Кузьма и барин

По правде, раньше Андрей боялся, что Миха с графом могли образовать непобедимый кутежный дуэт и спиться, кочуя по цыганским шалманам. Вчера чуть ли не верил, что Миху держат на цепи как собаку. А сегодня он не думал ни о чем, просто шел. Главное — попасть за кулисы, а там будь что будет. В записке для Саши он сначала хотел написать: попробую на работу устроиться, а потом сам же посмеялся — какая работа, им через три дня уезжать. Написал честно: иду выручать друга, жди, каша пшенная на плите под полотенцем. Волосы Андрей частью зачесал вперед, чтобы получилась дурацкая челка, частью растрепал. Костюм у сына дворника был скромненький, из тонкой шерсти, но чистый и очень приличный. Вышел вид бедного провинциала, впрочем, благонадежного. Вот и строгий швейцар у дверей театра Андрея не погнал — спросил, к кому и к какому часу назначено. Андрей уклончиво ответил, что пришел наниматься художником по рекомендации, и махнул папкой набросков. Швейцар его направил к черному ходу и объяснил подробно, куда и как дальше по коридорам, чтобы найти главного декоратора. Андрею аж сделалось совестно за этот обман. Он машинально полез в карман за монеткой на чай, но вовремя остановился и сделал вид, что просто рука так замерзла. Сторож у другого входа ему тоже поверил, и Андрей, чувствуя холодок по спине, деловито пошел по темному извилистому коридору. Сверху раздавался скрежет, словно двигали железные фермы; иногда его заглушал дружный топот. Взрыдывал басистый тромбон, и Андрей понял, что находится сейчас где-то под сценой. В объяснениях швейцара он вскоре запутался, коридор напоминал лабиринт, а клубок взять с собой Андрей что-то не сообразил. Он толкнул на пробу одну из дверей. В полутьме едва различимы были ступени, он стал подниматься. Звуки делались ближе, наконец, наверху замаячил контур квадратного люка. Андрей приоткрыл его, самую малость — и тут же перед лицом увидел стройную женскую ножку. Затянутая в белый чулок, она мелькнула и исчезла. — Что такое?! — раздался окрик. — Посторонний на сцене! Андрей поспешно захлопнул люк и начал спускаться, когда вдруг лестницу залило светом. Сверху были люди, и они смотрели не слишком-то дружелюбно. — Добрый день! — улыбнулся Андрей. — Я… ищу господина главного декоратора. — Это я, — к нему наклонился какой-то мужчина со всклокоченными волосами. — Я к вам по рекомендации… эмм, Кузнецова. Исполнителем работ. — Ничего не понимаю. Идите сюда. Андрей быстро поднялся. Он и вправду оказался на сцене — широкой, в желтом свете подвесных ламп. Все уже разошлись, его ждал только измученный мужчина лет сорока, подглазными мешками напоминавший мастифа. На другом краю группа танцовщиц под руководством балетмейстера выстраивалась в какую-то боевую фалангу. — Здрасьте, — повторил Андрей. — От Кузнецова? — человек-мастиф потер лицо. — Я уже не помню ничего. Андрей, с надеждой повертев головой, не окажется ли сразу рядом Мишка, вынужден был продолжать: — Да. Младшим помощником исполнителя… кулис. — Работы, что-нибудь — есть? Андрей протянул папку с набросками из Академии. Главный декоратор быстро её пролистал и немного успокоился. — А только гипсы и фигуры? — Я вообще больше маслом пишу… — соврал Андрей. — Не из богомазов, случайно? — ухмыльнулся декоратор, возвращая папку. Андрей потупился, изобразив истинно церковное смирение. — Так, ладно. Вижу, рука поставлена. Впрочем, здесь не придется писать, — декоратор сделал ехидную паузу. — Пойдешь на заливку фонов. — Прямо сейчас? — Да. Работы немерено, всё горит! — декоратор снова заволновался. — Так что давай, давай. Иди вот туда, — он махнул за кулисы. — Тебе объяснят. — А вы случайно не знаете… — Оплата поденная. Если до вечера продержишься… да скажут тебе! — А. Спасибо. — Всё. Иди. И я… пойду, — декоратор сжал голову руками и погрузился в подобие транса. Мимо с топотом пронеслась дюжина девушек в белых чулках и лохмотьях из блестящего серого шелка.

***

Работы и вправду оказалось немерено. В холодной мастерской за длинными столами разом несколько десятков человек трудились над огромными холстами на подрамниках. У каждого было ведерко с колером определенного цвета. Усатый мастер пояснил Андрею, что творчества здесь особо не требуется, знай закрашивай своё — но ровно и без пробелов, да передавай другому, не зевай. Андрей удивился, неужели это декорации к будущему спектаклю, про который столько говорят? Мастер подтвердил, что к нему, будь он неладен — но почему, не сказал. Андрей дали краску, серо-сиреневую, и растрепанный флейц, и поставили красить. Как назло, колер ложился неровно, поверхность холстов была жирной от стертого грифеля, и краска скатывалась, пестрела пролысинами. Андрей пытался и так, и так, посушить дыханием, а потом замазать поверх вторым слоем — всё равно не получалось. И хотя на холстах были поставлены точки, каким цветом заливать внутри контура, один он загубил, покрасив совершенно не то, не своё. От напряжения и досады у Андрея слезы выступили на глаза. У остальных-то всё получалось — жилистые, с безучастными лицами маляры (в основном почему-то татары) красили и красили, передавая по цепочке, и у них вот не скатывалось. Дома волновался, наверное, Саша, и Мишка, неспасенный, где-то сидел на цепи… — Да чего ты? — мастер, заглянув через плечо, заметил его слезы. Андрей сглотнул — и признался, что испортил заготовку. Мастер принес тряпку со скипидаром и стер колер в неправильном месте. — Во, и всё, — он шлепнул тряпку на стол. — И делов-то. Андрей благодарно кивнул. Следующие несколько часов прошли как в кошмаре. Перерывов работа не предусматривала. Руки у Андрея занемели от холода, голова кружилась от запаха скипидара. Неумолчный стук молотков из соседнего зала бил прямо в мозг. Андрей почти приноровился красить в ритме со всеми и уже не смотрел на пробелы. Как легло — так легло. Всё равно ведь для графа старается… Он вспомнил, зачем пришел, и сделалось донельзя горько. Может, Мишки и вовсе больше на свете нет, а он тут… — Парень, — мастер тронул его за плечо. — Поди-ка сюда. Андрей вылез из-за стола, и его сосед молча взялся за оставленную кисть. Теперь, кажется, он красил двумя руками сразу. — Ты чего это? — усач участливо заглядывал в лицо. — Нешто болен? Андрей закивал. Он и вправду чувствовал себя заболевшим, как пьяным. — А чего работать пришел? Отлежался бы. — Умирает… брат, — соврал Андрей. — Мне б до конца дня продержаться. Деньги очень нужны… — А-а. Так, с работ я тебя снять не могу, но иди-ка ты к плотникам, там хоть продохнуть можно. Андрей горячо поблагодарил его. — Вечером давай за расчетом сюда. — Вы очень добры… — Ха, — мастер подкрутил рыжий ус. — Смотри сам не помри там. Вскоре Андрей понял смысл его слов. Он снова вышел было на сцену, где неустанно скакали девушки в белых чулках, но наткнулся на мастифа-декоратора. Пришлось спрашивать, где плотники, хотя очень хотелось напрямую про Мишку. Декоратор любезно ему указал. Кажется, он что-то уже заподозрил. В соседнем зале тоже была потогонка — пусть и без тошнотворного запаха, но такая же страшная. Расписанные детали монтировали на каркасы, сколачивали блоки декораций: неровную линию крыш, ряды витрин с иностранными надписями, целый несуществующий город! Андрей поразился, как то, что на отдельных холстах было просто пятнами цвета, образовывало пейзажи, издали — точь-в-точь настоящие. При нем закончили замок с остроконечными башенками в ночном освещении и начали в дневном. Здесь начальник оказался не таким матерински-участливым. Он выслушал Андрея, что его направили от маляров до конца этого дня — указал место на полу, и велев беречь инструмент, куда-то ушел. Больше он не появлялся. Мужички вокруг были русские, с рязанским добрым говором. Сосед тут же показал Андрею, как именно скреплять детали изнутри, дал истерзанный листок со схемой и попытался расспросить, откуда он будет такой. Андрей уклончиво отвечал, что мещанин из тверских. Сосед оказался недавним крепостным. Сам выкупился кое-как — много лет копил, строя церкви с артелью; теперь на жену зарабатывал. Поскольку вокруг было шумно от стука молотков, он орал, остальные тоже орали, и вскоре голова у Андрея заболела пуще чем от скипидара. Снова потянулись часы. Андрей умудрился стукнуть себя по пальцу на левой руке, и ноготь налился пунцовым, но останавливаться было нельзя. Мужик доверительно рассказал, что премьера точно должна быть после Пасхи, в середине апреля. Декорации бы доделали и раньше, только как, если у господ по семь пятниц на неделе и недавно добавили новые сцены. Вот, теперь замок какого-то судьи им потребовался, будто мало было парикмахерской и мясной лавки в натуральной, так скажем, пропорции… Андрей рассеянно слушал его, прибивая к каркасу смолистые сосновые рейки подрамников. Он пытался было спросить про Мишку, но мужик его даже не понял, для него существовали лишь какие-то «господа», которые много хотят, да и всё. Сам он к опере был равнодушен. Зачем-то Андрей поднял взгляд — и замер с занесенным молотком. В дверях зала он увидел графа. Это точно был он — высокий, облаченный в черное, с надменным восточным лицом. Никто из работавших не обратил на него внимание, даже не поздоровался, — но Андрей продолжал смотреть, пусть это было уже нелепо, неприлично, губительно… Неужели вот — тот самый человек, который значил так много в судьбе бедного Саши, этот подлец, это зло во плоти! Сосед уже тревожно дергал за рукав, но Андрею было всё равно. Граф был одет в нечто странное — кожано-блестящие штаны, высокие, словно охотничьи, сапоги без отворотов и длиннополый, какой-то готический сюртук. На лацкане щеголевато поблескивала серебряная брошь в виде ящерицы. Прямые черные волосы свисали до середины груди. Андрея мигом охватила ярость — ишь, вырядился! Чернокнижник! Шут ты ярмарочный, черт из бутылки!.. Граф тоже заметил его — вряд ли узнал, ведь они виделись ранее всего лишь несколько мгновений на Невском, — остановил взгляд маслянисто-нефтяных черных глаз, и Андрею сделалось не по себе. Эти глаза, казалось, прожигали насквозь. Трудно было терпеть, но Андрей не потупился, а опустив молоток, наоборот, с усилием выпрямился. Граф словно раздевал его, и за нахлынувшим стыдом мигом пришел дикий страх. Андрею почудилось, что этот человек всё о нем знает (откуда!), что он уже разгадал его план… Не отрывая взгляд, граф вдруг ухмыльнулся и дернул уголком рта — будто поцеловал. Получилось по-разбойничьи криво и нагло. Андрей шумно выдохнул. Да что он себе… В этот момент кто-то окликнул графа, и он ушел, а Андрей остался сидеть — с глупым растерянным видом. — Эй, ты штой-то? — потормошил его испуганный соработник. — Так… Ништо… Голова закружилась. — А, — кивнул тот. — Бывает. — И снова погрузился в работу. Ярость плескалась горячей волной, билась кровью в висках. Андрей, не видя толком ничего, нашарил на полу железную линейку — не то! — потом отвертку с длинным стержнем. Рукава как назло были засучены до локтя — не спрячешь, поэтому её он, быстро приподняв штанину, сунул в носок, прижал кромкой к лодыжке. Брякнул соседу: — Худо… Пойду подышать. — Мастеру не попадись! Андрей кивнул и твердым шагом направился вслед за графом. Сквозь смежную мастерскую, где с тоскливым визгом распиливали брусья на рейки, он попал в узкий коридор, освещаемый лишь парой масляных рожков на стене. Граф шел впереди — один. Точно один! Никто ему не поможет… Сомнений не было. В этот момент Андрей твердо знал, что должен сделать. Убить тварь, которая каждым своим действием вредила другим — уничтожить безжалостно, как избавляются от ядовитого насекомого. А там пусть суд, каторга или казнь — всё уже не важно, лишь бы Мишка с Сашей более не страдали… За сими благородными мыслями Андрей промедлил вынуть отвертку. Граф внезапно обернулся и посмотрел на него с недоумением. Андрей присел и сделал вид, будто у него развязался шнурок, сам же в это время нащупал сквозь штанину выпуклую рукоять. Граф снова пошел — и Андрей, не успев выхватить орудие убийства, припустил за ним. Почему-то казалось, будет лучше сделать это у жертвы перед лицом, а то гнаться сзади с отверткой попахивало подлостью. Пару раз на ходу он подскочил, хватая себя за щиколотку в попытках достать — но нет, точно не получалось. Значит, и не надо. Впереди уже был виден конец коридора и щелястая дверь в какую-то светлую комнату. А там — другие люди, свидетели, провал всей затеи. Отчаянным рывком Андрей смог обогнать графа и преградил ему дорогу. — Вы! — просипел он и еще раз дернул ногой. Липучая штанина из дрянной тонкой шерсти, как назло, задираться не хотела. — Вы, — повторил Андрей. Граф тягуче улыбнулся — и вдруг толкнул его к стене, навис, навалился сверху огромным телом. — Ну что? Что-что-что-что-что… — зашептал он пугающе ласково, как заклинание на смерть. Андрею от этого безумного приговаривания сделалось жутко. Он ойкнул и попытался выскользнуть, но граф крепко взял его за запястье. — Что ты ходишь за мной? — голос у графа был хрипловатый, низкий — почти как у Мишки, но глуше. Андрей смотрел снизу вверх в блестящие глаза, бесстыдные, как у рептилии. Надо было сделать что-то, сказать… Резким движением притянув графа за шею, Андрей его поцеловал. Он думал, граф отшатнется, станет вытирать рот, дав ему фору на убийство… Но вместо этого граф ответил на поцелуй — с напором, даже страстью! — Люблю смелых, — улыбнулся он, отклонившись на секунду, и вновь сам впился в Андрея. Губы у графа были грубые и горькие от табака, а язык — наглый и верткий. Он толкнулся Андрею между зубов, как-то по-хозяйски, и с ужасающей ясностью Андрей понял, что вот и сбывается его мечта быть унизительно выебанным в рот. И в то же время, было в этом нечто пленительное — обаяние силы, никогда не встречавшей отказа, несомненная правота победителя. Ноги у Андрея разом ослабли, подкосились, и он съехал бы по стенке, не подхвати его граф — за самое пикантное место. — Ах! — вскрикнул Андрей, когда граф с силой сжал его правую ягодицу. Граф довольно ухмыльнулся и принялся мять, терзать самое мягкое и беззащитное, стискивая пальцы как хищная птица — свои крючковатые когти. Андрей попытался было согнуть левую ногу, чтобы достать проклятую отвертку, но граф слишком плотно прижимал его к стене, продолжая лапать и целовать. Тогда Андрей чуть приподнял её, чтобы хоть так добраться до щиколотки — и случайно толкнул графа в пах, где под странной тканью блестящих штанов бугрилась солидная выпуклость. Граф сузил глаза в восхищении от андреевой смелости. — А что еще ты умеешь? Еще Андрей умел убивать тех, кто не заслуживает права на жизнь. Он резко упал на одно колено — но не успел задрать штанину и достать наконец инструмент, когда в лицо ему уткнулся инструмент другого рода. Сквозь тонкую ткань он явственно различил изгиб ствола и даже очертания головки… Граф был поистине щедро одарен не только музыкальным талантом! Чтобы не вызывать подозрений, Андрей потерся об него щекой, при этом судорожно шаря внизу. В следующий миг он оказался вжат затылком в стену. Граф долго, и должно быть, с удовольствием повозил тяжелыми яйцами ему по лицу. От давления на глазные яблоки и давления, так скажем, морального у Андрея брызнули слезы. Он жалобно всхлипнул. — Нет… постойте… Граф отклонился и весело глядел сверху. — Мне работать пора… — быстро проговорил Андрей. — Меня мастер ругать будет. — Это единственное, что тебя останавливает? Андрей серьезно кивнул. — Строгий — жуть. А мне нельзя, чтобы выгнали… Граф даже умилился как-то и хохотнул: — А если я его выгоню? — Нет-нет-нет! — уже всерьез испугался Андрей. — Не надо такого. — Ну смотри, — граф взял его за подбородок, приподнял лицо. Оттянул губу и зачем-то подушечкой пальца погладил передние зубы. — Зайду к вам вечером. Будешь ждать? — Буду! — Андрей радостно, преданно заморгал. Граф, отпустив его, спросил: — А как зовут тебя? — Э-ээ… Кузьма! Да, Кузьмою кличут, — нашелся Андрей и сам обрадовался своей хитрости. — До встречи, Кузьма, — обворожительно-низко пророкотал граф и исчез. Вернее, он, конечно, просто ушел, но для пораженного Андрея граф пропал магическим образом, был только что — и вот уже нет. Застонав от унижения и ненависти к себе, Андрей закрыл голову руками. Во рту остался противный привкус табака, а на одежде — тяжелого, как лауданум, парфюма. Тряпка, дрянь, дешевая шлюха! Неужели он настолько был готов повиноваться любому, кто способен властно заявить права на него?.. О, Саша, прости!.. Только сейчас он понял, что едва не сотворил в ослепляющем желании мести. Андрей вытащил отвертку, и пошел с ней в руке, уже не таясь. Сам не свой, он вернулся к работе. Огромная рама с холстами была как раз готова, сосед-рязанец радостно замахал: — Продышался? Давай, тебя ждём! Р-раз-два, взяли… Десяток рабочих подхватили каркас за специальную рейку с изнанки и осторожно понесли на сцену. Андрей шёл последним, придерживая угол. На просвет на холсте проступали искусно прописанные кирпичи. В цвете фона Андрей узнал и свой колер. — Куда ставим, гос-дин декоратор?.. Тот принялся суетиться, и от взмахов рук сделался больше похожим на дирижёра. Андрей послушно бегал вместе со всеми на три шага вперед, два назад, передвигая декорацию. Рядом, только немного быстрее, совершали свои пробежки девушки в белых чулках, уже порядком запыхавшиеся. — Это что… — раздался вдруг голос графа. — Мужики, ну ё-моё, чего нахуевертили-то, а? Не графа! Андрей, не веря себе, выскочил из-за рамы на сцену — и увидел Мишку. Живого, здорового, и очень и очень рассерженного. Даже в модном узком сюртуке и белой рубашке с жабо! — Ну смотреть, наверное, надо? На самом деле… Вот чё за утренний рассвет там?! — он замахал руками на левый дальний угол. И вправду, один из холстов был приделан вверх ногами, и горящее киноварью окно замка парило как некое невиданное Солнце на прямоугольном черно-каменном небе. Декоратор, вцепившись в собственные уши, тихонько завыл. — И что нам делать… — прогудел один из столяров. — Да хуй во лбу приделать! — огрызнулся Мишка, взъерошив длинные, до плеч отросшие волосы. — Вы… Ладно. Ебись оно всё… Знал бы я, кто это… — Это я! — выкрикнул Андрей. Остальные расступились. Мишка смотрел на него, явно не веря. — Андрюха, ты? — он кулаком потер глаза. — Я, — глупо повторил Андрей и улыбнулся. — Андрюха! — завопил Мишка. — Аааа!.. — и ринулся к нему с объятиями. Он подхватил Андрея и стиснул так, что кости захрустели. Помотал, как щенок тряпичную игрушку, насилу отпустил и принялся заглядывать в лицо — безумно, радостно, жадно. — Ты… ты взаправду тут, что ли? Андрюх… Да как… — К тебе пришёл. — А. Это… Нет, ну ты правда? Не чудишься мне, да? — Мих, это точно я! — успокоил его Андрей. — Я и сам не верю… Мишка, тряхнув головой, объявил: — Ко мне земляк приехал! — И мужики согласно загудели: — Да, эт дело… — Ладно, товарищи, — Мишка коротко вздохнул. — Вы ж сможете щас всё, ну, как надо? — Да… Чего ж не смочь… — Во. Да. Давайте, — он кивнул, и закинул руку Андрею на плечо: — Пойдём, я… Нет, ну надо же!.. Мимо них в очередной раз пронеслась в угрожающей пляске группа загнанных девушек. — Михаил Юрьевич! — окликнул его декоратор. — А это обязательно, чтобы… — он указал на кордебалет. — Да! Фисе надо репетировать, — авторитетно сказал Миха, и они вместе с Андреем нырнули за кулисы.