***
Пока набирается ванна горячей водой, в помещении воздух нагревается и становится жарко, Тэхён только после этого заносит на руках Чонгука и усаживает в мягкое кресло. Проверяет воду локтем, чтобы быть уверенным, что вода комфортной температуры. На Чонгуке нет одежды, она мешает движениям во время упражнений, да и вообще, Тэхён считал, что одежда мешает циркуляции энергии и затрудняет дыхание кожи тела. Он бережно погружает Чонгука в ванну, подкладывая под голову сложенное полотенце. — Тебе не горячо, солнышко? Удобно? — Терпимо, Тэ, даже хорошо, я забыл, когда последний раз принимал ванну. Ещё бы пенку, бомбочки, — Чонгук блаженно улыбается. Тёплая вода приятно обволакивает, лаская и очищая, нежа болезненное тело. Чонгук, лежа в ванне, всё так же следит за каждым движением Тэхёна, а тот поливает голову тёплой водой, стараясь, чтобы вода не залила глаза, перебирает длинные волосы, взбивает пенку шампуня, втирая массажными поглаживаниями. И всё так же целовал лоб, глаза, щёки, осторожно касался губ, нежно проводя по ним языком и слизывая с них лечебный бальзам. Мягкой мыльной мочалкой протирает всё тело, спустив воду, ополаскивает из душа с головы до ног, заворачивает Чонгука в большое банное полотенце. Накидывает на голову полотенце поменьше, подсушивает волосы, расчёсывает бережно, ему нравятся длинные волосы Гука, но решил придать им форму. — Гуки, ты не бойся, я научился подстригать, так что ушки мои любимые не отрежу, — Тэхён ощущал подъём сил, счастье окрыляло его. Он чувствовал, как эти самые пресловутые пузырьки счастья разбегаются по венам, хаотично перепрыгивают из одного лёгкого в другое, пульсируют в области сердца, перекатываются на языке, весело взрываются, вызывая приятную щекотку во всём теле. — Ты что на все, какие мог, курсы ходил? — Чонгук всё ещё говорит с трудом. Радовало то, что если и улучшений не было видно так явно, но и ухудшений не наблюдалось. — Ну да, даже маникюр делать научился, — Тэхён впервые за долгое время смеётся легко и беззаботно. — Ты не представляешь, с каким шоком они все смотрели на меня, там молодые девчонки, женщины, и я, мужчина в возрасте, сижу коготки подпиливаю. Тэхён весело рассказывает, Гуки улыбается, представляя Тэ с пилочкой в руках. Тэхён ловко орудует ножницами, подравнивая и убирая лишнее. Собирает отрезанные волосы в салфетку, взбивает пряди, придавая объём феном, рассматривает и остаётся довольным проделанной работой. — Ну вот, хоть на конкурс красоты. А теперь займёмся твоими руками. Он с усердием приводит в порядок ногти Чонгука, высунув кончик языка. Каждый палец массирует, втирая миндальное масло. Попутно целует, измазывая свои губы в масле. Закончив с руками, переходит на ноги, с нежностью поглаживает их, садится на пол, вытирает влагу между пальцами, целуя лодыжки, поднимается к острым коленкам, не в состоянии остановиться. — Ты мне задолжал за пятнадцать лет, — аккуратно подрезает отросшие ногтевые пластины. — Я сожру тебя, Гука, только поправься. — Мне нравится твоё обещание, Тэ. Жду с нетерпением, — Тэхён смотрит снизу на улыбающегося Чонгука, и сердце замирает, переполнившись пьянящим чувством эйфории.***
Постель меняет каждый день. Чонгук, сидя на диване, завёрнутый в широкую белую простынь, наблюдает, как Тэ мастерски справляется с бельём. — Тэ, ты столько возишься со мной, чувствую себя младенцем. — Так ты и есть малыш, мой любимый малыш. Через каждые четыре часа делает массаж всего тела, начиная с кончиков пальцев на ногах, заканчивая головой. Его сильные руки прорабатывают каждую мышцу, не пропуская ни одного сантиметра кожи. Делают упражнения, сгибая и разгибая суставы, под болезненные стоны Чонгука. Тэхён как может подбадривает. И целует везде, шепча слова любви. Он скрупулёзно выполняет все предписания Чимина. Кормит строго по часам, вплоть до минуты. Начали с куриного бульона. По чайной ложечке. Чонгука тошнит от запаха еды. Если воду он как-то пьёт, то есть совсем не хочет, и только после того, как Тэхён расплакался от безуспешных уговоров, сдаётся, больше не в силах смотреть на расстроенного Кима. Взамен требует, чтобы Тэхён тоже полноценно питался. Тэ подкатывает кровать ближе к кухне, чтобы Гуку он сам был лучше виден, готовит себе рамён, садится и ест под строгим наблюдением Чонгука. Показывает пустую тарелку: — Видишь, я всё съел. Чтоб и ты больше не капризничал, и не вредничал.***
Ночью Тэхён спит на диване, рядом с кроватью Чонгука. Просыпается несколько раз, чтобы поменять его положение. С тревогой прислушивается к дыханию, и только размеренные вдохи-выдохи успокаивают его, и он засыпает умиротворённый. — Поспи ещё немного, Тэ, ты выглядишь слишком уставшим, — Чонгук, проснувшись утром, сталкивается с устремлённым на него пристальным влюблённым взглядом. — Люблю смотреть на тебя спящего, один только взгляд и я готов кричать от радости до хрипоты, — Тэхён лежит рядом на диване, держит Гука за руку, прижавшись к ней щекой. — Иногда мне кажется, что это всё длинный затяжной счастливый сон и тем больнее будет просыпаться. Я видел счастливые сны, где мы были вместе, ты рядом, мы занимались любовью. Как невыносимо было утром открывать глаза и понимать, что всё осталось там, за гранью сна, — Тэхён встаёт, берёт Чонгука на руки и вместе с ним садится на диван, прижимая к груди и целуя в висок. — Я хочу тебя всю жизнь на руках носить. Чонгук приподнимает голову, улыбаясь. — Ты уже говорил мне это. — Готов повторить столько, сколько захочешь. — И носить не устанешь? — Не устану, своя ноша не тянет, а меня ещё и счастливым по-настоящему делает моя бесценная ноша. Тэхён не хочет отпускать Чонгука из рук, он так тосковал по теплу, исходящего от тела любимого, это было так удивительно, поразительно, невероятно до жути, до невозможности замечательно ощутить всё это вновь. Он был лишён этого проклятые пятнадцать лет. — Тэ, ты говоришь пятнадцать лет, но я здесь всего семь лет. — Гука, это у тебя здесь семь лет прошло, а там, — он неопределенно машет рукой. — Там пятнадцать лет. Мне тридцать семь, я теперь могу с полным правом называть тебя малыш, а ты меня — папочка. — Ты всё это время искал меня? Тэхён кивает головой, в горле встал комок, не дающий сказать ни слова. — Я не мог не искать. Всё в своей жизни подчинил этой цели. — Ты так и не рассказал мне, как нашёл меня. — Я искал тебя, сначала в Корее, потом решил, что ты можешь находиться в другой стране. — Но для поисков нужны деньги, где ты их взял? — Гуки, наша компания была довольно рентабельной, и без ложной скромности скажу, приносила большой доход. — Компания? Что за компания? — Любовь моя, наша, как мы и мечтали, «JKVcompany». — JK? Это же моё имя? — Ну да, конечно твоё. — Ты поставил меня на первое место? — Ты для меня всегда и везде на первом месте. В носу засвербило, Чонгук утыкается в шею и сопит, Тэхён, может, не часто говорил ему слова любви, но своими действиями он всегда показывал и доказывал свою любовь к нему. Ничего не изменилось, он такой же, как и прежде. — А дальше что было? — Дальше? Однажды я решил, что мне надо в Америку. Решил — сделал. Наладил связи, заключил несколько выгодных контрактов, меня пригласили на конференцию, где я должен был выступать. Еду в такси, льёт такой дождь, что самому выть хотелось, а тут смотрю: ты на скейте рассекаешь. — На скейте? Я? — Ну, я думал, что это ты. Выскочил из такси, бегу, а ты летишь в дали дальние, понимаю, что не догоню и позвал во всё горло. Он меня услышал, вернулся, назвал моё имя. Я тогда удивился сильно. Ведь я понял, что этот парень не ты. Он привёл меня в твой дом. Туда, где ты жил раньше. Его звали Чон Чонгук. Назвали в честь тебя, он был твоим внуком. — Внук? У меня есть внук? — Чонгук немного отстраняется, заглядывая в глаза Тэхёна, проверяя, шутит или серьёзно. — Будет, малыш, у твоего сына будет сын. Его назвали твоим именем. Вот он и отдал мне твою книгу с нашей фотографией. Я подумал, что ты должен был оставить мне письмо, записку, хоть что-то. И нашел. В ней ты написал имя — Ким Намджун. Оставалось найти его, — Тэхён пропускает некоторые моменты, о которых не то, что рассказывать не хочет, он воспоминания о них закопал бы куда поглубже. — Я вернулся в Сеул, Хосок собрал данные на несколько десятков Ким Намджунов. Обошёл почти всех, пока не наткнулся на нужного. Он испугался, когда я произнёс твоё имя. Увидев его страх, понял, что он тот, кого я искал. Решил сказать ему сразу, что мне нужно от него, но не успел, меня выкинули из здания. — Тебя выгнали? — Чонгук не перестаёт удивляться. — Ну а что ты хотел, после того, как я ему челюсть сломал одним ударом. — Вау, Тэ, ты научился драться? Тэхён с грустью смотрит на Чонгука. — Я должен был куда-то выплеснуть всё, что у меня накопилось здесь, — Тэхён тычет себе в область сердца. — Всю злость, обиду, одиночество срывал в спортивном зале. Чонгук запускает пальцы в волосы Тэ на затылке, притягивая, целует в губы. — Прости, я не предполагал, что может произойти такое. Никто не знал про другой контейнер. Они были практически идентичны. В темноте разглядеть вообще было невозможно. — Сколько времени ты должен был здесь оставаться? — Год, но в нашем времени меня не было бы всего неделю. — Но всё пошло не по плану. Они не должны были оставлять тебя здесь одного, — Тэхён начинает злиться. — Тэ, я не смог бы перенести перемещение. Я понимал это, поэтому не настаивал, — он гладит скулы, плечи, успокаивая. — Я мог ещё тогда присоединиться к тебе и мы бы не пережили всего того ужаса, что пришлось перенести и тебе, и мне, — Тэхён с силой прижимает к себе Чонгука, будто хочет слиться с ним в одно целое, неразделимое. — Не оставляй меня больше никогда. — Не отпускай меня больше никогда, — эхом звучит в ушах.***
— Гуки, нам нужен здесь свой человек, — Тэхён, зная вспыльчивый и ревнивый характер своего малыша, начинает издалека. Он подключает капельницу, внимательно рассматривая тонкий шланг на наличие воздуха, регулирует скорость подачи раствора. Все движения доведены до автоматизма. И ждёт, что же скажет Чонгук. Легко не будет, это точно. — Где мы его найдём здесь? Мы же никого не знаем. — Я нашёл одного. Он адвокат, — Ким с опаской смотрит на Чонгука, и да, он видит то, чего боялся — потемневшие глаза затягиваются дымкой ревности. — И где, скажи-ка на милость, мой милый, ты его нашёл, когда успел и по каким критериям ты пришёл к выводу, что он тот, кто нам нужен? — дрожь в голосе Чонгука вызывает ответные неприятные мурашки страха на спине Тэ. Он прикрывает глаза, вдыхает поглубже воздух, убедить Чона, что Юнги всего лишь предполагаемый адвокат на будущее, стоит больших усилий. Его малыш сейчас очень ранимый и уязвимый, что в геометрической прогрессии увеличило степень его ревности. — Гуки, Хосок подобрал несколько кандидатур, я посчитал, что Мин самая подходящая. Вот посмотри, — он находит на планшете необходимую страницу и протягивает Чонгуку. — Прочти и скажи, что думаешь. Чонгук с недоверием берёт в руки гаджет, стараясь не совершать резких движение левой рукой, к которой присоединена система и просматривает биографию Мина. — Он умер в тюрьме. — Нет, любовь моя, умрёт, через полтора года. — Он гей? — Как и мы, счастье моё. — Ты выбрал его, потому что он гей? — тон голоса уже повышается, режим «ревнивый банни» вот-вот включится. Тэхён знает, что единственное его спасение сейчас — это много-много поцелуев, признаний в любви и уверения, что кроме этого ревнивого кролика ему никто не нужен. — Гуки, солнце моё, счастье моё, жизнь моя, я люблю тебя безмерно, безгранично, — он покрывает поцелуями всё лицо, держа его в ладонях. — Я люблю в тебе каждую клеточку твоего тела, каждый миллиметр, никогда, ты слышишь, никогда не променяю даже твой отрезанный ноготок на кого-то иного, кто не ты. Ревность Чонгука потихоньку утихомиривается под напором нежных поцелуев, он понимает, что поступает не совсем адекватно, мягко говоря, но ничего не может поделать с дикими чувствами, которые затапливают его всего при одной мысли, что Тэхёну может понравиться кто-то другой. — Прости, я опять всё порчу. — Нет, душа моя, — он берёт бутылёк с массажным маслом, выливает немного на ладони и начинает поглаживать снизу вверх сначала одну ногу, затем вторую. — Мы со всем справимся. Но что ты думаешь о Мине? Если ты не согласен, тогда посмотри другие кандидатуры. Нам нужен надёжный, не болтливый и… — Тэхён сгибает ногу Чонгука, стараясь притянуть колено как можно ближе к животу, — и благодарный. — Почему именно благодарный? — Чонгук кряхтит, переводя дыхание. — Мы спасём его от смерти, разве это не заслуживает благодарности? Благодарность равна верности. Это то, что нам нужно здесь и сейчас. Давай, малыш, тянем носок, тянем, — он ни на минуту не прекращает движения, растягивая мышцы и связки, несмотря на недовольное пыхтение Чона. Чонгук пересмотрел другие файлы и скривил рот: — Остальные слишком смазливые. Тэхён засмеялся. — Это твой критерий отбора? — Да, пусть будет Мин Юнги, тем более, судя по фамилии, он кореец. — Хорошо, малыш, твой голос решающий. — Но как ты свяжешься с ним? Ты поедешь на встречу и оставишь меня одного? — у Чонгука глаза расширились от испуга и заняли пол-лица, Тэхён от умиления чуть не заплакал. — Нет, малыш, конечно, я не оставлю тебя одного, для этого есть телефон, — целует его в нос, если Тэхён и выйдет из дома, то только с ним, без Чонгука он ни шагу не сделает. — Через три дня в восемь вечера он будет в баре «Крокодил», туда я и позвоню. Там будет облава и его загребут в участок. Если мы вовремя не вытащим его оттуда, он окажет сопротивление при аресте, за это и ещё учитывая его прошлые «заслуги», получит срок на три года. А что будет потом, ты знаешь. Так что его судьба в наших руках. Поможем ему жить дальше, малыш? — Чип и Дейл спешат на помощь, — Чонгук кивает, улыбаясь, и Тэхён готов пожертвовать полжизни, лишь бы видеть, как улыбка преображает, освещая, бледное, красивое лицо, при этом тёмно-карие глаза становятся ярче, в радужках вспыхивает задорный огонёк, отображая его детскую непосредственную радость. Тэхён обожает такие моменты, они наполняют его гармонией, счастьем и покоем. Он запоминает эти минуты счастья, откладывает в копилочку, которая постепенно заполняется новыми моментами, чтобы, иногда открыв её, перебирать и любоваться воспоминаниями, согреваясь их теплом и светом. — Тогда нам надо подготовиться к встрече гостя.***
Юнги сидит в баре, в окружении незнакомых пьяных, шумных людей. Ему некуда деваться, некуда податься. Унылое ощущение разочарования не только в себе, но и в жизни вообще, направляет его каждый вечер в этот бар, где он напивается в попытках забыться хоть на время, но всё это лишь усиливало его чувство полного одиночества, грусти и печали. Старается вспомнить, что привело его к тому, что он имеет сейчас. Его наивная надежда, что общество примет его честное признание? Что друзья будут относится к нему также, что ничего не поменяется в их отношениях? А оказалось, друзей у него и нет, ни одного. Как ни странно, только его суровый, замкнутый отец, с которым у него были довольно натянутые отношения, заявил, что он по-прежнему его сын и ему не интересно, с кем он там любится, он остаётся сыном, таким, каким он есть. После этих слов, Юнги разрыдался, а отец впервые за несколько последних лет обнял и похлопал по спине. Но добило Мина заявление, как он думал, его парня, который отказался с ним разговаривать, потребовал больше ему не звонить и не беспокоить, а при встрече вообще делать вид, что они незнакомы. С работы его вежливо попросили. Юнги до сих пор помнит эти брезгливые взгляды, которые прожигали ему спину, когда он уходил из офиса с коробкой в руках со своими малочисленными вещами. И нигде уже не мог устроиться, даже в захудалую адвокатскую контору. Слухи быстро распространились и никто не желал иметь в штате открытого гея. Мин ставит рюмку на исцарапанную барную стойку, показывая бармену повторить. К нетрезвым крикам, добавлялся гул от вентилятора под потолком, рассекающего воздух и обдувающего посетителей бара горячими удушающими волнами. Музыка бьёт по ушам, раздражая всё больше. И когда бармен выкрикивает его имя, он готов послать на хуй и бармена, и звонившего, но что-то заставляет его взять трубку и рявкнуть: — Мин Юнги слушает. — Работа нужна? — приятный низкий голос остужает гневный запал, а вопрос застаёт врасплох. — Что за работа? — Записывай адрес, приезжай на такси, обговорим все условия. И ещё, покинь бар немедленно, если не хочешь загреметь в каталажку. Через пятнадцать минут прибудет наряд полиция, есть вероятность, что тебя арестуют за то, что у тебя находится в кармане пиджака. Так что двигай ластами… — Что? Чем? Какие ласты? — Да блять, не важно, беги и как можно быстрее, — в трубке звучат короткие сигналы. Юнги бросает на стойку несколько смятых купюр, допивает одним глотком содержимое рюмки и выходит на улицу. Переходит дорогу, садится на лавочку, достаёт полупустую пачку, закуривает сигарету и ждёт. Вечерний Сиэтл очарователен, им можно любоваться, наслаждаться красотой и огнями, стоя у окна, в тепле и уюте, с бокалом красного вина в руке. Звуки оживлённых улиц, сигналы машин, голоса куда-то спешащих людей переплетаются в своеобразную музыку, дополняя привычную картину ночного города. Но у Юнги сейчас другие заботы, он нетерпеливо ёрзает, устремив взгляд на дорогу. И когда видит несколько полицейских машин, с режущим уши звуком останавливающихся возле бара, невольно сжимается, чувствуя, как что-то неприятное скручивается в животе и подкатывает к горлу. Юнги бросает окурок в урну, свистом останавливает проезжающее мимо такси, усаживается и отправляется по записанному на салфетке адресу.***
Мин стоит перед широкими воротами, замечает кнопку звонка, тянет руку, но не успевает нажать на неё, как ворота бесшумно откатываются в сторону. Недоуменно ахнув, шагает к дому, на пороге которого видит высокого красивого мужчину. Ему просто кивают, бросив одно слово: — Заходи. Он идёт следом за хозяином, оглядываясь по сторонам. Какой-то странный дом. Кухня, столовая, гостиная, всё совмещенно, сразу бросается в глаза в центре комнаты, между двумя широкими диванами стоит кровать на колёсах. На ней очень худой бледный парень, в полулежащем положении, к руке спускается длинная, тонкая, прозрачная трубка. Из пакета, висящего на крючке штакетника, медленно стекает каплями жидкость. Юнги не может оторвать взгляд от лица красивого, но очевидно, больного парня. И тут его охватывает паника, он понял зачем его пригласили сюда. Никто не знает, где он, его никто не будет искать. Из него выкачают всю кровь, вырежут все органы… Дальше Юнги додумать не успел, его воображение прервал уже знакомый низкий приятный голос. — Меня зовут Ким Тэхён, его, — кивает в сторону лежащего на кровати парня, прикрытого белой простыней до груди, — Чон Чонгук. Как тебя зовут мы знаем. Садись на диван, здесь удобнее. Он замолкает, занятый тем, что набирал в шприц из ампулы какой-то препарат, затем воткнул его в пакет сверху, нажав большим пальцем на поршень. Пустой шприц бросает в корзину, стоящую рядом с одним из диванов. Зачем выбрасывать шприц? Ведь его нужно простерилизовать и использовать вновь. Тэхён замечает удивление Юнги. — Он одноразовый, — Тэхён ухмыляется, сколько ещё придётся объяснять. Чонгук оценивающе разглядывает гостя, прислушивается к своим внутренним ощущениям и понимает, что не испытывает никакого негатива. Гость ему даже нравится. Юнги осматривает помещение, пытаясь скрыть свою неуверенность и страх. Просторно, светло, одна стена практически стеклянная, наверное днём здесь очень солнечно. На других расположены картины, довольно профессионально написанные. Напротив диванов на стене висит тонкий черный прямоугольник огромных размеров. Интересно, что это? — Гуки, любовь моя, я угощу нашего гостя кофе, хорошо? — Тэхён спрашивает, предупреждая, прежде чем отойти от Чона. Чонгук согласно кивает. Поворачивает голову, неотрывно следуя взглядом за ним. Через несколько минут Тэхён ставит перед Юнги на чёрный стеклянный журнальный столик чашечку крепкого напитка. В это время звучит мелодичная трель, Тэхён подходит к кровати, протягивая Чонгуку чашку с коктейльной трубочкой. Лицо парня кривится. — Ну, Тэ, я не хочу пить эту гадость. Мне надоело. — Малыш, душа моя, ты должен, сам знаешь. Давай, радость моя, один глоточек. Чонгук жалостливо смотрит, но на Тэхён это не воспроизводит никакого впечатления. Попытаться стоило. Тяжело вздохнув, пьёт подсолоноватую воду, что-то ворча про гадость и сладость. — Гадость выпил, вот тебе и сладость, — Тэхён склоняется к Чонгуку, не обращая внимания на близкое присутствие постороннего в доме, целует в губы, языком подбирая солёный вкус. Юнги в изумлении наблюдает за разворачивающей перед ним картиной и буквально ахуевает. — Вы вместе? Вы пара? — А что, не видно? — Чонгук собственнически тянет за руку Тэхёнa к себе и показательно, со смачным звуком, целует в губы. Тэхён улыбается детской выходке Гука, его ревнивый банни в своём амплуа. — Вот у вас прям любовь и всё такое? — Мин не может успокоиться. — Вы не боитесь? — Чего нам бояться? — Тэхён хмурит брови. — Стать изгоями. Вот я сейчас как будто нахожусь в изоляции, — Юнги тычет пальцем в себя. — Ну, ты уже не один, теперь у тебя есть мы. Так ведь, душа моя? — Тэхён держит ладонь Гука, поглаживает и целует её. — Так и есть. Но захочешь ли ты быть нашим другом? — две пары глаз смотрят на Мина, ожидая ответа. Он неуверенно пожимает плечами. — Я вас совсем не знаю, — довольно трудновато сдерживать рвущие на волю эмоции, но ему удаётся сохранить на лице маску безразличия. — Ну что ж, тогда мы можем поговорить открыто? — Да, конечно, — выдавливает сипло. — Нам нужен человек, который представлял наши интересы везде, где и когда возникнет необходимость. — Вы знаете мою репутацию? Точнее, отсутствие её? — Мин решил, что не стоит ничего скрывать, раз они хотят нанять его как адвоката, то должны знать с кем имеют дело. — Мы знаем о тебе всё, — Тэхён протягивает Мину планшет и первое, что видит он — его фотография в тюремной робе. — Что это? Шутка такая? И это что за штуковина адская? — Юнги вертит в руках планшет, собираясь уже бросить его от испуга. — Ей, не вздумай, сломаешь, здесь его и починить будет невозможно, — Тэхён забирает гаджет и кладёт на журнальный столик, устанавливая вертикально. — Это планшет называется, здесь собраны все сведения о тебе, можешь прочесть, только руками не трогай, пока не привыкнешь. Юнги, в растерянности моргая, читает. Оглядывается, ища в лицах намёки на подвох и не находит. — Я ничего не понимаю, — он не знает, как реагировать. Может стоит сбежать, пока не поздно, чёрт с ней, с этой работой, странное место, странные люди. — Господи, Юнги, что тут непонятного? Если бы сегодня Тэхён не вытащил тебя из бара, тебя арестовали бы, — Чонгук в нетерпении закатывает глаза, — по пьяни сопротивлялся бы, к тому же у тебя в кармане обнаружили бы наркотик. И тюремный срок на три года тебе обеспечен. — Кстати, о наркотиках, — Тэхён протянул руку. — Давай сюда эту дрянь. Юнги, не споря, нашаривает в кармане пакетик и вкладывает в ладонь Кима. Тот подходит к раковине, разрывает упаковку и высыпает содержимое под воду. — Чтобы больше к наркотикам не прикасался. Ясно? — стальному голосу возражать совсем не хочется, да и спрашивать, откуда они узнали о наркотике в его кармане как-то опасается. Мин возвращается к статье, читая полушепотом. — Тут написано, что мой отец умрёт, он вложил имеющиеся у него сбережения в акции компании, которая обанкротилась и он потерял все свои деньги, в результате он умер от сердечного приступа. Это… это… — Юнги запинается, пытаясь подобрать слова. — Он умрёт, если ты позволишь ему вложить деньги в эти акции, — Тэхён разминает Чонгуку ноги, втирая в кожу детское масло лёгкими массажными движениями. Он говорит с Юнги, не смотря на него, всё внимание приковано к коленкам Чонгука, но это не мешает ему не терять нить разговора. — Откуда это взялось? Чья больная фантазия придумала весь этот бред? — он испуганно заикается, глотая слова. — Ты знал, что твой отец хочет купить акции? — Тэхён, закончив массаж, прикрыл ноги Гука простыней. Нечего посторонним разглядывать ножки его малыша. — Нет, — Юнги хватается за голову, как поверить тому, что ещё не произошло и где гарантия, что сбудется всё, что здесь написано. — Так позвони и спроси, — Ким указывает на телефонный аппарат, стоящий на кухонном островке. Юнги нерешительно поднимает трубку, набирает номер отца, надеясь, что он сейчас опровергнет все прочитанные им выдумки. — Папа, привет. Я спрошу у тебя кое-что, прошу тебя, ответь мне честно, — Мин замолкает, выслушивая ответ. — Да, пап, ну хорошо, скажи мне, ты купил акции «Silicon valley»? — он бледнеет, хватаясь за край стола. — Отец, нет, не вздумай, прошу тебя, — хрипло кричит, окидывая помещение почти диким взглядом. — Ты так уверен, что это надежный, крепко стоящий на ногах банк? Нет, отец, послушай меня, не покупай их акции. Тэхён тем временем пишет на листке бумаги несколько слов и протягивает Мину. — Если тебе так хочется вложить деньги, то купи акции вот этой компании, — он несколько раз по буквам произносит название, — не важно, что она малоизвестная, ну да, они производят банановое молоко, поверь, это будет твоё лучшее вложение. Отец, обещай мне, поклянись могилой мамы, — Он прижимает с усилием трубку к уху, как будто от этого зависила вся его дальнейшая судьба. Услышав то, что хотел, он прощается с отцом, пообещав, что заедет к нему в конце недели и всё объяснит. Положив трубку, он выдыхает, опустив голову. Потом идёт к раковине, не спрашивая разрешения, набирает в стакан воды дрожащей рукой, выпив, возвращается и падает на диван. — Он хотел купить акции, но пообещал, что не сделает этого. С ним же теперь будет всё в порядке? — он потеряно смотрит с надеждой то на Тэхёна, то на Чонгука. — Если поступит так, как мы советуем, то думаю, проживёт ещё долго и счастливо. — Но откуда вы это узнали? — Тут всё просто, мы из будущего, — Чонгук с интересом смотрит на Юнги, разглядывая его резкую смену эмоций, волнами пробегающие на его поражённом лице. Из-за сумбура чувств и бурления мыслей, воцарившиеся в его душе, всё лицо покрылось багровыми пятнами. Он в безмолвном смятении и замешательстве смотрел на хозяев дома, изо рта выходили какие-то невнятные звуки. Тэхён плеснул виски в стакан и всучил Юнги в руки, заставляя глотнуть алкоголь. — Дыши, Юнги, дыши. Мин откидывается на спинку дивана, уперевшись остекленевшими глазами в высокий потолок, рассеянный взгляд равнодушно скользит вниз, натыкается на чёрный прямоугольник, висящий на стене. — Что это? — Телевизор. Японского производства. — Неправда, таких телевизоров не существует. Тэхён пожимает плечами и, взяв пульт, включает его. На вспыхнувшем экране транслируется красочная церемония награждения на каком-то музыкальном шоу. Все трое молча смотрят какое-то время, пока не раздаётся громкое возмущение Тэхёна. — Гука, вот какого фига Хосок скачал эту херню? Я ведь просил его… — Мне интересно, Тэ, я ведь всего этого не видел, — у Чонгука глаза блестят, мерцая цветными огоньками. — Ну, ладно, — Тэхён говорит на тон тише, если его малышу нравится, то пущай будет. — Он цветной, — Юнги в шоке устремил на них взгляд, полный ужаса и недоверия. — Огромный. И тонкий. — Ну да, в наше время даже ваши ретро-фильмы раскрасили. Хотя я считаю, что напрасно, в чёрно-белых фильмах есть своя эстетика, неповторимый дух времени, — Тэхён ещё бы долго разглагольствовал об эстетике и прочем, но его останавливает смешок Чонгука, помнящий, что эта тема — любимый конёк Тэ. Но сейчас не время обсуждать ретро, тут на повестке дня стоит вопрос, как убедить Юнги в реальности происходящего и склонить к сотрудничеству с ними. — Сколько вам лет? — Мне тридцать семь, Чонгуку двадцать семь, а так между нами разница всего два года. Тэхён вздыхает и выключает телевизор. Предстоит длинный разговор и надо многое рассказать. Пространство… Время… Варп-двигатель… Кротовьи норы… Лаборатория… Вирус… Радиация… Эпидемия… Будущее… Прошлое… Мин долго сидит, закрыв глаза. Поток информации, который требует достаточно много времени для осмысления в усиленном режиме, его острый ум отказывается воспринимать и лишает дара красноречия. Он отрешённо оглядывает пространство вокруг себя. Тут всё не так, как-то слишком изысканно, непонятные предметы, вещи. Даже это странная адская штуковина, в которой написано, что он умрёт… Так, через сколько времени он там собирается отбросить копыта? — Тут сказано, что я умру через год и шесть месяцев. — Да ничего с тобой не случится, Юнги, ты же здесь, с нами, а не в полицейском участке. Твоя судьба уже изменилась. И тебе решать, принимаешь ли ты её подарок жизни или покидаешь этот дом, забываешь нас и дорогу сюда. — Как вы можете мне доверять? Я же могу рассказать о вас газетам. Они с радостью ухватятся за такую сенсацию и я прилично заработаю на ней. — Ну, во-первых, ты никому ничего не будешь рассказывать, слишком порядочный и честный. Не зря же Тэхён выбрал именно тебя, а у него интуиция знаешь какая, — при этих словах Тэхён сжал губы, он до сих пор болезненно переживает, что один раз не прислушался к своей хвалёной интуиции и вот чем это закончилось. — Во-вторых, кто тебе поверит? Тебя просто запрут в психбольницу. Если мы лишили тебя шанса помереть в тюрьме, то в психушке такая возможность вполне вероятна, — Чонгука раздражает медлительность Юнги в принятии верного решения, тем более он заметил изменения в настроении Тэхён и это ему не нравится. Он притягивает Тэхёна к себе, обхватывает за шею и нежно целует. — Всё хорошо, любимый, всё хорошо. Тебе не в чем упрекать себя. Тут нет твоей вины, — они молча смотрят друг другу в глаза и в этом молчании столько любви и понимания. Юнги невольно громко вздыхает, они оба поворачиваются к нему. — Ну, что решил? В груди теплеет и глаза стали подозрительно пощипывать. Мин немного справился с волнением. Холодную пустоту одиночества, в которую он долго был погружен, захотелось заполнить желанием быть рядом с этими двумя, непонятно откуда взявшимися и протягивающим ему руку спасения, вытягивая из болота отчуждения, неприкаянности, беспомощности. И всё что он смог сделать, это несколько раз кивнуть головой, жмурясь, скрывая блеснувшие слёзы. Он согласен, ему кажется, что его беспросветное будущее рассекает тонкий лучик надежды, разгоняя мрак отчаяния и безнадёжности.