***
Они доехали до ближайшего постоялого двора в полнейшей тишине. Ни у кого не находилось нужных слов. Хёнджин не мог перестать думать о том, что мог просто уйти, так и не найдя Сынмина. Если бы он не услышал мелодию музыкальной шкатулки, все могло бы быть совершенно по-другому. Они мог просто проехать мимо, не смотря на дождь. Они могли бы поехать другой дорогой. Он мог так и не найти Сынмина. От всех этих мыслей тошнило. Конечно же, служительница церкви попыталась сбежать, но, к счастью, безуспешно. Её и двух альф, которые выступали в качестве стражи, Хёнджин уже отослал в столицу с частью собственных стражников. С ними он разберется позже. Сейчас его приоритетом был Сынмин и забота о нем. Хёнджин уже сходил в баню и теперь дожидался омегу. Чтобы скоротать томительное ожидание, он вертел в руках ту самую музыкальную шкатулку и вспоминал события, произошедшие более шести лет назад.***
— У меня для тебя кое-что есть. Сынмин сразу же поднимает заинтересованный взгляд на альфу и нетерпеливо ёрзает на кровати. Хёнджин не может этому не умиляться. Он достает из кармана искусно выполненную музыкальную шкатулку и отдает мужу. Сынмин её тут же открывает, с первых секунд понимая, что это за мелодия. Хёнджин написал её несколько недель назад, и омега влюбился в нее с первых нот. — Хёнджин… Младший с небольшим трудом поднимается с кровати и порывисто обнимает Хёнджина. Он не может прижаться к нему полностью из-за мешающегося живота, и как бы глупо это ни было, но оно расстраивало. — Спасибо большое. — Не за что, маленький. Хёнджин целует омегу в лоб и ласково улыбается. Он опускает руки на талию и оглаживает бока омеги, вызывая этим ответную улыбку. — Сядь. Сынмин послушно садится на кровать, и Хёнджин тут же опускается перед ним на колени. Он приподнимает рубашку омеги, тем самым оголяя его живот, и тут же целует. От этих прикосновений младший дергается. — Щекотно. Хёнджин хитро улыбается и начинает целовать, специально, чтобы вызвать у Сынмина смех. Так оно и оказывается. Омега падает на спину, пытаясь слабо отбиваться от мужа. — Ну, Хёнджин, ну перестань. Когда Сынмин прямо озвучивает свою просьбу, альфа тут же прекращает. По-другому просто не может, даже если она шуточная. Он ложится рядом и заглядывает в чужие глаза. — Я люблю тебя. Щёки омеги тут же покрываются румянцем. Он смотрит взглядом, наполненным любовью. Хёнджину казалось, что однажды он в этих самых глазах утонет. — А я люблю сильнее. — Нет, я. — Не-а, я. — Ошибаешься, маленький. Во всей вселенной нет любви сильнее, чем моя к тебе. И если ты не веришь, значит, я докажу. Не дожидаясь ответа, Хёнджин наклоняеися к чужим губам и целует. И в этот раз все ощущается действительно иначе.***
Хёнджин грустно улыбается и ставит шкатулку на тумбочку. Через несколько минут возвращается Сынмин. Альфа наконец-то имеет возможность рассмотреть мужа, и первым делом он осознает, насколько же сильно тот повзрослел. От детского личика практически ничего не осталось. И это вызывало грусть из-за мысли об упущенных годах. Но почти сразу эти мысли оказываются отброшенными, когда Хёнджин замечает, насколько сильно Сынмин был худым. Его кости так выпирали, что создавалось ощущение, будто его совсем не кормили. В остальном он выглядел как прежде, разве что волосы были чуть длиннее обычного. — Нам скоро принесут ужин… Ты, наверное, голодный. Сынмин лишь кивает и прячет взгляд. Он садится на кровать как можно дальше от Хёнджина. Альфа поджимает губы. Ему было больно от того, что младший, кажется, не доверял ему. Но практически сразу Хёнджин себя за эти мысли ругает, вспоминая, что это была не просто разлука. Его мужа буквально заперли в темнице на пять чертовых лет. В частности, по его вине. Он и на на одну сотую не мог представить, что ему пришлось пережить. И винить его в недоверии он не имел никакого права. Вскоре приносят еду, и они садятся за стол. Хёнджин не стал афишировать тот факт, что он являлся королем, чтобы не создавать лишней суеты. Поэтому еда была максимально простой. Мясо и овощи. Альфа время от времени бросал взгляд на мужа и каждый раз видел, что тот ел лишь картошку, раздавливая её на тарелке и превращая в пюре. При этом он прикрывал рот рукой. Это наталкивало на мысли, что что-то было не в порядке. — Почему мясо не ешь? Сынмин на несколько секунд поднимает свой взгляд на Хёнджина, а затем вновь отворачивается. Альфа вздыхает. Не так он представлял себе их долгожданную встречу. Он, конечно, допускал варианты, в которых Сынмин и вовсе не был рад его видеть, и все же он старался надеяться на лучшее. Почти сразу Хёнджин отгоняет от себя эти мысли, вновь вспоминая о том, что его муж далеко не в том состоянии, чтобы испытывать радость от встречи. Когда они заканчивают с ужином, Хёнджин отмечает, что Сынмин так ничего почти и не съел. Беспокойство становилось лишь сильнее. — Чего бы тебе сейчас хотелось? На свой страх и риск Хёнджин берет омегу за руку. К счастью, тот не был против, но в глаза так и не смотрел. И так же молчал. — Хочешь отдохнуть? Я могу пойти в другую комнату, если тебе так будет лучше. Думаю, здесь еще есть свободные. Сынмин качает головой и бросает на Хёнджина испуганный взгляд. Сердце сжимается от боли за мужа. — Пожалуйста, поговори со мной. Но Сынмин ничего не говорил, и эта тишина убивала. Хёнджин не понимал, почему тот молчал. Он не знал, что было на его душе, и не знал, как помочь. Для подобным разговоров время было неподходящим, и все же альфа осторожно начал: — Я понимаю, что как прежде уже ничего не будет. Но я хочу, чтобы ты знал, что я до сих пор тебя люблю. Я не переставал тебя искать и надеяться, что однажды мы встретимся вновь. Если ты больше не испытываешь того же, я приму это. Но я сделаю все, чтобы ты ни в чем не нуждался. Сынмин встаёт с кровати и отходит к письменному столу. Грудь Хёнджина заполняет чувство, отдаленно напоминающее то, которое он испытал, узнав о смерти омеги. Он будто вновь его терял и вновь не был в силах что-либо сделать. В глазах начинает щипать, и Хёнджин отходит к окну. Он не откажется от своих слов и сделает для Сынмина все, чтобы тот был счастлив настолько, насколько это было возможно. Даже если он больше его не любит. Потому что в этом и есть смысл любви. Заботиться о том, кто для тебя дорог. Совершенно неслышно Сынмин подходит к нему со спины и осторожно кладет ладонь на плечо. Хёнджин оборачивается, и омега протягивает ему лист бумаги. «Я не могу говорить» Альфа хмурится и с непониманием смотрит на Сынмина. — Почему? Сынмин поджимает губы и начинает заламывать пальцы на руках. Хёнджин берет его руки в свои и слегка сжимает, чтобы поддержать. — Ты можешь поделиться со мной всем на свете. Младший кивает и перехватывает руку Хёнджина так, чтобы переплести их пальцы. А затем он открывает рот, и альфа сначала не понимает, что тот хочет этим добиться. А затем он видит то, от чего кровь в жилах стынет. У Сынмина просто напросто не было языка. Возможности рассмотреть у старшего не было, потому что Сынмин свой рот тут же закрыл и вновь смотрел в пол, а не на Хёнджина. Альфа еще никогда не был в таком ужасе. Он представлял то, с чем пришлось столкнуться его мужу, и не мог вымолвить ни слова. Хёнджин понимал, что ему нужно сделать хоть что-нибудь. Показать, что ничего не изменилось. Он со всей нежностью и любовью, которая в нем была, прижимает к себе омегу и обнимает за плечи. Сынмин робко обнимает в ответ, и Хёнджин облегченно выдыхает. Он понимает, что изменилось многое. Но не их чувства. — Прости меня… Прости, маленький… Прозвище так естественно слетает с его губ, что сначала он даже не осознает этого. Но почему то именно это наталкивает его на мысль, что теперь все будет как прежде. И совсем не важно, что Сынмин никакой уже не маленький. Для Хёнджина он навсегда останется таким. — Пойдем в постель, хорошо? Хёнджин чувствует, что Сынмин стоит на ногах только благодаря тому, что его держат. Поэтому он аккуратно доводит омегу до постели и помогает сесть. На улице уже начинает темнеть, поэтому старший зажигает лампу у кровати и после ложится. В ту же секунду Сынмин к нему прижимается. — Все в порядке. Я рядом. Постарайся заснуть, хорошо? А когда наберешься сил, мы отправимся домой. На эти слова Сынмин мотает головой и смотрит на Хёнджина глазами, в которых уже начинают собираться слезы. Альфа едва не спрашивает, что случилось, но вовремя себя останавливает. Он тянется за бумагой, лежавшей на тумбочке, передает её Сынмину, а затем макает перо в чернила, после так же отдав его Сынмину. — Что то не так? Омега быстро пишет ответ. «Мне страшно спать» Хёнджин поджимает губы. Никакие слова Сынмина точно не успокоят. Здесь нужно действовать по другому. — Давай так поступим. Альфа принимает полусидячее положение и раздвигает ноги, чтобы Сынмин мог лечь на него сверху. — Ложись. Если с тобой что то произойдет, я сразу это почувствую. Сынмин забирает бумагу из рук Хёнджина и вновь что-то пишет. «Тебе будет неудобно». — Не думай об этом. Мне тоже так будет спокойнее. Сынмин все же ложится на Хёнджина. Он прижимается щекой к его груди так, чтобы было слышно биение сердца. Альфа тепло улыбается и накрывает их одеялом. Он продолжал гладить мужа по спине и шептать, что все хорошо до тех пор, пока тот не уснул. Но даже тогда он не смог расслабится. За всю ночь он не сомкнул глаз. Он просто не мог перестать думать о муже и обо всем произошедшем. С одной стороны, эти пять лет пролетели незаметно, а с другой, будто тянулись вечность. Хёнджин только сейчас осознал, что Сынмину уже осенью исполнится двадцать пять. А ведь, кажется, совсем недавно ему было семнадцать. Он был ребенком, а теперь его собственным детям было уже по пять лет. В их жизнях столько всего изменилось. Но множество мыслей было не единственной причиной, почему Хёнджин не мог заснуть. Ему в прямом смысле приходилось сторожить сон омеги. Того явно мучали кошмары, и его приходилось постоянно успокаивать. Благо, будить для этого было не нужно. Достаточно было лишь гладить по спине и шептать, что он в безопасности. Когда ночь плавно перетекает в утро, Хёнджин аккуратно перекладывает Сынмина с себя на постель и встаёт. Все его тело затекло и болело, но это не имело никакого значения. Сейчас ему нужно было написать письмо в столицу с информацией о том, что он задерживается на несколько дней, а главное придумать аргумент. О том, что Сынмин нашелся, он решил пока что не упоминать. После того, как письмо было написано, Хёнджин спустился в таверну и передал письмо одному из своих стражников, который притворялся обычным посетителем. Удостоверившись, что тот понял, что именно ему нужно сделать, альфа нашел хозяйку и попросил через пару часов принести им завтрак. Он оставил Сынмина не более чем на пять минут, но когда вернулся, то обнаружил его в слезах. — Маленький, солнце мое, что случилось? Хёнджин в ту же секунду оказывается рядом и обнимает омегу. Тот мертвой хваткой вцепляется в альфу, не переставая рыдать. — Маленький, не плачь? Чего же ты? Я здесь, я никуда не денусь. Все хорошо. И лишь сказав эти слова, Хёнджин осознает, что скорее всего Сынмин просто испугался, проснувшись в одиночестве. Такое в голову альфы почему то не пришло раньше. От собственной недогадливости хотелось рвать волосы на голове: — Прости меня. Я больше не оставлю тебя, слышишь? Прости меня, глупого, я не подумал. Но плакать Сынмин не переставал вовсе и никакие слова на него не действовали. К сожалению, Хёнджин осознавал, что дело было здесь вовсе не только в том, что он ушел на пару минут. Все эмоции, которые по какой-то причине не были проявлены вчера, теперь выливались в это. Хёнджину оставалось лишь обнимать омегу и надеяться, что ему станет легче. Вот только легче, кажется, не становилось вовсе. Альфа не понимал, как в Сынмине не заканчивались слезы. А самое главное силы. — Маленький, пожалуйста, успокойся. Я ведь рядом. Обещаю, что не отпущу тебя. Только перестань плакать, ну же. Хёнджин вытирает непрекращающийся слезы с чужого лица и целует в горячий лоб, после вновь прижимая к себе. Он слегка покачивает чужое тело в своих руках и, кажется, вечность спустя, это помогает. Но, как он и обещал, Сынмина из своих рук он не выпускает. — Хочешь воды? Сынмин мотает головой и, кажется, снова начинает плакать. Хёнджин совершенно не знает, как ему омегу успокоить до того момента, пока он не вспоминает про метку. Он оголяет часть шеи, где находился давно заживший укус, и оставляет несколько нежных поцелуев. Омега рвано выдыхает и хватается за руку Хёнджина. — Все хорошо. Омега смотрит на мужа широко распахнутыми глазами, а тот, в свою очередь, укладывает руку на чужую шею и начинает осторожно гладить метку большим пальцем. — А теперь хорошенько вдохни и выдохни. Все закончилось. Мы вместе. Я знаю, что тебе страшно, но ты больше не один. Сынмин несколько раз кивает и прикрывает глаза. Хёнджин облегченно выдыхает. Он продолжает касаться метки до тех пор, пока дыхание омеги не становится спокойным и ровным. К тому моменту как раз приносят завтрак и они садятся за стол. Каша выглядела не особо аппетитной, но выбирать не приходилось. Сынмина это, судя по всему, не волновало вовсе. Он вновь прикрыл рот рукой и ел, не думая о вкусе. Пялиться на Сынмина было очень не красиво, но Хёнджин не мог перестать думать о том, как, наверное, Сынмину было неудобно. Конечно же, омега заметил чужой пристальный взгляд, и его щеки тут же покраснели от смущения. — Прости, я… Я не хотел. Но было уже поздно. Сынмин отодвинул от себя тарелку и стал разглядывать свои колени, лишь бы не видеть, каким взглядом на него смотрели. Хёнджин никогда еще не чувствовал себя таким идиотом. — Маленький, прости, пожалуйста. Я больше не буду на тебя смотреть. Ешь, пожалуйста. Слова Хёнджина нисколько Сынмина не убедили. Больше к еде притрагиваться он не собирался. В этот момент альфа ненавидел себя как никогда сильно. Он опустился перед мужем на колени и умоляюще взглянул. — Пожалуйста. Я не встану, пока ты не поешь. Сынмин хмурит брови и тянет альфу за плечи вверх, но тот нисколько не двигается с места. Младшему приходится несколько раз кивнуть, чтобы Хёнджин ему поверил и встал. Остаток завтрака проходит в тишине.