разобранные

Они мучали его три недели, ровно. Глазастик специально делал заметки в ежедневнике - новенький был слишком интересным экземпляром, чтобы просто так оставить наблюдение за ним. Его забирали рано утром и возвращали только под вечер, а иногда не возвращали вообще. И тогда пару-тройку дней Глазастик проводил в напряженном ожидании - притащат или не притащат, и в каком состоянии. Было бы жалко получить вместо такого любопытного соседа очередное выпотрошенное, невменяемое тело, которое потом либо грузили в мешок для отходов и сжигали в утилизаторе, либо отправляли дальше по цепочке, в обычную тюрьму или спецлечебницу. Новенький был не из слабаков. Каждый раз его приволакивали все в более ужасном виде - видимо, находясь в сознании, он огребал побои за длинный язык, и это в сочетании с остальными манипуляциями запускало просто дичайшую смесь жестокости и изуверских пыток. Каждый раз он приходил в себя и кое-как съедал холодный заветренный паек, теперь исправно оставляемый на подносе у порога. Когда Глазастик был в камере, сосед в основном спал, беспокойно, ворочаясь, громко вскрикивая во сне или сдавленно рыдая и постанывая от боли. С Глазастиком он больше не разговаривал, только бездумно пялился своим жутким взглядом в пространство. Через три недели его оставили в покое. И следующие несколько дней, после того, как дозорные в последний раз притащили его после исследований, он трупом валялся на своей койке, не притрагиваясь к еде и еле доползая до санитарной кабинки. Привыкнув к извечному состоянию отходняка у своего соседа, Глазастик почти не обращал внимания, чем тот занят. Главное, не сдох, уже неплохо. Поэтому когда утром его громко окликнули, он вздрогнул и, оторвавшись от второго подхода отжиманий, взглянул в сторону смежной камеры. - Че, на спорте, коротышка? - новенький криво ухмыльнулся. В уголке рта красовалась уже запекшаяся ссадина, под левым глазом фиолетово-желтыми разводами виднелся синяк, отчетливо выделявшийся на очень бледной, сейчас почти белой коже. - А ты завидуешь что ли, зомбяк? - добродушно хмыкнул Глазастик и, спокойно закончив с отжиманиями, начал делать упражнения на пресс. - Типа того, я щас даже гребаную ложку до рта не донесу, - он чуть приподнял руки, демонстрируя хрупкие кисти и крупно дрожащие длинные пальцы. Датчиков на браслетах, сковывающих его руки, похоже стало еще больше. - А так сотку в легкую жму. - Ага, конечно, а меня тогда завтра отпустят отсюда, - скептически отозвался Глазастик, не отрываясь от своего занятия. Разминка всегда помогала прийти в себя и избавиться от мрачных мыслей, особенно если полностью сконцентрироваться на ощущениях в теле и работе мышц. Новенький стоял у перегородки между камерами и с прежней усмешкой внимательно смотрел за стараниями Глазастика. Форменные штаны и футболка висели на нем мешком, из широкого ворота выставлялись сильно выделяющиеся ключицы и тощая грудь. Рукава рубашки он обвязал вокруг пояса, а обувь надел без носков и смяв задники. Глазастик завершил упражнения, быстро обтер спину и грудь полотенцем и накинул футболку с рубашкой, аккуратно застегнув ее на все пуговицы и расправив складки. Подошел к прозрачной стенке и заинтересованно приподнял голову. - Что-то нужно? Новенький кивнул с такой неохотой, будто этот жест был самым тяжелым в его жизни. Выражение полностью белых, словно затянутых пленкой глаз прочитать было сложно, но между светлых бровей залегла хмурая складка. Просить о чем-либо новенький явно не умел и не привык. - Ты типа тут давно? Вместо ответа Глазастик многозначительно ткнул пальцем в голографически переливающуюся бирку на кармане рубашки, на которой значилось "P33P3RS". - Че это? - непонимающе буркнул новенький. - Имя твое или че? Пиперс? Ну у тебя родители и извращенцы, звучит убого что пиздец. - Давно, - проигнорировав идиотское предположение, произнес Глазастик. - У тебя такое же "имя", сам посмотри. Буквы - время в тюремных блоках, цифры - опыты в лабораторном корпусе и присвоенный уровень опасности. Все, что до N, это меньше шести месяцев по времени местной станции. Все, что до 5, низкая и умеренная степень угрозы. Новенький подковырнул ногтем бирку на своей рубашке, на которой светилось всего два значка "H8" и хрипло рассмеялся: - Хейт. Нормально! Так значит ты, коротышка, неопасный у нас? Или ты и так навалять можешь? Типа мускулы решают? - Могу, - терпеливо подтвердил Глазастик и с притворным раздражением закатил глаза. На самом деле наблюдать за соседом было забавно. Он явно чувствовал себя хуже, чем пытался изобразить, сложно было представить, каких усилий ему стоило хотя бы одеться - руками он шевелил с трудом, стоял он сейчас, опираясь на стенку плечом. И он точно не был настолько тупым, каким пытался себя выставить. - Еще пара таких же дебильных вопросов, и могу на тебе продемонстрировать, какой я неопасный. Говори уже, чего ты там хотел. - Чтобы ты мне помог, - негромко отозвался новенький, сильнее привалившись к перегородке между ними. Голос у него был серьезным. Он моргнул, опустив длинные светлые ресницы, глаза до этого мутноватые сменили оттенок на ртутно-серебряный. - Я им как заноза в зборначьей жопе - так и будут брыкаться, пока не избавятся. Если сам не откинусь, то потом попытаются убрать. Побрякушки-то нацепили, но все равно меня стремаются. - То есть, правильно понял, я должен с тобой возиться, пока ты не восстановишься, кормить с ложечки, подтирать сопли и прикрывать твою задницу на работе за просто так? - язвительно фыркнул Глазастик. Заканчивать разговор и уходить он впрочем не спешил, разглядывая соседа с пренебрежительной подначкой. - Не просто так. Я сделаю все, что хочешь и... все, о чем попросишь, - с трудом выдавил новенький. Дернулся над обручем ошейника острый кадык, глаза наполнились слепяще-белым свечением. - Ты не разбрасывайся так легко обещаниями, а то потом всю жизнь долги будешь раздавать. Учти, я ведь могу и воспользоваться твоей щедростью. Меня сюда упекли не за то, что я весь добрый и пушистый. - Да мне срать, здесь все мудаки, - с облегчением выдохнул новенький. Видимо, он ожидал быстрого согласия или того, что его резко пошлют. И почему-то такая честная реакция Глазастика его успокоила. - Только мне пока нужен мой личный мудак, который закошмарит других. Ты тут давно, все и всех знаешь, подозрений не вызываешь. Мистер Правильность в отглаженной рубашечке, не опа-асный. Он издевательски протянул последнее слово и усмехнулся. Глазастик не торопился с ответом, изучающе разглядывая новенького, хотя для себя решение уже принял. Принцип использовать любую потенциальную выгоду по максимуму не давал отказаться от непыльного в общем-то задания - ну, допустим, будет он опекать эту груду костей какое-то время, пока тот либо не оправится достаточно и его можно будет использовать, либо не умудрится таки сдохнуть, если его вздумают убрать. - Поможешь, а? - новенький сменил тактику уговоров и, видимо, решил давить на жалость, задав вопрос слабым голосом и устремив просительный взгляд серебристо блестевших глаз на него. - Буду тебе должен. - Сделаешь все, что я попрошу, говоришь? - Глазастик постучал по перегородке согнутыми пальцами, будто по стеклу вольера какой-нибудь дикой, но интересной твари. Зная, что ему ничего не грозит и наслаждаясь безнаказанностью положения того, кого умоляют о помощи. - Ты ведь понимаешь, что я с тобой возиться буду от силы пару-тройку месяцев, а вот ты мне "должен будешь", все время, пока я так скажу? - Да в курсе, - со сдержанной яростью процедил новенький. - Только если ты проебешься хоть где-то, хер тебе, а не сделка. Понял, "Пиперс"? Он угрожающе ткнул длинным пальцем в заслонку прямо напротив бирки на форменной рубашке Глазастика, облизнул разбитую нижнюю губу, зло уставился ожидая ответа. Глазастик хитро улыбнулся и с шутливой беспечностью отсалютовал: - Договорились. Только не жалуйся потом, "Хейт".