Последний герой

14 августа, 1990 года Глубинки тёплой Латвии. Маленький гостевой домик вместил сразу двух друзей-музыкантов. Озабоченно собирая магнитофон в единое целое, Виктор добродушно улыбался. Работа над альбомом наконец закончена и можно заслуженно отдохнуть, не скрываясь от фанатов. В Латвии, безусловно, знают группу, но встретив на улице одного из участников лишь улыбаются, не кидаясь вдогонку с криками «а можно автограф?» Нет, конечно это приятно, но чрезмерное внимание быстро утомляет. И так, маленький домик немного в отдалении от дороги. Раннее-ранее утро. Прекрасная тишина. Лишь поющие птицы и колыхание верхушек сосен. Вдвоём, всего лишь вдвоём, вне городского шума. Наконец-то можно не думать о чём-то кроме музыки. К починке присоединился и Юра, в нужный момент подавая проволоки или делальки. Завершающе щёлкнув внутренностями кассетника, Цой несильно стукнул по крышке кулаком и — о чудо, заработало. — Подожди, подожди, дай последний раз послушаю. — подобрав наушники, Юра включил запись, путаясь в проводах придвинулся ближе. Неприятные шумы, почти не заглушаемые музыкой, ударили в голову. Каспарян нетерпеливо поежился. — Мне кажется, нужно переделать. — Ну это же всего лишь демка. Тебя же никогда такое не волновало. Что случилось? — Ну Ви-и-ить. – поднимая глаза, затянул старую песню солист. — Хорошо-хорошо. Только завтра. — удивительно быстро согласился Цой, подначивая Каспаряна одним только тоном. — Завтра так завтра. Ты же главный. Виктор просто кипел, когда его называли «лидером», «главным» Сколько раз можно повторять каждому встречному-поперечному, что в группе все равны. Нет никого подчинения, нет лидера и всё тут. Журналисты — ладно, эти-то всё время преувеличивают, привирают, в принципе смирились, терпимо. Даже с ними Легенда Русского Рока общался вежливо и скромно. Хоть почти всегда таких людей хотелось послать. Куча дурацких, надоевших вопросов, от которых голова раскалывается, и почему-то в основном только у Цоя. Зачастую после концерта, сразу сбегал в гримёрку, прикрываясь какой-никакой охраной. — Ну хватит меня так называть. Хотя бы ты так не делай! — с детской обидой в глазах, Виктор показательно отодвинулся в сторону. — Просил же, как человека. — окончательно насупившись, ущипнул друга за плечо. — Ладно, извини. — Каспарян совсем не хотел разжигать ссору и пустился на маленькую хитрость: чтобы моментально получить прощение, нужно первым признать вину. Тепло улыбнувшись, легонько лягнул Юру под рёбрами. Приглашает в известную лишь им двоим игру. Солист безоговорочно соглашается, ложась на пол, ответно пихает его в спину. Наушники летят в сторону за ненадобностью и чтобы не мешало. Мужчины никогда не взрослеют. В любом возрасте могут забросить работу и устроить сыр-бор, просто потому что захотелось. И наши музыканты не исключение. Высунув языки, дразнят друг друга, всё теснее прижимаясь к полу. Виктор как всегда начинает первым, уж что не говори, а лидерские навыки у него есть. Быстро поцеловав яростно «сопротивляющегося» Каспаряна в щеку, выжидательно закрыл глаза, уже горя от смущения. Конечно, такого рода игры выражали только хорошее настроение. Всё это смахивало на игры в детском саду: «А я люблю тебя больше. Нет я! А вот и нет, я! » — и так до бесконечности. Хихикая, Юра вполне известным путём дёрнул обе руки Виктора на себя, буквально впечатав в ковёр. Безусловно, не причиняя боли. Тот не открывал глаз, лишь едва заметно дрожа от смеха. — Юр, Юра. — смущённо бормотал гитарист, немного жалея, что начал дурацкую игру. «А вот уже поздно» — Каспарян сдержанно, чтобы ни в коем случае не напугать своим напором, быстро целует в шею. «Дурак» – ласково обязывается Цой, отталкивая его подальше, чтобы подняться. Солист тут же выпустил друга, наизусть зная привычки. Если не отпустить, сам выберется, только уже играться не будет. Очень уж не любит быть прижатым, начинает чувствовать себя слабым и беспомощным. Поднявшись, Виктор ожидаемо подставил подножку, поймав у пола. Выпустив видавший виды воротник рубашки, весело блеснул глазами. – Кто последний до колодца, тот моет посуду! Будучи честным, подождал пару мгновений, пока Каспарян с пола поднимется. Рванув к двери, музыканты не обуваясь, вылетели на улицу. Колодец располагался недалеко, в сотне метров от домика. На первых порах Виктор выдал приличную фору, но в последний момент обогнал, прислонив ладонь к холодному камню. – Я выиграл! – радостно сообщил тот. Речи о посуде идти не могло, это было так, для стимула. – Вить, а завтра точно перезапишем? – едва отдышавшись, солист играючи толкал друга в бока и спину. – Да точно-точно. Чего ты так мечешься? Ну-ка, пошли я тоже послушаю, вдруг всё и правда так плохо. – Виктор устало вздохнул, не выказывая недовольства. Несколько очень напряжённых месяцев с концертами чуть ли не каждый день, вымотали его окончательно. Если честно, не хотелось именно сейчас браться за кассетник, но Юра впервые печется за запись. Значит, что-то действительно не так. Присев у магнитофона, Цой вслушался в ритм. Режущие уши шумы, забивали чуть ли не всё звучание. – Мда, правда. Завтра же сделаем по-новой. Обещаю. – сконфузился Виктор, тихонько поведя плечами. Устал. Устал от всего.. Хочется улечься на теплом песке и ни о чем не думать. Наконец-то отдохнуть. Продолжив игру, Юра легко поцеловал гитариста в щеку. Всё переросло в шуточную драку и через несколько минут обессиленно сидели рядом. У обоих горели зацелованные щеки.. – Пойду я, что-ли Сашу проверю, больно долго тихо у нас. – поднявшись с дивана, Цой зевнул и в качестве закрепления «победы» хорошенько подпортил Каспаряну причёску. *** – А я могу взять кассету на денёк? – чуть виновато улыбнулся Юра, беря в руки магнитофон. – Можешь конечно. Мне только интересно, зачем. Сам же говорил, «переделать, переделать» – А вот секрет. – неожиданно повредничал тот. – Как скажешь. – в свою очередь Виктор только добродушно пожал плечами. Не хочет рассказывать, что уж тут поделаешь? В конце концов не обязан прям всё пересказывать. У каждого свои тайны. Хотя, в прочем каких-то особенных секретов у них друга от друга не было. Каспарян знал о маленькой фобии лучшего друга, а Цой.. Цой просто знал всё. – Точно можно? Ты в последнее время вообще на всё соглашаешься. – солист немного ëрничал, но почему тот так быстро всё позволяет, было безумно интересно и даже немного.. Странно что-ли. – Вопросы, конечно, задаешь.. Я же не от сердца отрываю. Бери и не переспрашивай, Юр. – Виктор улыбнулся тепло-тепло, провожая друга до машины. – Ну, что, пока тогда? – Нет. Стой.– заметно занервничал Юрий. – Знаешь, мне вдруг показалось, что с тобой случиться нечто очень нехорошее. Не прямо сейчас, может.. Не знаю.. – Ой, ну выдумал, тоже мне, пророк. Не каркай и езжай давай. На прощание музыканты обнялись, похлопав друг друга по плечу. Предчувствие осталось. *** Каспарян одним из первых узнал об ужасной аварии. Хватило пары слов, чтобы осесть на пол, обхватив колени руками. Цоя больше нет Не будет больше песен. Не будет смеха, горящих от смущения щёк. Вообще ничего не будет.