Эндрю тем более не планировал поддерживать какой-либо серьезный тон в этой беседе. Каждый из них остался бы при своем — женщина могла это понять. — Сказала, не хочет создавать неудобств.       — Там, где Эндрю и Ники, всегда сплошные неудобства, — буркнул Ваймак. Парни, собравшиеся за столом, переглянулись, а Миньярд хмыкнул, не утруждая себя оправданиями, и уставился на Нила, буравя его взглядом так, словно пытался вскрыть и выпотрошить одной приподнятой бровью.       — Би — универский мозгоправ, — сообщил любезно. — Раньше работала с малолетними преступниками, потом перешла к нам. Приглядывает за потенциальными самоубийцами и психами, всякое такое. Она наша персональная нянька. Как начнется сезон, тоже с ней поболтаешь, она хорошо умеет проникать под кожу.       Нил понимающе кивнул, когда ему озвучили, что спортсмены обязаны беседовать с психологом раз в семестр — это было ему хорошо знакомо. И взаимодействовать с Бетси он давно научился. Она, вообще-то, не пыталась лезть под кожу — и ее вполне устраивало обсуждать с Нилом исключительно экси и успехи новичков. Это можно было считать терапией?       Джостен задумался о том, что в этот раз предстоящая беседа с Би вовсе не вызывала в нем отторжения. Возможно, он мог бы ненапрямую поделиться с ней тем, что с ним происходило? Звучало, конечно, безумно, но… Если он не хотел сойти с ума, ему, вероятно, следовало принять хоть какую-то помощь, пусть эта мысль и не вызывала восторга. И что, в общем-то, Добсон могла сделать? Выписать пилюли от шизофрении? Нил сомневался, что это поможет. Он отмахнулся от внезапной идеи, решив, что разберется с этим в свое время.       Раздраженная улыбка Эндрю тем временем стала только шире от того, что ему, вероятно, не удавалось разобраться в эмоциональных качелях Нила, который вел себя так, словно был готов стоически принять любую невзгоду — и, ну, это на самом деле было так. Нил просто не мог вести себя соответственно тому, кем должен был быть. Люди вокруг него не были Кевином, с которым он не взаимодействовал восемь лет и от которого хотел убежать, потому что даже нахождение рядом с ним угрожало смертью. Люди вокруг Нила были его семьей, которую он обрел вопреки, а не благодаря.       Он был всего лишь человеком. Он не мог запрограммировать себя на конкретные реакции. Он не был виновен в том, что научился чувствовать. Блядство. Нил очень старался вести себя неподозрительно, правда.       В конце концов, это был только его первый день с Лисами в прошлом. Господи. Нил еще должен был к этому привыкнуть (как к осознанию себя в блядском прошлом, так и к тому, кто его окружал — и как они вели себя рядом с ним).       Эбби подтолкнула его в бок, жестом приглашая к столу. Нил послушно занял место, примостившись между Ники и Аароном. Садиться рядом с Эндрю было неразумно. Нил не смог бы вести себя как ни в чем не бывало.       Рассевшись, все умолкли и наполнили тарелки, приступая к салату и супу. Заскрипели приборы, послышались довольные стоны (в основном, со стороны Ваймака): голод был простым и понятным чувством. Нил сосредоточился на нем и своей порции. В конце концов, нормально ел он уже очень давно — и сейчас довольно просто было вернуться в свое тело и текущий момент. Лисы часто ужинали у Эбби. Это было привычно.       Когда принесли горячую лазанью, беседа возобновилась. Ники попытался вытянуть из Нила что-то о его прошлом, продолжая давить на его неожиданные умения, но тот придерживался своей позиции, отвечая односложно и все больше помалкивая, и, в конце концов, Хэммик переключился на сплетни о каких-то звездах, о которых Нил до сих пор имел смутное представление, и новинках кино. Кевин обсуждал с Ваймаком новичка и свои планы на майские тренировки. По общей реакции сложно было сказать, насколько Нил превысил лимит доверия, но, в конце концов, вокруг были Лисы (ну, половина) — такие же закрытые, сломленные, недоверчивые, как и прежде. Он хорошо вписывался в свою команду.       Эндрю слушал тренера и Кевина, но в разговоре не участвовал, изредка бросая прищуренный взгляд на Джостена и гоняя еду по тарелке. Нил попытался представить, как выглядит в его глазах: замкнутый, но не испытывающий перед ним страха, искренний, но в то же время лживый, потому что ни один его ответ не годился для того, чтобы сойти за правду, и очень-очень подозрительный, потому что открыто признавал, что хранит секреты, умел играть и определенно знал больше, чем ему было положено — и Эндрю, пожалуй, был единственным, кто мог обратить на это внимание. Но Нил не знал, насколько таблетки рассеивали его концентрацию. Замечал ли Миньярд, как он на него смотрел — и как часто?       А может, все его догадки были несусветной чушью, и Эндрю просто счел его кретином и теперь игрался с ним, как кот с мышью, потому что Нил вел себя не по сценарию, который тот мог себе придумать — и это было весело и интересно.       Боже.       Нил устал думать. Это вызывало ломоту в висках и покалывания в затылке. Нил устал от этого дня, от своих эмоций, штормящих его во всех направлениях, от ощущения дереализации и от того, что не мог прикоснуться к Эндрю. Он отпихнул от себя тарелку, поймав сочувственный взгляд Эбби.       — Не понравилось?       — Я наелся, спасибо.       Женщина не стала лезть к нему в душу, относясь с пониманием к любому его состоянию. Эндрю лишь хмыкнул. Нил поджал губы, благодаря вселенную за то, что больше никому за столом не было до него дела.       Остаток вечера они провели в гостиной, болтая ни о чем, и в какой-то момент Нил выбрался на улицу, испытывая жгучее желание закурить. Он присел на ступеньки перед входом, ничуть не страшась внезапной атаки в спину — потому что, на самом деле, что они могли ему сделать? — и извлек из кармана помятую пачку, которую привез с собой еще из Милпорта. Он поджег сигарету и затянулся, позволяя огоньку разгореться, а затем поднял лицо к небу, на котором уже начали мерцать звезды. Вечерние сумерки плавно окутывали его вместе с табачным запахом, и Нил откинулся на руках, просто позволяя свету уличных фонарей отражаться в глазах.       Он ненавидел звезды, потому что, глядя на них, неизменно видел осколки перевернутой Мазерати, сияющие так ярко, что слепило глаза. Он видел ночи на крыше Лисьей Башни, наполненные касаниями под уютным и молчаливым мерцанием, видел несбыточные надежды и рухнувшие мечты. В россыпи небесных тел он видел созвездия, которые показывал ему Эндрю, и ненавидел факт того, что не мог вспомнить ни единого названия, потому что всегда вместо того, чтобы следить за направлением руки Миньярда, он следил за его лицом.       Где-то там, в вышине, сиял Юпитер, окруженный своими Лунами, и, наверное, если бы Нил постарался, то легко нашел бы его. Нашел бы галактику Андромеды и изящное созвездие Ориона, украшенное яркой Бетельгейзе, но звезд было слишком много — а Нил слишком устал, чтобы искать в них нужные. Он чувствовал себя одним из летящих к земле метеоритных осадков, стремящихся сгореть в атмосфере под покровом дождей из леонид и геминид, которые им с Эндрю уже доводилось наблюдать. И если бы Эндрю был здесь, он наверняка дал бы ему под ребра за эту философскую и туманную херню, которая рождалась в его голове.       Но Эндрю здесь не было.       Нил вглядывался в бескрайнее ночное небо, не имеющее начала и конца, пока на нем словно по щелчку постепенно разгорались звезды, не испытывая больше ненависти. Его переполняла щемящая тоска. Жизнь, закрутившаяся водоворотом в перевернутой машине, таяла вместе с дымом от сигареты, когда Нил делал очередную затяжку, чтобы не дать огоньку погаснуть.       Ему было… больно. Очень просто. После целого дня потрясений и борьбы с собой в Ниле осталось только ноющее под ложечкой ощущение потери. Неуместное и несправедливое, потому что потери больше не было — и не было ни Колумбии, ни миндального мороженого, тающего на языке. Не было переплетенных пальцев и шрамов, прижатых к шрамам, не было фотографий на стене комнаты отдыха Норы, где двое стояли близко-близко, миллиметрами кожи передавая друг другу доверие. Не было «да или нет» и Soul Asylum в динамиках Мазерати. И Мазерати не было.       Ничего — не было.       Но.       Это была неправда. Больше нет. Что-то было.       Эндрю — он был жив. В нескольких метрах, на самом деле. Вероятно, считая вдохи и выдохи до момента, когда день завершится, но все же. Его сердце билось — и сердце Нила билось с ним в унисон, синхронно и уверенно.       Даже если Миньярда сейчас не было рядом — Нил мог вернуться в дом и посмотреть на него. Увидеть блеск в глазах и пульсирующую на шее сонную артерию. Мог услышать дыхание Эндрю. Его голос.       Нил не имел права тосковать больше. И все же — он тосковал.       Ему было больно.       Он вздрогнул, когда дверь за спиной скрипнула, и в поле зрения действительно появилось лицо Миньярда, перекрывшее собой звезды. Эндрю, как будто услышав все, о чем Нил думал, лично пришел доказать ему, что он жив — без всяких просьб. Пришел стереть ощущение боли, как делал всегда. Успокоить одним лишь своим присутствием, внушив силу. У Нила перехватило дыхание.       В следующую секунду Эндрю слегка пнул его по руке, в пальцах которой Нил сжимал дотлевшую сигарету, и растянул губы в пьяной усмешке, напоминая Джостену о том, когда и где тот находился. Из дома донеслось довольное бурчание тренера:       — Спасибо за ужин, Эбби. Увидимся завтра.       Нил выпрямился, разминая затекшую шею, и замер, потому что из-за резкой смены позы у него слегка закружилась голова. Ваймак вышел на крыльцо, окинув его оценивающим взглядом, и махнул рукой в сторону парковки, указывая на свой автомобиль:       — Пойдем, пора на боковую. Что-то мы засиделись.       Нил сдавленно кивнул и молча поднялся, ощущая на лопатках свербящий взгляд голкипера. Он был благодарен Ваймаку за то, что тот никак не стал комментировать его долгую отлучку. Эндрю отсалютовал знакомым движением, прощаясь с тренером, и в спину Нила долетело:       — До встречи на завтрашней тренировке, Нил Джостен.       Вот так — выстрел в сердце.       Нил сглотнул и обернулся, только когда дошел до ваймаковского седана. Эндрю все еще стоял на пороге, не сводя с Нила ядовитого взгляда. Тренер хмуро поводил глазами с одного на другого, не вполне понимая, стоит ли ему всерьез переживать за новенького, но предпочел политику невмешательства. В конце концов, ему не доплачивали за вторжение в личные драмы, а Эндрю пока еще не сделал ничего противозаконного — и по всем показателям Нил не проявлял признаков страха и неприязни.       Джостен занял свое место, уставившись в окно, и вскоре они уже ехали прочь. Парень следил в боковое зеркало за удаляющейся фигуркой Миньярда до тех пор, пока она не скрылась из виду. Ваймак настороженно на него покосился, когда они выехали на автостраду, и, как бы между делом, поинтересовался:       — Проблемы с парнями?       Нил покачал головой и перевел взгляд на свои руки, которые нервно сцепил в замок.       — Все в порядке.       Ваймак вздохнул, явно неудовлетворенный ответом, и продолжил:       — Они не знают границ. Если зайдут слишком далеко и у тебя не получится поставить их на место, обращайся ко мне, понял? Судя по их описанию, ты внушил команде кое-какие надежды, но с Эндрю все равно будь поосторожнее. У меня над ним, конечно, нет полного контроля, но я могу воздействовать через Кевина.       — Спасибо, тренер, — пробурчал Нил. — У меня нет проблем ни с Эндрю, ни с другими.       Сколько раз ему еще нужно было повторить это — всем и каждому? Нил даже не хотел думать о том, сколько опеки на него свалится со стороны Дэн и Мэтта, когда они осознают, как новенький тяготеет к Монстрам. Глупо. Они были монстрами не больше, чем все остальные. Просто каждый боролся с демонами по-своему, и Нил, вообще-то, на этом поприще съел не одну собаку. Впрочем, сейчас это не имело значения.       Джостен вдруг понял, что они, наконец, остались с тренером наедине — и он вспомнил вопрос, который его беспокоил весь день: после того, как Эндрю закинулся дозой медикаментов. Он повернулся к мужчине:       — Вы говорили с Би насчет таблеток Эндрю?       Ваймак мазнул по нему взглядом, прицениваясь, и задумчиво уставился на дорогу.       — Значит, у тебя проблемы с таблетками? Потому что, если да, мне нужно знать, парень.       Нил фыркнул:       — Не у меня, а у Эндрю.       — Насколько я знаю, у Миньярда с таблетками все в порядке, принимает по расписанию. Тебе есть, что сообщить?       Нил сжал зубы, умудрившись не вспыхнуть спичкой от того, как очевидно Ваймак увиливал. Во-первых, тренер и сам знал, что Эндрю не принимал препараты по расписанию, по крайней мере, на играх, а во-вторых…       — Вы разве не видите… какой он из-за них? Они подменяют его эмоции. Он не чувствует того, что должен, хочет или может чувствовать. Они крадут все, вы это знаете, оставляя после себя лишь блядскую эйфорию и подменяя злость весельем. Они его контролируют. Против воли. Это не может кончиться хорошо.       Умение отстаивать позиции, по крайней мере, никуда не делось. Нил прищурился, изучая реакцию мужчины и выискивая эмоции, за которые мог бы зацепиться, куда мог бы надавить. Вместо этого — неожиданно, вряд ли тот даже подозревал об этом, — Ваймак надавил на самого Нила:       — Негативный опыт? — серьезно поинтересовался, ударив туда, куда Нил не хотел заглядывать. Тот отвернулся и прикрыл глаза, ощущая, как из глубин поднимается воспоминание: побелевшие костяшки, сжимающие изголовье кровати с такой силой, что оно вот-вот треснет; бледная кожа, покрытая кровью и синяками; красные пятна на белоснежной простыне — и сумасшедший истеричный смех, звучащий в ушах, как будто произошло что-то невероятно уморительное, а не ужасное настолько, что пробирало до костей. Нил скрипнул челюстью:       — Да.       Ваймак задумчиво постучал пальцами по рулю, поглядывая то на Джостена, сражавшегося с памятью, то на дорогу, и заговорил спустя несколько секунд — осторожно и монотонно:       — Когда я вербовал Эндрю, я сразу сказал ему, что не смогу снять его с таблеток, и он сразу сказал, что его это не интересует. Мы договорились с ним, что я разрешу ему пропускать прием лекарств на играх, а он за это будет поддерживать свою статистику. Так с чего ты взял, что теперь Миньярд вдруг побежит на реабилитацию, сверкая пятками?       Вопрос отвлек Нила от образов, мельтешащих в голове, и он снова повернулся к мужчине, хмуро посмотрев на него исподлобья.       — А вы когда-нибудь спрашивали, хочет ли Эндрю, чтобы его таблетки отменили?       Ваймак пожал плечами, и между ними на некоторое время повисло молчание. Затем тренер покачал головой:       — Нет, вообще-то, не спрашивал. Эндрю достаточно ясно дал понять, что знает о том, сколько ему нужно на них сидеть.       Нил горько изогнул губы.       — В этом все и дело. Никто не спрашивал. Все принимают это как должное, и это неправильно. Эндрю ненавидит эти таблетки. Иначе он бы не терпел ломку ради экси, которое ненавидит еще больше.       Прищурившись, Ваймак бросил взгляд в зеркало заднего вида и включил поворотник, выкручивая руль. Притормозив у линии перекрестка, вздохнул, открыл и закрыл рот, очевидно, пытаясь подобрать слова. Нил поджал губы, размышляя о том, какая мыслительная деятельность происходила в голове тренера. В конце концов тот подал голос:       — Если бы Эндрю хотел отмены, он бы сказал мне об этом.       Нил раздраженно фыркнул:       — Ему наплевать на себя, это вы тоже прекрасно знаете. Он будет терпеть что угодно, пока это не угрожает его семье, и таблетки не портят жизнь никому из них, кроме самого Эндрю. Вы же не верите в то, что они на самом деле делают его счастливым. Это смешно.       Машина плавно двинулась вперед. Ваймак медленно и задумчиво кивнул, искоса взглянув на Нила.       — Похоже, ты с ним успел неплохо пообщаться?       Нил моргнул и прикусил щеку. Отвернулся, потому что ему нечего было на это ответить. Отстаивая позиции Миньярда, Джостен совсем забыл, что должен был делать вид, что никого из них — и Эндрю в особенности — не знал. Но. Это ничего не значило. Ваймак не мог предположить ничего из того, что хотя бы близко напоминало бы правду, а остальное Нила не волновало. Он хмуро уставился перед собой.       На некоторое время в машине вновь повисла тишина. Они успели преодолеть несколько светофоров, когда Ваймак заговорил:       — Ты же понимаешь, что это будет сложно, потому что, во-первых, у него судебное предписание, а во-вторых — он сам не пойдет на это, потому что у него есть обязательства перед… командой. Кевин ни за что его не отпустит.       — Я смогу убедить Кевина, — пробормотал Нил, читая между строк невысказанное «он охраняет жизнь Дэя от Рико Мориямы», а затем твердо посмотрел на мужчину. — Что я могу сделать, чтобы убедить вас?       Ваймак фыркнул, как будто Нил ляпнул какую-то шутку.       — Убеждай не меня, а Эндрю. Мне на его таблетки насрать. Если он придет и скажет мне, что хочет слезть, я сделаю все, что в моих силах. Поговорю с Бетси, помогу составить апелляцию и так далее — хотя даже в этом случае я не могу ничего гарантировать. Но я стану ввязываться в это дело, пока оно не является моей личной проблемой, и тебе не советую, выйдет боком. До первой игры сезона — три с половиной месяца, и Кевин точно не…       — Да мне насрать на Кевина, — буркнул Нил, прерывая тренера. — Вы опасаетесь того, что Эндрю без таблеток окажется монстром — или того, что он испортит статистику, так как между вами больше не будет сделки?       Ваймак закрыл рот и посмотрел на Нила с недоумением. Позади раздался протяжный гудок — мужчина отвлекся от дороги, — и Ваймак резко вывернул руль, возвращая концентрацию. Нахмурился и покачал головой. Цокнул, глубоко вдохнул.       — Ты меня не знаешь, Нил, но я не ставлю победу выше людей, — он произнес это медленно, словно пытался донести очевидную истину до глупого ребенка. — Если Эндрю нужна сделка, чтобы поддерживать статистику, я найду, что ему предложить, но я не собираюсь держать его на таблетках только ради того, чтобы он продолжал играть. За кого ты меня принимаешь?       Нил скрестил руки на груди и отвернулся. Разумеется, он знал это. Может быть, это была какая-то манипуляция с его стороны, но… Ему просто хотелось, чтобы тренер подумал над тем, что он может сделать. Парень поджал губы, испытав укол вины за то, что поставил Ваймака в эту позицию, но на данный момент — как и всегда — Эндрю был в приоритете.       — Значит ли это, что вы не против поговорить с Би и узнать у Эндрю, чего он хочет?       Ваймак скрипнул зубами и покачал головой. К этому моменту они уже подъезжали к дому, и тот в основном был сосредоточен на парковке.       — Звучит как то, что я могу сделать, — он снова вздохнул — и кивнул, на этот раз с куда большей уверенностью повторяя то, что обещал Нилу еще в Милпорте: — Я обсужу это с Бетси.       На Нила навалилось облегчение. Этот разговор получился весьма напряженным, и парень не думал, что уговаривать Ваймака на что-то — тем более на то, что потенциально должно было улучшить жизнь его подопечного, — будет так сложно. Но это сработало, да?       — Спасибо, — он произнес это искренне и с надеждой.       Ваймак посмотрел на него со смесью сочувствия и раздражения, потому что, вероятно, интерпретировал реакцию Джостена не так, как все обстояло на самом деле, но разговор, так или иначе, был закончен — и Нил, кажется, добился того, чего хотел. Он вышел из машины, хлопнув дверцей, и первым направился к дому. Ваймак, закатив глаза, включил сигнализацию и пошел следом, бурча себе под нос что-то не особо довольное. До квартиры они добрались, уже ничего не обсуждая.       Тренер не выглядел злым или обиженным на неосторожную провокацию Нила в машине и ворчал скорее для проформы — и Нил был ему за это благодарен. И за то, что мужчина — в очередной раз, как делал всегда, — согласился проявить понимание. В конце концов — Джостен перед ним был еще одним травмированным ребенком, почему-то озабоченным чужими травмами, когда багаж собственных у него был налицо. Ваймак мог с этим работать — именно для этого он и стал тренером, подбирая в свою команду тех, кто нуждался в еще одном шансе.       Как только Нил получил назад свою сумку, он вытряхнул ее содержимое на диван, перебирая вещи в поисках спортивок под едкие замечания Ваймака о том, что у него всего шесть (восемь!) футболок. Нил пообещал, что обязательно купит новые шмотки, но тренер ему, кажется, не особо поверил. Он вздохнул и проинструктировал парня о местонахождении прачечной, моющих средств и ближайших магазинов и вообще посоветовал ему чувствовать себя как дома, на что Нил лишь сдавленно кивнул.       Он был дома. Он скучал по этому ощущению.       После того, как Ваймак счел их разговор исчерпанным, он удалился в кабинет и засел над бумагами, а Нил запихнул сумку под диван, чтобы лишний раз не лезть на глаза мужчине (он правда не верил в то, что тот вздумает рыться в его вещах — и теперь, после того как получил осознанное обещание, не хотел напоминать о своей провокации). Быстро сбегав в санузел и сменив одежду, Нил коротко бросил тренеру, что уходит на пробежку, покинул квартиру и закрыл дверь своим ключом.       Он двинулся вниз по лестнице, начав с легкого кардио, и, оказавшись на улице, выбрал знакомый маршрут до стадиона и потом — несколько раз вокруг. Он хотел очистить голову и проветрить мозги. День выдался длинным, насыщенным и эмоционально тяжелым, а у Нила не было четкого плана и никакого видения будущего. Но — он мог с этим справиться. Мог что-то сделать — и уже делал. Было это хорошо или плохо? Нил не знал. Он устал ментально — и теперь просто догонял это ощущение физически, надеясь, что ночью его не настигнут кошмары.