Одуванчики

      В такое прекрасное солнечное утро, когда лучи били в окно, нашу героиню разбудил, к сожалению, не свет, а трясущая её за плечи Таня. Стоит поблагодарить судьбу, что Марии удалось хотя бы заснуть на НАСТОЛЬКО скрипучей кровати, а тут ещё и подъем в восемь утра... ну куда им в восемь торопиться, находясь здесь?       Именно эту претензию девочка выговорила соседкам, которые уже умудрились заправить свои кровати, а Даша даже достала свою недочитанную вчера из-за внезапных гостей книжку.       Что ж, кровати заправлены, больные проснулись, и что теперь?       Маша со скукой уселась на свою постель (которая немедленно издала премерзкий скрип на всю комнату). Девочка стала пытаться найти себе занятие, ведь остальные себе его уже нашли: Таня села рисовать, Даша по-прежнему читала.       И оно нашлось: за большим окном весело прыгала белка, лазила по громадному дубу и с невероятной скоростью пыталась расколоть дикий жёлудь. Зверёк был самим очарованием и как будто читал мысли девочки: стоило ей попросить его про себя подойти ближе к окну, белочка подходила.       Наблюдая за рыжим хвостиком, Маша не заметила, как дверь открыли и в проёме показалась массивная тележка с кучей полных тарелок и чашек. Все десятки тарелок были полны пшëнкой, а чашки — чаем. Очевидно, завтрак.       Но что за ужас! Даже поесть нельзя! Ведь сегодня сдавать кровь, и, в связи с этим, от пшëнки, которая резко стала самым любимым блюдом на свете, надо было отказаться... а если б её ещё и с сахаром...       Однако после сна девочке хотелось по естественной нужде, поэтому надо было выпроситься из палаты, пока есть возможность, чем Маша и занялась. Она была уверена, что ей понадобится какой-нибудь специальный пропуск, чтобы пройти мимо накачанных охранников-санитаров, которые её вперёд не пустят, но оказалось всë гораздо проще. Всего лишь «можно ли выйти в туалет?», и «да, но не уходи дальше глаз медсестер!» в ответ, и ты на воле.       Женщина с едой удалилась дальше по комнатам раздавать пищу, а Марии открылся вид на пугающе чистый коридор с кучей дверей. Из-за каждой доносились звуки: кто-то говорил с набитым ртом, кто-то с кем-то спорил, кажется, даже есть голос, читающий что-то в рифму... да, точно есть голос, говорящий в рифму... и музыка... гитарная... Кто-то играет на гитаре?       Маша пошла на звук мелодии (всë равно уборная точно в том же направлении), и секунд через десять дошла до конца коридора, который выходил в небольшой зал, по центру которого стояли четыре сложенных вместе парты, образующих большой стол. За ним и сидела певица.       Рыжая девушка, одетая в чёрную толстовку, держала в руках гитару и спокойно брынькала на ней своë душевное состояние, а, может, просто единственную песню, которую умела играть. Маша определённо услышала в словах что-то знакомое... да и мелодию точно знала... надо бы подойти спросить, и Маша уже делает первые неловкие шажки навстречу прекрасной музыке, боясь спугнуть её, как лесного зверька, но гитаристка её удивляет, перестав перебирать струны и начав говорить первой:             — Тебе нравится? А то смотришь так, как будто я не Земфиру пою, а гимны Сатане...       Резкая тишина. Наверное, можно услышать, как работают внутренние органы.       — Да...              Ответ звучит глупо и слишком громко для такой атмосферы. Надо срочно сказать заново.       — Да! Здорово играешь!       Звучало чуть тише, несмотря на энтузиазм похвалить и улыбку, расплывшуюся на лице девочки.        — Ох... Спасибо. Меня Ульяна зовут, а тебя?       Новая знакомая выглядела весьма разочарованной тем, что её прервали; по крайней мере, так решила Маша, ведь взгляд Ульяны героиню решительно избегал.       — Я Маша, — быстро сказала девочка, — а что за песню ты играла?             Рыжая копна волос наконец соизволила подняться, а взгляд — пройтись по Марии, как бы оценивая собеседницу.       — Ну, я уже сказала, что Земфиру, песня «паранойя», — но внезапно Ульяна задала самый неожиданный для Маши вопрос: — а ты здесь с чем?       Снова появилась эта тишина. В смысле «с чем»? Сама с собой, разумеется! Хотя Маша — это не «что», а «кто», так что не подходит... Она имеет в виду, с какой Маша здесь проблемой? Отлично, то есть теперь ещё и другие подростки будут спрашивать её об этом, а не только скучные взрослые тётки! Что ж, нет, отвечать на такое Маша устала! Её лицо изменилось в чуть недовольную гримасу.       — Я не знаю, с чем я здесь. Уж извини.       Рыжая девушка, заметившая перемены в настроении собеседницы, глубоко вздохнула, быстро поняв, что тема больная. Она опустила взгляд на свою гитару, и в который раз воцарилось молчание. На удивление не неловкое. Кажется, рядом с этим рыжиком такого быть не может. Маша почему-то задумалась о вопросе Ульяны. А действительно, с чем же она здесь лежит? Может быть, есть точный диагноз, который ей не сказали? Это определённо надо узнать... кажется, что-то говорили про назначение лечащего врача после сдачи всех анализов.       Возможно, их диалог продолжился бы как-то и дальше, но его прервала медсестра, уже, прошу заметить, не молодая и явно успевшая за свой срок на работе устать от всяких бешеных непослушных детишек.       — Гроздева! Гроздева, иди сюда! Тебе кто разрешал выходить из палаты?!       Полная женщина в белом халате быстрым шагом топала в сторону девочек. Приблизившись к той, кого звала пару секунд назад, грозное лицо приказным тоном сказало идти за ней, после, сделав несколько успокоительных вдохов, перевело взгляд на Ульяну и сказало ей идти в свою палату.       Кабинет сдачи крови не очень уютный. Пахнет спиртом, на тумбочке рядом большие иголки, от которых лицо морщиться, и у медсестры явно до и после ещё по двадцать таких же боящихся девочек, что делает её невнимательной.       — Задирай рукав, клади ручку на подушку, разомни кулак... — как на автомате говорит женщина. Эти слова будто отскочили от стенки и заставили себя немедленно выполнить. Но боязнь большой страшной иголки, и этот мерзкий запах... он пробирает до самых костей, какой ужас...       Вот уже выше локтя закрепили повязку с розовыми динозаврами, и со всей силой проводят ваткой по венам. Боже, как неприятно! А запах будто усиливается...       — Знаете, я что-то боюсь...              Маша смотрит на голубую ширму и старается дышать ртом.       — Все пережили, ты переживëшь. Ничего страшного тут нет.       Иголка входит. Кровь наполняет баночки. Голова кружится. Вспоминается та песенка, которую пела Уля... Уля... хорошее имя, вообще, «Уля»...       В глазах медленно темнеет. А на место голубой ширмы приходит кучка ярко-рыжих белочек. Зверьки материализуют в свои лапки по маленькой гитарке и начинают, играя на них, петь: Сон длиною в паранойю! А-а-а-а... Я вижу сон длиною в паранойю! А-а-а-а! Сон... Тротуары пахнут мылом Надо же, мы в иной попали! На твоём лице застыло выражение печали Но ты не думай, нам не плохо Мы же сверху так хотели! Мы будем штопать раны, крылья Поздравляю, долетели! ... Белочки превращаются в оранжевые пятна и на места возвращаются белый потолок и нежно-голубые стены. Маша все ещё сидит на стуле, но её уже придерживает трое человек: медсестра, которая брала кровь, какая-то молодая девушка и мужчина, подносящий к её носу ватку с чем-то невероятно противно пахнущим.       — Ой... ой, что это...              Девочка, ещё не понимая, что происходит, пытается оттолкнуть руку мужчины с мерзкой ваткой.       — Всë, всë! У тебя, видимо, крови много взяли за раз. Всë хорошо...— успокаивал мужчина, все ещё на всякий случай держа у лица подростка пахучую штуку.       Надо же, впервые потерять сознание и по такому глупому поводу! Маша-то думала, что её первый раз будет как минимум во время захватывающей драки...       Девочку усадили на кушетку и дали выпить воды, и, слава всем богам, кровь взять успели!

* * *

      Где-то через полчаса Маша уже свободно разговаривала о произошедшем с Таней, пока Даша, по своему обычаю, читала.       — А ты до этого теряла сознание? — пыталась узнать подробности синевласка.       — Ни разу! Да и кровь у меня, понятное дело, брали, — вертела головой девочка.       — Не знаю даже... ты попроси маму тебе что-нибудь сладкое принести, может, из-за этого...       Маша резко повернула к соседке голову.       — Что значит «попроси маму принести»? — глаза подростка округлились, как будто Таня упомянула запретное заклинание или сейчас говорит несусветную чушь.       — А ты ещё не знаешь? По вечерам можно звонить родителям по кнопочным телефонам. Мы вчера пропустили, потому что ты пришла. Если у тебя нет своего, я могу дать позвонить с моего! — Таня привстала на кровати и лучезарно улыбнулась. Маше было даже всë равно на громкий скрип, издавшийся при этом, ведь теперь у неё есть шанс всë наладить.