***
Того искрящегося взгляда, которым одарила её мадам Шин, оказалось более чем достаточно, чтобы Йеджи села в её дорогой автомобиль молочного цвета. Кожаный салон полностью пропах благородными цветами, впитав в себя сладость аромата роз. Йеджи даже чувствует, как начинает кружиться её голова, затуманенная нежным запахом, но неожиданно ловит себя на том, что вновь зарывается носом в белоснежный букет роз, подаренных ей Рюджин минутами ранее. Это так глупо, на самом деле. Она покинула переполненный шумными ценителями искусства оперный театр как раз тогда, когда сгущенные над Парижем тучи обрушились на город моросящим дождём, набирающим обороты с каждой минутой. Её муж, многоуважаемый месье Хван, с которым они сегодня исполнили своё небезызвестное произведение на сцене Французского театра, крепко держал её за руку, кланяясь из стороны в сторону своим поклонникам. Всё чаще женщину терзала мрачная мысль о том, что ею просто пользуются, словно прелестной фарфоровой куколкой, неспособной вызвать что-либо, кроме глупого наигранного восхищения. С другой стороны, её муж относился к ней вполне хорошо, чтобы на него жаловаться. Просто, возможно, девчачье сердце Йеджи по-прежнему жаждет от своего человека любви. Но, опять же, её мужу не обязательно быть этим самым человеком. Всё дело в деньгах, в экономической выгоде, которую их родители нашли в их браке. Но это всё ещё так глупо. То, что Йеджи за ничтожное мгновение уловила в чужих карих глазах ту самую искорку любви (пусть даже простого восхищения и желания), которую на протяжении не одного года искала в своём законном муже. То, с какой элегантностью обладательница этих чудесных глаз вручила ей пышный букет цветов, намеренно дольше положенного касаясь её ладоней с особой лаской. То, с каким необъяснимым для себя рвением Йеджи готова была принять эту секундную ласку за настоящую, искреннюю, ту, в которой она так отчаянно нуждается. То, насколько покорно она села в чужую машину, впервые без сопровождения в лице мужа, имя которого будто по щелчку пальцев забылось, стоило Йеджи встретиться с живым, горящим эмоциями взглядом Шин в зеркальце у водительского сиденья. Как хорошо, что она заняла место сзади. Иначе бы не пережила эту приторную улыбку, граничащую с хитрой ухмылкой на чужом лице. Будто одного силуэта этой женщины не было достаточно, чтобы Хван закусила щеку изнутри, сдерживая неуместные в компании их мужей комплименты. Боже, она правда считает эти так и не сорвавшиеся с губ слова уместными в какой-либо другой обстановке. Однако, всё происходящее катится именно к её глупым сиюминутным желаниям.***
Автомобиль въезжает на территорию участка семьи Шин, где за ним тут же закрываются железные ворота, исписанные витиеватыми узорами. Йеджи немного теряется, когда задняя дверца открывается, и на неё одобряюще смотрит мадам Шин, протягивая руку в чёрной перчатке. Йеджи выдавливает из себя смущенную улыбку и принимает жест, вылезая из салона на свежий вечерний воздух, пропитанный запахом прошедшего дождя. Она старается полностью игнорировать теплоту чужой ладони, сочащуюся даже сквозь ткань перчаток, и с искренним восхищением оглядывается. — Это тот сад, о котором я говорила, — мелодичный женский голос неожиданно разрезает царившую всё это время тишину, и Йеджи почти дёргается от понимания того, что ей удосужилось вновь услышать его. — Вам нравится, мадам Хван? Йеджи выныривает из воспоминаний, где этот самый голос с ног до головы осыпал её комплиментами, боготворя её вокал. Ей приходится ещё раз окинуть взглядом цветочный сад, прежде чем смысл вопроса дойдет до её застеленного туманом мозга. Она отчаянно кивает, покрываясь румянцем от заливистого смеха Шин, и почти чувствует себя пристыженной, но лёгкость момента накрывает с головой, так что любые переживания отступают, давая место новым эмоциям, трепещущим где-то под рёбрами. — Если Вы не против, я бы хотела показать свои лучшие сорта роз, — женщина дарит Хван мягкую улыбку и направляется вглубь оранжереи, мысленно приглашая следовать за ней. Во время короткой экскурсии по красочному саду Йеджи всерьёз задумывается о том, какая Рюджин на самом деле красивая. Если бы ей дали задачу подобрать самое подходящее Шин сравнение, Йеджи сравнила бы её с этим садом. Шин Рюджин (насколько Йеджи может сказать о ней на данный момент) такая же располагающая к себе и вдохновляющая. Каждая её эмоция, каждое слово и каждый жест составляют в чужом восприятии её личностный портрет, словно разных цветов и размеров бутоны раскрываются на зелёной стене из колючих зарослей. Её глаза сверкают подобно капельками росы на цветочном покрове. От неё так же сильно благоухает ароматом роз, в основном потому, что она проводит в саду большую часть времени, и после столь яркой картины, которую Йеджи довелось увидеть, эта женщина точно будет всплывать в её памяти на одном уровне с чудесной оранжереей. Мадам Шин идёт впереди, позволяя чужим тёмным глазам с неподдельным интересом (неважно, какого характера) скользить по её стройной фигуре. Йеджи очерчивает взглядом прямую как струна спину, скрытую за шёлком кровавого цвета рубашки, и идёт ниже, к строгой чёрной юбке, обтягивающей бёдра и заканчивающейся пышной каймой у щиколоток. Хван полностью очарована чужой женственной походкой на звонких каблуках, и, к её несчастью, Рюджин ловит её на этом, сладко улыбаясь. На дне её чернильных зрачков искрится столько веселья, что Йеджи уже не в силах его игнорировать. Конечно, она поняла всё правильно, так, как и было задумано изначально. Не то чтобы она что-то планировала, но её муж был слишком легкомыслен, отпуская её с незнакомой женщиной, а эта женщина была слишком привлекательна для глаз Йеджи, и именно поэтому сейчас она здесь. — Признайтесь, мадам Хван, — неожиданно начинает Рюджин, заставляя Йеджи с испугом отвести взгляд от её губ, — Вам наскучила наша экскурсия? — звучит как утверждение. — Что Вы, сад просто чудесен! — лепечет Хван, неловко отмахиваясь руками. — Я по-настоящему зачарована этими волшебными цветами! — Йеджи не лжёт — до алых роз в самом конце оранжереи так и хочется дотронуться, чтобы почувствовать бархат лепестков подушечками пальцев, но от дурманящего аромата кружится голова. — Однако тут немного прохладно, не находите? — Оу… — Женщина, кажется, впервые с момента их встречи позволяет вселенской уверенности сползти с её лица, искренне удивляясь. Она выглядит виноватой за то, что доставила гостю неудобства, и Йеджи в очередной раз находит её милой. — Конечно, пойдёмте скорее в дом.***
В чужом доме на удивление уютно, пахнет домашней выпечкой и мужским одеколоном. На кухне, куда ведёт её Шин, горит ночник, освещая тёплыми лучами круглый столик напротив незашторенного окна. Йеджи видит в его темноте своё отражение, но сзади вдруг появляется второй силуэт. Рюджин подходит настолько близко, что почти прислоняется к напряжённой спине Хван, замеревшей от ожидания. Горячее дыхание опаляет оголённую шею, пуская по коже мурашки, тёплая ладонь ложится на плечо Йеджи, медленно, критически медленно поднимаясь по ключицам, шее и останавливаясь в её волосах. В мгновение ока Рюджин оказывается перед Хван. — Лепесток, — шепчет она, поднося частичку белоснежного цветка к стеклянным глазам Йеджи, — в волосах запутался. Йеджи дышит через раз, выискивая в глазах напротив одобрения, и Рюджин даёт ей его, приближаясь к чужому телу. Йеджи наклоняется к ней навстречу и ловит её пухлые губы в робком, почти неверящем поцелуе. Они двигаются в нарастающем ритме, то скользя мягко и неторопливо, то жадно кусаясь. Шин тянет её к себе за талию, соединяя их тела в один силуэт. Йеджи невольно обращает взор на окно, где видит чужую спину, и это заставляет её осознать, что всё происходящее реально. Она давится воздухом и отстраняется от губ Рюджин с тихим вздохом. Черноволосая женщина перед ней подобна Божеству. На её щеках горит природный румянец, глаза сверкают подобно звёздному небу, а красная помада прежним слоем покрывает губы, стойко держась на них даже после поцелуя. Она учащённо дышит, невинно улыбаясь, а её ресницы мелко подрагивают. Хотелось бы Йеджи верить, что это всё от чувств. Потому что сама она сейчас испытывает слишком многое.***
Травяной чай приятно обжигает горло, пуская тепло по всему телу. Йеджи сидит в наполненной ванне, от которой исходит пар, и крепко сжимает в руках фарфоровую чашку с напитком. Уютная атмосфера дома Шин помогает расслабиться, но тот факт, что его хозяйка сейчас сидит у неё за спиной, делает её тело напряжённым. Рюджин массажными движениями натирает мылом женское тело, проводя ладонями по округлым плечам, спине, и переходя на предплечья, покрывая их пеной. Она зачерпывает ладонями воду и позволяет ей скатываться жгучими струями по нежной коже Хван, смывая мыло. Ладони Шин окутывают лаской, заставляя забыться, но Йеджи вдруг распахивает глаза, судорожно вздыхая, когда чужие руки внезапно спускаются ниже, сжимая её талию. Позорный огонь, который так усердно прятала в себе Хван всё это время рядом с Рюджин, накатывающей волной захватывает Йеджи в плен, опасно бурля внизу живота. Рюджин прижимается ближе к чужой спине, вызывая на ней мурашки, пальцами поглаживает нежную кожу и наклоняет голову к покрасневшей шее Хван. Йеджи задерживает дыхание, вслушиваясь в чужое, томное и горячее. Шин ведёт носом от её уха до плеча и возвращается по той же дорожке мягкими поцелуями. Никогда, никогда её муж так не целовал Йеджи. Так ласково, нежно и любя. Женщине хочется запретить себе думать об этом, потому что это определённо не так, Рюджин не любит её. Но чужой осторожный шёпот, почти робкие прикосновения и пламенные поцелуи делают своё дело, и Йеджи чувствует, как начинает задыхаться. Руки предательски подрагивают, так что приходится отставить чашку в сторону. — Мадам Шин? — Йеджи ловит себя на том, что безо всякой причины обращается к женщине. — М-м? Что такое? — её хрипловатый голос звучит приглушенно, потерявшись где-то в чужом плече, и немного взволнованно. Шин не получает ответа и отстраняется от Йеджи, руками, однако, оставаясь на её талии. — Мне следует остановиться? — обеспокоенно спрашивает она, кладя подбородок на чужое плечо. Йеджи невольно восхищается её тактичностью и вежливостью, осторожностью и всеми вытекающими, но, к своему стыду, это не то, что ей сейчас нужно. Впервые она чувствует себя настолько раскрепощенной, открытой для ярких чувств и острых ощущений, и она планирует воспользоваться выпавшим шансом. Сегодня или никогда. — Нет, просто… — Йеджи жмурится, — пожалуйста, продолжайте. Рюджин на её плече рвано вздыхает и оставляет на шее звонкий поцелуй. — Как скажешь, — шепчет она, двигая губами по чувствительной коже, — и давай на «ты». Йеджи согласно кивает, призывая к действиям, возможно, слишком торопливо, потому что вслед за этим под ухом слышится тихий смех Шин. Йеджи клянётся — всё в этой женщине прекрасно. Ни один оперный певец не сравнится с этой ангельской мелодией. Шин по-прежнему жмётся к аккуратной спине Хван, но теперь осмеливается огладить её бока, пересчитывая еле выступающие рёбра, и спуститься одной ладонью к скрытому за слоем мыльной пены бедру. Чужая кожа под её пальцами ощущается непозволительно мягко, и Рюджин тратит драгоценное терпение Хван, щупая и поглаживая её. — Пожалуйста, — отчаянно вздыхает Йеджи, облизывая сухие губы. Рюджин сдерживает любые поддразнивания, готовые сорваться с её уст, лишь утыкается носом в сгиб между плечом и шеей, вдыхая чужой аромат парфюма, и скользит ладонью вверх по внутренней стороне бедра. Стон долгожданного удовольствия слетает с губ Хван, когда Рюджин, наконец, проникает в неё одним пальцем. Она на пробу толкается до упора и выходит, добавляя второй и медленно двигаясь. Йеджи тихо постанывает от неторопливого темпа, не зная, чего она хочет сейчас больше: чтобы Рюджин ускорилась или остановила эту пытку вовсе. Рюджин плавно двигает пальцами внутри, с трепетом вслушиваясь в звуки, издаваемые Хван, и впитывая в себя каждый из них. Она совершает более резкое движение, вводя оба пальца по основание и раздвигая их в стороны на манер ножниц, и Йеджи откидывает голову на её плечо с громким низким стоном, закатывая от наслаждения глаза. Это подпитывает самодовольство Шин, и она повторяет свои действия, наращивая скорость. Йеджи, как бы ни старалась, не может сомкнуть губ, позволяя рваным вздохам, протяжным стонам и громким вскрикам раз за разом вырываться на волю. В груди собирается слишком много чувств неясного происхождения, и Хван рада, что имеет возможность выпустить их вместе с этими смущающими звуками, которые она издаёт без остановки. Рука даёт о себе знать тянущей болью в мышцах, но Рюджин думает, что может и потерпеть раз в жизни, особенно когда столь прелестная женщина буквально рассыпается в её руках на атомы. Капелька пота скатывается по её виску, но Рюджин продолжает старательно подводить Хван близко к краю. Просторную ванную разрезают глухие звуки плещущейся воды, но Рюджин полностью сосредоточена на другом, следя за изменениями в женском голосе, эхом отзывающемся у неё в голове. Она завороженно наблюдает за чужим лицом; губы Хван раскрыты с готовностью выпустить новый стон, на её щеках к шее тянется яркий румянец, глаза плотно закрыты, а брови мило выгнуты дугой. — Ты само совершенство, — мгновенная мысль Рюджин внезапно вырывается в воздух восхищенным шёпотом и летит прямиком в раскалённый мозг Йеджи, пульсируя там до опасного громко. Стон. Ещё один погромче. Йеджи кончает с высоким вскриком, отскакивающим от кафельной плитки на стене и обволакивающим все пространство. — Рюджин, — шепчет она выискивающе, — Рюджин, поцелуй меня. И ей даже не надо просить, использовать это нелепое слово «пожалуйста», потому что Рюджин перед ней абсолютно бессильна. Йеджи даже не догадывается, но ей позволено всё в этом мире. По крайней мере, пока она с Рюджин. Шин осторожно вынимает пальцы под лёгкий вздох Йеджи, обхватывает рукой её за талию, притягивая ближе к себе, и поворачивает её голову в свою сторону за подбородок. Их губы встречаются со звонким чмоком, Йеджи удовлетворенно выдыхает в поцелуй, и Рюджин берёт инициативу в свои руки, сминая чужие сладкие губы. Она проходится языком по нижней губе Хван и скользит им внутрь, переплетаясь с чужим. Воображаемый танец заставляет двигаться в быстром темпе, теряясь в ощущениях и бешеном ритме сердца. Йеджи могла бы думать о том, как неприятно будет потом ныть в груди, но затуманенный разум едва ли позволяет ей это сделать. Она подумает обо всем этом потом. Шея быстро устаёт от неудобной позы, и Йеджи вскоре разрывает поцелуй, легкомысленно оставляя влажный чмок в уголке губ Шин. Рюджин вглядывается в её глаза в ожидании объяснения. Но Йеджи не готова дать его даже себе, поэтому она просто спешно переводит тему. — Пойдём в спальню.***
В спальной комнате тепло и уютно, как и во всём доме Шин, на столике у кровати стоят зажженые ванильные свечи, включённый проигрыватель и распустившиеся розы в вазочке. Тихая ненавязчивая мелодия и приглушённый желтоватый свет окутывают спокойствием и необъяснимым желанием целоваться, что Йеджи сейчас, собственно, и делает. Хван нависает над распластанной по постельному Рюджин, опершись на локоть возле её головы, целует её в распухшие алые губы и плавно двигает пальцами внутри неё. Шин скулит в поцелуй и почти плачет от тяжёлого желания внизу живота, потому что Йеджи помимо того, что крышесносно целуется, ещё и дразнить любит. Уже третий раз, как она оттягивает оргазм такой нуждающейся сейчас Рюджин, и та не думает, что сможет выдержать ещё один. — Пожалуйста, Йеджи, — хнычет она в надежде на то, что это сработает. Хван тихо посмеивается, задумываясь о том, какой, оказывается, зависящей от чужих рук бывает эта властная женщина. Она вспоминает её приподнятый подбородок, прямую спину, яркую красную помаду на губах, искажённых ухмылкой, её уверенность и самодовольство и думает, как же сильно хочет уничтожить всё это. Йеджи отстраняется от чужих губ и льнет поцелуем к шее, мягко обводя тонкую венку, ведущую к ключицам. Им нельзя оставлять видимых следов на телах друг друга, но Йеджи пользуется тем, что может оставить пламенные узоры, которые Рюджин запомнит надолго. Ей остаётся только надеяться, что они отпечатаются прямо на сердце той. Сейчас ей всё равно, что ещё совсем недавно она бы оставила чужую душу в покое, сейчас она хочет остаться там навсегда, потому что на её сердце уже выжжено огнём имя этой женщины. Йеджи впивается поцелуем в чужую чувствительную грудь, слегка оттягивая затвердевший сосок, и ускоряет движения руки снизу. Рюджин отзывчиво простанывает её имя, на что Хван протяжно стонет и прикусывает розовую горошину. Шин выгибается дугой, и её бёдра начинают мелко дрожать. Крик превращается в шёпот и вовсе сходет на нет, когда Рюджин, наконец-то, достигает пика своего удовольствия. Перед глазами пролетают ослепительно яркие звезды, реальность туманно расплывается, но Рюджин через силу тянет на себя Йеджи, выпрашивая очередной поцелуй. Их не волнует ни тяжёлое дыхание, ни практическое отсутствие воздуха в лёгких, ни съехавшая с пластинки игла, ни то, каким привычным стало ощущение на своих губах чужих. Хван целует её слишком мягко и чувственно, настолько, что Рюджин не выдерживает и переворачивает их, меняя позу. Теперь Йеджи оказывается под ней, почти удивлённо хлопая ресницами, и Рюджин спускается с её губ на шею, ключицы, плечи, грудь, выцеловывая каждый открытый сантиметр кожи, невесомо очерчивает живот и устраивается между её разведённых ног. Рюджин обхватывает руками её нежные бёдра и подаётся вперёд. Языком проводит по контуру половых губ, ловя дрожащие вздохи сверху, и вбирает в рот набухший клитор, неторопливо посасывая. Йеджи измученно стонет, пытаясь свести ноги, но Рюджин не позволяет ей, вместо этого толкаясь языком во влагалище. Йеджи громко вскрикивает, её грудь высоко вздымается от учащенного дыхания, она сжимает одной рукой мятое постельное бельё, другой переплетая пальцы с Шин на её бедре. Рюджин встречается с ней, такой хрупкой и мягкой сейчас, взглядом и протяжно стонет от нахлынувших эмоций. Как же, черт возьми, ей повезло встретить Хван. Йеджи трясёт от повторного наслаждения, и вскоре она кончает с жалобным всхлипом, во второй раз за этот вечер. Рюджин невесомо целует её в бедро, помогает свести ноги и укрыться одеялом, после устраиваясь рядом. Уставшие женщины лежат друг напротив друга, лицом к лицу, постепенно выравнивая дыхание и невольно всматриваясь в чужие глаза. Время начинает течь вдвое медленнее, когда Хван смотрит в них. Йеджи не знает, что постоянно ищет в этих чернеющих безднах, возможно, — то непостижимое, стертое годами тепло. Но сейчас, немного остыв, она уже не уверена, действительно ли готова увидеть его в мадам Шин. Хочется что-то сказать, но она не знает, что именно. В ней сейчас слишком много всего и ничего одновременно. «Спасибо за вечер?» Нет. «У Вас прекрасная оранжерея?» Точно нет. — Месье Хван, — Рюджин прерывает громкие мысли Йеджи, опережая её репликой. Она, кажется, немного сомневается, — будет ждать Вас в гостинице. Образ мужа всплывает в сознании Йеджи, и ей становится не то стыдно, не то грустно от всего произошедшего, её лицо мрачнеет за мгновение, и Рюджин с пониманием отводит от него взгляд. «Зачем ты говоришь это сейчас?» Рюджин не даёт Хван возможности продолжить разговор, тушит свечи и укладывается на подушку. Йеджи раскрытыми глазами смотрит в кромешную тьму, затаив дыхание, грустная усмешка трогает её губы. — Мы будем выступать в Берлине, — тихо, но отчётливо произносит она, прежде чем повернуться к Шин спиной и попытаться уснуть. Рюджин глубоко вздыхает. Завтра рано утром она отвезёт мадам Хван к её мужу, вежливо откроет дверцу автомобиля и протянет руку, помогая женщине выйти из салона, невольно вспомнит те же действия прошлого вечера и с натянутой радостью в глазах вручит ей очередной ароматный букет роз из сада. Проводит пару задумчивым взглядом и, может быть, поспешит в кассу за билетом в Германию. Может быть, вероятность этого равна одной тысячной, а может, это уже давно предрешенное действие. Но это будет завтра. А пока она с трепещущим сердцем, как совсем недавно, прижмется к чужому телу и крепко обнимет, погружаясь в сон.***