Cherry Blossom (We can't be Friends)

Мир в депрессии. Больше ничего не имело смысла. Именно эту мысль прокручивал в голове ученик старшей школы японской академии по имени Бён Бэкхён, обалдевшим взором глядя на своего, беззастенчиво наречённого — самого близкого друга всех времён и народов. «Придурка», — подкинуло эпитет самосознание, в то время как сам Бён продолжал молча выслушивать неловкую тираду товарища… Чёрт теперь пройми, уместно ли данное высказывание по отношению к Пак Чанёлю, что явно втолковывал несусветную дичь средь бела дня. Ни стыда, ни совести. Честное слово. Бэкхён и не замечал, как между ними повисло тягостное молчание, ведь Чанёль умудрился, наконец, заткнуться и теперь взирал своими большими глазами в ожидании ответа. Словно его ранее предложение заключалось в спасении антарктических пингвинов от чрезмерного переохлаждения. А не в том, чтобы… — Я не понял, — в конце концов, сумев овладеть речью, Бэкхён ошалело таращится на друга, чтобы затем свести брови в полнейшем бреду, уточняя весьма прозаичное: — ты мне сейчас предложил потрахаться, что ли? Возведя крупные очи к небесам всевышним, Чанёль драматично проводит не менее широкими ладонями по лицу, будто растолковывает основы ядерной физики морскому ежу. Хотя, учитывая любовь первого к различной живности, то он бы и ежа научил сооружению взрывного орудия. Шутки ради. — Говоря на твоём районном жаргоне, то да, ты правильно понял, —пробасил юноша, неудовлетворённый, что его прекрасно отрепетированную речь окрестили до скрежета точным, однако некультурным «потрахаться». — Ну, ты ведь так и сказал. Или нет? Прокашлявшись, Чанёль взглядывает на приятеля исподлобья, мол, тупишь или да? Они, как и обычно, проводили обеденный перерыв внутри школьного двора, засаженный ещё не успевшей зацвести вишней. На каждом из них выделялась светло-серая форма: Чанёль был приверженцем штанов, из которых вечно выбивалась белая рубашка, а сверху накинут пиджак с эмблемой школы. Тёмные волосы Пак решил отращивать вот уже как чуть более трёх месяцев, и Бэкхён теперь частенько дёргал того за отросшие пряди на задней части шеи. Словно шкодливый мальчуган, Господи, помилуй! Сам Бён с наступлением второго месяца весны принялся щеголять в шортах до колен, рубашке с коротким рукавом и в том же пиджаке, что и Пак. На ногах старшеклассники, не выпендриваясь, носили обычные кеды с белыми носками — более-менее подходило под школьный устав. Но Бэкхённи всё равно смахивал больше на пятиклассника-переростка в этом своём прикиде. Да и кто Чанёль такой, чтобы судить чужие вкусы в выборе одежды. У него тут кое-какой другой движ намечался. — Цитирую: «поделиться своим богатым опытом в интимной области и научить основам, разным техникам, дабы не опростоволоситься с первыми отношениями». Так понятнее? Коротко хмыкнув, Бэкхён скрещивает руки на груди, взирая максимально скептически. — В общем, потрахаться. Я так и понял. Спорить являлось бессмысленным и крайне неблагодарным делом в их случае. — Ладно, да-да. Потрахаться. Ну так что? Ты в деле? — Смеёшься? С чего бы это! — Вот. Ты опять меня не слушал. Бэкхён-а! — звучно хлопнув в ладони перед лицом друга так, что последний вздрогнул и с возмущением уставился в ответ, Чанёль вновь поясняет со всей вложенной терпеливостью. Всё-таки ему же надо. У него чешется. — Из всего нашего окружения в голубую гвардию входим только мы с тобой. Следовательно, понять и помочь способен лишь ты, потому что из нас двоих опыт отношений с… кхм, представителем нашей гильдии был только у тебя. — Я не виноват, что ты вынюхал собственные гейские флюиды только полгода назад! — громко заявляет Бён, на что ему весьма тактично захлопывают хлебальник огромной ручищей, смачно хлопая по губам. Издав нечто замиксованное из сиренного писка и воя диких уличных псин, Бэкхён резко отнимает от себя чужую ладонь, раскрасневшись от досады. — Чего творишь! Педик. — От педика слышу, — фыркает Чанёль, взволнованно оглядываясь вокруг скамьи, на которой они расположились в обеденный перерыв на территории училища. Не то чтобы их окружала орава из ярых гомофобов, готовых заживо поджечь нечисть в их лице. Ведь на дворе отнюдь не средневековье. Однако никто из них не распространялся о личностных пристрастиях. Как говорится, доверяй, но орать направо и налево о любви к чужим членам, когда у тебя при себе имеется свой персональный, лучше не стоит. — Можно ещё громче? — Ах, так? — шумно наполнив лёгкие воздухом, Бэкхён порывался от души завопить на всю округу с целью проучить верного товарища. Что-то наподобие «Пак Чанёль жалкое, гейское отродье». Дабы вся честная братва расслышала силу его весьма неслабого голоса. К глубочайшему разочарованию, Чанёль был готов к подобному, от того с чувством навалился сверху, перекрывая кислород во все части тела. — Пусти, — закряхтели на сей выпад откуда-то снизу со старческим придыханием. — Обещай, что не будешь вопить. Безжалостно щипая за всё, что попадалось под руку, Бэкхён таки выбирается к свету божьему, отпихнув от себя огромное тело, и блаженно вдыхает желанный воздух. Уж ему-то были известны слабые места верного друга детства, как и куда давить. Знал бы он тогда, к чему приведёт их крепкая мужская дружба, бежал бы от тогда ещё кучерявого, веснушчатого пацана-переростка в Северную Канаду. А она, ох, как далека от нынешнего месторасположения. Зато там безопаснее. — Чего ты хочешь? — рявкает Бэкхён, вновь расслабленно устроившись на скамье. — Мне умолять или что? Сколько можно повторять! — Мне нравится идея с мольбой. Но я хочу понять, какая мне с этого выгода? Чанёль будучи неглупым парнем, которому было прекрасно известно о корыстных повадках Бёна, заранее подготовился к такому исходу. — Во-первых, мы друзья детства, знаем друг друга сто лет! Мы доверяем друг другу, что очень важный аспект, когда дело доходит до такого рода, хм, дел. Во-вторых, по комплекции я твой идеальный тип. Сам заикнулся на той вечеринке почти год назад. — Я тогда был набухан в край! Не считается. Послав взгляд, мол, пьяные всегда твердят лишь истину и только её в отличие от лицемерных трезвенников, Чанёль настойчиво продолжает: — В-третьих, ты будешь полностью руководить процессом. Я же в курсе о твоих задатках лидерства. Обещаю, что буду выполнять все команды и слушаться во всём, что бы там ни было. В рамках приличия, конечно. — Как будто просишь взять под опеку собачонку, а не трахнуться, — цокает языком Бэкхён, подперев голову рукой и задумчиво уставившись на каменную стену училища впереди. — Не знаю, Чанёлли. Как-то это всё… неправильно, что ли. Не думаю, что из этой идеи что-нибудь получится. Уж прости. Негромко вздохнув, Чанёль пожимает плечами и под взаправду сочувственным взглядом кладёт рюкзак к себе на колени, принимаясь в нём неловко копошиться. — Я предполагал, что ты можешь отказаться. Поэтому приготовил план Б на этот случай, — выудив из недр рюкзака мятый конверт, Чанёль протягивает его напрягшемуся Бёну, который машинально берёт конверт и, чуть погодя, с неохотой раскрывает. Брови ползут верх, рот распахивается, а кулаки так и чешутся набить чужую харю. В приоритете рядом сидящая шпала. — Уж прости. — Шутишь? Ты меня шантажируешь! — вскочив на ноги, от Бэкхёна так и полыхало праведным гневом. Вот тебе и многолетняя, доверительная, дружеская солидарность. Докатились. — Ты не посмеешь! — Хочешь рискнуть? — выгнув бровь, бесстрашно отзывается Чанёль. Естественно, он не собирался делиться личным компроматом ни с кем, однако лишь одно напоминание о существовании оного выбешивало Бёна от слова «кому-то не жить». Пожевав щеку изнутри в полнейшем раздражении, Бэкхён весьма нелестно зыркает в сторону пропащего юноши, ступившего на предательскую дорожку вымогательства. И это-то после всего, что они пережили! — Блин, это ради Хару, да? Ответа не требовалось, так как лишь по смущённо перебираемым пальцам, скреплённым в замок, да раскрасневшимся, громадным ушам и скулам становилось очевидно, что, да, так оно и есть. — Ты же знаешь. Он мне понравился, когда я ещё не знал, что… — вновь настороженно оглядевшись, Чанёль слегка пригнулся под недовольно закатанные очи друга, — ну… — За радужную сторону, я в курсе, — отстукивая ногой в такт неукротимого вороха мыслей, Бэкхён раздумывал некоторое время, чтобы затем неоднозначно цокнуть языком, подчёркивая своё максимальное негодование. — Бэкхён-а… — жалобно тянет Чанёль привлекательным басом и строит не менее жалобный взгляд, что выглядело чрезмерно пугающе, нежели мило. — Ты же мой самый близкий друг! — Почему я должен схватывать пулю за тебя, доказывая о своей любви, только чтобы обнаружить, что ты тот, кто держит пистолет?! Озабоченно чеша макушку, Чанёль не скрывает своего недоразумения от выданной реплики, ввергшей в пафос атмосферу школьного двора. — Не понял. Где ты это услышал? В кинохе какой? — Нет, прочёл… Не важно! Я не хочу подставляться. — Мне? Не понимаю… — Помолчи! Голова пухнет, — устало проведя ладонью по лицу, Бэкхён вновь глядит на злополучную стопку фотографий, которые выудил из конверта, и тяжко выдыхает. — Ладно, — пресекая готовые незамедлительно вырваться радости и благодарности взмахом руки, заставив юношу напротив поджать губы и послушно вытянуться по струнке, Бэкхён продолжает стальным тоном, — но я соглашаюсь на своих условиях. Нет, Чанёль, твоих условий не будет, — тут же отрезает Бён, когда друг распахнул рот в так и невысказанном вопросе. Мимо прошла группа школьников, поэтому ребята помолчали несколько мгновений, выжидая, когда те пройдут себе дальше. Несмотря на то, что общались друзья на родном языке, всё-таки рисковать не особо горели желанием. Мало ли, доверяй, но… ах, да, эта пословица промелькнула выше. — Мне надо всё обдумать, а завтра я притащу тебе контракт, — Чанёль даже не скатился до привычного закатывания глаз от излишнего официоза со стороны приятеля. Он вскочил на обе ноги и принялся с чувством пожимать ладонь товарища, выказывая всю признательность. — Ты не пожалеешь, Бэкхённи. Спасибо-спасибо-спасибо. — Иди уже, — вырвав руку из хватки, цедит Бён, — пока я не передумал. Больше повторять не требовалось. Чанёль подхватил настроение юноши и поспешил немедленно ретироваться, не забыв подхватить злополучные снимки. Ещё пригодятся. Счастливой походкой отдаляясь всё дальше, Чанёль словно бы не замечает прищур тёмных глаз, провожающих его широкую спину. — И сегодня не попадайся мне глаза! — кричат ему вдогонку. Развернувшись на ходу с самой воодушевлённой улыбкой во всю харю раздутого эго, Чанёль прикладывает руки в форме рупора и орёт на зависть спортивным дикторам: — Ты самый лучший бро! Фыркая себе под нос, Бэкхён отворачивается, когда длиннющая фигура скрывается за деревьями. Господи, на что он подписался. Вот так и выручай товарищей в трудную минуту. На следующий день, вопреки своим предрассудкам и сомнениям, Бэкхён таки всучил другу контракт, составленный в специальной программе, и даже не поленился распечатать. Заморочился. Чанёль бы пустил скупую мужскую слезу, если бы Бён, заприметивший растроганное выражение на чужом лице, разумно не шлёпнул ойкнувшего юношу по затылку и не ткнул в место для росписи, пока тот обиженно потирал место удара. Больше для вида, естественно. И Чанёль, как поступил бы любой разумный человек с айкью выше ста баллов в идентичной ситуации, принялся изучать сам контракт лишь после того, как размашисто расписался чуть ли не на пол страницы, заключая оный. «Хоть где-то оставил никому ненужный автограф», — проворчали рядом весьма по-бёнбэкхёновски. Показав нерадивому вредине язык, Чанёль снова взглянул на контракт и осознал, что он наделал. А пойти на попятную теперь уже ссыкотно. Особенно под жёстким взглядом откуда-то сверху, не позволивший продохнуть, как следует, и нависший прямо над душой. Благо, контракт был составлен на родном, матушкином языке. Потому вчитываться в текст будучи в стенах классного кабинета во время ланча не являлось столь провокационном процессом в их случае. Учитывая довольно, хм, интимный смысл заключённого договора между ними. К тому же, местные одноклассники уже привыкли к этим громким корейцам и их чуть ли не ежедневным закидонам. Вроде бы не жаловались. В последний раз окинув взглядом свою подпись в самом низу страницы под многочисленными параграфами, — И как Бёну только было не в лом? Честное слово, его мания ставить свои условия под любым предлогом пугала не на шутку. — Чанёль окончательно возвращает бумажку товарищу, который снисходительно выхватывает сие подтверждение того, что так называемая сделка между ними стопроцентно состоялась при его единоличных условиях. Ни один каменный мускул не дрогнул на лице старшего, и Чанёлю бы не постыдился выдать громогласную овацию за проявленный профессионализм. Он бы точно так и поступил, не знай, что получит оплеуху в ту же секунду. Благо, сдержался! Тем временем, сквозь широкие окна классного кабинета, заполненного школьниками, пробивались ласковые, весенние просветы, превращаясь в крохотных, солнечных зайчиков. Те активно пробегались по стенам, перепрыгивали на поверхность парт и совсем не стеснялись, дабы усесться передохнуть на школьную форму отдыхающих от учёбы старшеклассников. И всё для того, чтобы вновь продолжить одинаковую, бессмысленную беготню туда-сюда. Отметив про себя то, как неосознанно улыбался от уха до уха вероятно все последние минуты, Чанёль переводит внимание на утончённый профиль друга, привычно расположившегося под боком. Изнутри душа младшего неотвратимо наполнилась теплеющей благодарностью за дарованную им дружбу и Чанёль готов был открыто признаться, что безмерно счастлив разделить с товарищем ложе теперь уже в прямом смысле, а не только в переносном. Подтолкнув уткнувшегося в книгу по английской грамматике Бёна, чем вызвал недовольное цоканье в придачу с раздражённым зырканьем в свой непосредственный адрес, совершенно незадетый проявленной реакцией Пак задорно водит густыми бровями и одними губами артикулирует весьма искреннее: «спасибо». Бэкхён в ответ закатывает взгляд, затем качает каштановой головой, мол, как ты посмел отвлечь меня для этого, но в последний момент, прежде чем друг успевает отвернуться к выуженной приставке, Чанёль подмечает несдержанно приподнятый уголок губ, спешно скрытый за многострадальным учебником. Большего ему было не надо. Как и всё в этом бренном мире, скоротечно наступил ожидаемый день Х. На дворе стоял один из многочисленных весенних, локальных праздников, в который многие и многие жители по всей Японии, как и их провинциального городка, законно отдыхали в честь древнего Дня весеннего равноденствия и семьями навещали могилы предков. А совсем скоро должно было наступить и нежное вишнёвое цветение. Да, праздников весной не сосчитать. Что ж, большинство жителей города собирались всей семьёй, друзьями, парами и после дани чести мёртвым родственникам выбирались прогуливаться по главной улице, что в сей день ненастный была полна различными лавками, предлагающие традиционные закуски, а также ряженными последователями традиций. Кое-кто намеревался отправиться в короткое путешествие по столичным городам или же близлежащим деревням с целью навестить дальних родственников. Кто-то, но только не работящий отец Бэкхёна, ведь вместо праздника, как и обычно, мужчина будет при исполнении и отправится на службу по своим офицерским обязанностям, а именно — мониторить и руководить безопасностью на месте большого скопления людей в сей чудесный праздник. Будучи выходцем иных азиатских корней, Бэкхён лично особо не чтил японские традиции, а потому предпочёл остаться в родных пенатах, дабы подготовиться к скорым экзаменам. Именно такой аргумент он и передал мужчине, что не вызвало у гордящегося отца никаких вопросов. Так что день выполнения условий заключенного между ними договора выпал на конец апреля. Довольно-таки удачно, учитывая, что им, как старшеклассникам, живущим с родителями, тяжеловато отыскать местечко для, хм, уединения. Да так, чтобы их никто не потревожил. По поводу своего состояния Чанёль бы побеспокоился, так как умудрился вскочить с утра аж до рассвета, но быстро опомнился. Он вовсе не собирался выступать варёной рыбой в процессе собственного первого опыта, так что быстренько уложил шевелюру обратно на мягкую подушку и насильно заснул в очередной раз. Чтобы часа через четыре быть безжалостно разбуженным бессердечной старшей сестрой. Юра без всяких внутренних угрызений, как и без стука ворвалась в чужую обитель и буквально за ухо спустила братца с кровати, утехи ради. Что ж, зато удалось выспаться, а это не могло не порадовать. Завтракал Чанёль в весьма и весьма подвешенном настроении и был ещё менее расторопным, чем обычно: то попадая ложкой мимо миски с рисом, в иной раз роняя злосчастные приборы или не попадая ртом по кружке с целью сделать глоток. До обеденного стола дойти вообще стало целым приключением, учитывая то, как удалось споткнуться буквально об каждый выступ в этом доме. Который явно ополчился на одного из хозяев. — Милый, ты как себя чувствуешь? — забеспокоилась низкорослая женщина и, не дожидаясь ответа, прислонила ладонь к юношескому лбу. — Не заболел? Может, дома останешься? Не успела она закончить, как Пак резко воскликнул: — Нет! Всё хорошо, мам, — вздохнув, ответил Чанёль, — просто думаю об экзаменах. — Ох, мой хороший, всё будет хорошо! Рада, что ты так переживаешь об учёбе, но следи, чтобы это волнение не влияло на твоё здоровье. — Ласково улыбнувшись матери, юноша кивает с благодарностью, — и то, что Бэкхённи тебе помогает, тоже очень хорошо. Может, всё-таки пригласишь его к нам? Мы весь день дома, в перерыв накормим, поболтаем. — Мам, не волнуйся, если Бэкхённи захочет, мы сами придём сюда, а пока нам лучше не отвлекаться. Папа Бэкхёна весь день будет на службе, и нам будет легче сосредоточиться, — выкручивается Чанёль. Получалось вполне себе естественно, но вот если родная мать ещё могла заглотить отменно преподнесённую наживку, то в отношении сидящей напротив сестры подобного не скажешь. Зыркнув через обеденный стол, юноша лицезреет то, как Юра громогласно хмыкает и сужает тёмные зрачки в недоверии. Чанёль тоже копирует подозрительное выражение той, затем быстро показывает сестре язык, пока женщина перевела внимание от младших на пришедшее сообщение, из-за чего заполучает вполне весомое высказывание: «дитя». — Ладно уж, смотрите сами. Вы ребята взрослые, — пожимает плечами та и Чанёль незаметно выдыхает, так как и без того находился в состоянии довольно нервозного, но всё же предвкушения. А когда же матерь семейства целенаправленно покидает кухню, совмещённую с гостиной и шаги которой затихают на втором этаже за спальной дверью, дабы собраться и отправиться в ближайший продуктовый на пару с соседской знакомой, Юра незамедлительно, грациозно перекинув ногу на ногу, кидает якобы незамысловатое: — Вот кому ты звездишь, Чанёлли. Чтобы ты и Бэкхён зубрили уроки в пустом доме без взрослых — полнейший бред. — Хочешь верь, хочешь нет, увы, ты не приглашена в любом случае, — парирует Чанёль, но быстро осекается, когда ему прилетает следующее заявление: — А я знаю, чем вы будете заниматься там одни, — заприметив столь ожидаемую растерянность от не умеющего скрывать свои эмоции братца, девушка не удерживается от самодовольной улыбки, умело замолкая и играя на чужих нервишках, как отменный музыкант на натянутых до предела струнах. Сглатывая, Чанёль делает то, что умеет больше всего, когда его ставят в тупик без способов побега или самозащиты — прикидывается дурачком. — И что же? Что ты знаешь? — А это так сложно? Вы же два сапога-пара, наверняка будете сидеть весь день и рубиться в свои идиотские видеоигры. Постаравшись выдохнуть как можно более незаметнее, Чанёль непринуждённо пожимает плечами. — Да-да, ты нас поймала. И что? Теперь нажалуешься? — Делать мне нечего. Но одолжение, пожалуй, сделаешь. — Какое? — выгибает бровь Чанёль. Попридержав паузу, Юра всё же не стала задерживать младшего брата дольше положенного: — Помнишь мою подругу? Хиёри. — Честно призадумавшись, Чанёлю пришлось зависнуть на неопределённое время, что склонялось больше к отрицательному ответу, и Юра быстро смирилась, что без уточнений не обойтись. — Та, которая с рыженькими кудряшками, — на что получила согласный кивок практически сразу, — так вот, Хиёри хочет с тобой прогуляться. Своди её куда-нибудь в следующую субботу. — Блин, я устал таскаться с твоими подружками, — провёл по лицу Пак, не скрывая раздражения, — зачем мне вообще эти твои милфы? — За языком то последи, дружок, — без злобы осекла того сестра, всё же однобоко, но разделяя чувства младшего братца, хоть и не до конца, — я всё-таки о твоей личной жизни забочусь. Лучше уж эти мои «милфы», как ты говоришь. Чем какая-то там мымра, которая, я уверена, легко охмурит тебя, а потом обирёт до нитки и нагло кинет. Потом ещё будешь страдать и плакаться в твои-то годы. — Мне восемнадцать, а не сорок, — напоминает Чанёль, — и я пока не собираюсь ни с кем встречаться… «Знала бы ты», — невольно пронеслась в голове печальная мысль, но Чанёль ещё не был готов открыться сестре. С одной стороны, он понимал, что после очевидного шока Юра стопроцентно примет ориентацию родного ей человека. Чанёль даже предрекал, что после длительного расспроса и некоторых подколов, она примется подыскивать брату партнёров только теперь уже в лице других парней. Однако всё ещё не собирался посвящать её в тщательно оберегаемый секрет. Он и другу-то смог раскрыться, потому как Бэкхён сам являлся… таковым. Если бы Чанёль не стал рассказывать, Бён безусловно сам бы догадался. Да и, признаться откровенно, от Бэкхёна скрываться особо не хотелось. Ведь то, что они друзья на протяжении многих лет играет не последнюю роль в их взаимоотношениях. «Ага. Друзья, которые сегодня планируют потрахаться. Отменные друзья, что сказать!» Не позволяя дальнейшим мыслям захватить власть над разумом, Чанёль всё-таки убеждается в том, что у него полностью отсутствуют сомнения. Нервозность — да; страх опростоволоситься — тоже да. Но вот сомнения пересекли отметку в ноль. Юноша полон неувядающей уверенности: сейчас или никогда. То есть, не никогда, конечно, а попозже. Но сейчас было бы гораздо лучше! Он должен попробовать, дабы целенаправленно набраться опыта. И никто не предоставит ему иную возможность поучиться под определёнными эмоциями и руководством кроме как Бэкхён. Только Бэкхённи. Чанёль уже размышлял о разных вариациях и всегда приходил к тому, что просто не хочет иметь дела с кем-то, к кому он не чувствует ровным счётом ничего. Попросту утолять физиологические потребности — звучало сухо, противно и бессмысленно. Лично он не был способен на секс без чувств каких бы то ни было. Да и с кем ещё? Можно было пойти в клуб или же найти кого-то по переписке в интернете. Но прерогатива связаться с незнакомцем пугала не на шутку. — Ты ждёшь, пока я прямо тут и состарюсь. Или что? — голос Юры подначивает выплыть из потока завладевших им мыслей, и Чанёль раздумывает ещё совсем немного. Осознавая своего рода уникальную заботу сестры по отношению к себе, Чанёль всё же соглашается только для того, дабы поддержать свою роль «альфа-самца» и оставаться без подозрений. А что? Он юноша высокий, на лицо явно симпатичный. Благодаря регулярным тренировкам по футболу ещё и довольно подкаченный. Девчонки, в основном, поголовно западали на внешнюю оболочку, что было Чанёлю лишь на руку с одной стороны. Но существовал и вот такой момент, вроде Юры и её бесконечных подружек, которым, увы, было не суждено завоевать сердце одного из спортсменов их местной школьной команды. Бэкхён бы назвал его зазнавшимся выскочкой, но… чем он не прав? Старший всегда презирал подобные способы сокрытия своей ориентации. Однако Чанёль до сих пор ощущал себя в безопасности лишь под данными амплуа, одобренными обществом. — Ура! Я скажу Хиёри, — воодушевлённая Юра поднимается с места и по пути благодарно хлопает брата по плечу, — вали давай, а то твой дружок тебя небось заждался, — после чего она тоже скрылась в глубине дома для подготовки к выходу на всеобщий праздник уже со своей компанией. — Да уж, заждался, — бормочет Пак вдумчиво. Он берёт телефон и проводит по экрану, чтобы открыть их утреннюю переписку перед завтраком с краткими содержанием: «буду до обеда» и «ок». Так поглядишь и не скажешь, чем же конкретно закоренелые товарищи собирались заняться. В конце концов, больше всего Чанёль переживал скорее не о себе, а о том, как нависшие обстоятельства могли посеять смуту в разум Бёна. Будем откровенны, Бэкхён прекрасно понимал, что никакие компрометирующие фото не будут обнародованы, как и никакой контракт не заставит его пойти на сей шаг, если он всё же решит передумать, даже если это случится в последний момент. Чанёль сам осознавал, что давить не станет, так как ценит и уважает их крепкую дружбу. Из-за этого остаётся надеяться, что Бэкхёну это нужно настолько, насколько нужно самому Паку. Так себе перспектива, но другими возможностями Чанёль явно не располагал. Только лишь надеждой. Под этими размышлениями, Чанёль приканчивает завтрак, затем спешно собирается. У порога юноша прощается с родными на целый день, — аминь, — и, сунув руки в карманы, направляется по наполненному людьми району к идентичному их двухэтажному домику через несколько поворотов. Трепещущее волнение не покидает того особенно после звонка и пару ударов во входную дверь. А короткий взгляд на спальные окна второго этажа перед тем, как забраться по ступеням аккуратного крылечка, взбудоражил это волнение ещё больше. Спустя всего какие-то полторы минуты, — для Чанёля безынтересный урок истории длится и того короче, — дверь-таки приоткрывается с явной неохотой, что лишь подтверждает все сто раз переваренные опасения юноши. Но он всё же шагает внутрь. Бэкхён коротко приветствует друга будучи весьма спокойным с виду. Когда последний разувается, то старший кивает в сторону гостинной, где оба располагаются в весьма-весьма неловкой атмосфере. Переговариваясь о всяком отвлечённом при очевидной мнительности, в один момент они замолкают, так как взаимно осознают, как всего-то оттягивают время перед основной причиной их встречи. — Я представлял, что будет полегче, — признаётся Чанёль, неловко перебирая пальцами со скреплёнными перед собой руками. — В голове всё всегда легче, — отзывается Бён, даже не глядя в сторону приглашённого гостя. И это вселяет ещё большую неуверенность. — А ты представлял? — басит юноша, стараясь поддерживать диалог. К тому же, ему действительно интересно. — Что? — нарочито уточняет Бэкхён. — Тебя. Меня. Нас? — поддаётся Чанёль, не торопя и не оказывая давления. Всё же в их деле главное — это расслабленность. Недолго пообдумав, хотя ответ и без того висит на поверхности, Бэкхён негромко вздыхает, мнётся, но берёт себя в руки и тоже признаётся: — Я был бы идиотом, если бы не представлял. «Само в голову лезло», — чуть не сорвалось с языка, но последнее он удержал. — И как тебе? — не сдаётся Чанёль и поглядывает на товарища исподлобья. — Как мне что? — Блин, Бэкхён-а! — не сдерживается Пак от восклика, — прекрати юлить. — А ты не задавай тупые вопросы, — парирует Бён, наконец-то, взглядывая на друга. — Я, вообще-то, тебя расслабляю. — Отлично справляешься. — Да чтоб тебя, — пытаясь совладать с обоснованно прилившими эмоциями, с иной стороны, Чанёль ощутил себя несколько свободнее, а прилипшая к движениям скованность потихоньку сходила на нет. Это весомо облегчало настрой. — Бэкхённи… — Давай просто начнём, — резко прерывает его старший, чтобы развернуться и на диване сократить разделявшее их расстояние, хоть и не оказываясь вплотную. Пока ещё. Они не касались друг друга, но и спешить не требовалось. Самое наиглупейшее решение здесь — это торопиться. Чанёль явственно ощутил, как волнение беспощадно и предательски усиливалось. Забавно, что обычно в компании своего близкого друга Чанёль мог без задней мысли повести себя неуклюже, проявить свои нелепые стороны и не пытаться строить из себя мачо. Тогда как именно сегодня меньше всего ему хотелось ударить в грязь лицом перед Бэкхёном, который за все годы дружбы успел повидать того во всех возможных ипостасях. Естественно, ни о каком расслаблении не могло быть и речи в данный момент, особенно когда Бэкхён весьма уверенно, хоть и напряжённо, так и не дождавшись первого шага со стороны товарища, двигается ещё ближе — так, что их колени таки соприкасаются. Опустив взгляд, Чанёль чувствует себя некогда живым, но теперь застывшим каменным изваянием. Он незаметно вытирает вспотевшие ладони о джинсовую ткань в районе бёдер и нервно глядит на оголённую коленку, выглядывающую из-под шорт, которые Бён так некстати (или же кстати?) решил сегодня напялить. Чёртов суккуб! Внезапно громкий стук в окно заставил Чанёля подпрыгнуть, а Бэкхёна дёрнуться. Оба в одно мгновение повернули головы вправо. Спустя мгновение, они оба уже спокойно выдохнули, так как это всего лишь ветка ещё не зацвётшей сакуры любознательно стукнула по стеклу. По всей видимости, намереваясь застукать незадачливую парочку… друзей. Мысленно Чанёль поблагодарил японских предков (которых у него не было, но почему бы иным духам не соблаговолить ему сегодня? Он-то парень хороший!), что это не был отец Бэкхённи, которого младший, к своему стыду, до сих пор слегка так, но обоснованно побаивался. Или же что это не кто-то из знакомых попросту проходил мимо. Господи, ещё даже ничего не началось, а он уже успел накрутить себя кучей сценариев в голове! Один драматичнее второго. — Ты не передумал? — ухо обожгло дыханием чужого вопроса. — Нет. — Лично неубеждённый в твёрдости своего ответа, Чанёль добавляет, — а что? — Выглядишь так, как будто хочешь выпрыгнуть в окно, — делится наблюдением Бэкхён и немножко отодвигается, — и сбежать. Слушай, если ты передумал, это не стыдно, просто скажи. — Говорю же, нет! — восклицает Пак, ведь всё действительно идёт не так, как он воображал. Он представлял себя более решительным, а в реальности охота повторить трюк страуса и воткнуться макушкой в песок по самое туловище. — Просто я волнуюсь. Не могу никак… — Расслабиться? Да, я тоже. Чанёль недоверчиво оглядывает друга и не скрывает скепсиса в своём замечании: — А выглядишь спокойным. — Во-первых, я более опытный, Чанёлли. Во-вторых, я умею контролировать свои эмоции. В отличие от, — выделил он, а на последних словах игривая улыбка коснулась тонких губ. Чанёль шутливо ущипнул юношу за бок через тонкую ткань домашней футболки за подкол, на что тот театрально ухватился за ту часть и завалился назад с наигранным стоном. — Опытный, тоже мне. Ты и твой Манабу могли бы написать целую камасутру из одного жалкого петтинга и слащавого перепихона. — И, тем не менее, это на один жалкий петтинг и слащавый перепихон больше, чем у некоторых, — не остался в долгу Бён, принимая вновь сидячее положение. — Туше́, — признаёт поражение Чанёль. — Я больше всего боялся, что ты будешь тем, кто передумает. Насчёт себя я уверен. — Тогда не переживай. Просто отключи мозги, чем ты обычно и занимаешься на алгебре. — Ненавижу алгебру, — морщится Пак, — спасибо, что напомнил о ней. — Ладно, забудь, — перенимая инициативу в свои руки, Бэкхён всем телом разворачивается к другу, взбираясь с ногами на диван и устраиваясь на коленях. Он пару мгновений решается, а затем укладывает ладони на чужие щеки, поглаживая скулы большими пальцами, на одном из которых расположилась утончённая родинка. Чанёль словил себя на мысли, что эта близость между ними вполне себя приятная, а касания успокаивающие, хоть волнение и не исчезло до конца. Сердце всё ещё ощутимо билось о грудную клетку в учащённом ритме, а ладони, которыми он потянулся, чтобы обхватить бока старшего, безбожно продолжали потеть. — У тебя руки тёплые, — выдыхает Чанёль прежде, чем успевает обдумать эту мысль. И, в ином случае, Бэкхён бы вежливо попросил заткнуться и не портить момент своим замечанием очевидного. Однако, по всей видимости, в данный момент Бён был занят более насущными думами, потому как отвечает негромкое: «спасибо», изучая черты лица напротив, пока не ловит взгляд тёмных карих глаз своим светлым. Потеряв счёт времени тому, сколько они обменивались молчаливыми взглядами и смешивали два дыхания в одно до того, пока Бэкхён не потянулся к нему первым. Сам Чанёль отзеркалил его движение буквально миллисекундой позже. Темп поцелуя был неспешным, тягучим, и при всей своей нетерпеливости, Чанёлю не хотелось углублять его. Он полностью доверился чувственности и опыту Бэкхёна, который однозначно вёл в этом темпе, ведь умел это делать. Руки старшего опустились с лица на шею, затем развелись на широких плечах. Своими ладонями Чанёль продолжал держать бока друга, мягко поглаживая, а из полуприкрытых век он следил за трепетом ресниц Бёна, который решил взгляд оставить полностью закрытым. Постепенно ознакомительный поцелуй не мог не распалиться, а потому Чанёль только и успел, что подхватить поглощённого страстью товарища за талию, помогая перелезть на свои колени и усесться сверху, так и не расцепляя губ. И Чанёль отличался не меньшим напором, но отдавал лидерство полностью в чужие руки. Бэкхён с явной не охотой отрывается от поцелуя на пару секунд, чтобы дать указание: — Заберись под футболку, — а затем вновь незамедлительно вернуться к прерванному занятию, не позволяя тому ответить, хоть этого совсем и не требовалось. Чанёль послушно чуть сжимает бока старшего, чтобы после опустить ниже и задрать тонкую ткань, пальцами касаясь нагретой кожи гладкого тела. Огладив талию, руки следуют далее, приобнимая за спину, подушечки щекотно пересчитывают позвонки, вызывая ярко-выраженные мурашки, а затем цепляются за острые лопатки. Насколько же Бэкхён чувствителен к касаниям подобного рода, Чанёлю ещё предстояло выяснить, но он уже мог заявить, что очень сильно, по несдержанным выдохам и тихим мычаниям от своих же действий. Проведя вдоль тонкой талии, Чанёль следует выше и большими пальцами задевает тёмные ореолы сосков, чего лицезреть лично он не мог, зато мог ощущать, что было гораздо лучше. Бэкхён отзывался бурной податливостью. Он сжал ногами бёдра младшего и прижался всем телом, поворачивая голову в бок, чтобы, наконец-то, без стеснений или сомнений, вторгнуться языком промеж губ и сплестись в стадии абсолютной страсти. А Чанёль ощущал, как ему сносит рассудок, в один момент ему даже показалось, что всё происходящее — очередная злостная игра его богатого воображения. До тех пор, как Бэкхён не двинул тазом, проехавшись пахом о пах через двойную ткань повседневной одежды. Тут уж Чанёль не удержал стон собственного возбуждения и опустил ладони, крепко обхватывая тазовые косточки, чтобы буквально вдавить в себя старшего, зарабатывая сладкий стон в разгорячённые уста. В следующую же секунду, Бэкхён отстраняется и, Чанёлю кажется, смотрит довольно обескураженно, однако во взгляде напротив плещется столько разных эмоций, что не получится узнать наверняка. Ведь Бён быстро шепчет: «пошли в мою комнату» и, не дожидаясь ответа, подымается на негнущихся на ногах, утягивая младшего за запястье. Чанёль поддаётся, и вместе они торопливо покидают гостиную, чтобы забраться по пролёту лестницы на второй этаж и оказаться в уютной спальне, плотно прикрыв за собой дверь. Только будучи внутри Бэкхён выпускает чужую кисть и подходит к окну, дабы задвинуть стеклянную раму проветренного помещения. — Боишься, соседи услышат? — летит смешок в спину. — Нет, боюсь, что продует, — хмыкает Бён, разворачиваясь обратно лицом к лицу. Их разделяло метра полтора, оба дышали смутно, вот только решительность в обоюдном намерении вытеснило всё остальное. Не говоря ни слова, Бэкхён глядит на развороченную с утра кровать, мнёт нижнюю губу, а затем подцепляет края футболки, стягивая ту через верх. Чанёль следует примеру старшего и забрасывает свою на стул около рабочего стола, после чего сокращает расстояние между ними. — Умеешь вставлять через штаны? — выгибает бровь Бэкхён. — Нет, но думал, ты мне поможешь, — самодовольно играет бровями тот, заработав осуждающее цоканье. — Я тебе в няньки не нанимался, — возникает Бэкхён, тем не менее, потянувшись к чужой ширинке, чтобы умело с ней справиться. В этот раз Чанёль имеет возможность наблюдать, как длинные, тонкие пальцы проникают внутрь сквозь бельё, смело обхватывая налитый ствол. Несдержанно выдыхая, Чанёль ничего не может поделать с покрасневшими скулами, ощущая жар всем телом (но в паху эпицентр, естественно), игнорируя насмешливое хмыканье со стороны. Изучая эрегированный член незамысловатыми фрикциями, Бэкхён несколько увлекается, то ускоряя ладонь, то замедливаясь, видимо решив закончить всё ещё до начала, что Чанёлю приходится того притормозить. — Не спеши так. — Прости, я знаю, — вздыхает старший и убирает руку, чтобы чуть отступить и ненадолго зависнуть. Выгнув бровь, взирая на товарища, Чанёль возвращает того из своих мыслей в настоящее: — Бэкхённи, что дальше? — Дальше, да, — приходит в себя тот и более осознанно смотрит в ответ. — А дальше это. Под пристальным взглядом избавляясь от шорт, как и от боксеров, подцепив обе ткани сразу, Бэкхён позволяет одежде скатиться по тонким ногам на пол, а затем просто переступает через ту, усаживаясь на кровать. Чанёль оглядывает того с головы до ног, так как полноценно может лицезреть чужую наготу во всём своём естестве. Какими бы закадычными друзьями они не являлись, а видеть друг друга в чём мать родила ещё не приходилось. Даже в школьной раздевалке, где их максимум — это нижнее бельё, а душевыми Бён всегда брезговал и предпочитал намываться в родной ванне, чего не скажешь о Паке. Сколько добра он повидал в этих самых душевых, и после обнаружения своей ориентации некоторые достоинства хоть и могли цепануть взгляд (он всё ещё старался таиться, поэтому пучить шары, как обдолбанный идиот, было бы, как минимум, опрометчиво), но именно сейчас Бэкхён не просто привлекал, он своим нынешним видом вызывал волны возбуждения всего-то от одного взгляда. Походу, настала очередь Чанёля тупо зависнуть, так как Бёну аж пришлось пощёлкать пальцами с целью привлечь внимание к верхней части своего тела. — Чего стоишь? Дуй сюда. Нервно дёрнув плечом, Чанёль прочищает горло и подходит ближе, занимая место напротив. Бэкхёну приходится запрокинуть голову, он списывает поведение товарища за подступившее волнение, поэтому ещё раз тянется к джинсам и всё же тянет их вниз, и теперь они оба готовы физически. Хоть и внутренне тоже никто из них не собирался отступать. Протянув руки, Бэкхён ладонями оглаживает рельефы спортивного тела, следя за своими же действиями, откровенно любуясь. Чанёль совершенно не вмешивается, он находится под полным контролем, как и обещал. Тогда Бён проводит по крепким руками и останавливается на кистях, за которые тянет юношу на себя, сам укладываясь на простыни. Всего на секундный момент Чанёлю привиделось, будто Бэкхён судорожно выдыхает, чтобы унять разбушевавшееся сердцебиение в груди. И делает это так скоротечно, что в следующий миг то, как он сжимает тело над собой коленями, а также крепко обхватывает сильные плечи, нехило так выбивает из колеи. — Бэкхён, ты… — «как?» — норовил сорваться вопрос, но старший пресёк тот продолжительным «тш-ш-ш», не побрезговав приложить указательный палец к губам напротив. А чего брезговать, собственно? Поздновато переживать, учитывая, ради какого мероприятия они тут собрались. — Помолчи, — твердит Бён бескомпромиссно, сам замолкая и откровенно разглядывая друга, но мыслями будучи далековато от спальни. Похоже, настраивается. Спустя всего одно смирение и два волнения с подобной задержкой, Чанёль еле удерживает себя от неловкого напева грудным басом, дабы разбавить образовавшуюся тишину. Ведь радостные голоса с улицы, да мотор проезжающих мимо редких авто особо не спасали атмосферу. — Бэкхённи, — вновь зовёт Чанёль, зарабатывая незамедлительно сведённые брови в ответ, но дело не требует промедлений, — мы, конечно, можем пролежать в этой позе до конца праздника. Но у меня скоро затекут руки. Данное замечание, слава японским духам, сопровождал тяжкий вздох. Хорошо, что его вообще не проигнорировали, однако следующий эпитет не располагал к воодушевлению: — Не даёшь посмаковать момент. Хиляк. Распахнув рот в возмущении, Чанёль намеревался поспорить, кто из них двоих воистину являлся бо́льшим хиляком: член их школьной сборной по футболу на протяжении вот уже трёх лет, команда которого участвовала во многих матчах, удерживая позиции в пятёрке лучших. Либо ищущий всякие способы избежать осточертелового урока, где надо было как-либо двигаться, с каждым разом выписывая себе всё более креативные объяснительные. К тому же, весьма коряво копируя почерк своего отца-офицера. Но об этом пришлось резко забыть, так как мозг сфокусировался на повисшем вопросе: — Ты хоть в курсе о том, как всё должно происходить? — В курсе обо всей механике, — взгляд с толикой испуга, но преобладающей решительностью скользит по бледному телу на постели, довольно быстро возвращаясь обратно к лицу, — хочешь, чтобы я тебя там… ну. Сам? — Чанёль всё-таки отводит внимание, не в силах побороть смущение. Боже правый, он попросту безнадёжен! Хлопнув друга по плечу, Бэкхён дожидается, когда тот вновь вернёт взгляд на него, хоть и без особой охоты, и поднимает уголки губ насмешливо, но и не без подбадривающего посыла. — Сегодня обойдёмся. До твоего прихода, — слегка помявшись, Бэкхён теперь тоже фокусируется на точке за тёмной макушкой, однако не таясь дольше положенного, — я уже всё сделал. — Оу, — вырвалось у Чанёля, который испытал смешанные эмоции из облегчения и разочарования. Всё же ему хотелось попробовать проделать процесс растяжки самому, но он понимал, что сегодня его едва может хватить на адекватное участие в позиции сверху. Чего уж разглагольствовать об иных… прелюдиях. Бэкхён явно учёл сей момент, поступив крайне находчиво в данной ситуации, умудрившись избежать щепетильных сцен между ними. Следовало сосредоточиться на одной цели. Для всего остального разнообразия у них будет ещё много шансов поэкспериментировать. — Красноречием так и блещет! — комментирует Бён снова насмешливо и кивает в сторону прикроватной тумбочки, не одаривая вниманием надувшуюся моську товарища по постели (и не только), — возьми там всё нужное. Не волнуйся, я буду рядом. Чанёль бы отреагировал на очередной сарказм, но, увы, сосредотачиваться на более, чем одном деле сегодня не удавалось от слова «ни-хре-на-шень-ки». «Длинной ручищей», как подумал внимательно следящий за ним Бэкхён, но благоразумно промолчавший, Чанёль дотягивается и выуживает из верхнего ящика один блеснувший на свету квадратик, а также небольшого размера лубрикант. Кажется, новокупленный. Как приятно, что его друг подготовился! — Сядь на колени и мотай на ус, — следуют дальнейшие указания после того, как Бэкхён вытягивает из чужой ладони бутылёк, но оставляя серебрянный квадратик в хватке, — в следующий раз будешь делать это сам. Послушно кивнув, Чанёль садится между расставленных ног, согнутых в коленях, неотрывно следя за действиями старшего, который не в первый раз ловко отводит крышку бутылька большим пальцем, выдавливает на ладонь приличное количество смазки и обильно размазывает между пальцами. Чанёль настолько погружен всего лишь будучи зрителем процесса, что, казалось, совершенно не дышит, в то время как сосредоточенный взгляд впивается в длинные пальцы блестящие на дневном свету, и прослеживает, как те уверенно тянутся ниже — ближе к нему, чтобы одними подушечками скользнуть по полувозбуждённому члену. Чанёль сам не замечает, насколько сбивается дыхание, втягивая воздух через раз, порой через два, пока перед ним разворачивается настолько горячее зрелище. Честно признаться, он столько раз видел подобное в порно-роликах и даже больше, но здесь и сейчас его заводит лишь одно происходящее. Бэкхён просто бесподобен. Тяжело сглатывая, младший буквально ощущает, как его взгляд темнеет всё сильнее, а жар приливает к паху. Зубы истерзали нижнюю губу, но Чанёль не смеет ослушаться, терпеливо наблюдая за тем, как тонкая ладонь уже вовсю обхватывает налившийся стояк, степенно надрачивая. Бэкхён обходится без стонов, всего-то часто и горячо дыша, но понимает, что ему уже самому хочется большего, особенно глядя на такого Чанёля, который вовсю пожирает его глазами. Ощущение, словно ещё чуть-чуть, и сорвётся. Но внутренним нутром Бэкхён понимает, что он хозяин ситуации, и Чанёль не сделает того, чего не захотят они оба. «Интимное чутьё?» — выдаёт термин сознание, которое скоротечно расплывается в подогревающем тело возбуждении, вытесняющее из головы всё ненужное для дальнейшего. Замедляя движение ладони, Бэкхён слегка выравнивает частое дыхание и облизывает пересохшие губы. Реакция Чанёля, казалось бы, могла смутить или же, не дай боже, рассмешить, сбить настрой, да что угодно. Но то, как тёмные зрачки впитывают, проникают под кожу, распаляя всё сильнее — было малоожидаемо. Что ж, отличный повод не останавливаться на достигнутом! Хоть Бэкхён уже проделал один из главенствующих процессов до прихода друга, — подготовить себя лишним не станется. — Ты так смотришь, — запальчиво выдыхает Бён, неотрывно глядя в лицо над ним, пока пальцами проникал в собственное тело, не в первый раз за сегодня. — Мне не смотреть? — тут же следует вопрос, и не был бы Бэкхён сфокусирован на поддержании и усилении возбуждения, однозначно хлопнул бы кое-кого по лбу, за которым явно блещет пустота. Кровь-то перетекла вниз по телу. Вместо ответа Бэкхён передает тому бутылёк со смазкой свободной рукой, как бы намекая, чтобы он не сидел без дела. Чанёль, естественно, слушается, выдавливает обильное количество и проводит по своему стоящему члену, терпеливо надрачивая, пока облизывает пересохшие от горячего дыхания губы каждые пару секунд. Спустя минуты полторы, терпение начинает трещать по и без того хрупким швам, и Чанёль рефлекторно обхватывает хорошо отведённое в сторону бедро, сжимая бледную кожу сильными пальцами, молчаливо подавая знак. Бэкхён ведётся и коротко мычит, освобождая место другу, он чуть спускается по постели, чтобы прижаться к нему вплотную. — Только давай медленно. Размерчик у тебя ещё тот, — негромко проговаривает Бён, умело скрывая напряжение за маской саркастичности. Увы, Чанёль знал его излишне долго и мог понять чувства близкого человека. Всё-таки для Бэкхёна этот раз хоть и не первый, но второй однозначно. Считай, новое посвящение в рыцари. — После твоего прошлого хахаля этот раз для тебя точно будет первым, — Чанёль даже не собирался разбавлять атмосферу, а ляпнул от балды, совершенно не придавая значения словам. Поджав губы, Бэкхён был уверен, что он прав, ведь всё ощущалось как тогда: неприятное погружение, которое стоило перетерпеть. В попытке вдыхать кислород глубоко и медленно, Бэкхён буквально ощущал, как всё дрожит внутри его. Брови помимо воли сведены к верху, веки крепко зажмурены, а губа закушена в гримасе, в то время как длинные пальцы крепко сжимали свалявшееся одеяло под телом. И пока один мужественно принимал в себя немаленьких размеров член друга, второй проживал невероятный момент, который на всю жизнь отпечается под подкоркой мозга. Помогая себе рукой, Чанёль вошёл вначале головкой, до этого несколько раз ткнувшись внутрь, постепенно погружаясь глубже по миллиметру. Судорожно выдыхая, юноша однако не намеревался спешить, ведь он ментально готовился к тому, чтобы вести себя максимально аккуратно и не навредить человеку, о котором он заботился. Таким образом, входя чуть глубже с каждым разом, медленно, осторожно, но глубже и глубже, они достигли того момента, когда Бэкхён смог принять в себя полностью, что приносило мало облегчения. Ласково оглаживая мягкие бёдра ладонями, Чанёль переходит ласками выше, гладя открытое под ним тело, большими пальцами задевая соски, немного покрутив и чуть надавив, отвлекая. Затем широкая ладонь обхватывает чужой член, начиная нехитрые махинации, от которых грудь стала вздыматься учащённее, как и частые вздохи периодически заменяться тихими мычаниями разбавленного удовольствия. — Можешь, м-м-м… давай, — шепчет Бэкхён охрипше, а Чанёлю не нужно повторения. Он, не выпуская из ладони напряжённый член, заменяет один толчок за другим, двигаясь размеренно поначалу. Эта та животная страсть, о которой он мечтал, чтобы опробовать, вкусить, познать, наконец-таки, на собственном опыте. В голове лишь овладевшая сознанием похоть, овладевшая настолько сильно, что все условности отошли если не на второй, то на третий план, затерявшись где-то в ворохе сминающегося постельного белья, изменчивого ритма толчков и частоты срывающихся стонов. По истечении растянувшегося времени, Чанёль не может не замечать того, с каким наслаждением отдаётся Бэкхён, который теперь сам подмахивает навстречу, хоть и не всегда в такт, но разве им это мешает? Весьма на вряд ли! Весь взлохмаченный, вспотевший Бэкхён настолько горяч в этот самый момент, что Чанёль окончательно теряет связь с окружавшей когда-то реальностью. Он крепко держит того по бёдрами, чтобы подтянуть теснее к себе и ускорить амплитуду движений. Это веление было встречено отнюдь не вопреки: Бэкхён, напротив, распахивает уставленный в потолок затуманенный взор, в порыве схватившись за одной рукой под подушкой, а второй за простынь. Видимо для того, чтобы держаться не только физически от того, с каким рвением его берут на его же постели, но и внутренне, чтобы не улететь в эйфорию со всеми потрохами. В какой-то момент, Чанёлю пришлось прийти в себя, когда тормоза слетели совсем: частые шлепки отдавались от стен, а пальцы оставляли на чувствительной коже видимые линии. Но вернул в реальность его именно голос, прозвучавший столь хрипло, одновременно возбуждённо и низко: — Чанёль… ах-х, по… постой. Стой, — длинные пальцы стали цепляться за узловатые в попытке привлечь внимание, достучаться, что выдалось довольно успешно, хоть и не сразу. — Больно? — в ответ он получает заторможенное мотание головой под съехавшей вверх подушкой. — Просто, — частые вдох и выдох, — помедленнее, — на конце слова голос неудивительно дрогнул, а мокрый язык пробежался по сухим устам. — Сможешь? Коротко хмыкнув, Чанёль ослабил хватку, вновь погладил чувствительную кожу, с которой обошёлся весьма не по-дружески, чтобы опереться по обе стороны о кровать и нависнуть сверху над внимательно следящим за ним старшим. Карий взгляд сейчас казался особенно светлым и блестящим, поддёрнутый поволокой взаимного возбуждения. Глядя глаза в глаза, Чанёль возобновляет движения, но движется размереннее и глубже, неотрывно следя за реакцией напротив. Он ловит степенно поплывший взгляд, подмечает сбитое дыхание того, как лёгкие обжигает нагретым воздухом при каждом вдохе, чтобы словить новый выдох, наклонившись ближе, и охрипло уточнить: — Вот так, Бэкхённи? Ответа не следует, всего-то судорожный выдох и закатившиеся в удовольствии глаза. Чужие руки ложатся на широкие, мускулистые плечи, порывисто сжимая, а худощавые ноги обхватывают кольцом под не менее сильными бёдрами. Чанёль взаимно помещает руку под спину старшего, чтобы также обнять кругом и прижаться теснее: кожа к коже, второй рукой продолжая опираться о матрас сбоку. Прижимаясь к вздыбленному виску, Чанёль вдыхает умопомрачительный аромат знакомого тела, не догадываясь, что в это самое время его запах также жадно втянут в лёгкие через нос, уткнувшийся в стык шеи. Хоть он уже не едет крышей, Чанёль осознаёт всё происходящее под дымку удовольствия, но довольно рационально. Он больше не вбивается в податливое тело, а вкушает его с каждым глубоким погружением, и Бэкхён однозначно не мог признать, что же для него было крышесноснее и мучительнее одновременно. — Ч-чанёль… ах-х… — цепляясь руками и ногами за того, Бэкхён промычал нечто нечленораздельное, пропуская через себя электрические заряды напряжения, которыми хотелось наслаждаться столь же сильно, как и скорее избавиться. — Ммхм, ах-х!.. Чанёль, п-прошу… — Скажи мне, чего ты хочешь, Бэкхённи. — Грудной, рычащий от хрипотцы бас заставляет и без того напряжённое тело схватиться дрожью, а очередной прошедший заряд при глубоком толчке в купе с зубами, еле ощутимо прикусившие висок, вызывает слабый скулёж. — П-пожалуйста… ах, я больше… не… — слова не связывались в просьбу о помиловании, так что слава богам, что Чанёль прекрасно понимал неозвученные желания. По крайней мере, в данный момент не трудно догадаться. Впившись в приоткрытый рот заведомо страстным поцелуем, они терзали уста друг друга, в то время как рука младшего вновь обхватила налитый член, чтобы неизбежно довести до столь желанного пика. Не в силах насытиться их первым опытом, Чанёль не позволял Бэкхёну разорвать поцелуй, чтобы вдохнуть недостающего воздуха, стимулируя сразу в обоих местах. В конце концов, Бэкхён всё же смог отстраниться, чтобы откинуться на подушки, запрокинув голову, разменивая один стон за другим, каждый следующий более прерывистый и высокий. Не прошло и минуты, как Бэкхён всё же замирает, инстинктивно схватившись за ладонь в районе паха, чтобы задержать дыхание и блаженно излиться себе на живот. Чанёль даже тормозит, дабы во всей красе лицезреть сей момент. Боже милостивый — о чём лучше не упоминать всуе, конечно же, — всё гораздо лучше, чем он воображал в своей голове. Настала пора теперь и Чанёлю достичь пика удовольствия, в чём он себе не отказывает, продолжая входить в преисполненном экстазе тело под жалобное хныканье, так как после оргазма каждый участок казался ещё чувствительнее. Под конец, Чанёль таки сжаливается и доводит себя также рукой, с хриплым стоном покрыв доказательством своей несимулляции всё тот же живот друга прямо поверх его же причины для гордости. Проходит несколько минут прежде, чем Чанёль подмечает, что он успел свалиться рядом с Бэкхёном, которого, по всем причинно-следственным, вовсе отрубило, хотя грудная клетка наглядно вздымалась, значит, живой, на том и праздник! Вслушиваясь и одновременно не различая еле слышимый гогот, доносящийся из-за плотно закрытого окна, оба постепенно возвращаются в рациональный мыслительный процесс. Удивительно, но стыда, либо же смущения до сих пор не подогнали. — Ну, что ж. — Доносится из-под бока, вынуждая Чанёля навострить и без того не маленькие уши: — с почином, что ли. Чанёль бы нагло проигнорил сие чевствование в свой несомненный адрес, да вот только прозвучало столь нарочито самодовольно, что пришлось издать горловое кряхтение с намёком на смешок. — Что ж. Спасибо, что ли, — проговорил он своим тяжёлым басом. — Тебе как? — пообдумав совсем немножко, но достаточно, чтобы заставить ожидающего и глядящего в потолок Бёна безжалостно ущипнуть себя за тазовую косточку, да так, что аж пришлось выпустить немужественное, но громогласное: «а-о-у!», Чанёлю даже не нужно ничего выдумывать. Благо, истинные впечатления соответствуют словам. — Слово «охренительно» кажется детским лепетом. Это было… блин. Пиздец, как охуенно. — Лучше, чем ты представлял? Повернув голову к другу, Чанёль ловит его взгляд и кивает утвердительно. — В триллион раз, Бэкхённи, — тот кажется довольным данным утверждением, а потому прикрывает глаза удовлетворённо, пока его снова не вынуждают распахнуть веки от выданного замечания, — правда, я не думал о том, что ты можешь быть таким же чувствительным во время… ну, ты понял. Издав нецеломудренное фырканье, Бэкхён однако находит в себе силы не вкатить зрачки в самые мозговые нейроны. — Мы только что потрахались, а ты не можешь сказать вслух слово «оргазм»? Пресвятая Богоматерь. — Знаешь, я даже рад, что ничего не поменялось. Между нами, — уточняет Чанёль и выдыхает свободно, с удовлетворённостью. — Друзья? — Звучишь, как герой сопливых дорам. — Коротко вздохнув, Бэкхён сдувает колющую радужку прядь. — Друзья, конечно. А что бы поменялось? — Ну, один из нас мог бы… ну, ты понимаешь, — заслужив из-под полуспрятанного в сгибе локтя сканирующий взор, Чанёль таки выдаёт свою дорамно-сопливую хрень: — влюбиться? — Избавь меня от этих глупостей, Чанёлли, сделай одолжение, — незамедлительно отзывается Бён, — и знай, если я влюблюсь в тебя, то во время фестиваля сакуры засосу тебя при отце. И при всём честном народе тоже. Боязливо сглотнув, Чанёль представил себе эту сцену на бедную свою головушку. Бэкхён умудрился подставить в собственном условии совершенно не самого себя, так как это не за своим дорогим сыночком будет носиться достопочтенный офицер Бён с ружьём наперевес в попытке застрелить непутёвого кавалера к едрени фени. — Уверен, этого не случится, — без чёртового сомнения произносит Пак, чтобы закинуть ручищу поперёк живота друга, опрометчиво измазавшись в их весёлом времяпрепровождении. — Бля-я-я. — А не надо совать ручонки куда попало, — хмыкают в ответ. Бэкхён скидывает уже извазюканную конечность, чтобы потянуться к ящику, пока сам младший с малой долей брезгливости рассматривает результаты совместного труда. Через несколько минут оба принялись натягивать разбросанные вещи под незамысловатый разговор. Постель тоже стоило сменить и заранее поставить стираться. Отец Бэкхёна и без того стреляет практически без промаха, так что, вероятно, следы бурной «ночи» днём с огнём рассмотрит, поэтому лучше этого избежать. А пока многострадальная простынь вовсю познавала ещё одно мессиво, только уже с участием порошка и цветочного ароматизатора, друзья спустились вниз, дабы устроиться в гостиной за обилием снеков и раритетной плойкой с Братьями Марио, за чем и провели время до самого вечера. Со стороны так посмотришь и не догадаешься, что же происходило между двумя товарищами часом ранее, да и им самим стоило выделить друг другу время на пообдумать. Только по правде, один старался не придавать случившемуся никакого значения, особенно учитывая, что подобные акты должны будут регулярно повторяться в ближайшем будущем. По условленному договору, мать его! В то же самое время, второй был преисполнен немыслимым воодушевлением, буквально паря в облаках от исполнения своего долговременного «у меня чешется». И не мог дождаться, когда же они перейдут к следующему ещё более офигенному пополнению опыта. Ну, а пока стоило также обо всём подумать, только уже по пути домой после того, как привычно попрощался с другом крепким рукопожатием и похлопыванием по спине. Затем помахать в двух шагах от крыльца, услышать, как захлопнется дверь, и оказаться в собственном доме, отвечая на вопрос, как прошёл их с Бэкхённи день одним красноречивым: «круто». Круче и быть не может.