Семьдесят две ночи

Об этой катастрофе знают все, но никто ее не помнит. Страшное наказание обрушилось на древнюю расу. Их прекрасные тела рассеялись в воздухе, оставив после себя гаснущий свет и эхо некогда мудрейшего сознания. Они потеряли благословение Небес, потеряли свои дворцы, потеряли друг друга, и главное — потеряли самих себя. Была ли то жалость Небес, благосклонный рок или ошибка, но среди всего народа выжила лишь она. Та чье тело было изранено не хуже, чем сознание ее сородичей. Из глубоких ран сочилась струйками алая кровь. Вся она была исполосана, словно повстречала дикого зверя, однако даже его приговор был бы благосклоннее приговора Небес. Почему она осталась жива? Почему среди всех своих друзей осталась именно она? Почему ее сознание осталось? Столько много раз звучало в ее вопросах «осталось», что она и считала себя таковой. Остатком чего-то очень древнего и прекрасного. Она была помилована, чтобы нести на себя бремя напоминания всем о силе Небес и нерушимости их закона. Хотели ли они таким образом предостеречь людей, или же это был очередной повод унизить крылатых властителей? Она не знала, как и не знала куда шла. Семьдесят две ночи она бродила по бесплодным пустошам. Ее жарило беспощадное, но величественное солнце, и ласкала скромная, но всевидящая луна. Каждый освещал ей путь все дальше в неизведанное. А пока она шла, ее ноги истирались безжалостными камнями и коварным песком. За ней тянулся алый шлейф кровавой реки, что так заботливо осушали своим фальшем небесные светила. В своем горе она не видела той красоты, что рождала. Из ее ран брали начало чистейшие источники живительной воды, обращаясь в бескрайние потоки. Они омывали бесплодные пустоши, орошая и вспахивая их. Ее горе стало земледельцем, а на ухоженном поле прорастал рай. Зеленые сады вспыхивали из ниоткуда, изобилуя жизнью среди смерти. В них, притаившись, росли синие, как ночь, водяные лилии. Они опьяняли своих лиственных собратьев, и в этом блаженном хороводе становились матерями джиннов — существ, что родились из пьянящих снов и горьких воспоминаний о потере. Они были мудры, но насколько большими знаниями они обладали, столь же сильно они придавались сладким чувствам и невинным мечтам. Всякое дитя хочет быть со своей матерью, так и дети водяных лилий отправились по алому ковру за своей матерью. — О Повелительница цветов, Владычица сада, мы умоляем тебя — останься с нами, не покидай нас! — Да! Просим тебя, Мать грез, Властительница забытья и вина, мы умоляем тебя — оставайся царицей этого сада! Впервые за эти долгие месяцы она остановилась. Вокруг ее стоп тут же расцвели прекрасные пурпурные цветы, а капли крови увлажнили песок, заставив его отдать всю воду. Кристально чистая, она омыла раны и успокоила Мать джиннов. Сами они со слезами надежды и волнением на грани безумия смотрели на свою хозяйку. В глазах ее погасли слезы, а на щеках запылал румянец. Ее же дети очаровали ее сладкими речами, и впервые за все время она захотела остановиться. — Вы пленили меня своей нежностью, дети мои. Я готова остаться с вами и стать Хозяйкой сада. Я вижу в ваших глазах горечь потерь и сладость невинности, и пусть только второе будет сопровождать вас! Я… Мать джиннов была изгнана Небесами, и более никогда ей нельзя было поднимать на них взор. Могла ли она взять себе такой титул? Могла ли она стать новым идолом? На все ее вопросы Небеса молчали, а значит ответ должна была дать она. — Я — Повелительница цветов! И я отведу вас, дети мои, в наш прекрасный сад, где не познаем мы тех горестей, из которых вы были рождены!