Не твоя вина

      Юджи часто задумывалась о том, что произошло в ее жизни. Она не спрашивала бога, почему именно она, а не кто-то другой. Просто ей надо было понять, узнать смысл. Ведь в том, что произошло не было даже намека на смысл.       Какой смысл был в том, что Юджи лишилась девственности в четыре года? Да и вообще можно ли сказать, что даже ребенок является девственником? Ведь ребенок это просто ребенок, которого надо защищать от всего плохого, что может быть в этом мире. Какой смысл был в том, что ее постоянно били просто так? Зачем жизнь показала ей все самые темные свои стороны в таком раннем возрасте?       Думая о прошлом, Юджи не могла найти хоть малейший смысл, а потому она отправилась на поиски смысла за пределы своего мозга. Ей казалось, что хотя бы одна маленькая часть, пусть незначительная, но содержит смысл. Тот, который известен всем, а не тот, который кто-то выдумал.       Но даже там ничего не было.       Казалось, что смысла в принципе никакого нету. Есть только то, что человек сам вкладывает в свои действия или мысли. И от этого становилось еще страшнее. Ведь это значило, что отец вкладывал какой-то смысл в свои действия. Во всей его жестокости был смысл, который был известен только ему одному.       Но разве можно быть таким жестоким к ребенку? К девушке? К человеку?       Она помнит, как это произошло в первый раз. Нельзя было сказать, что ей было больно — ей было жуть, как больно. Потому что детское тело просто не рассчитано на подобную жестокость. Она помнит, как отец впервые ее ударил. Помнит, как он впервые привел своих друзей. Помнит, как они пьяные вроде в стельку, но все еще достаточно трезвые, чтобы поиздеваться над ребенком. Помнит, как они засовывали свои руки и другие предметы туда, куда они не просто не поместились бы, а даже не должны быть там.       Она помнит, как в шестнадцать, когда она решила, что переезд поможет ей сбежать хотя бы от друзей своего отца, ее мечты разбились вдребезги. Потому что друзья не просто переехали вместе с ними, а стали жить с ними. А это означало, что Юджи ждал десятый круг ада.       Помнит, как в шестнадцать поняла, что влюблена в своего одноклассника. Это было довольно странно, ведь раньше она чувствовала только страх за свою жизнь и готовность умереть каждый раз, когда она приходила домой. Но она не стала ничего делать по этому поводу. Она знала, что скорее всего просто невидимка для Сукуны, так зачем ставить друг друга в неприятное положение.       Помнит, как Сукуна сам признался в своих чувствах. Для Юджи эти отношения были словно новая книга или ее часть. Ведь она никогда не знала, насколько приятными могут быть объятия, не знала, как правильно целоваться и не знала, что может сказать нет, независимо, что у нее спрашивали.       Сукуна научил ее целоваться, научил ее обниматься. Показал, что в жизни может быть что-то кроме боли и унижения. Сукуна следил за ее питанием, научил говорить нет и никогда не давил ее, когда хотел что-то от нее узнать.       Когда она переехала, мысль о Сукуне помогала прожить еще один день, но этого было недостаточно, чтобы перестать думать о самоубийстве. Да, она любила Сукуну и хотела быть с ним, но понимала, что вряд ли сможет вернуться. Да даже если сможет, какова вероятность, что Сукуна захочет ее видеть? Захочет услышать, что произошло на самом деле и дать ей второй шанс.       Особенно после того, что она сделала, чтобы освободиться.       Юджи запустила руку в волосы, поднимая лицо к потолку. Глаза неприятно зажгло, предупреждая, что еще немного и она заплачет. Юджи не любила плакать. Ни в одиночестве, ни в присутствии другого человека. Она не считала это признаком слабости, нет, просто стоит ей начать, как она уже не может остановиться.       В данный момент она просто хотела отдохнуть. Хоть немного. И сон тут не поможет, ведь устала душа. Надо было не просто уснуть, а пропасть на какое-то время. Но в этот раз с кем-то, чтобы действительно отдохнуть, а не прятаться от служб опеки, потому что Юджи сболтнула, что ее изнасиловали.       Надо было выйти.       Просто выйти наружу. Потому что больше так уже нельзя. К тому же там наверняка очень красиво и можно будет не волноваться о чем-то незначительном или значительном.       А ведь у нее была куча вариантов. Из окна, конечно, не выпрыгнешь, слишком близко к земле, но вот ножей тут просто не счесть. Мысль о том, что Сукуна найдет ее тело, не нравилась ей, но сейчас ей почему-то казалось, что у нее попросту нет выбора. Ей надо было выйти, причем прямо сейчас.       На кухне она нашла нож, который наверняка предназначался для колбасы или чего-то подобного. Узкое лезвие, немного изогнутое к концу. И только когда нож оказался в ее руке, она задалась вопросом «А стоит ли?». Юджи села на пол рядом с окном и стала рассматривать холодное лезвие.       Желание порезаться и выйти из этого мира было сильное. Юджи никак не могла найти причину, чтобы бросить нож, но на ум шел только Сукуна. Почему этого не хватало, чтобы продолжить борьбу она не знала. Просто желание выйти наружу пересиливало желание остаться с Сукуной.       Она не успела даже взять ручку ножа покрепче, чтобы сделать первый порез, как дверь неожиданно открылась. Юджи слышала и голос Сукуны, и его шаги в ее сторону, но не могла ничего сделать. Ее мозг будто отключился и перестал контролировать тело. У нее уже бывало такое раньше, но сейчас почему-то ей стало страшно.       — Юджи, — тихо позвал Сукуна. — Детка, положи нож, пожалуйста.       Юджи увидела лицо Сукуны перед собой. Он стоял на коленях, медленно протягивая к ней руки. Она понимала, как выглядела со стороны. Скелет, обтянутый кожей, с розовыми волосами и ножом в руке.       Глаза защипало сильнее. Пальцы сами разжались, позволяя ножу упасть на пол. Сукуна быстрым движением отмахнул его, загоняя под шкаф с посудой. Потянул ее на себя, прижимая к своей груди.       — Прости меня. — прошептала она, начав плакать. — Прости меня. Но я не могу так больше. Я хочу выйти отсюда. Я больше не хочу, Сукуна. Пожалуйста, дай мне выйти. Я хочу уйти отсюда. Я люблю тебя, но больше не могу так. Прости меня за это. Прости за этот эгоизм. Я просто хочу выйти отсюда. Дай мне уйти, пожалуйста.       Ее голос дрожал, руки тоже. Казалось еще немного и ее начнет трясти как при лихорадке. Сукуна лишь молчал и прижимал ее к своей груди крепче. Он гладил ее по голове, словно маленького ребенка. Юджи хваталась за его одежду, как за спасательный круг, хотя так и было.       Сукуна был ее спасательным кругом, единственным безопасным местом в этом океане опасностей. Сукуна был единственным, кто оставался с ней, несмотря ни на что. Он помогал ей, как мог и не позволял слишком долго быть одной, зная, чем это может кончиться.       Как сейчас.       Сукуна знал, что говорить хоть что-то сейчас не имеет смысла. В такие моменты нужны крепкие объятия, а потом после истерики обещания в любви и долгие поцелуи, чтобы забыться хотя бы ненадолго.       — Можно я выйду, Сукуна? — спросила Юджи.       — Нет. — категорично ответил парень. — Я знаю, тебе трудно сейчас. Но я не могу отпустить тебя.       Сукуна думал, как исправить ситуацию. Он понимал, что это состояние не пришло просто так. Что-то включило его. Что-то, что было в школе. Какая-то мелочь, которая задействовала слишком много нервов одновременно.       Для человека, который почти ничего не знал о психическом состоянии Юджи, посмеялся бы, думая, что Юджи плачет с какой-то мелочи. Но мелочь стала лишь катализатором. Мелочи бы хватило, чтобы выбить ее из колеи, заставляя думать обо всем, что было в прошлом. Поэтому плакала она не из-за мелочи, а из-за того, что эта мелочь активировала.       Неужели Махито сказал ей намного больше, чем слышал Сукуна? Он ведь ушел ненадолго, чтобы купить перекус, а когда вернулся, Махито уже вовсю доставал девушку. Что же надо было ей сказать, чтобы довести ее до такого состояния? Может надо было Махито сразу череп сломать?       Он прижал Юджи ближе к себе, жалея, что оставил ее одну и не смог защитить. Жалел, что не мог ей сейчас помочь, кроме как обнимать ее и забирать ножи. Больше сделать он не мог.       Вскоре истерика Юджи поутихла, но с пола они не встали и не расцепляли объятия. Сукуна боялся, что девушка вырвется и потянется к ящику с ножами. А о чем думала сама Юджи было трудно понять.       — Знаешь, это довольно интересное состояние. — улыбнулась она, из груди вырвался нервный смешок. — После таких истерик последние две клетки в моем мозгу играют в ладушки, а я сама ничего не чувствую, кроме какой-то странной пустоты.       Сукуна не знал, что сказать, поэтому продолжал гладить девушку по волосам, пытаясь выразить свою поддержку.       — Мы хотели фильм посмотреть. — вспомнила Юджи, потом встрепенулась, как птичка. — Ты ведь взял кислых червячков, да?       Сукуна кивнул, радуясь, что Юджи переключила свое внимание. Он медленно встал, протягивая девушке руку. Он помнил, что после истерик у нее обычно практически нет энергии.       — Прости меня. — вдруг извинилась Юджи, не расцепляя их рук. — Я не хотела устраивать истерику у тебя на кухне.       — Я всегда рад тебе помочь. — Сукуна поцеловал девушку в лоб. — Пойдем лучше обниматься на диван и смотреть кино.