Неволей Богов

      Мир сосредоточился в одной точке, в одном маленьком огоньке, что освещал тот скромный участок, по которому шагал человек. Здесь было тихо, лишь шаги и звон многочисленных броских украшений, бьющихся друг о друга при ходьбе, разрезали тишину. Темнота съедала всё пространство, пугая своей густотой. Человеку было не по себе. Он уже ненавидел это место. Из темноты то и дело выглядывали арки с изображениями разных божеств и многочисленными символами. Мрак делал силуэты зловещими и неприятными, высохшая с годами краска сползала с их обличий, делая картину ещё более непривлекательной. Человек цеплялся за изображения, они были для него ориентирами.       Спустя пару долгих минут коридор свернул в сторону, где человек чуть ли не в лоб столкнулся с двумя охранниками, облаченными в массивные доспехи. Мурашки пробежали по спине. Тьма была настолько плотной, что люди могли потерять друг друга, отойдя лишь на пару метров. Это ужасало. Это было против законов природы. — Ваше Величество, — склонили головы охранники, припадая на одно колено. Услышать голоса здесь показалось чем-то неестественным, пришлось приложить немало усилий, чтобы не выдать своего состояния. Отвечая заученным приветствием, Император устрашился своего голоса. Он словно терялся в этом помещении. На секунду он испугался, что если бы молчал так и дальше, то вовсе забыл как говорить.       Двое с трудом отворили массивную дверь, словно сама темнота не желала впускать никого внутрь. Император прошествовал в помещение. Ощущения были такими, словно он ворвался в чужие владения, где он не имел никакой власти. Свет был спасительным островком, однако даже так тени ухитрялись подбираться слишком близко к подолам величественного одеяния. Глядя вниз, человек решил, что обязательно сожжет свой наряд, как только выйдет на поверхность. Шаг за шагом темнота окутывала все плотнее, ещё немного и ей станет наплевать на тот небольшой огонек, который император держал в руке. Она поглотит его, заберет последнее, что не дает сойти с ума. Мгновение, и тени отхлынули. Огонь в лампе разгорелся сильнее, помещение стало более осязаемым, приобрело очертания. На стенах изображались их верные Божества. Символы сплетались в цепочки, местами становились неразборчивой мазней, слишком плотно прилегали друг другу, а где-то вообще стояли так далеко друг от друга, что виднелся пожелтевший от времени кирпич.       Капля плюхнулась где-то в самом центре помещения, куда волей тьмы не достигали лапы света. Император опустил глаза. На полу растекалась темная лужа чего-то непонятного. В этот момент он вернул себе чувство власти, облегчение с примесью злорадства осело на языке. Следующие шаги он совершал уверено, тьма покорно расступалась.       Он остановился около бесформенного нечто. Со временем получилось различить в этом создании руки, прикованные к цепям, и безвольно свисающие ноги. Тело походило на обуглившийся труп, видно было лишь черные кости, местами отблескивающими красным. Сложно определить, что это было — естественный окрас или закоптившаяся кровь. «Не кровь, — одернул себя человек, — а магия. Самая настоящая текучая магия». Существо не дышало, не издавало звуков, казалось мертвее мертвого. — Меня не проведешь, — Император вскинул голову, словно действительно говорил с кем-то, кто мог ему ответить.       Темное нечто словно проснулось от долгого сна, зашевелилось и тут же замерло, словно сил на большее у него не было. — Я не из тех, кто стал бы притворяться, Ваше Высочество, — прохрипело создание с ехидством. Казалось, тьма потакала его тихому голосу. Существо не могло рассмеяться, вместо него хохотали тени вокруг. Человека это сердило. — Моё имя…- начал было Император, но его прервали шипением. — Меня не волнует, как зовут моего нового пленителя. Поверьте, за столько времени их было так много, что я едва ли стану запоминать.       Желваки заиграли на скулах от возмущения. Да как это нелепое жалкое создание смеет разговаривать с ним в таком тоне и перебивать. Ещё раз осмотрев существо с ног до головы, повелитель усмехнулся. — Ты не в том положении, чтобы как-то противиться моим словам. Твои оковы древние, уже не одно столетие удерживающие тебя в заточении. В моих руках твоя судьба.       Нечто вильнуло плечами или по крайней мере попыталось. — Вы не первый, кто мне это говорит. Не думайте, что ваши слова хотя бы на букву отличаются от тех, что я слышал ранее.       Человек загорелся, словно спичка, как бывает с людьми, чью исключительность поставили под сомнение. — Мой отец прежде был тем, кто считал своим долгом держать тебя в заточении, а до него мой дед и прадед. Сотни поколений до меня. Наша семейная обязанность…       Хриплый задушенный смешок сбил Императора с толку. — Прошу прощения. Сотни поколений, это, пожалуй, будет верно сказано, но не вашего рода. Помнится, всего столетие назад страной управлял другой род, который был прерван благодаря стараниям вашего. Знаете ли… — Заткнись! — украшения бились друг о друга, человека трясло от ярости. — Божки вроде тебя отвернулись от нас много веков назад! Расплата за предательство была неминуема! Не пытайся отвлечь меня бесполезными разговорами для отвода глаз!       Существо стихло, тишина снова вгрызалась в уши. Место казалось покинутым, словно ничего живого, кроме огня в лампе, не осталось. Император хотел уже плюнуть и уйти отсюда как можно скорее, но создание вновь подало голос. — Боги отвернулись от вас, или это вы отвернулись от Богов?       Человек обернулся. Существо подняло голову и скалило остатки зубов в неприятном подобии улыбки. Глаза его были скрыты за черной тряпкой, чего нельзя было заметить в темноте, но они словно могли видеть саму душу, вскрыть плоть и добраться до самой истины даже сквозь темноту огрызка ткани. Вот она, неоспоримая сила, затаённая в глубинах тёмных катакомб.       Шаги приблизились. Создание опустило голову, не в силах более её поднять. Голос императора звучал вкрадчиво, злобно, саркастично. — Об этом будешь спрашивать меня ты? Изгой среди своих же? Божество, заточенное в оковы по своей же вине? Кто ты сейчас, жалкое создание? Ты держал в страхе весь мир много лет! Убийца людей! Убийца Богов! Ты повернул против системы самой богини Жизни! — До сих пор не понимаю, как дети Жизни, столь ей любимые и жалкие, умудрились вместить в свои гнусные души столько тщеславия и гордости. Вы никчемны без Богов. Вы умрете без них, но в то же время пытаетесь подчинить их своей воле. Вы баюкаете в своих головах ту мысль, что прогибаетесь именно вы, а не Божества, которые дали вам воду, огонь, рассудок, саму жизнь. Это вы те, кто отрицает очевидные законы Мира, а не я. Вы сгниете, Ваше Величество, в вечном страхе и содрогании от мысли, что есть кто-то сильнее Вас, людей. Как и ваш отец, дед и прадед, и сотни поколений до вас. А знаете почему? Потому что это истинный закон нашего Мира. Что пришло в него, рано или поздно, уйдёт. Никому ещё не удавалось победить Смерть, и никогда не удастся. Без Смерти не будет и Жизни, жалкие вы людишки.       Глаза Императора смотрели сквозь Божество в бесконечную темноту. Мысли роились, копошились в голове, не давая покоя. Тьма кусала пятки, фитиль следовало бы уже поменять. Опомнившись, он мазнул взглядом по Богу. Помнится, в детстве отец рассказывал ему о том, какое тяжелое бремя ляжет на плечи сына после его кончины. Хаос, заточенный глубоко под землей. В детстве он не верил, что создание, которое столько лет висит и мучается от пыток и оков, может нести угрозу.       Сейчас же, глядя на пленного, он понял. Понял и ужаснулся. От едва живого Бога несло могуществом. Тем самым, что никогда не сломается под гнётом ни пыток, ни одиночества, ни тьмы. Кости его давно были сломаны, сращены неправильно, кровоточили местами жидкой магией. Зубы крошились от бесконечных мук, глаза не видели света уже давно, не первый век, но магия… Она давила своей силой, она окутывала каждый уголок, она пенилась, шипела, давно желала выйти на волю. Она подчиняла разум, плоть, душу. Она никогда не должна коснуться поверхности. — Ты навсегда останешься здесь. — Навсегда — это очень долго? — смеялись стены. — Дольше вечности. — Тогда я подожду.       Император быстро зашагал к выходу, словно за ним могли пуститься в погоню. Дверь беспрепятственно открылась под небольшим усилием охранников. — Ваше Высочество, — окликнул один из них, — что прикажете?       Побрякушки тревожно звенели, выдавая нервозность своего хозяина. — Завтра, всё завтра.       Тьма зашелестела вокруг Божества, нежно окутывая в кокон. Она скрыла за собой раны, обнимала их, пытаясь унять боль. Бог ласково улыбнулся ей, будто она действительно могла излечить искалеченную временем и людьми душу. Сиплый вдох, темнота прислушалась. Она знала, как и Бог, что завтра будет боль, как и сотни веков до этого. Она любила его, она страдала вместе с ним, мечтала об освобождении и Смерти. — В чём-то он прав — чистая магия заструилась из-под повязки на глазах, отливая ярким синим отблеском. — Оковы действительно старые.       Цепи натянулись, запищали, будто придавленные крысы. Изображения на стенах вытянули лица в искаженных гримасах. Мрак затрепыхался, затопал торжествующе копытом, взмахнул крылья в победном жесте. Божество не откликнулось на игру теней, осторожно распахнуло уста в тихом стоне. Боль рокотала во всем теле, не давая покоя ни на минуту. Бог напрягся, стряхнул с плеч усталость и поднатужился ещё раз. Мгновение, и комната оглушена звуком упавшего тела. Оковы волочатся рядом. Кости жалобно взвыли, открывая старые и новые раны. Мучения оглушили, оставляя происходящее за дверьми вне досягаемости сознания. Негромкие стенания давили на рёбра, мешая дышать. Несколько минут тело лежало неподвижно, боролось со страданием, одолевшим его за столько лет неподвижности. Бог терпел. Он ждал.       Мелкими струйками по костям начали вспыхивать отголоски магии. Они сияли, постепенно наполняли каждую кость, стремились вспыхнуть везде, где только можно, набирали силу. Черное тело поднималось медленно, все ещё борясь. Каждое движение сопровождалось щелчком магии на стыке костей. Божество село, сжимая зубы и дыша через раз. Волшебство закружилось в танце с тьмой, освещая её, но не раня. Рука потянулась к лицу, указательный палец с осторожностью ощупал края повязки. Зубы стиснулись плотнее некуда, всё тело ощутило омерзение. Резким движением Бог сорвал повязку с глаз. Из темных провалов глазниц вниз шли струйки тягучей магии. Ненавистная тряпка была откинута куда-то в глубину помещения, где её тут же растерзала тьма.       Руки вновь принялись аккуратно исследовать лицо. На ошмётках челюсти они долго задерживаться не стали, быстро переползли к глазам. — Ненавижу людей. Скорей бы увидеть свет. Бог поднял голову к потолку, руки свисали вдоль тела. — И умереть не дадут, выродки.       Тьма змеёй облачила израненного в плотный кокон. — Прости, милая, я должен пойти туда, где тебе будет дурно. Возвращайся домой.       Мрак протестующе сгустился, но со временем ослаб, отпустил Божество, давая тому возможность переместиться туда, куда ему вздумалось. Вспышка.       Помещение опустело. Синие огоньки магии пылью осыпались на холодный пол. Дверь отворилась. В камеру зашел один из охранников. Второй было рванулся за ним, но первый остановил его. — Он ещё жив, скорее зови жрецов. Его нужно заковать обратно. Я не дам ему уйти.       В коридоре раздались спешно удаляющиеся шаги. Охранник снял массивный шлем и опустился на колени. Лицо его осветила радостная улыбка. Из недр брони он выудил потрепанный комплект одежды, схожий с тем, что был на Боге. — Навёл же ты шума. Не волнуйся, я подчищу за тобой следы. Увидимся в следующей жизни, братишка.       Немного помедлив, страж обнажил острый клинок. Тени тревожно взвились, но вмешиваться не стали. — Не волнуйтесь за меня. Слышали же брата? Идите домой. Доспехи рухнули, грохоча об каменный пол. Человека больше не было. В комнате валялись доспехи, одеяния Бога, острозаточенный клинок и горсть сияющего бледно-розового праха. Тьма покинула комнату, оставаясь единственным свидетелем скоротечной смерти стража.