острое меню

вкусно. сочно. дрочибельно. в ресторане быстрого питания, где работает кобени — ах, милая кобени, аппетитная, как жирный бургер с двойной котлетой, полосками бекона и ломтиками сыра… — обновляется ассортимент. появляется острое меню. для любителей жестокого обращения с вкусовыми сосочками, для ценителей гастрономического садомазо. на выходных денджи делать нечего. третьи сутки, с вечера четверга, он печально-трезв, и оттого обычно убитый, тихий желудок проявляет признаки жизни: «друг мой хороший, покорми меня чем-то, кроме сухих хлопьев и воды из-под крана… умоляю…» денджи для своего желудка не то чтобы хороший друг — спасибо гастриту и назревающей язве, — но голосу голода покорно внемлет. и реклама в соцсетях дает наводку. — здравствуйте, добро пожаловать в «семейнобургер», что желаете за— кобени обрывается на полуслове. ее лицо выражает неопределенные эмоции. хигашияма кобени такая хигашияма и такая кобени… — мне бы поострее, — говорит денджи и облокачивается о стойку. острый гранд чикенбургер. маленькую острую картошку по-деревенски. маленькую колу, но ее лучше не острую, а прохладную. сырный соус. — и еще хочется с тобой поболтать, — добавляет денджи. — соскучился, как-никак, кобе-тян… — эм-м, я тебя поняла… острая пища не сочетается с гастритом, но денджи похуй. он сидит в угловом одиночном месте, сокрытом от остального зала замысловатой перегородкой, коих полно в архитектуре нового помещения «семейнобургера». на новом пластиковом столе уже вырезано слово «ХУN». база. кобени приносит заказ и говорит, что у нее не много времени. — ты не хочешь посидеть со старым приятелем? хэй, я привык, что всем на меня поебать, но бли-ин… — я знаю, ч-что ты «соскучился», — нервозно говорит хигашияма. — н-но… у меня смена. — тебе со мной не интересно. — интересно. однако работа т-требует… левая рука денджи пробирается к спине кобени и порывисто скользит до ее задницы, вцепляясь с таким остервенеем, что хигашияма морщится. денджи с невинным видом ест острую картошку. — в-вот ради этого надо подождать. — кобени сбрасывает чужую руку и присаживается на край стола, возле подноса с едой. — т-ты странный… нет, ты ебнутый, но я т-тоже соскучилась… взгляд на жопу кобени, в которую врезается край стола; взгляд на смятый чикенбургер и развороченный пакетик с картошкой; взгляд на праздных клиентов, снующих по общему залу. денджи окунает ломтик картошки в соус и медленно жует. кобени, нервозно оглядевшись, отлипает от стола и уже поворачивается в сторону кассы. денджи спрашивает: — сколько еще работаешь? кобени оборачивается и показывает «V» пальцами. — два? часа? кивок. — мало ли, вдруг это римская пять… — денджи сипует газировку через трубочку. — вообще я много думаю о римской империи почему-то. лицо кобени задает немой вопрос: «ты ебанутый?» денджи думает: бля, какие эти римляне пиздатые были чувачки… они ж как раз изобрели фастфуд… и бетон тоже. еще юриспруденцию и политику развивали, сидя в бетонных фастфуд закусочных. в общем, даром время не теряли. рот жжет. слизистые горят, будто по ним провели раскаленным железом, но денджи продолжает давиться острой картошкой и огромным, ебейшим чикенбургером, вспоминая образ жопы кобени, которая была на расстоянии руки и просила хорошей затрещины. кобени… такая маленькая плаксивая сучка, но природа наделила ее какой-то неуловимой привлекательностью, манящей виктимностью, сочной пиздой. макимы больше нет; химено нет (спасибо за первый поцелуй под соусом рвоты, алкашка); аса теряется в собственной тревожности, и ей совсем не до денджи: это бесит. алкоголь надоел, таблы кончились, делать нехуй. суровая жизнь семнадцатилетнего долбоеба. нечто на уровне «лолиты» набокова, здесь только дрочить и плакать, дрочить и плакать. дрочить, плакать и не кончать, потому пара миллиграммов ксанакса приводит к аноргазмии. только кобени остается доступной, как быстрое питание. острое меню, когда совсем уж ебано. это большое достижение, что плакса кобени дает трахать себя. может и пырнуть по старой памяти. но не пыряет. хигашияма продолжает обслуживать посетителей, с пугливым, нервозным лицом, перекошенным сервисной улыбкой, — ах, бедная рабыня сферы услуг, хочется то ли смеяться, то ли дрочить… пока очередной пузан делает заказ из семи чизбургеров и тридцати наггетсов, малышка кобени взирает так, будто ее сейчас начнут ебать как распоследнюю шалаву. это умилительно. денджи разглядывает торговый автомат с различными холодными напитками и закусками. среди них есть штучный маринованный огурец в упаковке. поверх стекла вендинга приклеена записка: «IF YOU WOULD LIKE YOUR PICKLE DRAINED ASK AN EMPLOYEE». видимо, за услугами по осушению своего огурца нужно обращаться к непосредственно кобени. благослови господь быстрое питание! скучно. ждать до безобразного скучно. денджи сует два пальца в рот и блюет в углу, растекаясь по паркету беспомощным телом. в луже рвоты плавают кусочки недопереванных наггетсов. обслуживающий персонал трепещет. посетители в ужасе. возле денджи так удобно оказывается кобени, и он кричит: «все в порядке, не надо скорую! просто доведите до туалета!» рука денджи вцепляется в грудь кобени, взгляд вперяется в ее глаза, и во всем этом читается послание, что лучше играть по правилам этого юного злоумышленника. «я п-позабочусь о нем, все хорошо!» — восклицает кобени и тащит денджи за собой. если театр, приличное заведение, начинается с гардероба, то фастфуд-харчевня кончается сортиром. туалет пуст. кобени заводит денджи в дальнюю кабинку и отвешивает пощечину. денджи путается в ногах, расстегивает ремень и вслепую целует лицо хигашиямы, попадая, кажется, в скулу. — т-ты идиот! — я охуенный. кобени молчит. штаны спадают, и ремень со звоном ударяется о грязный кафель. денджи выжидательно смотрит на кобени, его стеклянные глаза, его полусонное лицо не сочетаются с эрекцией, которую выражает его тело. — если ты не хочешь меня видеть, я сейчас могу уйти, — говорит денджи. — несносный мальчишка… — кобени отворачивается и скрещивает руки на груди, прислонившись спиной к стене. — т-ты всегда создаешь проблемы. — я ухожу? говорить «я ухожу» со спущенными до щиколоток штанами — это мощно. — нет… останься. — она вздыхает. — если честно, м-мне приятно, что я тебе нужна… однако ты такой д-долбоеб, честно… — в рамках терпимого, да? — эм-м, да. поработай с мое — ты узнаешь, насколько ты… входишь в топ сто по адекватности в японии… по крайней мере, денджи не прыщавый задрот-затворник, нюхающий трусы японских школьниц, купленные за сотню долларов. денджи лучше. он девиантный долбоеб и озабоченный еблей дегенерат, но в его действиях есть неуловимый шик. пока ничтожный отаку дышит кружевными трусами условной асы митаки, денджи в полубессознательном состоянии лижет ей пизду, приняв половину блистера, и задыхается из-за угнетения дыхательного центра. что вы знаете о свэге. — д-денджи, — кобени выглядит смущенной, — у тебя ведь к-какие-то проблемы, да? — это не то время, когда стоит делиться душераздирающими откровениями. у меня хуй стоит как бы. кобени обхватывает основание члена денджи. денджи, глухо охнув, гладит ее живот, поднимается выше и мнет ее грудь. хорошая. кобени или грудь — неважно. хигашияма тянется к лицу денджи и кусает нижнюю губу. тонкие линии лица кобени неуловимо дрожат, будто небрежно анимированный набросок. плакса. — мне давно не было так тепло, — признается денджи. его ладонь скользит между ног кобени и проводит размашистым жестом. кобени усаживает денджи на унитаз с опущенной крышкой. неизвестно, какие жуткие микроорганизмы обитают на этом белом куске пластика, но денджи однозначно самый жуткий. он хватает кобени за талию, дергает ее фартук «семейнобургера», тянет к себе, и хигашияма одной рукой держится за член денджи, а другой опирается о его тощую грудь. из звонкого горлышка кобени вырывается тихий всхлип. — тебе не нравится? — спрашивает денджи и стискивает ее бедро. мягкое. — если ч-честно… — кобени шмыгает носом. — н-нравится. — ты просто плакса пиздец. кобени стонет. без слов. она становится на колени меж колен денджи, смотрит из-под козырька «семейнобургера», взгляд ее жалобный, но денджи несильно нажимает на ее затылок, придвигая вздернутый носик поближе к вздернутому члену. — о боже, лишь бы снова не… она не договаривает, заняв рот членом денджи. денджи ощущает ее влажный язык и потоки слюны, стекающие вдоль ствола. малышка кобени берет глубже, и в уголках зажмуренных глаз появляются слезинки. тупая плакса. скорее всего, у нее сейчас мокрое не только лицо. денджи приятен этот факт, ему нравится, что кобени заходит грубость, черт, сегодня он ее главный посетитель, и если остальные клиенты, эти клуши-домохозяйки и мужики-пузаны, эти восторженные студенты и резвые школьницы, все они имели только символическую власть над кобени, могли ей помыкать только в рамках того, чтобы она организовала им, наконец, их ебучий гранд дикбургер, а денджи сейчас буквально ебет кобе-тян в рот и тянет за хвостик на затылке, член скользит по влажному от слез, но возбужденному лицу кобени, и, пожалуй, сейчас тот момент, когда денджи ощущает себя живым, когда стекло в его глазах блестит как на солнце, а не взирает на мир туманной тусклостью. живот болит — гастрит, — но денджи похуй, он трахает лицо кобени. — э-это было жестко… — говорит кобени и утирает лицо рукавом формы. — м-мне казалось, у меня череп т-треснет. — извини. я утырок. — ничего… мне п-понравилось. кобени говорит, что денджи может поужинать и переночевать у нее. денджи, изъедаемый одиночеством и боящийся холодного пола собственной квартиры-студии, соглашается. сегодня у него домашнее питание.