Эгоизм, любовь и шрамы

Тонкие, изящные пальцы сокрытые под слоем черной резины просокользают под белые перчатки стороннего, задирая их до половины ладони, после чего обхватывая запястье тремя пальцами, оставляя указательный и средний по обе стороны места, освободившегося от сковывающего движения элемента одежды. Этот жест выглядел более интимным, чем простое взятие за руки. Присутствующий слегка сжал кулаки, отчего хватка на его кисти стала еще крепче, как бы говоря «От меня не уйдешь». — У тебя холодные руки, — прерывает тишину наблюдатель, смотря на Хаксли с надменной улыбкой. — Хочешь сказать, что почувствовал это через перчатки? — раздраженно выдыхает доктор. Половина вещей, что творилась с ним — была ему совершенно неясна, но он был слишком занят, чтобы противиться этому. Ему не было до этого дела и времени. Ежедневные засиживания в своей лаборатории до поздней ночи, пока из рук не начнут валиться предметы, разбивая и без того растрескавшейся кафель - обычное дело. Так было и будет всегда, и вряд ли кто-то может что-то сделать с этим. Слишком он уж увлекался на свою беду. Иногда это походило на манию. — Не столь важно, — криво усмехается Человек С Зонтом, слегка наклоняясь. Пожалуй, он был единственным человеком, что способен отвлечь Генри от работы. Хоть иногда этому и способствовали довольно варварские методы, слишком сильно проявлять свое недовольство было не очень безопасно. В прочем, то, что находился хирург в одном и том же месте на постоянной основе — не причиняло сильный дискомфорт как первой, так и второй стороне. Сильно напрягать мозговые извилины чтобы угадать, в какой локации на этот раз находится твой возлюбленный не приходилось. Что мешало - так это то, что времени на банальный уход за собой у Хаксли совсем не оставалось. Что, наверно, больше беспокоило Человека С Зонтом, так как тот был довольно дотошен даже до своего внешнего вида. Но даже так он сумел приспособиться и не обращать на это обостренного внимания. В конце концов, когда Шарль понял, что ученый невменяемый — завладевание его телом хотя бы раз в неделю чтобы выполнить базовые процедуры стало обыденностью. Его рабочее место со временем становилось все ужаснее и ужаснее, словно тусклейшего и мрачнейшего места на свете не сыскать. Порой он перерабатывал. Да и это было не так критично. В какие-то моменты лаборатория становилась пристанищем и для наблюдателя, когда тот руководствовался определенными целями. Не смотря на то, что он божественная сущность - обычные желания присущие особям человеческого рода тоже въедались в его душу, как яд. И уталяя свой голод не сумеющим сопротивляться такому существу хирургом, как правило после этого он оставлял его в помещении одним приходя в себя, а сам уходил как ни в чем ни бывало заниматься будничными делами. Словно до этого ничего и не следовало. Это едва можно было бы назвать отношениями. Или, хотя бы, здоровыми. Однако их двоих это не сильно волновало. Хаксли человеком является довольно скрытным, и каждый раз угадать, что на самом деле творится у него в голове - цель непостижимая. Чего только стоит его почти безжизненная, словно знак из вежливости улыбка, которая всплывает на его лице каждый раз, когда его что-то раздражает. Не составляет ему труда так же одарить собеседника хладным равнодушием, коль занят. Чего из раза в раз Шарлю удается избежать, не оставляя хирургу выбора. В раздражении доктора открывается новый поток именуемый словесной диарией, коего постичь почти нереально. Можно, конечно, попытаться изломать все его планы, но получится ли? Да и безнаказанным уйти из такой ситуации тоже можно, если, конечно, у вас есть запасные сосуды. Тогда он даже пытаться не будет. Точные науки и страсть к изучению живых организмов всегда были частью его жизни, раз за разом заставляя ударяться в грязь и воспарять в этом бренном мире, сверкая открытиями. Уж слишком он увлекался этим, существуя от гиперфиксации до гиперфиксации, словно не видел во временном отрезке своего существования ничего даже близко походящего на замену своего увлечения. Человек с Зонтом же наоборот, достаточно обходителен, чтобы без лишнего труда втереться в чужое доверие. Словно харизма и леденящий кости холод его призвание. Разве сыскать на всем белом свете более предрасположенную к грамотным и тонким манипуляциям персону? Разве кому-то удавалось сбежать от величавой фигуры божественной сущности? Или, может, устоять перед его загадочным шармом? Противиться ему? Легко он может по сей день пренебрегать чужим комфортом, не видя в этом ничего криминального. День за днем наблюдать за драгоценным доктором не смыкая глаз, хоть и довольно через изощренные методы. Разумеется, доминирующим во всех взаимоотношениях являлся именно он. Вот и делайте выводы, коль осталась возможность. Довольны ли они обществом друг друга? Да. Считается ли их любовь здоровой в рамках современного общества? Нет. «Он буквально принуждает его утолять свои собственные потребности, не взирая на то, хочет ли он этого! Это, как минимум, неуважение!» На подобное бы заявление оба бы отмахнулись, даже не пытаясь что-то доказать. А какое им дело до жильцов? А какое дело им до вас, безнадежных кукловодов, не имеющих даже шанса на самореализацию? Никакой. И с этими базовыми знаниями можно дальше вглядываться в их гнусную историю, даже не пытаясь открывать свой рот. Они все равно не послушают. ... —Раз ты так говоришь, — устало пробормотал под нос Генри, отводя взгляд, мгновенно расслабляясь, позволяя себе отдохнуть и не держать плечи в вечном напряжении. В конце концов, пора уже привыкнуть к этим нежданным прикосновениям и резким появлениям со спины. —Лучшим решением было промолчать, — издевательским тоном шепчет наблюдатель, выпуская запястье хирурга из своей руки, мимолетным движением опуская задравшуюся перчатку партнера вниз, на изначальное место. — Но, признаюсь, голос мне твой до сей поры симпатичен. Шарль берет не успевшего опустить руку Хаксли под пальцы, прижимая тыльную сторону его ладони к своим губам, задерживаясь так на секунду. После чего наблюдатель приоткрывает глаза, дразняще ухмыляясь. —Так о чем ты там говорил, м? Ах, работа.. — Человек с Зонтом выпрямляется, бросая высокомерный взгляд на доктора, после чего заглядывая ему за спину, на железный стол. Там царил ужасный беспорядок, что, наверно, неудивительно. Перепачканный стол и липкая поверхность его заставляла лишний раз усомняться в стерильности рабочих инструментов, хоть именно их хирург содержал в завидной чистоте. — Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое на какое-то время? На лице Генри проскакивают признаки колебания, словно он не зная, как отвечать. —..не стоит, — кратко выдыхает мужчина, переводя взгляд на Шарля. —Останься здесь, если хочешь.