✧･ﾟ: *✧･ﾟ:*
Величественная фигура Оракула возвышается над самопровозглашённым Богом. На него смотрели две пары чёрных глаз, пронзающих своим взглядом. Оракул улыбается, видя растерянность Си, и с явной надменностью говорит: – А ведь мисс Вайлтшайр сказала, что вы справитесь с этой ролью. Винсент поднимает взгляд. Это ведь... Тот, о ком он думает, да? Настоящий бог этого мира? Парень теряется, стараясь подобрать нужные слова. Ничего не получается. Его переполняет столько мыслей, столько эмоций, нахлынувших одновременно... Невозможно даже сформулировать предложение. Шарлотта... думала, что он с этим справится? Неужели она настолько ему доверяла, что— – Я жду вашего ответа, мистер Вордсворт. – напоминает Фрей, не обращая внимания на панику Винсента. Он... Он не был к этому готов. Он даже не мог себе представить, что однажды это действительно случится. И это его пугало до дрожи в руках, заставляло его прямо сейчас делать выбор – наконец подняться с колен или навечно остаться таким же ничтожеством, коим он является сейчас. Как же всё вообще к этому пришло? Как давно Си потерял веру в себя? Что заставило его сначала отказаться от собственных взглядов, которые он считал единственно правильными, а потом оказаться в таком положении? Неужели это тот же самый Си, который самостоятельно окрестил себя Божеством, будто бы это позволяло ему так безрассудно указывать на порочность других? Больно. Голова раскалывается. В ушах звенит. Перед глазами всё расплывается, взгляд растерянно мечется туда-сюда и никак не может задержаться на чём-то одном. Всё происходит слишком быстро. Зажатый у стенки Си из последних сил пытается хоть чуть-чуть приподняться, однако тут же получает с ноги в живот и непроизвольно шипит от боли. Парень был близок к тому, чтобы потерять сознание, и едва-едва мог держать глаза открытыми. Не зная, к чему всё это может привести, Винсент прикладывает дрожащую руку ко лбу, стараясь оценить, насколько дело плохо, и сразу же всё понимает, когда чувствует на пальцах что-то тёплое. Стоило ему взглянуть на свою ладонь, и он тут же заметил кровавые следы. Честно говоря, он даже не знал, что в этой ситуации хуже – то, что он запачкался, или то, что его со всей силы швырнули головой об стену. Сверстники... такие жестокие. Их совесть уже не будет чиста. Они порочны. Си знал это, как никто другой. И именно поэтому он сейчас вынужден терпеть на себе это издевательство. Он всего лишь сказал правду, а теперь отвечает за это... Как же несправедливо. – Ты кем себя возомнил, а? Кажется... Они что-то говорили. Си их не слышал. Впрочем, он всё равно не шибко хотел. Что бы это ни было, Винсент был всё также уверен в собственной правоте. Не успел он даже опомниться, как кто-то из сверстников схватил его за воротник, чуть приподнимая того над землёй. Си невольно вздрагивает и жмурится, когда на него замахиваются. Но удара не следует. Только слова. – Ещë есть, что сказать? – послышался издевательский голос. – Вы... Вы пожалеете, что пошли против Бога. – серьёзно сказал Винсент, вытирая кровь с лица. Как же не хотелось ему пачкаться... Тем более, сейчас. Однако, как и стоило ожидать, после очередного упоминания собственной божественной природы сверстники залились смехом. Если бы только можно было представить, как же Си ненавидел этот звук. И сразу же последовал удар в лицо кулаком. Винсент не помнит, что было дальше. – Ох, какой же я бестактный, позвольте прояснить, – произнёс Фрей, улыбаясь и глядя на Си сверху вниз, – мисс Вайлтшайр больше не может быть моим носителем после того, как у неё извлекли куб души. Она сказала, цитирую: «Не хочу, чтобы из-за меня умер и ты». И на мой соответствующий вопрос о том, кто же сможет справиться с ролью Бога этого мира, она назвала ваше имя, мистер Вордсворт. «Бог этого мира»... Как же по-издевательски звучали эти слова сейчас. Си искренне не понимал, что заставило Шарлотту предложить его кандидатуру на такую роль. Ведь... Он никогда не был таким. Си даже отдалённо не напоминал что-то священное. Особенно в этот момент, когда он чувствовал себя просто... жалким. Он не был достоин этого. Но ведь так было не всегда. Раньше, кто бы что ни говорил, сколько бы не продолжались эти насмешки, он несмотря ни на что не отказывался от своего громкого титула. Он думал, что знал своё место в мире. Он лишь... оказался ни в то время ни в том месте. Только и всего. Наверное, ему просто не повезло. Закрыв глаза на слова сверстников, Си всё также верил лишь одному. Он верил в силу, открывающую бескрайние возможности. Верил в то, что где-то там, наверху, было место, откуда он появился на самом деле. Верил в то, что он был единственным и истинным Богом. Лишь в этом он был точно уверен. Он не знал, почему он оказался здесь. Он ненавидел то тело, в котором его заперли по какой-то нелепой ошибке. Си хотел избавиться от него, однако, кто бы мог подумать, что боль окажется такой весомой причиной не совершать самоубийство. И именно из-за того, в чьём облике ему было суждено впервые открыть глаза в этом жестоком мире, его так сильно презирали все вокруг. Постепенно Си... потерялся. Он не знал, что ему делать. Он старался влиться в этот мир, старался принять этот мир. Однако такое ощущение, что сам мир его не принимал. Мир, Богом которого он себя считал. И всё же, Си попросту не мог отказаться от этого. Ведь это всё равно, что отказаться от самого себя, от своих собственных взглядов, от всего, что ты из себя представляешь. Потому что без этого громкого звания он стал бы ничем. Плевать, что говорят остальные. Они – грешники. Он – Бог. Мессия, что одарил своим явлением этот мир. Тот, кто достоин называться Всевышним. Однако... Не может же быть такого, что он единственный во всей вселенной, кто верит в это? Ведь если он не Бог... То кто он? ...Нет. Не нужно думать о том, что на уме у других. Пока он сам верен себе, он ни за что не передумает. Может быть, следовало бы залечь на дно? Ведь... Он не из тех самовлюблённых божеств, которым нужны лишь чужие молитвы, чужие слезы... Всё, чего хотел Си – это понимание. Но, судя по всему, не суждено было этому исполниться. Тогда у него был лишь он сам. Но ведь это уже что-то, не так ли? А значит, никто не сможет его сломать. Заставить его передумать. Главное не то, что происходит сейчас, а то, что будет потом. Когда он наконец оставит этот мир позади и вернётся в царствие небесное. Когда он обретёт истинную свободу, когда это хрупкое тело больше не будет его сдерживать. «Отказаться от всего во имя неизвестного». Никто не сломает его веру. Ни за что. Даже если мир отвергнет его, Си подымется с колен и продолжит идти к своей цели. Даже если ему придётся идти в одиночестве. Он смирился, что миру плевать на него. Всё равно он не задержится здесь надолго. Тогда он считал, что все, что происходит сейчас, можно будет просто перечеркнуть и вырезать из его жизни. Такое существование, полное унижений, не будет иметь значения, когда он вновь вознесëтся к небесам. ...Кто бы мог подумать, что это произойдёт так скоро. Совсем недавно он только и мог, что говорить о том, что он Бог. А теперь он в полной растерянности сидит на коленях перед настоящим божеством. И у этого божества есть к нему предложение. То, что раньше он воспринял бы как благословение, сейчас кажется ему проклятием. – Почему же вы молчите, мистер Вордсворт? – усмехнулся Фрей, – Ох, я неясно выразился? Вы, тот, кто смел сравнивать себя с владыкой, наконец сможете приблизиться к нему. Не чудесная ли возможность? Си молчит. Он в полном замешательстве. Он не может не то, что сказать что-нибудь в ответ, ему не хватает смелости даже взглянуть в лицо Оракула. Винсент ясно осознавал, что не достоин называться Богом. Как же жаль, что он понял это так поздно. И что для осознания столь простой истины понадобилось пережить чужую смерть. Комната улыбок. Ироничное название, не так ли? Наверное, за всё время это место не видело ничего, кроме слез, которые потом сменялись вечным, холодным... ничем. На операционном столе лежит девушка. Её аккуратные белоснежные волосы напоминают облака. Глаза того же цвета широко раскрыты и безразлично смотрят в потолок. Кажется, она ещё дышит. Однако даже так, теперь это лишь безжизненная оболочка. Внутри неё уже ничего не осталось. Души в ней больше не было. Отныне была она не более, чем пустым сосудом. Это... гораздо хуже смерти. Тело девочки, не двигаясь, лежит на столе, её взгляд устремлён лишь в одну точку, а разум абсолютно пуст. На лице застыло выражение полного безразличия. Тело не шевелится. Тело не отвечает на отчаянные мольбы проснуться. Тело не слышит плач «Бога этого мира». Слова застревают в горле. Си растерянно шепчет пустые извинения, зная, что его не услышат. Парень тяжело дышит. Он чувствует, как бешено колотится сердце, как дрожат руки. Склонившись над пустой оболочкой от той, которую называли Шарлоттой Вайлтшайр, он плачет. «Плачет»... Си не помнит, когда в последний раз позволял себе это делать. Чтобы довести до слез, чувства должны просто лить через край, убивая тебя своим давлением. Разве могут такие чувства быть присущи божеству? Могут. Ещё как могут. И Си оказался беспомощен против них. Осознание того, что Шарлотта умерла – причём, по его собственной вине... Вот, что действительно было больно. Больнее, чем избиения в подворотнях и коридорах школы. Гораздо больнее. Хотелось рвать на себе волосы, упасть на колени, из последних сил умолять бездушное тело ответить ему. Он просто не может на это смотреть. Он просто не хочет этого видеть. Си оказался бессилен. Если раньше он был свято уверен в том, что сможет сделать хоть что-то, когда вернёт свою божественную силу и поставит на место тех, кто ненавидел его... Сейчас он не был уверен ни в чем. А был ли он вообще... Богом? Тот, кто некогда звал себя Всевышним и искренне верил в свою божественность уже не был способен ни на что повлиять. Ему оставалось лишь чувствовать, как с каждой секундой он всё ближе к срыву. Си ломается под гнетом мыслей. Это медленный, мучительный процесс, который в итоге обернётся лишь ещё большими страданиями. Осознание того, насколько он бессилен. Осознание того, что... Никакой он не Бог. А ведь этот самый переломный момент произошел считанные минуты назад. И теперь... Ему предстоит самый ответственный выбор в его жизни. Черт, почему всё происходит так быстро?.. – Так что же вы думаете? – вежливо переспросил Фрей, окончательно вводя Си в смятение. Он правда хотел сделать хоть что-то стоящее впервые за свою жизнь. Ведь всё это время он был не более, чем обузой. Тот, кто мешал другим. Тот, кто на самом деле ничего из себя не представлял. Тот, кто вызывал жалость у одних, раздражение – у других, а третьих одним своим видом заставлял заливаться издевательским смехом. Это шанс переродиться из полнейшего ничтожества и разочарования в нечто великое. Шарлотта... Она ведь верила, что Си с этим справится. Она позаботилась о том, чтобы он стал тем, кем видел себя до недавнего времени. Однако... Лишь сейчас он с ужасом в полной мере осознал, насколько тяжко это бремя. Готов ли кто-то настолько жалкий пойти на это?.. – Я могу сделать тебя Богом. Спокойный голос Оракула заполняет собой всю комнату. Фрей чуть наклоняется и протягивает руку сидящему на полу Си, что всеми способами старается избегать любого визуального контакта с ним. Оракул всё также улыбается. Шарлотта ведь хотела этого. Так почему же Си колеблется? Почему разрешает себе снова лить слезы бессилия перед неизвестным? Что заставляет его до последнего отказываться от того, чего он сам так страстно желал? С каких пор ненависть к себе взяла верх над ним? Винсент смотрит на Фрея. То ли с надеждой, то ли с глубочайшим отчаянием. И снова он боится подумать своей головой, опираясь лишь на два фактора. Он не считал себя достойным столь ответственной роли, однако этот пункт полностью перекрывало кое-что другое. Он понимал, что должен пойти на это... Ради Шарлотты. Ради той, кто был ему так дорог. Может, хоть так он сможет искупить свою вину перед ней. Наконец Си находит в себе силы посмотреть в глаза Оракула. Парень нерешительно поднимает взгляд и видит, как Фрей протягивает ему руку. Лицо настоящего Бога озарено вежливой улыбкой. Си выдыхает, пытаясь снять с себя последнее напряжение. От него ожидали этого. Если он не справится, то получается, что все было зря. Он обязан. Ради Шарлотты. Винсент берёт его за руку.✧･ﾟ: *✧･ﾟ:*