Сломленные

Амели смотрела в окно своей комнаты, расположенной в жилом крыле базы «Коготь». Время текло медленно. Она дотронулась до своего лица и ощутила уже привычный холод и гладкость. Ее кожа - то, что бросалось теперь в глаза больше всего. Синевато-фиолетового оттенка. К ней она привыкла удивительно быстро. Что ей было странно больше всего, так это новое острое зрение. Она видела так, как никогда раньше. От близорукости не осталось и следа. Напротив, острота ее зрения была теперь гораздо выше, чем у обычного человека. Мойра, пытаясь исправить близорукость Амели, ее природный изъян, слегка переборщила. Она в какой-то момент даже испугалась, что Амели полностью потеряет зрение от вмешательств, но вместо этого сделала из нее идеального кандидата в снайперы. Когда она отчиталась руководству «Когтя» о результатах работы и своем видении позиции Амели, те быстро согласились. Тем более, что «Коготь» не имел снайпера, равного Ане Амари. Что ж, теперь у них есть шанс. Они пошли дальше: чтобы Амели было легче целиться, ей замедлили сердцебиение. Настолько, что кровь стала циркулировать так слабо и кожа ее приобрела тот самый пугающий оттенок, который поразил Габриэля. Когда-то голубые глаза теперь горели янтарным блеском – еще один побочный эффект вмешательства. Амели быстро набирала форму. И, в конце концов, была отправлена на первое оперативное задание, с которым блестяще справилась. А затем еще и еще. Она никогда не задавала вопросов. Ни о чем. Идеальный исполнитель. Амели смутно помнила, что когда-то чувствовала, жила совсем другой жизнью. Но все это казалось таким далеким. Здесь и сейчас были только ее цели и ее попадания. Убивая, она ощущала прилив адреналина, который заставлял ее сердце биться чуть быстрее. Иногда она почти чувствовала что-то вроде отголоска радости. Но все меркло также быстро, как и появлялось. В «Когте» решено было дать ей оперативный позывной. Думать долго не пришлось – Роковая вдова, или просто Вдова. Псевдоним идеально подходил женщине, пристрелившей собственного мужа. Амели продолжала смотреть в окно. Теперь она часами могла стоять, не меняя своего положения. О чем она думала в эти моменты? Обычно она и сама не знала. Но сегодня она вспоминала глаза Рейеса, которые смотрели на нее со смесью ненависти и отвращения на полигоне. Она ничего не чувствовала. Он не был ее целью, а значит не мог и интересовать ее. Почему-то его лицо все равно всплывало в ее сознании. Наверное, это быстро пройдет. *** Самолет гудел, набирая высоту. Вдова сидела молча, но ее слегка потряхивало. Не от холода, нет, ведь она его не чувствовала. Ей не удалось довести дело до конца. Кто-то врубил тревогу в самый последний момент и увел Вольскую из под ее прицела. Жнец тоже молчал, упершись локтем в колено. Единственным звуком, кроме гула двигателей, было его тяжелое хриплое дыхание. Жнец и Вдова, их часто отправляли в одной оперативной группе. Почти за год работы вдвоем они стали самой эффективной командой "Когтя". Две бесчувственные машины, они великолепно справлялись с любыми заданиями. За редким исключением. Таким как сегодня. В такие моменты Вдова обыкновенно была не в духе. И так замкнутая и молчаливая, она становилась еще более холодной и отчужденной. Добравшись до штаба, оба они разошлись по своим квартирам. Теперь, когда они оба были важной частью системы «Когтя», им предоставили более комфортное жилье. Вдова громко хлопнула дверью и, не снимая обуви прошла до ванной комнаты, по дороге избавляясь от одежды. Открыла кран, пока ванна наполнялась, она сняла с себя остатки одежды и погрузилась в теплую воду. Откинула голову на край и прикрыла глаза. Сегодня многое раздражало ее. То, что она не совершила выстрел, то, что Сомбра непонятно куда подевалась посреди задания, то, что Жнец покинул позицию и появился рядом с ней, раскрывая свой плащ и закрывая ее от пуль. Да какого черта, она бы справилась, ушла бы. А благодаря его поступку все слишком затянулось, Жнецу пришлось снова занимать позицию, у противника появилось время перегруппироваться. Придется с ним поговорить. Жнец толкнул ногой тяжелую дверь своей квартиры. Швырнул на пол плащ, прошел в ванную. Вообще-то, чтобы вытащить застрявшие пули, ему по протоколу нужно было пойти к Мойре. Но он ненавидел едкий запах ее кабинета и ее когтистые пальцы, а потому делал все сам. Постепенно раковина наполнилась кровавыми пятнами и кусками бинта. Перевязывать себя было крайне неудобно. Закончив кое как Рейес вышел. Он не включал свет в своей комнате. Ему хотелось оставаться во тьме. Да, тут ему и место. Когда его модифицировали, о нервной системе никто не задумался. Да и напрочь отрубать ее было бы опрометчиво: он сражался в самой гуще, ему нужны были инстинкты, скорость, реакции, адреналин должен был работать на полную. Но вместо прежних чувств все теперь заполнила боль. Постоянная физическая и душевная. Слишком многое он предал и потерял. Это боль стала его постоянным спутником и доказательством того, что он еще жив. В дверь коротко постучали. - Проваливайте. - Нам надо поговорить, Габриэль. Лишенный эмоций голос заставил его нахмуриться. Вдова. Ничего хорошего это не предвещало. Она приходила только если ей нужно было высказать свое недовольство тем, как он провел операцию. Что ж, лучше вытерпеть это, чем получить от нее нелицеприятный рапорт начальству. Вообще-то он был командиром их группы и если кому и писать жалобы, так ему. Но все дело в том, что работала Вдова безупречно. А вот он нет. Он самовольничал. Так было и сегодня. Снайпер прикрывает бойца. Не наоборот. А он покинул позицию, когда увидел, что к ней направляется группа солдат. Он прикрыл ее собой. Ведь нельзя терять такие ценные кадры. Рейес открыл дверь. На пороге стояла Амели. Одетая в черную водолазку и черные узкие брюки, на неизменных каблуках, с аккуратной высокой косой, она резко контрастировала с его собственным видом: без рубашки, с кое как замотанной бинтами грудью, в грязных брюках и босой, с трехдневной щетиной – он был словно бродячий пес. Вдова нахмурилась, оглядывая его. - Ты впустишь меня или будем говорить на пороге? - Входи. Она прошла вглубь комнаты, откинула брезгливым жестом какую-то одежду, лежавшую на кресле и села. Габриэль остался стоять. Ее янтарные глаза ввинчивались в него, как два прожектора. - Неприемлемо. Он раздраженно вздохнул и отвернулся. - Что, Амели? Услышав свое имя из прошлой жизни, она дернула плечом. - Не называй меня так. - Как скажешь. - Ты совершил ошибку. - Сейчас это не важно. Ты все равно не пристрелила Вольскую - Зато в следующий раз может быть важно. Приди в себя, Рейес. Господи, да кто тебя перевязывал? - Какая разница, я все равно регенерирую быстрее, эти бинты не особенно и нужны. Она поцокала языком. Вдова не терпела, когда что-либо было сделано кое как. Она подошла к Рейесу, не глядя ему в глаза. Она полностью была сосредоточена на его повязках. Дотронулась до них, задела ледяной рукой его грудь. Его кожа, намного горячее, чем ее собственная, почти обожгла ее и она зашипела. Он поймал ее руку своей. - Что ты делаешь? - Не двигайся, я сама перевяжу тебя. Ты ничего нормально сделать не можешь. Последний раз, когда он касался ее, был тот случай на полигоне, когда его рука сжимала ее шею. С тех пор прошло много времени. Они иногда перекидывались парой фраз по заданию, либо она высказывала ему недовольство, как сейчас. Но никаких прикосновений не было. Он похоронил свои мысли о ней, как только увидел, что с ней сделал "Коготь". Та девочка, которой она была, умерла. Теперь это была холодная беспощадная женщина. Он винил организацию в том, что с ней сделали. Но назад было ничего не вернуть. Она обошла его, чтобы закрепить бинт сзади. Его спина была слишком широка для нее, чтобы она могла обхватить его. Когда она стояла сзади него, и он не видел ее синей сияющей кожи, на миг Габриэль представил, что это та Амели, какой она была прежде. Непрошенная мысль слишком внезапно захватила его, и он не смог от нее отмахнуться. Запах ее парфюма был все тем же, что и тогда, когда он вез ее в Рим. Этот аромат будоражил его. В больничном крыле, куда он привез ее повидать Жерара, Габриэль старался отстраняться от нее, чтобы не чувствовать этот пьянящий аромат, не хотел поддаваться обаянию этой женщины, которую он привез к своему другу. Женщины, которая не могла ему принадлежать. Он шумно вдохнул. - Не двигайся, ты мне мешаешь. Этот ледяной голос. Наваждение прошло. - Спасибо. - Вместо благодарности постарайся в следующий раз действовать по инструкции. Какое-то время он слышал цокающий звук ее каблуков в коридоре. Ему казалось, что в его сердце зияет огромная дыра, которую теперь уже ничем не заполнить. *** - Да чтоб тебя. Рейес безуспешно пытался найти хоть что-то, чтобы развести огонь. Они застряли в полуразрушенном здании посреди пустыря на много километров вокруг. Им дали ложную наводку. Вертолет подбили, когда он пытался за ними прилететь. Жнец и Вдова разобрались с засадой, но следующий вертолет должен был прилететь за ними только на следующее утро. Им предстояло пережить эту ночь и не околеть. - Брось, не так уж холодно. Минус двадцать. Ну конечно. - То, что ты не ощущаешь холод, не значит, что не сможешь умереть от обморожения. - Да, наверное. Не самая плохая смерть. Говорят, от холода просто засыпаешь. Стемнело быстро. Он не заметил, как заснул. Из сна его выдернул ее слабый голос и такой непохожий тон, какой бывал у нее обычно. - Габриэль… Габриэль… мне холодно. Он открыл глаза, она сидела, ежась и глядя на него как затравленный зверек. Он проклял себя за то, что не подумал отдать ей свой плащ. Все-таки и она чувствовала холод. - Иди сюда. Он распахнул полу своего плаща. Она, стуча зубами и дрожа, прижалась к нему. Его обожгла ее ледяная кожа. Но он не издал и звука. Внезапно, когда он увидел ее беззащитность, Амели из прошлого ожила в его сознании. Чувства к этой женщине, которые как он думал покинули его, накрыли его с силой мощнее прежнего. Его тело напряглось, он почувствовал, как кровь прилила к его члену, едва ее бедро коснулось его. Даже сейчас, когда он замерз до черта и был вымотан, эта женщина имела над ним власть, близость ее тела заставляла его тело откликаться. Он постарался прогнать подступившие мысли, об это он подумает потом. Сейчас нужно не дать ей умереть от холода. Он пытался согреть ее жаром своего тела. Она вцепилась в его предплечье и тихо всхлипывала. Она что, плачет? Это ошарашило его настолько, что он даже перестал дышать на миг. Он ощутил то самое чувство смеси облегчения и ярости, которое захватило его, когда он увидел ее без сознания в камере "Когтя". «Что они с ней сделали, с этой жизнерадостной когда-то девушкой, безжалостные ублюдки». Его рука непроизвольно легла на ее маленькую головку, и он начал гладить ее и успокаивать. «Ну-ну, я здесь», - только и повторял он, потому что больше не знал, что сказать. Что с ней случилось? Почему она плачет? Постепенно ее мышцы расслабились, и она заснула. Габриэль понял это по тому, как изменилось ее дыхание. Сейчас все было не важно, кроме этой женщины в его руках. И пусть завтра она снова превратиться в бездушную куклу. Сейчас он спасет ее, согреет ее, защитит и укроет от всего. Где-то там в глубине ее сознания быть может еще жила Амели и Рейес сейчас ухватился за эту соломинку, эту иллюзию. Дыра в его груди будто начала затягиваться. Он знал, что завтра все вновь будет как прежде. Но сегодня, сегодня он выпьет этот яд обмана и заснет с этой желанной красивой женщиной в своих объятиях. *** # Она ворочалась в своей постели и не могла уснуть. Прошла неделя с тех пор, как они с Жнецом застряли на том объекте. Странное ощущение не покидало ее. Она будто бы почувствовала какой-то теплый комок у себя в груди, когда прижалась в ту холодную ночь к Рейесу. Прошло около двух лет с ее модификаций и с тех пор она ничего не ощущала. Сердце ее билось медленно и ровно, ничего не радовало и не печалило. Но последние дни сон не шел. А тогда, в той ледяной глуши в крепких объятиях Рейеса и под его пыльным плащом, она заснула так крепко, как не спала с тех пор как была маленькой девочкой. Там, на бетонных плитах ей было уютнее, чем здесь, на шикарных простынях и мягких подушках. Уют. Она же забыла, что это такое. Она не думала, что ей нужен уют. Амели встала и прошлась по комнате. Провела по своей руке к плечу, пытаясь обнять и успокоить себя. Она была сама на себя не похожа. Ей захотелось, чтобы это была не ее рука, а рука Рейеса. Сильная, смуглая крепкая рука. В ту холодную ночь его близость подарила ей покой и защищенность. Вот, что он делал для нее. Защищал. Всегда. Амели знала, что когда-то без памяти любила мужа. Что он был всей ее жизнью. А потом она его убила. Она не помнила горя, как не помнила и любви. Но она знала. Знала, что когда-то ее тело страстно любило, что муж был хорошим любовником. Что она трепетала в его объятиях. То, что она ощущала сейчас было чем-то другим. Ей нужен был Рейес. Она не могла спать. Он был ей нужен, как спасательный круг. Он знал ее такой, какой ужаснулся бы увидеть Жерар. Габриэль был таким же сломанным, как и она сама. Два человека, которых не должно было быть, но они почему-то существовали. Она видела в его глазах отвращение. Почти всегда с тех пор, как ее изменили. Но в ту ночь, как будто что-то изменилось и уже не было пути назад. Ее тело будто не принадлежало ей, внутренняя тревога не давала ей даже сесть на месте. Она ходила по комнате и никак не могла остановиться. Она не заметила, как открыла дверь и вышла в коридор. Как дошла до его двери. Как открыла ее: о да, она теперь знала, как отпереть любую дверь и только из уважения иногда стучала к коллегам. Скользнула внутрь. Тут только она сообразила, что наделала и хотела быстро развернуться и уйти, но чуткий сон солдата не дал Амели остаться незамеченной. Рейес резко сел на своей широкой кровати. Простынь, которой он укрывался, скользнула с его груди. В темноте он казался еще более смуглым. Амели проследила за мышцами на его груди и почему-то сглотнула. - Амели? Его голос был удивленным. Он сидел не двигаясь, не понимая, что ее привело. Может она пришла убить его как Жерара? Но пушки при ней не было. Она стояла посреди его комнаты в лунном свете, одетая лишь в черное шелковое ночное платье. Ее темные волосы были распущены, кожа отсвечивала холодным блеском. Как она была прекрасна в этот миг. Ее глаза светились неуверенностью и беспокойством. Она приблизилась, неуверенно, он подался вперед. - Пожалуйста, пожалуйста… Габриэль, не прогоняй меня… Голос был совершенно иным, этот голос принадлежал Амели, хрупкой и нежной Амели. Ему напрочь снесло голову от ее ранимости, от ее красоты. Как желанна она была в этот момент. Не хладнокровная убийца, а хрупкая прекрасная женщина, жаждавшая его заботы. Не говоря ни слова, он рванулся к ней, обхватил ее за шею и притянул к себе, впившись в ее губы яростным поцелуем. Все, что он гасил в себе эти годы вырвалось наружу. Он целовал ее отчаянно, будто хотел похоронить в этих поцелуях свою боль. Его руки гладили ее спину, не обращая внимание на лед ее кожи. Он так сильно сжимал ее, что скорее всего делал больно, но она не была против. Амели, податливая в его руках, отдавалась эти поцелуям, отвечая на них с жаром, на который была способна. Она сама не понимала чего искала в этой близости. Но ощущала, что он был ее спасением теперь, когда отключенные чувства почему-то начали в ней возрождаться. Он оторвался от нее только, чтобы посмотреть ей в глаза, посмотреть на ее лицо, убедиться, что он не спит. Когда он отстранился и наконец разглядел ее, оказалось, что по ее щекам текут слезы. Он начал целовать ее глаза, поцелуями стирая эти дорожки слез. «моя девочка, моя девочка», - шептал он. Габриэль не знал, как ее спасти. Все, что у них было, это желание этой ночью, их руки, их губы. Она дотронулась ладонью до его щеки. - Не отпускай меня, Габриэль… - Не отпущу… Найдя губами ее шею, он оставил на ее коже дорожку из горячих поцелуев. Жар его кожи и лед ее оставляли на каждом из них пламенеющие ожоги. Его руки, блуждавшие по всему ее телу, проникли под атлас ее платья, упругость ее ягодиц заставила его и без того набухающий член затвердеть еще сильнее. Он зарычал в ее ключицу, спустился губами ниже, освободил от тонкой ткани ее сосок. Он принялся покусывать и целовать его. Амели теперь уже громко стонала и выгибала спину. Она сводила его с ума. Все остальное не имело значения. Ее стоны заглушали его боль. Она была для него таким же спасением, как и он для нее. Габриэль резко подхватил ее и уложил на спину. Обнаженная, в его постели. Казалось, все его мечты, которые он думал, что давно похоронил, становились явью. Он провел ладонью по ее безупречному телу, поцеловал упругий живот, спустился ниже. Она, понимая, к чему ведут его ласки, закусила губу и начала коротко постанывать. - Да, да, пожалуйста, Габриэль. Звук ее голоса, умоляющего его, сводил его с ума, заставлял его чувствовать себя полностью во власти этой женщины. А что, если это лишь жестокая игра и наутро она все-таки пристрелит его? Плевать! Пусть даже такой ценой, она будет его. Пусть даже на одну ночь. Он коснулся губами ее клитора и ощутил, какая она влажная и горячая. Да, здесь она была горяча. Она ждала его, жаждала его. Он принялся посасывать ее набухший клитор, его сильные руки поднимались вверх по ее телу и остановились на ее груди. Она выгибалась и издавала протяжные стоны, накрытая его ласками. Ее влага текла ему в рот, он жадно пил ее, желая насытиться ей, растравиться в ее наслаждении. Ее оргазм накрыл ее волной такой силы, что ее тело сотрясалось несколько минут, прежде чем расслабиться. На ее бледном всегда лице проступил еле заметный румянец. Она взяла его за руку и потянула на себя. Ее вторая рука нашла его пока еще скрытый под слоем одежды член. Он глухо застонал, в ответ на ее прикосновения. Накрыл ее губы поцелуем, она ловко освободила его от остатков одежды и начала водить ладонью по члену вверх-вниз. Габриэль шумно вдохнул, оторвался от поцелуя и с хищной улыбкой прошептал в ее губы. - Если ты не перестанешь, все закончится быстрее, чем ты хочешь. Он слишком долго этого ждал и сейчас с трудом сдерживал себя. Она послушно перестала и переместила ладони на его плечи. Ее восхищала их ширина, ей всегда нравились мужчины намного крупнее ее. Ей нравилось гладить эти бугристые мышцы. Ей нравилось! Она осознала, что чувствует, что эмоции вдруг врываются в ее спящее до этого сознание. Амели раскинула ноги шире и потерлась половыми губами о его твердый член. - Я не хочу больше ждать. Он вошел в нее, в эту тугую горячую плоть. Двигаться в ней было так восхитительно и мучительно приятно. Она согнула ноги в коленях, стараясь принять его глубже. Его движения становились жестче и размашистее, а ее стоны громче. Он входил в нее так сильно, что кровать билась о стену, предательски оповещая его соседей, чем он занимался этой ночью. Габриэль внезапно подумал, что их кто-то может услышать и пойдут слухи. Но тут же решил, что ему наплевать. Наплевать на все, кроме Амели в его руках. Ее стоны доводили его возбуждение до абсолютного пика, казалось, сильнее хотеть ее он уже не может, но каждый срывающийся крик с ее губ, заводил его еще сильнее. Он сел сам и усадил ее на себя, она плотнее обхватила его ногами. Она двигалась в идеальном ритме, чутко улавливая все его движения. Грация балерины. Стоны Амели стали настолько громкими и срывающимися, что он накрыл ее рот неистовым поцелуем, боясь все же, что они перебудят половину штаба. Что он испытывал в тот момент? Миг счастья? Возможно ли это для него? Скорее миг забытья. Он почувствовал приближение оргазма и по ее лицу и коротким вдохам понял, что и она близка. Несколько резких толчков, она вскрикнула, и он почувствовал пульсацию ее влагалища вокруг члена. Это заставило его кончить намного сильнее и дольше, чем он сам ожидал. Еще какое-то время он содрогался, прижимая ее к себе. и наконец и его тело расслабилось. Габриэль откинулся на спину. Амели прижалась щекой к его груди. Ее маленькая рука обняла его и еще до того, как он решил, что же стоит ей теперь сказать, она мирно уснула у него на груди. Она уснула впервые за неделю и это был безмятежный спокойный сон.