***
За сегодняшний день пришлось побыть грузчиком, медбратом, ассистентом, консультантом и наконец курьером. К слову, курьером Сережа был по велению его многоуважаемого инженера. Что он доставлял? Банки с мочой. Из одного кабинета в другой, с пятого этажа на первый. Иногда без лифта. Надо сказать, что отрубленную голову в контейнере нести было куда проще - по крайней мере ничего не норовилось вылиться. Следующим был огромный холодильник, никаких ожидаемых законсервированных конечностей и органов там не было, поэтому Нечаев облегченно выдохнул. — Тут целоваться не будем, — майор сразу обозначил границы. Петров на это цокнул и прошел дальше. Вокруг стояли банки, склянки, колбы, пара микроскопов. И вообще довольно холодно, но терпимо. — Это че, банк спермы? — первое, что пришло в голову майору. — Сам ты банк спермы, это просто лаборатория, — Витя встал за микроскоп, — иди сюда. — И подозвал рукой. Сережа подошел, глянул сначала на Петрова, потом в линзу микроскопа. Перед глазами плясали белые пятна. — Это типа бактерии? — спросил не отрываясь. — Да, инфекция. Потрахался неудачно. — Это все, что ты хотел показать? Очень круто, конечно. Я вообще давно мечтал посмотреть на чужую мочу в микроскоп, — майор встал, оперся рукой об стол, — и как ты только догадался! Витя глаза закатил. — Ладно, заткнись. Пошли обратно. — О, обратно! Это всего лишь три корпуса, пять этажей, один морг, две столовых, восемь туалетов и, блядь, одна курилка. — Ты мне сам сказал подкинуть тебе работы, вот я и подкинул. Так что не понимаю, на что ты злишься. Петров выдохнул, помолчал и спросил: — Есть хочешь? Как можно было хотеть есть после всего, что Сережа видел? — Нет, — он потупил взгляд в пол, потом взял чужую руку в свою, сжал. — Извини. Я просто заебался. —Ничего, я понимаю. По пути обратно майор еще тысячу раз пожаловался, поныл, но его поцеловали в лобик и обняли, так что все сразу болеть перестало. Он был снова во всеоружии и мог сгонять хоть на северный полюс, если попросят. Если попросит один вполне конкретный человек. А есть все равно не хотелось. Для приличия пришлось сделать вид, что хочется. На самом деле, это была та же самая еда, которую он ел во вторник, но сегодня она имела совсем другой вкус и Нечаеву казалось, что он ему не понравится, поэтому пробовать и не хотелось. Все это было странно. Никогда такой хуйни прежде он не испытывал. Ладно, это не такая уж серьезная проблема. У него проблем вообще не было. Он уже представлял, как его голова соприкоснется с подушкой и он тут же уснет. Или не уснет. Или уснет, но приснится какая-нибудь чушь и тут же проснется. Поэтому он встал посреди парка, через который они всегда проходили и задумался. Витя его за локоть взял и куда-то потащил. Сережа очнулся, головой завертел, чтоб никто этот день ему еще хуже не сделал и старался переставлять ноги в темпе. Глазом он смотрел на несколько пар, медленно танцующих вальс или черти что знает, рядом сидел баянист, или клавишник, или еще какой-то хуй, к своим годам он не знал разницы, и играл незамысловатый мотив. Ебать-копать, ну нет. — Тут же люди, — он, прочитав Петрова мысли, сказал. — Тогда пошли туда, где их нет, — он его опять за локоть взял и потащил. — Вот у меня дома как раз нету! — А баянист у тебя дома есть? — Зачем? Чтоб смотрел, как мы трахаемся? — Нечаев это чуть громче нужного сказал, осекся и озабоченно оглянулся по сторонам. Теперь глаз его смотрел на какой-то овраг. Людей тут действительно не было. А музыку все равно слышно. Тогда он сказал: — Я давно не танцевал. — Сережа выпалил честно. — Я тоже. Но он в это не очень верил. — Дай руку. Сюда, вот так. А вторую положи мне на лопатку. Лопатка намного выше, Нечаев. — Ну все, бля? — Теперь ты сделаешь шаг вперед, а я назад. Потом шаг вправо, потом назад и влево. — А если на тебя наступлю? — Я это переживу. Наверное. Справа была лужа, слева яма, спереди Витя. Если выбирать куда падать, то сначала вперед, а потом в яму. Ноги болели, что пиздец. Пробежка утром была лишней. Пробежка по трем корпусам - тоже. — Устал? — Нет, конечно, что ты! Просто не чувствую ног, но это ерунда. Еще полчаса простоять смогу, потом просто ебанусь в эту яму. — Нечаев кивнул головой в сторону. — Вместе с тобой, кстати. — Мог бы сказать, что не хочешь. Ах да, ты же вроде безотказный, тогда все ясно, — Петров от него тут же оторвался и скрестил руки на груди. Нечаев вздохнул, сказать было нечего. Вернее, было. — Пойдем домой? Совсем немного и его голова коснется подушки, возможно майор даже уснет. А еще сегодня они ни разу не целовались, и, наверное, уже не будут. По крайней мере, рядом и все живы. Немного просчитался насчет лобызаний - все-таки целовали и целовали напористо, но бля… Иногда отвечая, иногда нет, посреди их Сережа уснул. В его планах было спать крепко и не просыпаться хотя бы до полудня. Совсем краем еще немного бодрствующего сознания дошло, что сегодня была пятница.***
— Чем будем заниматься? — Петров спросил, стоя в дверном проеме, пока Нечаев чистил зубы. Пытался почистить - его зубная щетка была мокрой, а значит кто-то уже… Ладно. Чем он мог заниматься? Сейчас почистит зубы, потом воды попьет, а еще надо было поесть, потом он бы ничем не занимался. А зачем? Это был выходной. — Погулять? — он ответил вопросом на вопрос. Потом взял сухую зубную щетку и намочил. — Только вечером. — Почему? — Жарко, хуле Майор иногда с ужасом вспоминал, как ходил в комбинезоне целый день. В нем же сражался и вообще не имел претензий. Сейчас выйти в штанах и футболке в 25 градусов казалось дикостью. Но было одно место, куда можно было сходить. Правда пешком. Правда очень далеко. — Сколько времени сейчас? — намазывая зубную пасту на щетку спросил Сережа. — Полпервого. Ебать-колотить. Ебать-копать. Зато хорошо поспал. По-быстрому почистил зубы, умылся и все такое. — А что у тебя с волосами? Я только заметил, — Витя у него спросил, как только Нечаев оказался на кухне. — А что не так? — на всякий случай рукой по волосам провел. — Ты себя очень неудачно обкромсал. А где борода вообще? — Ты ебанулся? Я позавчера побрился, — открыл холодильник, пустые полки взглядом смерил. — Ты опять весь холодильник сожрал? — Понятно, больше не брейся никогда, по крайней мере до конца. — Это еще почему? — холодильник закрыл, уселся напротив. — Потому что выглядишь как мой младший брат. — Как скажешь, — согласился Сережа. — Есть хочешь? — Можно. Поэтому пришлось заточить остывшую яичницу, опуская детали скорлупы, которая попадалась на зубы. Посуду майор помыл, еще один вопрос не оставлял его в покое. — А где Лариса-то? — Один наш общий знакомый сделал ей предложение, от которого нельзя отказаться, — расстроенным он не выглядел. Слава богу. — А почему ты не сделал? — это Нечаева***
— …Твиссел рассказал, что Купер и есть Маллансон, потому что создав генератор темпорального поля он не мог ускорить возникновение Вечности, ведь фундаментальные исследования, которые позволяют осуществлять путешествия во времени, появятся только в 27-м столетии. Поэтому Купер оставил после себя «Мемуары Маллансона», в которых описал ключевые события становления Вечности. Значит вся Вечность на самом деле представляет из себя причинно-следственную петлю, понимаешь? Ох. Нечаев уже битый час нихуя не понимал. Они шли уже дохрена времени по совсем безлюдным местам, через несколько парков и лесополос. — Да, понимаю. — Потом выяснилось, что Нойс агент из Скрытых Столетий и это она поставила барьер на 100 000-е Столетие, потому что знала, что Харлана это разозлит и он попытается уничтожить Вечность. А люди в Скрытых Столетиях давно грезят об уничтожении Вечности, так как считают, что есть Реальность в которой живут их аналоги, но в Естественном Состоянии, то есть пока ещe без вмешательства. А барьер они поставили, чтобы избежать изменений от Вечных, понимаешь? — Да, да. Может, потому-то Петров ему тогда и поверил, помог? Потому что и сам хотел бы быть втянутым в сомнительную фантастическую историю, где оказался одним из центральных героев? — …Оберегая человечество от забот и несчастий Реальности, Вечность тем самым лишает его всех триумфов и завоеваний. Только преодолев величайшие испытания человечество может успешно подняться к прекрасным и недосягаемым вершинам. Да. А еще, представляешь, Нойс выбрала единственную реальность, где был Харлан, потому что полюбила его задолго до того, как они встретились, он мог ее убить - ничего бы не изменилось, но… Майор снова ушел себя и смотрел в чужую спину. Все это звучало очень знакомо. — …Ты меня вообще слушаешь? — Слушаю. — И что я последним сказал? Сережа постарался вспомнить хоть какие-то крохи, которые слышал на фоне своих раздумий: — Ты сказал, что по теории хаоса или согласно эффекту бабочки, даже самое незначительное Изменение Реальности будет иметь долгоиграющие последствия. И, как признаёт этот твой Азимов, даже самые тщательные Вычисления не могут учесть всех факторов — возможны непросчитанные вилки или, быть может, вилки, просчитать которые невозможно в принципе, поэтому само действие по Изменению Реальности может стать причиной, по которой это действие нельзя будет осуществить. Витя на него вытаращился, шумно выдохнул. — Я… — он начал. Затем подошел к Нечаеву и, положив свои прохладные ладони на его пылающие щёки спросил: — Ты правда меня слушал? Как же он мог не? — Конечно. Ты не устал? — Устал языком трепать? — Петров искренне улыбнулся. — Идти. Сережа очень рассчитывал на положительный ответ, потому что, к своему удивлению, успел устать. — Нет. А ты устал? — Тоже нет. В конце концов, дух сильнее тела, да? — Так чем все кончилось? Ты так и не рассказал, — Нечаев спросил в чужую спину. — А! Ну, Харлан остался с Нойс, Вечность погибла, а значит, больше не будет никаких Изменений Реальности. Человечество сможет покорить звезды, учиться на своих ошибках и все это без чужого вмешательства. Потерять Вечность в обмен на подружку, хм. К Сереже это, конечно, никоим образом не относилось. Потом наступила долгожданная тишина. Ненадолго. — Приходит слепой в гастроном, берет собаку поводыря и начинает раскручивать ее над головой. Кассирша спрашивает: что вы делаете? А он отвечает: да так, осматриваюсь. Витя остановился, лицо руками закрыл, но и ежу понятно было, что смеялся. Просто беззвучно. — Этому, — он все еще посмеивался, — учат в какой-то академии КГБ? — Тебе все скажи. Почти пришли, — сказал майор, обгоняя. Смотрели они на старое и ржавое колесо обозрения, стоявшее на пристани у реки. Иногда оно поскрипывало от сильного ветра, но в целом конструкция довольно надежная. Наверное. — Ты это хотел показать? Старое колесо обозрения? — Петров театрально цокнул, как будто что-то ему не нравилось. Всё. — Оно не слишком старое, даже работает. Хочешь… — Нет. — Ответ последовал сразу. — …Прокатиться. Ладно. — Нечаев оглянулся в поисках рубильника. Что-то пальцами случайно покрутил, переключил. Потом, правда, его немного ударило током, он отшатнулся. Колесо со скрипом сдвинулось и начало работать. — Ты что, один туда собираешься? Это же опасно! Тут даже цепочки нет, — Витя его за руку поймал и отпускать не собирался. — Так ты со мной?***
Поначалу было даже неплохо. Город постепенно начинал выглядеть все меньше, можно было увидеть его границы, реки, особенно высокие здания. А вот людей вообще не видно. Сиденья внутри кабины, скорее всего, предназначались для детей, а не для двух взрослых мужиков среднего возраста, но вряд ли кого-то это волновало. Достигнув четверти своего пути, колесо заскрипело и больше не двигалось. Тогда майор одной ногой встал на сиденье и высунулся в окно кабины, посмотрел вниз. — Ненавижу тебя. — Петров сказал честно. Сережа усмехнулся и сел на спинку сиденья, удерживаясь за корпус, спина его высовывалась из кабины. — Зато тут вид красивый, — он сказал полу обернувшись, — иди сюда. — похлопал по импровизированному сиденью, которое для того не предназначалось. — Спасибо, милый, мне отсюда хорошо видно. — Мне кажется я знаю, как его расшевелить, — с этими словами одну ногу Нечаев поставил на сиденье, а вторую туда, где сидел раннее - спинку сиденья, и начал поочередно переносить вес с одной ноги на другую, качая кабину. — Я тебя прибью! Честное слово, блядь! Больше никуда с тобой не пойду! — на лице у Вити отражался весь ужас, который он сейчас переживал. Он вцепился руками в поручни и про себя молился. — Это если мы отсюда выберемся, — майор улыбнулся ему, продолжая раскачивать кабину. — Ладно, Сережа, хватит! Богом клянусь, я тебя убью! Нечаев засмеялся и переспросил: — Прямо Богом? Затем он полностью высунулся из кабинки, удерживаясь за внутренний каркас. — Ты что, сдурел? Тут высоко! Я серьезно! Или мы расстаемся! Знаешь… — майор выдержал драматичную паузу, — …Мне надоело так жить. И прыгнул вниз, в воду. — НЕТ! — Петров ринулся к тому месту, где секунду назад стоял Нечаев, с ужасом посмотрел вниз. На реке, или может озере, было круглое пятно с пеной. Он тут же поднялся таким же образом, чувствуя слабость в ногах. Высунулся из кабины - перед глазами все плыло, высота казалась огромной. Страх за чужую жизнь затмевал его собственный, поэтому он тоже прыгнул вниз, крепко зажмурившись. Тут же вынырнул, оглядываясь по сторонам. — Я здесь, придурок. Сережа, посмеиваясь, подплыл ближе: — Прыгнул? А я не видел? — Я думал, ты утонул! — В голосе у Вити до сих пор слышалась обеспокоенность. — И решил меня спасти? — майор беззвучно смеялся. — Нет, — он нервно усмехнулся. — удостовериться, что ты утонул. Теперь можно было расслабиться. Вода была практически теплой, вокруг только пристань без кораблей и ни души. — Я нашел кое-что потрясное! — Дай угадаю, пятидесяти метровое колесо обозрения? — Петров предположил. — Придется тебе плыть за мной, чтобы увидеть, — и, не встретив никаких возражений, не считая цоканья, отвернулся, чтобы поплыть. Проплыл под мостиком, вокруг брошенной, ржавой яхты, остановился: — Глубокий вдох… — и нырнул под воду. Под водой были коряги от давно уже затонувших кораблей, различных видов арматуры, но майор особо внимания не обращал. Заплыл в трубу, поднялся по ней вверх и вынырнул через дыру, пытаясь отдышаться. — Что это за место? — спросил Витя, оглядываясь вокруг. Вокруг было очень темно, свет поступал только через толщу воды. За стеклами неподалеку плавали мелкие рыбы, плавно шевелились водоросли. — Не знаю, — Сережа ответил честно. — Поплыли дальше? — А то! — набрав воздух в легкие нырнул обратно. Совсем немного по трубе вперед, и оказались в затопленном помещении, начало лестницы виднелось и вело в зал. На стенах были рисунки морских обитателей, а рядом - пустые аквариумы. Нечаев, поднявшись по лестнице, предположил: — Это, наверно, как зоопарк, но с рыбами. — То есть океанариум, идиот. Он обернулся на Петрова, чтобы улыбнуться. — Я там никогда не был. Смотри, какой нерпенок. — майор сказал, подходя вплотную к рисунку на стене. Рисунок этот почти стерся, изображал коричневого зверька с длинными лапами, смешной мордашкой, хвост у него разветвлялся на две лапы - такие же как передние. Ох, он бы сейчас такого мощно погладил. — Я как-то видел тюленя. Он был пятнистый, — проговорил Сережа, оборачиваясь. — У тюленей нет пятен, они бурые, — ему тут же прилетело. — Это морской лев. — Нет, нет, ты ошибся, — Витя елейно улыбнулся и отошел от нерпы. — Но я видел сам. Своими глазами. — Пойдем дальше? Дальше были трибуны, посередине вода со старой яхтой. Через воду от трибун располагалась большая арка с нарисованной на ней волной. Все выглядело таким пыльным, безлюдным и оттого красивым. — Что это вообще? Театр для рыб, бля? — Сережа опять предположил. Он сел на перила и проехал до начала трибун. — Ага. Как думаешь, лодку задействовали в шоу? — Петров спросил, как только они оказались рядом с ней. — Вряд ли. Похоже, кто-то устроил тут причал на скорую руку. Хочешь глянуть? — Нет, — он ответил честно. — Понял. Хочешь посмотреть, что тут еще есть? — Думаешь, тут есть еще что-то? — Конечно! Идем. Нечаев быстренько поднялся по лестнице, ведущей в темное пространство. На стенах была голубая мозаика с изображением рыб всяких пород, он взобрался по еще одной лестнице. Увидел перед собой двери и дернул за ручку. — Заперто. — Озвучил вслух. Потом встал боком, толкнул со всей силы плечом в замок. Дверь заскрипела и поддалась. — Ты такое быдло, ужас. Я бы сверху мог пролезть и открыть дверь, — Витя прошел следом и указывая рукой на окно над дверью. — Мог бы сказать раньше! — А ты мог бы голову поднимать. Сережа внутренне напрягся, готовясь к очередному спору, вдохнул, посчитал до трех - выдохнул. Потом все-таки развернулся и пошел вглубь. Вокруг были мутные аквариумы вместо стен и почти полная темнота. Никаких обитателей в воде не было, только водоросли. В темных коридорах эхом отдавались мокрые, от еще не успевшей высохнуть обуви, шаги. — Мы быстро осмотримся, а потом… — Пойдем обратно, — заключил майор. Он остановился, вглядываясь в аквариум ненадолго, разочарованно вздохнул и оторвался. Впереди были очередные двустворчатые двери, и было бы неплохо, если открытые, потому что окошка сверху не было. Нечаев про себя взмолился и ладонью накрыл дверную ручку, плавно опустил вниз и облегченно выдохнул, когда она толкнулась вперед. В глаза тут же ударил солнечный свет. Под потолком висели огромные киты и стайка рыб. Потолка, к слову, не было, отсюда и солнечный свет. — Такое нечасто увидишь, блин! — он прошел вперед, чтобы осмотреть китов поближе. — Смотри, — Петров его подозвал, — без пятен. Видишь? — Он указал на покрытую мхом статую тюленя. Сережа усмехнулся и сказал: — Ну, тот был не из бронзы. Майор отошел, чтобы сесть на колени и уставиться в пол. — Это резервуар в полу! — Витя сказал почти восхищенно, глядя на быстро проплывающую стайку рыб. — Представляешь, как здесь было раньше? — он с колен поднялся, — толпы людей, детский смех. — Сейчас тоже неплохо. — Диме бы тут понравилось, — Нечаев пробубнил задумчиво. Потом обошел стойку дежурного и сел на кресло администратора внутри. — Кому? — Петров спросил, вспоминая, — понятно. Ему тут же захотелось за чужие плечи потрясти, напомнить о своем присутствии, обидеться или хотя бы ненадолго сделать недовольный вид, но это был не тот человек и не та ситуация, поэтому он облокотился на стойку дежурного, чтобы весело сказать: — Знаешь, это будет моя хата! Жду в гости. Сережа поднял голову и слабо улыбнулся. — Вот как? — Хотя вообще нет. Посмотрим на твое поведение. —Козлина ты, — он улыбнулся шире. — Начало так себе. Пойдем дальше? Я видел дверь на втором этаже…Так что… — Разумеется, — майор сказал, поднимаясь с кресла. Они прошли мимо входа в какое-то место, сделанного в виде открытого акульего рта, поднялись по лестнице. За дверью оказалась жилая комната, сделанная в виде гостиной. Стоял стеклянный стол, вокруг несколько кресел, потом еще стол и еще кресла и, наконец, старая кровать. — Можешь сказать мне «Сережа, ты был прав. Спасибо, что притащил меня в такое место» — Я подумаю. — А вот и ключи. Как думаешь от чего? — Может, от двери на первом этаже?***
«Приключения в открытом океане» - гласила вывеска над очередной стойкой дежурного. Нечаев прошел мимо, с усилием открыл двери лифта, посмотрел вниз. А внизу была пустая шахта с лестницей сбоку. Лестница выглядела старой, но надежной. Наверное. Витя встал рядом, посмотрел вниз, судорожно и резко вздохнул, отшатнулся. — Ты что, хочешь спуститься туда? — он спросил, пытаясь скрыть волнение. — Давай! — подтвердил опасения Сережа, аккуратно и мастерски перебрался на лестницу, протянул руку. — Последнее. Обещаю! — Последнее. — Принял руку Петров. Медленно переставил ноги, вцепился руками в ступеньку, глубоко вздохнул и выдохнул. — Только, э-э, не смотри вниз, — и пополз по лестнице. — Тут не высоко. Потом посмеялся над чужой временной немотой и прыгнул с последней ступеньки в шахту, подтянулся на пороге и вылез. — Посмотри! — Майор сказал завороженно глядя на детские рисунки на стенах. — Это жутко, если честно. — Думаешь, здесь кто-то жил? — он очертил пальцем контуры какого-то рисунка и прошел дальше. — Может быть. Не обязательно дети. Пришлось сесть на корточки, чтобы пройти через дверцу в чьем-то импровизированном картонном жилище, отделявшее одну часть аквариумов от других. За картонным ограничением был купол и огромные аквариумы простирающиеся вдоль этого круглого помещения. Совсем немного светлее, чем в предыдущих местах. Нечаев задрал голову и оглядывался по сторонам, улыбаясь. — Охренеть. Потом резко метнулся к одному из окошек аквариума, положил на стекло обе ладони и всмотрелся вглубь. За стеклом был небольшой тюлененок. Пятнистый. Глаза у него были большие и черные. Он подплыл вплотную к стеклу, за которым на него смотрели два человека, перевернулся, показывая белое брюшко и плавно поплыл в другую сторону, задевая морские водоросли. Витя за всем этим тоже наблюдал. Тюлень его не особо волновал. Петров, ещё не успев разобраться в своих чувствах, уже совершенно точно знал одно: ему нужен вот этот Сережа; тот самый Сережа, что стоит сейчас напротив аквариума с тюленем и улыбается во весь рот. Если у него есть недостатки, он нужен ему вместе с ними. Это была та самая точка невозврата. Виктор тряхнул головой, попытался придать своему лицу суровый и неприступный вид, (еще день назад ему это удавалось) и шагнул ближе. — Видишь? Я же говорил, они пятнистые. — Нечаев сказал, оборачиваясь. — Да-да… Признать свое поражение было совсем не больно, никто от этого не умер, а самооценка даже не пострадала. — Хочешь? — Чего хочу? — Раздеться. — Мне пока еще не жарко. Тогда Петров его схватил за плечи и поцеловал - мягко, но настойчиво. — Ты такой несообразительный. Мне это очень нравится. — И опять поцеловал. — Может, хотя бы наверх поднимемся? Там кровать была, — майор предложил отстраняясь. — Тогда ты перехочешь. Он и сейчас не очень-то хотел.***
— Думаю тюлененок навсегда останется травмирован. — Высказал свою мысль Нечаев. На полу было холодно, уже почти сухая одежда валялась в стороне, под головой - собственная рука, под чужой головой - вторая его рука. Грел только тонкий пледик, который хоть кто-то додумался взять. Сережа смотрел на аквариум и старался не думать, сколько людей прошло там, где они сейчас… лежали. Его пытливый ум стремился узнать, как же так получилось. Почему они вместе, а не порознь, почему в одном городе. Почему оба живы, почему он не с ней. «Оставь, — умолял Нечаев себя, — не копайся. Он пошел за тобой. Он улыбается тебе. Что ещё тебе надо?» — Ты боишься чего-нибудь? Ну пауков там или скорпионов. — Витя спросил еле слышно. — Я видел только ма-а-аленьких паучков, — он ответил, игнорируя часть про скорпионов. Как он мог их бояться, если видел только в книге? — Но, наверное, боюсь остаться один. — Майор ответил и замолк. Чтобы неловкую тишину преодолеть спросил: — А ты, помимо высоты, пауков и скорпионов, чего еще боишься? — Козлина ты. — Все еще злишься, — заключил Сережа. — А если бы ты разбился? — Скучал бы по мне? — Я бы забыл тебя уже на следующий день. — Пиздишь. — Нечаев ухмыльнулся. — Кто ж его знает. — Он тоже ухмыльнулся. В целом, переночевать здесь было вполне адекватной идеей. Неадекватно было ночевать на полу, а не в кровати, которую они оба видели. Видимо, чужой страх высоты был сильнее здравого смысла. Майор также не возражал побыть подушкой, одеялом, простыней. Если Петров попросит, он станет и кроватью, но хорошо, что не просил. На пару часов удалось провалиться в сон, остальное время занял самоанализ и рефлексия. Страшно хотелось пить и совсем немного поесть. А еще он давно не курил. Блядь. Сигареты наверняка промокли. И почему он только не подумал об этом раньше? Майор частенько мысленно пробегался по тем обрывкам прошлой жизни, которую еще помнил. В которой он регулярно спал, ел и выполнял прочие человеческие вещи. Он думал, не навязал ли себе чувство ностальгии, чтобы постоянно скучать и чувствовать вину. Каждый раз вспоминал. «Он не хотел тебя слушать» Ничего не помнил. Было бы лучше, если бы запомнил? Если бы точно знал. А вдруг было бы хуже? Нет, пусть все остается так. Нечаев бы очень хотел, чтобы Витя знал, но не хотел рассказывать. Возможно тогда они бы еще больше друг друга понимали. Но как бы кто-то понял такое, не пройди он сам? Нет, майору было комфортно один на один со своим горем. Он еще поворочился туда-сюда, даже не предпринял попыток перетянуть на себя хотя бы кусочек пледа. В конце концов, раздраженно выдохнул и сел, смотря на мутные стекла аквариумов вокруг. Тюлень куда-то делся и, скорее всего, тоже спал. Не спал, как всегда, только Сережа Нечаев. Была почти сплошная темнота, только у самого верха вода была чуть светлее, как будто туда опустили блеклую лампочку Ильича, работающую свои последние пять минут. Сейчас едва было раннее утро и надо было подождать еще несколько часов. Сначала он услышал шорох, потом почувствовал чужую голову на своем плече. — Я так и знал, что ты не спишь. — Не очень удобно на голом полу и без одеяла, — майор отозвался также тихо. Хотя причина кроется, конечно, не в этом. — Подождем еще или сейчас пойдем? — Надеюсь, там не так темно, как тут.***
Было что-то в том, чтобы ходить, взявшись за руки, в заброшенном океанариуме. Было также что-то в чужих взъерошенных волосах, ленивых разговорах и маленьких поцелуях. Оставалось только залезть по лестнице наверх. — Ты первый, а я подстрахую. — И как же ты нас подстрахуешь, если упадем мы оба? — Петров спросил, стараясь скрыть волнение. — Лезь. Точка. Это приказ. А когда полезли, то Нечаев бросил, почти забыв: — И вниз не смотри. А когда он сам смотрел наверх и видел, как дрожат чужие руки, а ноги еле попадают по ступеням, Сережа сглатывал и чувствовал, что нервничает сам. А когда нога у Вити соскользнула …О… Это не описать, что майор тогда испытал. Он, казалось, начал бояться высоты впервые в жизни. Теперь они находились на одном уровне и касались плечами. Оставалось только с лестницы спрыгнуть в дверной проем, где раньше были двери лифта. — Давай, тут не далеко. Просто выступи ногой и ухватись рукой за стену, она тонкая. Рука не соскользнет, — подбадривал Нечаев. — Я тебя толкну туда, ты справишься. — Одной рукой? — он неожиданно подал голос и голос был хриплый, еле слышный. — Моя одна, как две твои. Давай делай. На самом деле, одну ступень Сережа зажал между ног, и толкнул в чужую спину двумя ладонями. Его пугало, на что он готов был пойти. После успешной операции по спасению беспомощного рыженького котенка со ступеньки, майор глубоко вздохнул и прыгнул туда, где Петров сидел на жопе ровно и пытался отдышаться. — Порядок? — Нечаев спросил из вежливости. Итак было понятно, что худшее позади. В ответ ему быстро покивали, а потом поднялись и сгребли в охапку, тихонько сказали: — Спасибо. Хорошо, что мы вместе. И это было на первом месте в списке вещей, которые Сережа хотел сейчас услышать.***
На обратном пути попали под ливень. На улице было до того рано, что ни души не встретить, поэтому страдали только они вдвоем. В лесополосе еще можно было спрятаться под особо большими деревьями и переждать, но когда начался город, пришлось бегать от одного козырька к другому. Нечаев не знал, сколько так времени прошло, но люди на улице появились, тем временем дождь не успевал стечь в канализации и заполонял улицы, заполонял также и ботинки, на одежду уже было плевать. — Давай зайдем? — спросил Петров, кивая в сторону какой-то витрины, как только они оказались под очередным козырьком. Майор на это усмехнулся и сказал прямо: — Посмотри на себя и меня. Выглядели они до того мокрыми, что вода, минуя волосы на голове, стекала по лицу и соединялась с уже совершенно мокрой одеждой. Хотелось курить, есть, пить, спать. Еще иногда гремел гром, но пока что без молний. — Я тебя понял. Тогда стой здесь, а я поем и вернусь. — И, не дожидаясь ответа, перебежал к работающей витрине. А что Сереже оставалось? Он встрепенулся как собака, пытаясь убрать воду, хотя бы с лица. Поморщился с собственной ассоциации, вдохнул поглубже и тоже сделал рывок вперед. Чем бы это место не оказалось, тут было тепло и уютно. За окном все также лил дождь и иногда мелькали молнии. Поэтому первые десять минут он просто сидел, чувствуя, как намокает под ним кресло, впитывая всю влагу. Вторые десять минут слушал треп про временные парадоксы и прочую научную ебанистику, которую Нечаев испытал когда-то на себе. Ему, если честно, было не интересно слушать все эти «в теории», «возможно», он вполне знал сам, что из услышанного возможно, а что пустые бредни, придуманные и открытые на пустом месте. Но Вите об этом было знать совсем не обязательно, поэтому майор подпер щеку рукой и делал вид, что слушает, иногда кивая. —… Почему? Никто не знает. Но это факт. Здесь могут быть, на мой скромный взгляд, две возможности: либо сглаживание эффекта — это дело рук обитателей Скрытых Столетий, либо во Времени существует некая третья сила, по всей видимости, гораздо более могущественная, сила, которая отвечает за, так сказать, общий гомеостаз, ну, или, если хочешь чуть поуже и поконкретнее — за общий гомеостаз человеческой цивилизации. И тогда логично предположить, что сила эта тождественна некой глобальной силе, тождественна самой Природе. И если это так, если существует эта самая сила, то мы имеем всё тот же детерминизм, обусловленный некими общими законами, обнаружить которые человек просто не в состоянии, быть может даже — некий сверхъестественный замысел со всеми вытекающими отсюда… Видимо, ему эта книга очень уж понравилась. Интересно, какое сегодня число? Сколько сейчас времени? Всеми этими разговорами про ебучее время и научную фантастику Петров ему холодным лезвием наносил удары по сердцу, но что мог Нечаев сделать? Переключить тему или сказать, что эта для него больная? Пусть он говорит, если хочет, не так уж сложно было потерпеть. Зато было болезненно вспоминать. А майор каждый раз вспоминал, стоило завидеть что-нибудь знакомое, мельком глаза увидеть заголовок газеты, и начиналось. Становилось так тяжело, как будто он переживает это снова, снова узнает всю правду, бьющую под дых, снова оказывается один против всего мира, да еще и задыхается. Все эти приступы были в последнее время не частыми, но такими, сука, сильными. Бывать в ступоре и выпадать из реальности, увидев одно-единственное имя было для него не в новинку. Ступор был наименьшим, что могло случиться. —… Любая достаточно развитая технология неотличима от магии, любой достаточно сложный природный закон неотличим от божественного замысла. — и замолк. — Я с тобой согласен, — тут же ответил Сережа. — Ты меня не слушал, да. — С чего ты взял? — Ты бы никогда со мной не согласился. Ладно. Это была правда. — Я просто и половины не понимаю из того, что ты говоришь. Но думаю, если бы понял - согласился. — Нечаев сказал честно. Он вообще был тупеньким. На что только рассчитывал Витя, вовлекая его в такие диалоги? Потом, наконец, наступила тишина. Дождь на улице уже закончился, но люди все равно ходили с зонтиками - на всякий пожарный. Тогда он встал, подошел к единственной женщине тут работающей и спросил: — Здравствуйте, у вас есть чего-нибудь? — имея в виду хотя бы воду. — Чего-нибудь? — переспросила женщина в возрасте. Выглядела она как буфетчица, значит покушать тут точно можно. — Да, чего-нибудь. — «Чего-нибудь» будет только через десять минут. — Понятно. А попить есть? — Чего-нибудь? — она широко улыбнулась. — Желательно воду. Два стакана он выпил сразу, следующие два уже отнес. — Очень мило, но я уже попил из унитаза. — Петров заявил совершенно серьезно. — Понятно. Поставил в голове пунктик: не целоваться до завтрашнего дня (невыполнимо). — Много еще осталось идти? Сережа плечами неоднозначно дернул. — Час или два, можно на трамвай сесть. Это было не «можно», а «нужно».***
В трамвае сели в самый конец, чтобы друг на друге поспать. Друг с другом десять раз поспорить и проспать остановку. Пришлось немного идти обратно. Зато почти сухие и почти довольные. Когда вечером они поочередно начали кашлять, Нечаев не удивился. В конце концов, не его была идея спать на полу. Он был втайне рад, что болеет не один. И что завтра никто никуда не пойдет, несмотря на будний день. Теперь его нежелание кушать не вызывало вопросов и было почти взаимным.***
Последующие дни казались Нечаеву настоящей идиллией. Впрочем, единственное, что в них было идиллического, это часы, проведённые им с Витей, но они словно окрасили все его воспоминания в розовый цвет. Многие моменты он испортил ввиду своего характера, вернее сказать, испортил почти все. Столько событий произошло, что все смешалось в его памяти. Ему запомнились только отдельные эпизоды. Эпизод первый. Это было вроде как во время их общей простуды, доподлинно неизвестно. Майор тогда как обычно не спал, а если и спал, то беспокойно. Принял особые лекарства от его особенного врача, почувствовав облегчение, он устало прикрыл глаза. — Ты подвел его. Ты подвел нас. — Агент П-3 медленно произнес. Дуло пистолета было направлено аккурат в Нечаева. Теория хаоса. Принцип причинности. Кто-то ему про это говорил. Если майор убьет сам себя - все будут живы и счастливы. Никто не умрет. Сеченов будет жив. Врачиха и ее парень будут счастливы. Всем будет только лучше. — Не смог выполнить даже простейшее поручение. А все ради чего? Ради кого? — Я не знаю. — Сережа ответил честно. О чем он говорил? Это неважно. Пусть просто спустит курок. — Ты бесполезен. И наконец стреляет. Майор вскакивает с кровати, уверенный как ни в чем, что пуля у него в животе. Нет, она там точно была. Что-то едкое, холодное и металлическое точно туда успело попасть. Уши заложены, дыхание спирает, сердце бешено колотится - это все, потому что он ранен. Ему надо срочно избавиться от инородного тела, иначе Нечаев умрет здесь и сейчас. Поэтому он царапает живот, что есть мочи, пытается добраться до своих пока еще теплых внутренностей через кожный покров. Это совсем немного больно и руки у него дрожат, все тело дрожит - потому что он ранен. — Стой! Хватит! — он чувствует на своих руках чужие. — Все в порядке, слышишь? Как можно такое говорить? Ничего в порядке не было. — Тебе ничего не угрожает. — Теперь эти же руки гладили его по щекам. Шум в ушах рассеился с неприятным звуком. Наводнение отошло. Сережа тут же почувствовал вселенскую усталость и снова отключился. Проснулся уже с перебинтованным животом. Попытался встать и застонал от боли. Левая рука была пристегнута к батарее. Наручником. Наручником к батарее. Такое мог выкинуть только один человек в Союзе, который, к слову, лежал рядом. — Как себя чувствуешь? — Петров спросил. На щеке у него была царапина от кота. И когда он только… О… О! Блядь. Нечаев тут же отвернулся, вспоминая. Стало очень стыдно. Он не знал, что ответить. — Нормально. — Солгал майор. Рука у него затекла, а забинтованный живот зудел. Он все это заслуживал. Не услышав прочие вопросы, решил задать свой: — Может отстегнешь? — но его гораздо больше интересовало другое. — Где ты вообще их достал? — Спиздил, если честно. — Понятно. Ты что, сидел? — Я лично считаю, в каждой нормальной паре один сидел, а другой охранял. — Он слабо улыбнулся. — Нормальной? Это ты про нас-то? Теперь Нечаев знал, какой разговор его ждет. Поэтому надо было отсрочить его до последнего. — Извини, — майор сказал, смотря в стену. — Прощаю, — Витя ответил тут же. — Извини. — он повторил, словно не веря своим ушам. — Дважды прощаю. Слушай… — начал. Нет. Нет. И нет. — Давай потом? — предложил Сережа. — Что значит потом? Это не пройдет просто так, милый. — Петров его за свободную руку взял и пальцы переплел. — Просто ляжешь в больницу на пару недель, я буду рядом. Если хочешь. Как будто он мог не хотеть. Это «милый» окончательно привело его в замешательство. Майор почувствовал, как по всему телу разливается непонятная слабость. — Просто будь рядом. Без больницы.***
Эпизод второй. Случилось это где-то, наверное, в июле. Среди всех дурацких идей Петрова всегда была та, которой он мог ебать мозг неделю, месяц, год, если хотите. Но запомнилась только: — Пошли на речку, а? — спросил, осматривая шашечную доску. Как будто мог проиграть. Вообще-то, ради приличия, мог. Хотя бы разик. Это было вполне обоснованным предложением. На улице была самая жарень. Пациентов в больнице не было, они, должно быть, не хотели расплавиться сидя в очереди в коридоре. Много кто взял отпуска в это время, чтобы укатить на всякия моря. — Давай если я выиграю, то пойдем, — Нечаев предложил ухмыляясь. — Ты ахуел, что-ли? У тебя две шашки остались, а у меня десять. Давай лучше, если я выиграю - так будет справедливо. Так, конечно, будет сильно справедливее. Сережа к тому времени успел осознать, что спорит иногда с ним просто так. И Витя, сука, делал точно также. А ведь еще прикидывался умным (к сожалению он и был). — Ты сегодня добрее, чем обычно. Проиграв четвертый раз подряд, майор вздохнул, провел руками по лицу. — Давай на выходных? — То есть завтра? — То есть завтра. «Завтра» он просрал. Вернее, проспал. Потом полдня задавался вопросом, чего успел натворить, пока спал. И вспомнил об уговоре только вечером воскресенья. — Извини. Я совсем забыл. Давай на следующих выходных? — предложил Нечаев. — Тогда уже олень в воду пописает. — Ему ответили совершенно серьезно — Я и забыл, что ты верующий, — на это он получил легкий щипок за бок, усмехнулся и дальше продолжил. — И как, в будни? — Просто уйдем. — Посреди рабочего дня? — Мы же уже так делали, — заверял его Петров. И не раз. — Ну да. Самый жаркий день выдался посреди недели. Это, по подсчетам самого Сережи, был конец июля. Несмотря на середину недели, людей в таком общественном месте как пляж было чуть больше, чем дохуя. Поэтому было принято решение идти вдоль берега, пока не останется ни единой души. — Только не рыгай на всю улицу как в прошлый раз. — Нечаев получил, осушив какой-то лимонад разом. — Ладно, не буду. Он задавался вопросом, не сдохнут ли они оба, обгорев под палящим солнцем. Не упадет ли на них дерево, под которым они лежали. Вода, в самом деле, была теплая - как парное молоко. Детские голоса и прыжки в воду от тех же детей были едва различимы издалека. После того, как майора пытались десять раз утопить, вовлечь в очередной дурацкий спор, он… попытался сделать тоже самое. — Я все понял, — он сказал смеясь и сплевывая воду. — Ты таким образом от меня решил избавиться. — Конечно, — сразу же согласился Витя. —А твою прекрасную квартиру в центре города присвоить себе. Потом Сережа осознал, что под лучами солнца умереть может только рыжий из них. Ну или не умереть, а пораниться - этого он тоже не хотел. Как мог Петров таких вещей не знать? Ладно, это не так уж и важно. Сейчас он лежал рядом с ним притихший (слава богу), спокойный и такой красивый, что при взгляде на него у Нечаева замирало сердце. Поэтому майор подождал, пока он уснет, чтобы накрыть его покрывалом до самой шеи, а сам читал газету, найденную по пути сюда. Мельком все-таки поглядывал, много о чем думал (неприличном), много чего хотел сделать (приличное). Волосы у объекта его высших чувств отливали на солнце и почти что блестели, а сам он иногда слегка поджимал губы, как будто вовсе и не спал. А может спал, но во сне спорил с каким-нибудь поджарым комсомольцем. В конце концов, открыл глаза, поймал на себе чужой взгляд, прикованный к нему, по меньшей мере, на протяжении многих минут и слабо, но так мило улыбнулся. Какие бабочки животе? Сережа Нечаев чувствовал весь ебучий зоопарк. По телу опять разливалась непонятная слабость. Если бы Петров ему сказал убить кого-нибудь прямо сейчас, он бы это сделал. Без сомнений. Но вместо этого Витя сказал: — Давай здесь? — Нет. — отрезал майор. — Это все-таки общественное место, тут дети, старики и вообще, я видел… — хотел было закончить, но его прервали вовлекая в поцелуй. К его же великому сожалению, на волне предыдущих чувств, возбудиться удалось практически по команде. И хорошо, что вечерело, а значит и холодало. Не давало ему замерзнуть только ощущение чужих теплых губ по всему телу, ведь кровоток обеспечивал колоссальной поддержкой в данный момент только один участок его плоти. Особенно пламенным оказался поцелуй внизу живота, а потом…Ох, Нечаев бы никогда в жизни не осмелился такое описать. — Давай я тебе тоже что-ли, — отдышавшись предложил Сережа. — Что тоже? Тоже отсосешь? Майор вздохнул и досадно выдохнул, преодолевая смущение. В чужих глазах напротив засветилось лукавое изумление. — Тебе что, стыдно? Об этом слове с таким человеком, как Петров, можно было забыть. — Нам не стоило этого делать. — Нечаев ответил, отводя взгляд. — Нам? Ты лично еще ничего не сделал. — Я тебя услышал. — и кивнул. Никаких влажных и таких теплых поцелуев он делать не стал, хотя бы потому что это было не очень по-мужски. Брать в рот на берегу сраной речки тоже мужским делом не назвать, но майор старался минимизировать потерю своей гордости. Доподлинно неизвестно, в первый ли раз он таким занимался, но тихие чужие стоны, а также пятерня в его волосах, мирно массирующая и ни разу не напирающая, ясно давали понять, что делает Сережа все верно. Колени и локти утопали в песке и было, мягко говоря, не приятно. Совсем скоро стало понятно, что приносить удовольствие кому-то, ощущается почти также приятно, как получать, особенно если этот кто-то, тот кого он… Впрочем, это был разговор другого дня. Отстранившись, Нечаев увидел, что все было в его слюнях. Вообще, не только в слюнях. И он на все сто был уверен, что подбородок тоже был не только в слюнях. Наскоро вытер рот, сплюнул в сторону, даже забежал в воду по пояс, набрал в руки воды и начал рот полоскать. Петров на это зрелище смотрел и улыбался, должно быть довольный собой. — А я проглотил, тебе слабо было? Сережа на это повернулся в его сторону и сказал: — Да ты бы и хуй в рот… — Ага — …взял. — Такой ты ебанько у меня, конечно, — Витя наконец-то подтянулся и сел на песок. Нечаев попытался брызгами воды достать до берега, но получалось тщетно. — Ты еще песком в меня кинь, — Петров среагировал незамедлительно. — Да я лучше корягой со дна кину - чтоб наверняка. После этого вышел из воды, подошел, сел вплотную рядом, прямо на песок. — Передумал? — Всегда успею. Нечаев вместо этого обвил чужую талию руками, Витя от холодных прикосновений вздрогнул и попытался отстраниться и вырваться - из-за этого поцелуй покосился и получился в щеку. Стоит ли говорить, что после этого дня у товарища Петрова случились веснушки по всему телу?***
Эпизод третий. Это было уже в августе. Виктора постоянно дергал этот главврач, на которого Сережа втайне точил зуб. Они в этом мнении частенько сходились и вместе покрывали его хуями. В коридоре только и раздавались возгласы. — Едрёны пассатижи! — Козел! — Буржуй недорезанный! — Мать твою за ногу! — Мудак! А значит только одно - новое расписание для всех врачей. Петров, к сожалению, тогда тоже там был и майор даже знал, какая из фраз ему принадлежала, ведь он стоял рядом. — Та-а-ак! — из-за угла вышел Аркадий Палыч в ярости (Сережа случайно запомнил его имя). — Это кто меня сейчас мудаком назвал? О нет. Это, конечно, был товарищ Петров. Майор все еще чувствовал вину за ту жалобу, все еще чувствовал стыд. Поэтому он смело шагнул из толпы и сказал: — Я! Ярость Палыча сразу сошла на нет. — А. Ты, что ли, как тебя там…Ммм… Нечайка, да? Нечайка поморщился и вздохнул. — Нечаев, Аркадий Палыч. — Я так и сказал. Две недели будешь мыть полы во втором корпусе, усек? — Да, Аркадий Палыч. Мужик этот был на голову выше самого Сережи, (что было практически невозможным) с седеющими висками, черными усами и серыми, как сталь, глазами (что было вполне обычным явлением). Эмоций он почти не выражал, за что многие считали его сверхчеловеком и тому подобным. Ну ладно. Выражал эмоции в виде ярости, гнева, криков на весь этаж. На Нечаева он ни разу еще злобы своей не срывал, а вот на одного его близкого знакомого… — Можешь начинать, — на этом он развернулся и ушел восвояси. Майор пока что осозновал свою ближайшую на две недели судьбу. Публичный позор его не интересовал, к тому же все уже разошлись - остались только он и его Витя. — Ну и нахуя ты это сделал? — он озирался, потом подошел ближе и положил руки на щеки Сережи. Ладони у него почему-то всегда были прохладные. И нет, он бы не сознался. А еще не пришлось проверять и находить крысу в их коллективе, может так будет лучше для всех. — Ты бы не сознался, — Нечаев озвучил свои мысли, услышал на это почти обидчивое цоканье и продолжил уже мягче. — Ну серьезно. — Дурак ты. — Петров заключил с ужасно печальным выражением лица. — Так что будешь ты теперь играть в шашки сам с собой, — улыбнулся Сережа. — А вот и нет. Будем значит в туалете играть! И по очереди караулить! Майор надеялся, что он не всерьез. Тем не менее на второй день своего наказания он получил какую-то импортную рацию прямо перед работой. — Это у тебя откуда? — он спросил осторожно. — По блату достал. И это, конечно, была не правда. — Ясно. Значит фарца. Витя остановился, замер, тяжело так посмотрел (думал, что ответить). — Это тебя не должно волновать. По крайней мере, будем разговаривать. Разумеется, волновать это его не будет, когда квартиру будут обыскивать НКВДшники. И когда их обоих упекут не только по 121 статье. И разговаривали они так: — Как дела, прием. Сережа оторвался от швабры, достал свободной рукой рацию из кармана. — Нормально, прием. — Чем занят, прием. Ах! Как же это было весело. — Угадай с одного раза, прием. — Встретимся в туалете, прием Только не шашки. Только не шашки. Только не шашки. Избежать этого можно было только пойдя в публичное место. — Давай лучше в курилке, прием. Он буквально слышал, как на другом конце Петров уже закатывал глаза. — Как же ты бесишь, прием. — Через десять минут. Конец связи. Или даже так: — Как дела, прием. В этот раз майор был без швабры. — Нормально, а у тебя-то как, прием. — Как же хорошо, что ты спросил! Сегодня ничего интересного не произошло, обыграл Федю трижды в шахматы. И в столовой борщ ахуеть какой вкусный, тебе бы понравился, прием. Нечаев уже не был уверен, что ему что-либо понравится. Только начиная чувствовать вкус жизни снова, ему снились кошмары, и он опять его терял. Ему казалось, никакая еда в мире уже не будет такой вкусной, как была до… До определенных событий, о которых ему болезненно вспоминать. Поэтому Виктор сто раз прав, когда говорит «тебе бы». Ему бы, если бы не. — Заметано. Половину недели он действительно мыл полы, а оставшееся время сидел в кабинете у Палыча (оказывается, кабинет его был в этом корпусе). Там они с ним играли, к счастью, не в шашки. В нарды. Расскажи он об этом кому-нибудь, никто бы не поверил. А если бы поверили, то на Нечаеве было бы клеймо любимчика, подлизы и тд. Поэтому оказался он в том положении, которое кто-нибудь умный назвал бы «цугцванг». Он замалчивал лишнюю стопку коньяка во время рабочего будня и делал вид, что не видит. Хотя то, что очередной мужик в возрасте называл его «сынком» очень заботило, это он тоже игнорировать пытался. После недели таких наказаний, Витя и Сережа крепко обнимались и также крепко целовались. Еще иногда пили пиво, но разумеется не одновременно с вышеупомянутым. Еще чаще - пил его только один из них. Еще чаще - это был не майор. — Я и забыл, что целуюсь с пивной банкой, — Сережа комментировал сквозь поцелуи. — А бочка, должно быть, тоже от пива? — Он по чужим бокам с нажимом провел. — Это от столовой, в которую ты не ходишь две недели. — Петров ответил, отстраняясь. Нечаев тут же помрачнел, руки убрал. — Ты за мной следил? — Нет, я просто…— начал оправдываться, да с таким лицом, что майор пожалел о возможной резкости. Витя ему руки на плечи положил и продолжил. — Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо. — А у меня разве нет? — искренне недоумевал Сережа. — Да, но я хочу, чтобы было еще лучше, понимаешь? — заглянул в глаза, как делал только он. — И хочу, чтоб ты тоже хотел.***
Эпизод четвертый. Произошло это уже в самом конце лета. На крышу постоянно шастал один и тот же мужик из обслуживающих людей, оставлял ключи в люке на крышу, а сам там чем-то занимался. В какой-то момент Нечаев эти ключи сорвал и отнес в мастерскую, где получил точную копию. Он же все-таки был честным гражданином своей страны! Приготовил пару вещей для похода на крышу и просто ждал, смотря в стену. Он не спал, наверное, третьи сутки. В прошлый раз приснилось, как он бродит по Лимбо и не может выбраться. Разбудил его, разумеется, Витя, его очень-очень…уважаемый Витя. Боже, как же он его… Блядь. Ну ничего. Последний раз майор кушал позавчера. Последний раз курил - 5 минут назад. Иногда ему хотелось перестать быть Сережей Нечаевым. Однажды встать с кровати, взглянуть в зеркало и увидеть другого человека. Без этих дурацких проблем, без вспышек гнева, без кошмаров через раз, без путаницы в голове. От злости на самого себя часто сжимались кулаки, еще чаще - челюсти. Он злился, что не может перевоплотиться в другого человека и забыть про эту свою сущность. Но беда была в том, что лишь этот Нечаев из всех в мире, так уж сложилось, очень-очень хочет быть с одним бывшим инженером. Очень-очень хочет просыпаться и засыпать вместе. И последнее о чем бы он думал, была бы чужая голова на его плече, а первым, когда просыпался - чужие губы на щеке, плечах, спине - где только бедному инженеру захочется. Это было единственным, что его удерживало. Он бы смог себя убить, майор это прекрасно знал, он это уже делал, но не хотел. И вот так исторически сложилось, что пока ему Петров улыбаться будет, пока он будет с ним спорить и обыгрывать в шашки - есть, за что бороться. Есть, ради чего ему жить. Боже, как же он его… уважал. Каждую его дурацкую веснушку уважал! — Хочешь покажу кое-что? — Сережа спросил, улыбаясь. В руке у него была связка ключей. — Спасибо, но я после прошлого раза поседел. — Что было, конечно, неправдой. — Хочешь на крышу пойти, м? — напрямую спросил майор. Витя на это резко обернулся, на лице его было написано «изумление» большим шрифтом. — Откуда? — По блату достал. — За это он получил слабый толчок в грудь, усмехнулся и продолжил. — Все тебе скажи. — Ты просто решил от меня избавиться, да? — Конечно. Чтобы получить целое… Ммм… Ничего! — на это получил толчок уже посильнее. — Ну ладно, целые две военные рации и книжку на английском. — Ты хочешь на крыше ночевать? — Витя спросил, скрещивая руки на груди. — Если ты будешь со мной, я согласен даже там жить. Это было проще, чем три слова. Даже проще, чем два или то самое одно. — Ах ты блядь! Вон как заговорил, — он вздохнул. — Хорошо. Но оденься потеплее, сейчас уже холодает. Как же это было приятно. По телу в сотый раз разлилась слабость. Вполне уже понятная. На крышу они выбрались уже поздней ночью, предварительно забаррикодировали непосредственно дверь на самую крышу первой попавшейся деревяшкой. Потом тупо лежали и смотрели на небо. Витя, наверное, опять уснул и сопел на чужом плече. Майор все смотрел в звездное небо, думал о многом и сразу. На небе ухмылялась луна, а звезды будто мириады стрел и все такое. Взгляд его перескакивал с одной звезды на другую, перескакивал на еще одну - спящую, но определенно самую яркую и его лично интересующую. Одну лишь единственную, освещающую ему дорогу. Что ему судьба миллиардов простых обитателей времени? Только один человек существовал для него во всех столетиях. Во всех вселенных. Один-единственный. И лежал он рядом. Чужое дыхание совсем немного щекотало кожу, и это теплое прикосновение было единственным ощущением, с которым стоило считаться. Нечаев осторожно огляделся вокруг, словно реальность стала такой зыбкой, что могла рухнуть от резкого поворота головы. Нет, это совершенно точно реально и происходит с ним уже давно. Они вместе уже давно. Почти три месяца. — Ебучие пироги! Ты видел?! — он вскочил. — Видел что? — Витя сонно отозвался. — Звезда, что-ли, пролетела! Мамой клянусь! — Это потому что август, и это был метеор, а не звезда. Желание успел загадать? — Я и не подумал как-то. — Ну все, теперь жди тридцать лет несчастий. Прежний Сережа Нечаев сказал бы, что не планирует столько жить. Прежний Сережа Нечаев мертв, или во всяком случае, уже должен быть. — Ты такой милый иногда. — Витя сказал, трогая его за щеку. — Иногда? — Ну когда со мной не споришь. Знаешь, ты ведь был такой смешной. Майор усмехнулся и переспросил: — Смешной? — Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам с меня глаз не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовал, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя. Вот как. — Только жаль? — Сережа спросил, пытаясь скрыть досаду в голосе. — А ты думал, любовь с первого взгляда? — улыбнулся Петров. — Ты был весь в крови…К тому же и я… Немного занят. «Немного». — Я тебя понял. Виктор его притянул к себе, горячо поцеловал. — Главное, что сейчас, — смотрел в глаза так, как только он умеет, а потом вдруг спросил, глядя совершенно серьезно. — Ты бы умер за меня? Ему было не обязательно знать, что Нечаев уже умирал. И не раз. Не один десяток раз. — Нет. — солгал майор. — Ясно. А за Сеченова своего бы умер? — Петров брови свел, как будто был недоволен ответом. Только не это. — Тоже нет. — ответил честно майор. — Слава богу, — он облегченно выдохнул. Благодаря Нечаеву даже такие законченные атеисты среди интеллигенции начинали верить в бога. Это заслуживало уважения. — А ты не думал жениться ради прикрытия? — Витя спросил и вопрос повис в воздухе. — Знаешь, я бы лучше с тобой расстался, чем такое сделал. Или лучше бы отсидел. Или убил бы тебя и себя, чтобы мы не женились ни на ком другом. А ты что, нашел себе невесту? — немного подумав ответил Нечаев. — Неа. И не хочу. А это правда, что КГБ за всем следит? — Конечно. Видишь во-о-он ту звезду, — майор указал пальцем, — это за нами следят. Ждут когда у нас уже будет сношение, чтобы тут же арестовать. Петров на это цокнул. — Значит это был твой план? Разложить меня под звездным небом? — В смысле? — В смысле трахнуть, ну. — А. Нет конечно! — Мог бы и подыграть. — А ты хочешь? — Сережа спросил тихо. — Ну…можно. А ты? Нечаев может и хотел, но не думал, что мог. Или мог, но не думал, что хотел. А может вообще не думал, тем более сейчас - думать было сложновато. Но…он