Вкус воды

Море было теплым, как хорошо настроенная вода из-под крана. Сидя на мелководье, весь в водорослях и пене, Чимин смотрел, как волны прибивают к его ногам гладкие цветные камешки. Юнги устроился у него за спиной, уложил подбородок на плечо. Волосы мягко щекотали висок, лезли в нос. Собственный запах Чимина мешался с запахом моря, но если лизнуть — терпко-соленая кожа хранила эту неясную и нежную ноту. Телефон, оставшийся на лежаке, коротко звякнул сообщением, но Чимин даже не пошевелился. — Не будешь смотреть, что там? Звук у него стоял только на важных контактах. — Нет. Тэхён, наверное. Чимин не хотел с ним разговаривать. Юнги не удивлялся: он бы тоже не захотел. Это такая странная форма привязанности и странный торг с собой — делать плохие вещи, чтобы делать хорошие, причем совершенно искренне. Юнги спрашивал Тэхёна позже, правда ли он отдал бы своих собак, если проиграл бы Инчхону, и Тэхён, потупившись, сказал: — Я очень горевал бы, но да. Хотя я был уверен, что у вас с Чимином все получится. Потом Юнги узнал, что он никогда, ни разу даже не пытался спрашивать, спал ли Чимин с Юнги, чтобы, узнав заранее, выиграть спор с Инчхоном. Тэхён только делал свои выводы и ждал, пока Чимин не будет готов рассказать сам или не закончится отведенный месяц. Выходило, что Тэхён пекся о репутации Чимина, подменяя слухи, защищал его честь оскорбительными спорами, устраивал личную жизнь, вынуждая завязать хоть какие-то отношения, и тем же самым заменял ему терапевта. Он избавил их всех от Инчхона, а невольно — еще и от многолетней коллекции споров. Доживали свой век только самые крепкие металлические копилки. В общем, Тэхён казался даже по-своему неплохим, и Юнги понятия не имел, как ко всему этому относиться. Бюджет их поездки на Чеджу теперь состоял из авторской доли Юнги в споре про его персонажей, добровольно отданного выигрыша Тэхёна, гонораров за спешл и организацию двухтомника, моральной компенсации от Намджуна и денег, не потраченных на приставку, потому что, когда оказалось, что Юнги обо всем знал с самого начала, спор был признан несостоявшимся. Они просидели на пляже до самых сумерек, пока не стало холоднее. На пути к отелю Чимин остановился у фруктовой лавки. — Арбуз? — спросила их пожилая леди за стойкой. — Сезонные сливы? Смотрите, эти местные, эти китайские. Есть еще японские и подороже, из Европы. Их действительно было много: желтых, красноватых, лиловых, синих с тонким белым налетом, мелких и крупных, вытянутых и идеально шарообразных, просто мягких и готовых вот-вот лопнуть. Чимин выбрал несколько слив нежного солнечного цвета, которые помещались ему в ладонь. На одной Юнги заметил маленькое зеленое пятнышко, как будто именно здесь ее не касался свет. — Пойдем? — спросил он, и Чимин уцепился мизинцем за его мизинец. Впереди были вечер и ночь, еще несколько таких же безмятежно жарких и влажных дней здесь, на острове, и множество других — когда они вернутся домой. Юнги с Чимином еще не обо всем успели поговорить — и не все успели попробовать.