— Чего-то не хватает, — Реборн задумчиво дернул за завиток бакенбарда.
— А где шестерка, кора?
— Он наверху и провел там все время, пока мы восстанавливались, — ответил Верде, впервые на их памяти оставивший блокнот и просто развалившийся на диване рядом с Колонелло и Лар.
— Надо его позвать, давно мы не собирались все вместе, — все понимали, что имелась ввиду их семерка. Небеса сменяли друг друга слишком быстро, чтобы к ним сильно привязываться. Конечно, они любили и малышку Юни, и Арию, которой благодаря десятому Вонголе не грозила скорая смерть, но семьей были лишь друг для друга.
— Я схожу, — Реборн лениво поднялся со своего любимого кресла, любовно поглаживая Леона и никто не был уверен, в целости ли придет Череп.
Для них в целом было странно и непривычно находиться без постоянного источника шума и хаоса под боком. Сразу после снятия проклятия все были сфокусированы на себе и Верде, который разрабатывал препараты для ускорения роста, но с того момента прошло несколько месяцев, а Скалл и носа не показывал. Они даже не были уверены, был ли он все это время в особняке.
Он постучал и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и зашел. Комната считалась неприкосновенным личным пространством и без приглашения хозяина они никогда не нарушали этих границ, это первый раз, когда он видел обитель лакея. Его комната была такая же, как у всех, но из-за разного хлама казалась значительно меньше. На удивление, было не так много фиолетового, как Реборн ожидал увидеть. По привычке оценив обстановку, он сконцентрировал все свое внимание на кровати, где под одеялом виднелись очертания человеческого тела.
— Эй, шестерка, подъем, ты проспал! — не особо церемонясь, пнул ножку огромной кровати, на которой Скалл казался каким-то мелким. Но ответа не было, даже никакого шевеления. — Тебе повезло, что я в хорошем настроении.
Киллер резко стянул одеяло, оставив его смятым в ногах и поднял их облако на плечо, как мешок. Он был довольно легким, так что никаких проблем для тренированного мужчины не было. Благовоспитанно прикрыв за собой дверь, спустился на первый этаж, где все уже наполнили свои стаканы алкоголем и ждали только их двоих. К концу спуска по лестнице Скалл проснулся, но благоразумно не дергался, не хотелось играть на нервах семпая. Но даже так оказался на ковре он довольно болезненно, скинутый с плеча, и распластался звездочкой.
— Теперь все. Можем пить. — Реборн был краток, как и всегда.
Фонг, как находящийся ближе всех, протянул стакан облаку.
— Спасибо, семпай, — холодной бледной рукой он забрал свой напиток, а другой оперся на магкий ковер, скрестив ноги, и осмотрелся.
Сначала велась негромкая беседа и лилось спиртное, а когда градус в крови повысился до той степени, что пламя не могло нейтрализовать его быстро и наступило ощущение опьянения — пошло самое веселье. Вспоминали заварушки, в которых побывали за эти годы (в случае Реборна получалось скорее которые он устроил). Колонелло с Лар сидели в обнимку на диване, иногда переходя на военный сленг, Фонг улыбался в кресле и не выглядел сегодня отстраненным, Верде начал спорить с Вайпером и в конечном итоге это затронуло всех, в гостиной стало шумно и весело, лишь облако полусидело на ковре, уставившись в стену. Он правда очень хотел спать и ни с кем не видеться, пока не обретет душевное равновесие. Желание спать, из-за которого он мог не показываться из комнаты месяцами настигло неожиданно, но было очень кстати, потому что вид его юношеского тела заставлял вспыхивать воспоминания, до того скрытые в самых укромных уголках сознания. Алкоголь, предложенный аркобалено, был хорош. Жгучий и высокоградусный, он так напоминал Огненный виски, который близнецы как-то стащили из покоев Слизнорта, что на мгновение он очутился в спальне Гриффиндора, окруженный членами ОД и веселящимися, как никогда, поэтому он не услышал, как Лар его позвала и очнулся только от пинка солнечного семпая.
— Скалл задумался, семпаи что-то говорили? — Не было ни сил, ни настроения выжимать из себя противный визгливый голос, который обычно использовал, а его обычно низкий и мягкий сейчас покрылся хрипотцой, как у курильщика.
— Мы обсуждали возраст каждого до получения проклятия и Вайпер вознамерился вытянуть все, что можно использовать для шантажа. Так сколько тебе было? — Всем было интересно, сколько же было этому ходячему недоразумению, которого щедро шпыняли все они. Только Верде ограничивался опытами, без физического насилия, но все списали на его солидный возраст в 27 лет, что всего на год старше Реборна и Фонга, но это уже не учитывали.
— Мм, тогда мне было 17, — произнесено уставшим голосом, будто в этом не было ничего такого. По правде, для него это не было в новинку, оказываться проклятым, изгоем, уродом. — Вы давали выпить несовершеннолетнему, — отсалютовал почти пустым стаканом.
На комнату опустилась гробовая тишина. Никто не ожидал, что их облако окажется ребенком. Ребенком, жестоко втянутым в мафию и проклятым. И они вдруг осознали, что Скалл сегодня был не в своем защитном костюме и тем более на нем не было ни грима, ни шлема. Это было довольно ошеломляющее зрелище. Без амуниции он казался почти прозрачным. Слишком худой, слишком бледный, слишком маленький, слишком, слишком… Кудрявая челка не скрывала глаз, которые без влияния пламени оказались яркого зеленого цвета, а корни отросших волос были чернее ночного неба. Широкий ворот майки сполз с плеча и открывал острые плечи и ключицы, а когда он наклонялся можно было заметить несколько ребер на грудине. И очень большая одежда, будто снятая с крупного мужчины. Он не был ни суетлив, ни радостен, не было слышно визгливых возгласов. Непоколебимое спокойствие, даже апатия и уверенность человека, прожившего более полувека, пусть и в теле младенца.
Реборна перекосило. В этот раз не от отвращения или недовольства. Ему стало физически больно. В области сердца кольнуло и он прикрыл свои черные глаза. Собираясь сегодня в гостиной, он точно не ожидал услышать такое. Каким бы жестоким он не был, но он никогда не мучил детей, не считая обучения Дино и Десятого, но там так, игрища в стиле мафии, здесь же, он никогда себе не врал и мог это признать, он был непозволительно жесток к этому ребенку.
— То наше второе задание вместе, по зачистке, — подала голос Лар. — Тот ураган…
Она не договорила, но все и так поняли, что имелось в виду.
Они оставили Скала и Колонелло возле машины. Облако должен был быть готовым уехать в ту же секунду, как они сядут в машину, а дождь убивал тех, кто смог прорваться из особняка. Но одного упустил. Скалл в последний момент заметил фигуру, крадущуюся к снайперу с ножом. Они не ожидали, что кто-то будет достаточно компетентным, чтобы подкраться к аркобалено, но сейчас дождь был открыт и уязвим, и все, что тогда успел сделать Де Морт, опрокинуть мафиози на землю, надавив на шею ногой и наставив пистолет. Но он так и не выстрелил, просто стоял и смотрел в глаза. Слишком много смертей было на его совести, но ни разу, ни разу он не убивал так: видя человека перед собой, его глаза, в которых плескалось смирение, ведь это была сильнейшая семерка мира, он не имел никаких шансов. Все его убийства происходили в горячке боя. Этот момент разрушил Реборн. Они закончили зачистку и почти дошли до машины, когда увидели эту сцену. Но он был зол и намерен скорее вернуться на базу, поэтому спустил курок и навел свой ствол на Скалла:
— Либо ты его убиваешь, либо я тебя подстрелю, у тебя две секунды.
И пока облако пытался осмыслить сказанное, вынырнув из своих мыслей, прозвучал выстрел, после которого наступила тягуя тишина.
Левую руку пронзила ни с чем не сравнимая боль и от неожиданности он дернулся, нажимая на курок и попадая в висок мужчине, распластавшемуся на земле. Он как завороженный смотрел на кровь, окрашивающую траву и землю в красный, и ощущал свою, текущую вниз по руке к ладони, сжатой в кулак.
— А теперь садись за руль и вези нас в особняк, я устал.
И как ни в чем не бывало сел на пассажирское сиденье, пока остальные пытались осознать произошедшее.
— Это был первый человек, убитый мной из огнестрела.
Он был уверен, что этот разговор не вызывал в нем положительных эмоций. Но и не то чтобы был гнев или сожаление о чем-либо. Все, что было, сделало его таким и Скалл был, в общем-то, собой доволен. Да и несмотря на то, что сейчас аркобалено стали мягче, годы сделали свое, они все еще оставались убийцами и скорее проецировали его ситуацию на своих учеников, чем правда сожалели и сочувстовали.
***
За спиной километры и часы, дни, проведенные на байке, а в голове лишь килогерцы, музыка, которая была его спутником наравне с одиночеством. Вся жизнь была ранами, которые остались шрамами на его измученном сердце. Одного палача сменил на другого, позволяя терзать и терзать себя всего. Сбежав из магического мира, он оказался в мире мафии. Стал агнцем, чтобы своим бессмертием спасти хоть парочку людей, которые были кандидатами на место хранителя пустышки облака.
Первые его напарники были людьми состоявшимися и отлично отдавали себе отчет в том, куда попали. У них были теплые отношения, не переходящие границ. Они уважали и понимали друг друга, но эта идиллия продлилась меньше, чем Гарри мог принять. В момент, когда все они горели в остатках своего пламени, а Шахматноголовый лишь покачал головой и исчез, у него что-то сломалось внутри. Пролежав всю ночь на обгоревшей земле, с первыми лучами рассвета он ушел, ни разу не оглянувшись. Тогда, 8 августа, он умер и родился вновь. Сменил документы, взял байк, который остался от Сириуса и просто уехал. Мир — это огромный сиротский приют, где до тебя никому нет дела и дорога стала конечной точкой его пути. Из Италии перебрался в Америку, изъездил все дороги от Невады до Айдахо, лишь по необходимости забредая в города. Даже ночевать оставался под открытым небом, а если погода не благоволила ему, устанавливал палатку, которую старый Критчер сунул в его безразмерную сумку.
После Америки перебрался в Канаду, где прибился к бродячему цирку вов ремя их тура. Они были глотком воздуха в море одиночества и скорби, а потом снова Шахматноголовый и все по новой. Конечно, он узнал Де Морта, не мог не узнал. Почувствовал и это несравнимое ни с чем пламя, и леденящую магию. Появлялся иногда рядом с чаем и раменом, но так же быстро исчезал. Ему тоже нужна была компания, хоть кто-то, кто бы не ненавидел. А Скалл стрался не привязываться к новым аркобалено. Бегал от Вонголы, сначала от Даниэлы, потом и от Тимотео, пропускал официальные мероприятия или заявлялся там в своем кожаном костюме, доводил всех до истерики и снова исчезал.
В любой ситуации, даже самой неподходящей, он садился на байк и мчал в даль. Аркобалено считали, что он просто ребенок, сбегающий от проблем, но он лишь любил свободу и ветер. Те мгновения потери контроля, когда начинало шатать руль и он прибавлял скорость, пока стрелка не показывала самую высокую отметку спидометра. Музыка сопровождала и в хорошие, и в плохие дни, была спутником, глушащим мысли, а завтракал он всегда в придорожных кафе. И еда там была откровенно так себе, но ничто не могло сравниться с ощущениями, которые он испытывал в эти моменты. В предрассветных сумерках он покупал самый большой американо, какой только был на случайной заправке, садился на асфальт у своего байка и сидел в тишине, потягивая кофе с сигаретой и глядя вдаль. В холодном воздухе без умолку все вокруг молчало лишь об одном. Он смело поднимал голову, говорил жизнь есть жизнь и выкидывал очередной окурок в урну. И каждый раз обещал бросить, потому что Луне не нравился запах. Она смотрела своими прозрачными глазами сквозь него и приговаривала, держа на руках маленькую дочку, что не хочет, чтобы он садил себя в клетку, ей нравится его свобода и запах жизни. А сам Гарри в такие моменты не мог перестать нежно улыбаться, потому что он обожал и Луну, и свою крестницу. Она была принцессой, ради которой он сворачивал горы и ради чего Каркасса снова и снова вытворяла странные вещи, повергающие в шок мафиози. А в дождливые летние дни он босиком бегал по лужам, промокнувший насквозь и с помощью магии создавал радугу, слыша в ответ заливистый смех.
***
В очередной раз, когда Скалл вернулся в особняк после недели, когда он не выходил на связь и лишь гонял по трассе, посещая небольшие городки и часто делая привал просто в поле, потому что ему так нравилось, а магия облегчала жизни, его встретил прицельный щелбан от Реборна, аромат хорошо сваренного кофе, шоколадного брауни и шумные разговоры на кухне. Часы показывали 5.40 утра и он ощущал, что наконец дома.
